Краков, Польша
Июль, 1939 год
«Узкая улочка, вымощенная камнем. Маленькие двух и трехэтажные дома-коробки, через которые виднелась лишь голубая полоска неба, стояли друг за другом как карточная колода. Палящее солнце скрылось за одной из крыш, покрытой красной черепицей. Два загорелых мальчика лет семи и совсем крохотная девочка, из одежды на которой были лишь сероватые трусики, бегали меж стыков стен. Детский смех вселял чувство спокойствия. Саша наблюдала в маленькое окно за их беззаботной игрой. Квартира с низкими потолками была ей совершенно незнакома, но казалась настолько родной, что не возникало логичного вопроса: «Где я?». В центре комнаты стоял большой дубовый стол, накрытый белой скатертью, а стены украшали картины и фотографии семейства, приютившего ничего не помнящую девушку. За год, что она жила у них, воспоминания так и не вернулись, словно в тот момент, когда небезразличные люди подошли к ней на корабле, она только что родилась заново и, как младенец, познавала этот мир заново. Пришлось сильно повозиться с документами, так как при девушке не было ничего, кроме неё самой и собственного имени, вспомнившегося не сразу. Семья Кабо, состоящая из учителя истории Исаака, его жены Марии и их детей: старшей дочери Елизаветы, средней Тамары и младшего сына Михаила, которому недавно исполнилось десять лет, была дружной и обеспеченной. Александра вновь следила за другой версией себя, что сидела за столом и что-то активно писала, сосредоточенно нахмурив брови. Русые волосы, заплетенные в две косички, покоились на груди, а выбивающиеся на лбу пряди нещадно лезли в глаза, из-за чего девушка часто заправляла их за ухо. Следить за собой было странно, но ещё страннее следить за собой не одной. Воланд стоял по другую сторону окна и заинтересованно глядел в него. На губах мужчины играла лёгкая улыбка. — Признаться честно, тот сон мне нравился куда больше. «Мое подсознание играет со мной в жестокую игру. Почему он здесь? Потому что я думала о нём сегодня?» Саша ничего не говорила, наслаждаясь умиротворяющей идиллией. Высокий голос женщины из соседнего дома прокричал: — Dawid, Osip, zabierzcie Izyę i wracajcie do domu na obiad! Мальчишки взяли сестрёнку за обе руки и повели домой. Псевдо-Саша обернулась на крик и улыбнулась так по-доброму, как ни разу в жизни не улыбалась, и снова продолжила писать. — Удивительно, правда? — голос сатаны разрезал образовавшуюся тишину. — Вы о чём? — пролепетала Александра. Ни о каком покое в его присутствии больше не шло и речи, потому ладони девушки стали влажными от волнения. — О вас, конечно же, — мужчина смотрел на Сашу, а манящие губы, уголки которых поднялись ещё выше, скрывали за собой какую-то тайну, — так чисты и невинны, словно и не было всего того, что вы совершили. — Это всего лишь сон, который скоро закончится, — отмахнулась альтистка и подошла поближе к своей версии, аккуратно выводящей слова в толстой тетради с синим переплетом. — Тем более, сейчас я совершаю вещи куда хуже, чем когда-либо было. Ровные буквы, написанные чуть под наклоном, складывались в мысли и большим чернильным пятном изливались на листах бумаги. Псевдо-Александра исписала уже не один лист, но настоящей не было и дела до её писанины. «Наверное, это дневник. Боится снова забыть». — Конечно, о чём Он думал, когда предлагал мне это пари?... — вопрос не был адресован Саше да и, в принципе, кому-либо. Он задался в пустоту. Теперь Воланд не просто улыбался — он зло ухмылялся, а разноцветные глаза опасно блестели. Он, подобно хищнику, мелкими шагами подошёл к двум Александрам и, схватив за запястье стоящую, рывком дёрнул на себя, крепко прижав за талию. Сердце девушки бешено колотилось, а зелёные глаза, округлившиеся от неожиданного порыва, забыли о том, что им нужно моргать. Часто дыша, Саша уперлась ладонями в грудь сатаны и попыталась его оттолкнуть, но руки были будто тряпичными, лишенными какой-либо силы. «Что-то мне это напоминает, — пронеслась в голове мысль. — Несомненно — бал». Быть с ним снова так близко становилось подобно муке. Он точно издевался над Александрой, иначе его присутствие походило на то, что она ему небезразлична, что он также одержим ею, как и она им. Что-то внутри умирало каждый раз, когда Саша смотрела на сатану. Он был слишком прекрасным, чтобы быть реальным. Находясь в его хватке, девушка забыла обо всём: таком неважном и несущественном. Её не тревожила ни другая её версия, сидящая за столом, ни то, что всё окружение, и, возможно, сам Воланд — это её бесконтрольная иллюзия, созданная в пьяном бреду. — О каком пари идёт речь? На лице дьявола мелькнула тень раздражительности. Чем именно он был недоволен, Александра не понимала, но точно знала, что не получит ответ на свой вопрос, и оказалась права. Вторая рука мужчины ухватила подбородок девушки и развернула в сторону стола. — Посмотрите на себя. Разве вы не прелесть? — прошептал он прямо в ухо, намеренно касаясь его губами, от чего по коже шеи и до кончиков пальцев ног прошёлся электрический разряд. Саше хотелось хныкать, и она сжала в кулаках чёрную ткань плаща. Она желала большего: больше, чем просто рука на талии, больше, чем пальцы, держащие её подбородок. — Вы считаете меня хорошенькой? — пульс ощущался уже где-то в горле, а все мысли превратились в густую, вязкую кашу. Подбородок вновь повернулся, но теперь к лицу Воланда, с десяток секунд плотоядно смотрящего на подрагивающую от напряжения вену на шее девушки. Затем его взгляд заскользил по скуле, очертил приоткрытые губы и, наконец, слился с блестящими зелёными глазами, видя в расширенных зрачках своё отражение, от чего создавалось впечатление, что он и его безрассудная бабочка — неразделимое целое. Сатана не планировал появляться снова, но… Всегда, во всём, что касалось Александры, было злополучное «но», нарушающее выстроенные им правила. И вот теперь она смотрела на него снизу вверх своими оленьими глазами, моля о большем, чем есть в данный момент. Путь это и сон, но её разгоряченное дыхание опаляло его губы, что были в нескольких сантиметрах от её, потому всё казалось куда реальнее, чем было на самом деле. — У вас есть потенциал для развития, и только вы решаете в каком направлении вам двигаться, — слова Воланда казались важными, но совершенно неуместными сейчас. «О каком потенциале идёт речь? Я же спросила о другом». Их лица так близки, что стоит Саше лишь приподняться на носочки, как губы встретятся в желанном поцелуе. Дьявол провел рукой по щеке девушки, теряясь в густоте волос на затылке. Взгляд Александры метался от прожигающих глаз Воланда к расслабленным губам и обратно. Не было и капли сомнения в том, что он играется с ней, выжидает, когда же она сдастся и начнёт молить о том самом большем не только взглядом. В Саше теснилось так много невысказанных слов… Вторая Александра, закончив написание, хлопнула тетрадью, чем привлекла внимание двух пар глаз. В комнату забежал черноволосый мальчик в коротких зелёных шортах и клетчатой рубашке. — Sasha! Sasha! Chodźmy! Pokażę ci to! — юный Михаил, схватил девушку за руку и потащил за собой. — Nigdy czegoś takiego nie widziałaś! Внутри Саши появилось непреодолимое желание следовать за ним, будто что-то тянуло её за невидимые нити. Ничего более не имело значения — ей нужно следовать за собой. Воланд, заметив перемену в девушке, вспыхнул гневом и сильнее сжал её в своей хватке, но Александра, словно потеряв плоть, выскользнула из его рук и поплыла из гостиной, а сам дьявол ощутил, как это что-то, что только что увело у него бабочку, выталкивает его из сна. Миг и комната осталась пуста. Удивительное чувство парения. Саша ощущала себя лёгким пёрышком, ведомым порывами ветра. В ногах больше не было необходимости — она летела над головой своей версии и больше ни о чём не думала, отдавшись власти сна. Девушка спустилась на первый этаж, держа за руку мальчика и открыв входную дверь в многоквартирный дом, её лицо озарил солнечный свет: настолько яркий, что весь мир во мгновение исчез, оставив после себя непроглядную тьму. Александра стояла в каком-то очень тёмном месте, глаза, рыскающие через непроглядную пустоту, словно ослепли. Вокруг доносились женские плачи и всхлипы. Она не была одна. Кто-то молил Бога о спасении. Кто-то проклинал. Саша ощутила, как кто-то сбоку схватил её руку чуть ниже локтя и сжал так сильно, что кровь перестала поступать к оставшейся части конечности, и кисть постепенно начала неметь. Костлявые пальцы впились в кожу, а от длинных ногтей остались глубокие раны. Альтистка попыталась вырваться, но тело отказывалось слушаться свою хозяйку, заставляя принять роль безучастного зрителя. Людей было так много, но ни одно лицо девушка не могла рассмотреть. Ей было страшно, пожалуй, как никогда раньше, а чужой страх пугал ещё сильнее. Крики на неизвестном ей языке становились всё громче и всё больше походили на перекличку: — הצילו! תן לי לצאת! הצילו! תן לי לצאת! Над головами послышался шорох. Женщины в панике заметались по тёмному пространству, толкая друг друга. Шорох становился всё громче, леденя души и сковывая их ужасом. Саша ощутила увесистый толчок в плечо и начала падать, но так медленно, словно и не падала вовсе». Вы когда-нибудь думали о том, как хрупка человеческая память? Как мастерски наш мозг избавляется от травмирующей информации? Александра о таком точно никогда не задумывалась. Но сейчас, когда она столкнулась с таким явлением лицом к лицу, всё безразличие растерялось в мгновение ока. Повторяющийся изо дня в день сон хотел ей что-то рассказать, но девушка никак не могла понять, что именно. Каждая ночь погружала её в уголок безмятежности, где за окном бегают Давид, Осип и Изя, где сидит её версия и улыбается так, что на душе смотрящей разливалось тепло, где подбегает Михаил и пытается что-то показать за пределами дома. Но как только дверь открывалась, Александру переносило в жуткое тёмное место, где над головами в панике толпящихся женщин раздавался роковой шорох и толчок, заставляющий проснуться. Таким же неизменным оставался факт отсутствия в них Сатаны. Также как и раньше, он появился всего в одном сне. Может, потому что девушка начала забывать о нём. Не было никого, кому бы Саша могла довериться, могла рассказать о своих тревогах и опасениях, хоть и на соседней кровати всегда лежала вампирша, смотрящая на неё с вопросом после каждого ночного пробуждения. Также как и Александра из сна, альтистка начала вести дневник, ставший первым верным другом в чужой стране. На его страницах изливалось всё: непонимание, злость, обида. Вторым же, а по совместительству и третьим стали две зависимости: алкоголь и табак, хоть на какое-то время заглушающие навязчивые мысли. Потому распорядок дня становился крайне прост: аперитив на завтрак и обед, а вместо полноценного ужина бутылочка дорогого виски. С таким планом мозг и вовсе забывал о всех проблемах и оставался чистым от размышлений сутками напролет, что вполне устраивало девушку. Театр. Дом. По субботам особняк Леманна. Всё это стало одним сплошным снежным шаром, что медленно катился с горы. Почему-то была уверенность в том, как только он достигнет подножья, неизбежно рассыпется подобно праху, а вместе с ним разрушится хрупкий карточный домик под названием: «Жизнь Алеит Нотбек». Волновало ли это Александру? Нет. Её больше ничего не волновало. Встречи с Карлом становились всё откровеннее как физически, так и духовно. Он много рассказывал о своём детстве, о деревне близ Дуная, о горах и бескрайних зелёных полях, о своих сёстрах и одинокой матери, что ждёт его после войны. О ней он тоже говорил — вскользь, упуская детали, но для Саши это были самые интересные его рассказы, но и те надоедали из-за нескончаемых восхищений другом-сослуживцем. Они поцеловались на одном из субботних вечеров, когда Лауфер вернулся в Дрезден из поездки в Чехию, где требовалась поддержка армии в подавлении восстаний и бунтов, после чего на его форме появились новые погоны и петлицы штурмшарфюрера. Александра старалась не думать о том, как много руки, нежно обнимающие её сейчас, унесли невинных жизней, и сколько же тел полегло от их жестокого приговора. Девушка не заметила насколько стремительно закрутился их роман, и как часто она просыпается не в своей односпальной кровати, а в большой двуспальной, что находилась в квартире близ Эльбы. С равнодушием пришли долгожданная ясность ума и гнетущая пустота в сердце.***
Солнце ещё не село, но зал, освещенный длинной хрустальной люстрой, уже ломился от гостей. С туманного неба мелкими и редкими хлопьями сыпался снег. Удачным оказался факт выпадения Рождества сорок третьего на субботу, что оказалось самым лучшим событием года, по случаю которого Леманн не мог не собрать свой вечер. Камерный оркестр Großes Haus, что был приглашен на открытие праздника, сократили, по главной версии из-за «маленькой сцены», до ансамбля из десяти человек, в число которых посчастливилось попасть Александре; после этого музыканты могли остаться и разделить торжество за специально выделенным для них столиком. Из многочисленных писем Карла, что должен был сегодня вернуться из Австрии, девушка узнала о том, что около сотни фюреров разных званий прибудут в Дрезден на внеочередное собрание. Сашу поразило, что письмо такого содержания вообще попало в её руки, а Лауфера за разглашение тайной информации не признали шпионом и не посадили в тюрьму за подрыв защиты государства. Для перестраховки альтистка сразу же сожгла письмо, не особо заботясь о любовных терзаниях молодого человека, расписанных на следующие две страницы. Большим серым пятном перед глазами Александры мелькали формы и фуражки, рябили чёрно-белым погоны, петлицы, кресты. Девушку не так сильно пугали военные и их форма, ведь она не раз касалась и снимала одну из них, обнажая такую же уязвимую плоть, как и у всех, но такое их количество, существенно превалирующее над обычными приглашенными жителями города, кого угодно могло ввести в напряжение. И вводило. Вводило так сильно, что Саша нервно закусывала внутреннюю часть щеки, а каблук непроизвольно отбивал бессвязный ритм. В спёртом от духоты воздухе повис страх. Александра, посещающая «субботние вечера» за последний год чуть ли не каждую неделю, замечала бесчинное поведение многих офицеров, их омерзительное, практически свинское отношение к обслуживающему персоналу, на которых не единожды опрокидывались не только грязные ругательства, но и тарелки с едой или бокалы с напитками. Все видели это. Никто ничего не предпринимал. Да и кто осмелится? Трусость и малодушие — вот истинные бичи этого времени. Плотные сумерки неожиданно быстро накрыли город. Отыграв на сцене положенный час, оркестранты разбрелись по дому, а Сашу, успевшую выудить по пути бокальчик долгожданного алкоголя, позвала за свой столик Гелла, сиявшая сегодня, пожалуй, ярче всех дам. По сравнению с её шикарным чёрным платьем, подчеркивающим все её достоинства и выгодно оттеняющее белизну блонда, с длинными перчатками ему под стать, альтистка в своих серых шерстяных брюках и яркой полосатой рубашке выглядела нелепо, но весьма провокационно, чем привлекла не одну пар глаз. За столиком вампирши было еще пять человек, четверо из которых, одетые в форму СС, были не знакомы девушке, но один, сидевший так важно, будто организовал этот вечер собственноручно, знаком Александре не понаслышке — Рихард Шнайдер. «Только его мне и не хватало». Сальная ухмылочка не покидала скрипача всё время, что они сидели. Саша успокаивала себя очередным бокалом игристого и надеждами о том, что совсем скоро в особняк Леманна прибудет Карл и Петер, и ей больше не придется находиться в обществе косо глазеющего Рихарда. Молодые военные, вдоволь перебравшие с алкоголем, подбивали клинья к звезде Большого дома, но та быстро и деликатно их осаживала, выставляя это так, будто то было их желание. В целом, Александра привыкла к окружению и просачивающиеся время от времени колкости изо рта Шнайдера не казались такими уж оскорбительными. Но всегда может стать хуже, чем есть. Саша не замечала этого, но, начиная с их выступления и заканчивая этой минутой, за ней пристально наблюдал мужчина лет сорока пяти, сидящий через один столик. Его красная кожа на лице говорила о том, что с виски на сегодня пора заканчивать, а стеклянные голубые глаза беззастенчиво блуждали по узким плечам девушки, привлекшей его своей хрупкостью и внешней беззащитностью. Он был убежден, что она не сможет дать отпор. Такие ему не просто нравились — они возбуждали в нём тёмную животную страсть, в порыве которой не многим удавалось уцелеть. От того усидеть на месте более не оставалось сил, и мужчина, махнув сослуживцам, и немного покачивающейся походкой, подошел к Александре, встав за её спиной. Молодые офицеры протрезвели в одно мгновение и, как ошпаренные, подскочили с мест, все как один, заикаясь, прокричали, выставив вперед правую руку с распрямленной ладонью: — Heil Hitler! Изначально девушка не придала этой реакции никакого значения, посчитав, что к ним подошёл очередной поклонник Геллы, что не раз возникал за этот вечер, но по спине альтистке прошелся озноб и приятное, обволакивающее своим теплом облако её второго верного друга, испарилось также быстро, как роса на раскаленном солнце. За ней стоял кто-то важный, иначе бы лица юных фюреров и сидящего напротив Рихарда не исказила гримаса тревожности. — Heil, — ответил мужчина сладким тенором, присаживаясь на стул рядом с Сашей, — Guten Abend, Damen, — он окинул взглядом всё ещё стоявших офицеров, давая им намёк испариться в ту же секунду, что те незамедлительно исполнили, и поздоровался с бледнеющим скрипачом, протянув ему руку через стол: — Эрих Кляйн. — Рихард Шнайдер, — представился мужчина, взволнованно поправляя зачесанные назад гелем кудряшки. Натянув на лицо маску бесстрашия, Александра доброжелательно улыбнулась к подсевшему к ним русому мужчине, но от цепкого нюха Эриха не ускользнул, скрывшийся под напускной храбростью, вкусный аромат паники, испускаемый всеми фибрами её души. — Как же зовут прекрасных фройляйн? — поинтересовался Кляйн, намеренно прикоснувшись к серому воротничку формы, акцентируя внимание на петлицы и погоны штандартенфюрера. — Гелла Вейсман, — кокетливо протянула вампирша, сверкнув зелёными глазами, но, казалось, что Эрих не попал под её чары, вводя женщину в смятение, которое она, конечно же, не показала. Полковник даже не удостоил её взглядом. — Алеит Нотбек, — твердость в словах Саши не обманула Кляйна. Она боится. Что-то скрывает? Или один вид полковника заставил её так тревожиться? Как бы девушка не старалась скрыть истинные эмоции, глаза говорили чётче любых слов. — Я видел вас на сцене, — Эрих обратился к Александре, пододвигаясь ближе, от чего она еле заметно дернулась. — Вы скрипачка? «Скоро прибудет Карл. Всё будет хорошо». — Нет, альтистка, — натянутая улыбка всё быстрее и быстрее сползала с её лица. — Значит вы все здесь музыканты? — держа в руке бокал с коньяком, что принёс с собой, мужчина провёл полукруг от Саши, сидящего напротив Рихарда, до Геллы, находящейся по правую сторону от неё. — Нет, герр Кляйн. Я… — начала вампирша, но её резко прервал совсем худенький и болезненно выглядевший юноша в чёрном фраке, появившийся будто из ниоткуда и что-то шепчущий на ухо блондинке. На лице женщины замелькали эмоции: страх, злость, принятие. Липкие щупальца растерянности обвили часто бьющееся сердце Александры. «Только не бросай меня!» — взмолилась девушка, наблюдая за Геллой и фрачником. Юноша отошёл и встал чуть поодаль, а вампирша с несвойственным сочувствием в зелёных глазах посмотрела на альтистку и объявила: — Прошу простить меня, — далее слова, произнесенные потише, были адресованы только Саше. — Дождись меня. Я скоро вернусь. — Печально, что вам уже нужно нас оставить, — обрадовавшись промурлыкал Эрих, вставая вслед за женщиной и Рихардом. — Дела, — прошелестела Гелла. Всё внутри Александры кричало: «Не оставляй меня!», кричало так громко, что по лицу блондинки даже можно было разобрать ответ: «Будь сильной. Как учила». Вампирше не нравилась сложившаяся ситуация, не нравился полковник, от взгляда на которого даже у неё возникало противное чувство тревоги, но нужно было идти. За столом остались трое. На сцене пела лёгкую песню красивая шатенка в длинном блестящем платье. Шнайдер развалился на стуле и, сложив руки на мягком животе, наблюдал за ней. «Странно, что он не ушёл». — Почему вы выбрали такой странный инструмент? — Эрих положил руку на спинку стула девушки и с дразнящим любопытством смотрел прямо в сотрясающуюся душу. Ему нравилось, что он в ней видел. — Наверное, как это обычно бывает, за меня выбрали родители, — ответила Александра вызубренной за жизнь фразой, подкорректировав ту под нынешнюю реальность и убрав из неё ювелиршу, не забыв мило улыбнуться в конце. — Либо кто-то просто плохой скрипач, — неуместно влез Рихард, самодовольно улыбаясь. — А вы, значит — скрипач? — холодный взгляд Кляйна остудил пыл мужчины. — Да. — Считаете, что фройляйн Нотбек плохо играет? — Нет. — Тогда почему влезаете в наш разговор? — Прошу прощения, полковник, — кровь отлила от лица скрипача, но в его словах не было и капли сожаления. — Так на чем мы остановились?.. — расплывшись в довольной улыбке, Эрих с ещё большим удовольствием наблюдал за делающей последний глоток шампанского из бокала Сашей. — Ах, да, родители. Кто они, вы говорите? «Он прощупывает меня». — Их сейчас нет в живых. Александра не врала и могла поклясться всем, что у неё есть, чтобы доказать то, что после её слов, в голубых глазах Кляйна пронеслась безумная искра наслаждения. — Сочувствую вам, — наигранно участливо произнес полковник, невзначай положив широкую ладонь на колено девушке, тут же сжавшейся и ощетинившейся, как ёжик. — Не стоит, герр Кляйн, — Саша, немного осмелев, обхватила холодными пальцами ладонь мужчины, пытаясь убрать ту с ноги, но мужчина и не думал ей поддаваться. Отчаяние становилось всё сильнее. — На самом деле, я бы хотела немного насладиться музыкой. — Слова дамы — закон. Бутылку шампанского! Повисло долгое неловкое молчание. Зал гудел и звенел от наплыва гостей, становящихся с каждым часом только больше. На сцене оказалась уже другая певица, отдаленно чем-то напоминающая Александру. Манера её пения была достаточно специфичной, от чего слушал её чуть ли не каждый гость. Рука Эриха, всё это время покоящаяся на колене девушки и накрытая её же небольшой ладонью, зашевелилась, а отёкшие пальцы, на одном из которых поблескивало золотое обручальное кольцо, начали поглаживать шерстяную ткань. Тяжело дыша, Саша старалась прекратить невыносимо отвратительную для неё пытку, но не могла и на миллиметр сдвинуть ладонь, не могла позволить себе приложить все силы. Её ладошка, её тонкая шея с пульсирующей веной, рядом с которой виднелся заживающий синячок, её мечущиеся глаза, смотрящие под стол — всё это выглядело как призыв к действию. Садистское возбуждение туманило рассудок полковника, потому сдерживаться становилось всё сложнее. Требовательная ладонь заскользила вверх. Александра, как загнанный в капкан зверёк, зыркнула на Рихарда, следящего всё это время за действиями полковника, ища в нем поддержку. В карих глазах скрипача промелькнула решимость, дарующая девушке хоть какую-то надежду. — Я бы хотел, чтобы вы сегодня уехали вместе со мной, — без каких-либо прелюдий вкрадчиво объявил Эрих. Конечно же, это был риторический вопрос — вопрос, не требующий ответа. У девушки не оставалось выбора. Что-то надломилось внутри альтистки. Что-то, чего она думала уже давно нет, считая, что надламывать больше нечего. — Насколько мне известно, у Алеит есть жених, — вмешался Рихард, из-за чего сразу был награжден убийственно ледяным взглядом голубых глаз, но, не испугавшись его, прибавил: — Также, я совсем забыл, что «кукловод» просил подойти к Леманну лично. Время уже позднее, думаю, лучше подойти сейчас, пока он окончательно не напился. — Пока фройляйн не изъявила желания уйти, ваши слова для меня пустой звук. «Будь сильной. Будь сильной. Будь сильной. Соберись, тряпка!» — Пожалуй, нам действительно пора, — выдавила из себя Саша. — Было приятно с вами познакомиться, герр Кляйн. Надеюсь на скорую встречу. С праздником вас! Мужчина побагровел от злости. Никто не позволял себе такой наглости. Эрих дал себе обещание, что ещё доберется до этой потаскушки с засосом, а отупевшего от жира скрипача пустит на корм свиньям. «Бежать!» В могильном молчании музыканты покинули особняк, выйдя на небольшую веранду. Укутанная во мрак ночи безлюдная улица была очень уж тихой, лишь доносящийся шум из дома нарушал её спокойствие. Одинокие снежинки мало помалу падали на промерзшую землю. Стоя на ватных ногах, Александра, трясущимися руками, достала тонкую сигарету из портсигара, но, затерявшаяся в глубинах сумочки зажигалка так и не хотела находиться. Ещё чуть-чуть и альтистка рухнет на землю и начнет биться в истерике. Засунув мундштук с сигаретой между губ, она продолжала рыться в сумке, и, ничего в ней не найдя, кинула ту на деревянный пол. Перед носом появилось пламя, поднесенное Рихардом, и вскоре свежий воздух разбавил запах горящего табака. Шнайдер, стоявший сбоку от девушки, от чего-то сочувственно, практически нежно, смотрел на неё. — Я не нуждаюсь в твоей жалости, — процедила Александра, гордо смотря вдаль, где виднелись очертания хвойного леса. Было почему-то больно и одновременно приятно получить поддержку от человека, которого презираешь не меньше, чем он тебя. — Лучше молчи и прими помощь как факт. Табачный дым уже давно не обжигал легкие. Не хотелось признавать, но Воланд был прав, что курение расслабляет. Расслабляет также как и покой, царивший вне этого дома. Сейчас они были далеко от города, не такого суетливого как Москва, но всё же многолюдного. Несмотря на холод, Саша могла стоять на уютной веранде хоть вечность. Поднявшийся ветерок лизнул её тело, скрытое лишь тонкой рубашкой. Девушка не заметила, как начала подрагивать. На плечи лег большой пиджак, сразу окативший резким запахом парфюма. — Не нужно… — начала альтистка, но была тут же прервана. — Молчи и принимай помощь. Александра непонимающе смотрела на Рихарда, оставшегося в белой рубашке и курящего подле неё. Она не понимала его мотивов, не понимала его странной перемены, от чего на сердце скрипуче заныла совесть. Саша чуть слышно пролепетала: — Прости меня. — За что? — усмехнулся скрипач. Извиняться можно было за что угодно. Уже не сосчитать всех гадостей, что они наговорили друг другу. — Просто прости. Альтистке не хватило смелости сказать истинные слова раскаяния за свое ужасное поведение, за те страшные слова, что она сказала ему, когда мужчина признался ей в симпатии. Но ей и не нужно было — он всё понял. — Я уже давно пережил это, Алеит. Теперь даже «вонючая свинья» от тебя не кажется чем-то обидным, — Шнайдер улыбался, но в его голосе слышалась горечь. Казавшееся каменным сердце девушки пошло трещинами сожаления. В глубине леса появились приближающиеся огоньки, и через некоторое время к особняку подъехал чёрный мерседес, а за ним, в нескольких минутах, подъезжала ещё одна такая же машина. Улыбчивый Карл Лауфер, тут же подлетел к возлюбленной, подхватив ту за бедра, кружил вокруг своей оси. Смущаясь присутствия Рихарда, не по своей воле ставшего свидетелем милований когда-то возлюбленной, Саша обхватила тёплое лицо молодого человека и застенчиво поцеловала его. Настроение, испорченное за этот вечер, снова начало улучшаться. Она дождалась. Теперь-то всё будет хорошо. Будет спокойно и безопасно даже в особняке. Нехотя разорвав поцелуй, Карл бросил на пиджак, одетый на альтистку, удивленный взгляд. — Это Рихард дал мне его. Я просто замерзла, — сразу же пояснила девушка, мгновенно среагировав на изменение в лице Лауфера. Опустив Александру на пол, Карл протянул скрипачу руку и искренне поблагодарил: — Привет, Рихард. Спасибо, теперь Алеит точно не заболеет. Обменявшись рукопожатиями, Шнайдер ушел, забрав протянутый Лауфером пиджак. Возле припаркованной машины стоял Петер и, звонко посмеиваясь, разговаривал с каким-то незнакомым парнем, одетым в такую же форму, что были одеты чуть ли не все на сегодняшнем празднике. — Что у вас тут произошло пока меня не было? — Карл ласково провел пальцами по холодной щеке Александры, удивляясь неожиданной перемене в отношениях двух оркестрантов. — Долгая история. Нежась от прикосновений, Саша несвойственно для себя горячо обняла молодого человека за талию, чем сильнее поразила его, ощущая как терзающая её душу тоска начала отступать. Карл любовно поглаживал её волосы, крепко сжимая в объятиях. Так беззаботно прошли несколько минут. К особняку подъехала ещё одна машина. Лауфер разжал руки, еле касаясь ими тонкой талии, прервал тишину: — Помнишь, я говорил тебе о друге?.. — Как же его забудешь, — с долей сарказма ответила Александра, смотря на парня искристыми глазами. — Ты такая холодная, Алеит. Беги домой, иначе правда заболеешь, — почему-то перевел тему Карл, но тут же добавил: — Я наконец тебя с ним познакомлю. — Жду не дождусь, — смеясь, Саша направилась в дом и, оглянувшись, заметила как из чёрной машины выходит очередной военный. Шумный зал уже не казался таким чужим и небезопасным. На самом деле, царящая здесь атмосфера отдаленно напоминала Александре казавшийся уже таким далеким бал полнолуния. Тут тебе и столы, валящиеся от разных блюд, и безмерное количество алкоголя, веселая музыка. Было даже не так сложно провести аналогию фюреров с нечистью. Эти мысли сильно позабавили девушку. Гелла и Рихард уже сидели за их столиком. По лицу женщины пролетела тень облегчения, когда она увидела довольно приближающуюся Александру. — Там Карл и Петер приехали, — осведомила она вампиршу, позабыв, что та куда-то уходила. — Представляешь, Карл привез своего друга. Того самого. Альтистка рассмеялась, делая глоток игристого напитка, но Гелле почему-то было не до смеха. Рихард не слушал её болтовню, умиротворенно закрыв глаза. — Что-то произошло? — встревожилась Саша, выискивая глазами смятенный взгляд блондинки. «Что-то идёт не так». — Позже расскажу, — отозвалась Гелла, натягивая на губы родную коварную улыбочку. — Друг значит… Надо на него посмотреть. За спинами раздались увесистые шаги, из-за чего даже Шнайдер открыл один правый глаз, а на глаза Александры легли прохладные ладони. — Угадай кто? — проворковал ей на ухо Лауфер. Саша рассмеялась и, убрав руки немца, пружинисто повернулась. Перед ней предстали лишь двое, уже знакомых ей, военных. — Фройляйн Вейсман, как я долго ждал нашей встречи, — Петер как эдакий змей-искуситель сразу же подсел к Гелле, награждая её руку поцелуем. — Алеит, забери от меня этого зануду. Он мне все уши прожужжал о том, как соскучился по тебе. — Бедняга, Петер, — улыбаясь, альтистка коснулась руки Карла и обратилась уже к нему: — И где твой хваленый друг? Лауфер озадаченно огляделся по сторонам, сначала не замечая, а затем, зацепившись за подходящую фигуру в толпе, довольно ухмыльнулся. — Вот он. Если бы можно было описать одним словом состояние Александры, когда она увидела кто именно к ним подошёл, то это было бы слово «смерть». Земля больше не ощущалась под ногами. В ушах шумели волны циркулирующей крови, а время будто остановило свой ход. — Познакомьтесь, мой друг — Вольф. Карл радостно перекинул руку через плечо пришедшего, что так лучезарно улыбался. «Это не может быть он. Это не он!» Не веря своим глазам, Александра уставилась на молодого человека, пожирающего её взглядом. На вид ему было не больше тридцати. Возле век, губ и на лбу больше не было красивых морщинок, к которым всегда так и манило прикоснуться, в волосах не было редкой проседи и те стали полностью однотонными. Разноцветная радужка глаз, некогда пугающая и с тем же привлекательная, заменилась обычным светло-голубым цветом. Не осталось и наполняющей пространство разрушительной силы того, кто мог одним лишь желанием сломить дух кого угодно. «Всё это какая-то злая шутка. Это точно не он… — с каждой пройденной секундой ярость вскипала в венах девушки, осознавшей всю суть новой игры сатаны. — Да как он посмел?!». — Добрый вечер.