Кровью и потом

      С того дня прошло еще совсем немного времени, а Микаса уже успела пожалеть о своем решении не единожды. Капитан Леви теперь часто сопровождал ее. Вернее, это она должна была бегать за ним хвостиком, но гордость не позволила. И после очередной ругани, после того, как она отдежурила пару ночей и едва держала глаза открытыми, ей пришлось терпеть капитана рядом с собой. Он как будто бы пытался доказать всем — смотрите, я приручил эту дикую кобылку и собираюсь загнать ее до мыльной пены. Другой причины Микаса придумать не могла.       Капитан Леви специально не выпускал ее из виду, и Микаса в очередной раз поняла — она правда ничего не может сделать. Она проиграла, и теперь придется жить по чужим правилам. Правда придется. Еще меньше она понимала причины своего собственного поведения.       Ну чего ей стоило просто улыбнуться пару раз, согласиться с коротышкой и жить себе спокойно? Наверняка это выводило бы его из себя еще сильнее. Но Микаса не хотела даже думать об этом. Мало ли чего напридумывает себе капитан, если заметит, как она мило улыбается ему.       Сердце сжималось только от мысли, что теперь так будет всегда, что терпение у капитана кончилось, и терпеть ее выходки он больше не станет. Она дала слово вести себя, как подобает солдату, но сердце все равно было не на месте. Микаса понимала, что ослушаться больше не выйдет. Даже если она попробует — Леви просто не позволит. Это означало только одно: помочь Эрену она не сможет.       Слова капитана о том, что из-за ее безрассудства погибают люди, сильно застряли где-то внутри, и сколько бы Микаса ни пыталась отрицать это, все равно чувство вины глубоко засело в душе, горой ложась на плечи.       А что, если капитан все-таки прав?       Микаса с большим удовольствием снова сказала бы себе, что плевать ей на всех остальных, но стыд и вина не позволили.       В коридорах было прохладно. Каменные стены не прогревались, как и комнаты. Сквозняка тоже не было. Застоявшийся воздух с ароматами чужих шинелей и плащей раздражал обоняние, но от капитана, идущего рядом, тонко пахло травой.       Микаса впервые ярко ощутила этот запах, и как сильно он выделял капитана среди каменных, холодных стен. Она тут же одернула себя от подобных мыслей. Нет, в капитане ей чуждо абсолютно все. И запах травы только напомнил о том, как долго болела натертая о зелень щека. Обида и злость глубоко засели в душе.       Казалось, Леви и правда собирался сделать из нее преемницу. Микаса всегда думала, что такая, как она, меньше всего подходит на эту роль. Но капитан настойчиво вдалбливал ей правила заполнения документов, учил читать схемы боя, порой даже брал ее на собрания с командованием. Микаса только краснела, не отвечая на вопросительные взгляды Ханджи и Эрвина, обращенные на нее. Если это какая-то изощренная форма наказания, то работала она отлично.       Капитан буквально всегда был рядом.       Кроме того, что это сильно смущало Микасу, это просто мешало нормально жить. Она ходила будто бы под конвоем, как преступница, как будто бы могла что-то натворить еще не выйдя за пределы безопасных стен. Единственное, от чего оградил ее Леви — так это от остальных разведчиков.       Даже если каким-то чудом капитана не было поблизости, Микасу сторонились.       Разведчики опускали перед ней глаза, отсаживались от нее в столовой, меньше заговаривали с ней. Тяжелее всего было чувствовать то, как сильно отдалились ее друзья. И Эрен. Они будто бы боялись, что Микаса расскажет капитану что-то такое, за что их непременно отправят на внеочередное ночное дежурство, или еще чего похуже. Микаса обижалась, расстраивалась, но никто так и не понимал, что с капитаном она не по своей воле.       Микаса чувствовала, что ее отградила от остального мира стена из капитана Леви. Ну, скорее заборчик, но острый настолько, что к нему никто даже не думал приближаться.       Вот и сегодня она старательно выписывала своим круглым почерком цифры на бумаге, под внимательным взглядом Леви. Спиной она чувствовала, как он вперился в нее, как будто пытаясь проделать в ней дыру.       Чего ему надо было от нее? Почему ему так хотелось торчать тут с ней? Если бы ему нужно было научить ее бумажки заполнять, то оставил бы ее с этой горой наедине. Зачем стоять над душой?       За окном шумела разведка. Где-то там вдалеке майор Ханджи снова ставила эксперименты над Эреном. Микаса с удовольствием бы вскочила со стула и помчалась бы туда, не позволила бы издеваться над ним. Но тяжелый взгляд Леви пригвоздил ее к месту. Сущая пытка.       — Неверно, — звучно сказал Леви, и Микаса резко развернулась на стуле, со злобой глядя на капитана. Мысли смешались, хотелось высказать ему все, что на душе, что надоели ей эти глупые бумажки и что в мире есть вещи поважнее документов, но Микаса понимала — ничего она не скажет. Будет и дальше молча разглядывать капитана Леви и не сдвинется с места, пока он не прикажет. А глубоко внутри сердце будет колотиться с бешеной силой, ожидая самого страшного.       Леви же сидел расслабленно, нога закинута на ногу, щиколотка упирается в колено. Руки скрещены, и даже тон голоса спокойный и ровный. Наверняка видел же, что она вся извелась, что нервы вот-вот не выдержат, но его голубые глаза смотрели куда-то в самую глубь, Микаса не могла понять: внутрь нее или себя, и Леви отрешенно кивнул на бумажку.       Его губы зашевелились, тонкие и сухие. Расслабленное тело все равно выглядело как-то напряженно, эти скрещенные руки, ноги в странной позе… капитана явно что-то беспокоило. Микаса заметила пролегающую морщинку меж бровей, нахмуренный лоб, тонкий профиль с острым носом.       — Ты меня слушаешь?       Резкий тон заставил Микасу вздрогнуть. Глаза тут же приклеились к полу, и она отвернулась, скрывая легкий румянец. Как она могла засмотреться на Леви так, что ничего не расслышала?       В комнате стало душно, и Микаса скинула с себя форменную куртку с нашивками крыльев. Молчать дольше было уже нельзя, и Микаса лихорадочно придумывала, что бы сказать такого язвительного, но на ум ничего не приходило.       — Вы даже не посмотрели, с чего взяли, что неверно? — пробурчала она, только чтобы сказать хоть что-то.       Леви окинул ее холодным взглядом, будто бы ответ на вопрос был настолько очевидным, что даже задавать его было глупо.       — По лицу твоему видно, Аккерман. Ни черта ты здесь не понимаешь. Выражение лица у тебя такое… Глупое, — заключил Леви.       Микаса широко раскрыла глаза. Наверняка сейчас блестели от злости. Может она и мало чего понимала в этих бумажках пока, но ей казалось, что она более чем хорошо справлялась с их заполнением. Эта мерзкая ремарка про ее лицо заставила Микасу до треска сжать в руке перо, едва сдерживая себя, чтобы не переломить его, как тростнику.       На месте многострадального пера очень хотелось представить тонкую шею капитана Леви.       — Вы как будто бы специально ко мне цепляетесь, лишь бы подольше около себя подержать, — вспылила Микаса, чувствуя, что теперь уже точно выходит из себя.       Леви промолчал, ничего не отвечая на ее провокацию. Микаса уже и сама пожалела, что сказала такую глупость. Ну конечно, Леви не хотел специально задерживать ее. Казалось, ее присутствие ему так же опротивело, как и ей самой. На мгновение стало даже стыдно. И правда, чего она до сих пор ведет себя, как капризная девчонка. Она уже попалась в эту капитанскую ловушку, почему бы теперь не попытаться наладить отношения? Хотя бы попробовать не язвить и не грубить. Может станет проще?       — Ну вот сами бы и занимались этими бумажками, — тихо шепнула Микаса, просто сбрасывая напряжение. Но Леви оказался неожиданно близко, она и не заметила, как он подошел.       На его лице не было заметно ничего, кроме жуткой усталости, как будто бы и ему надоело заниматься всей этой бессмысленной работой.       — Я и занимаюсь этими бумажками. Больше некому, — тихо добавил Леви спокойным тоном, разъясняя простые истины.       Микаса поникла. А ведь и правда, она никогда не видела и не слышала, чтобы кому-то из руководства приходилось столько работать с бумагами. Ну разве что командиру Эрвину, но его почти не было видно среди солдат. Складывалось ощущение, что Леви приходится разрываться между двумя мирами — этим сложным и бесполезным отчетным, и их — солдатским и безбашенным. А Микаса только больше усложняла этот процесс, постоянно вставляя капитану палки в колеса, нарушая и без того хрупкую дисциплину.       Чувствовать себя виноватой ей совсем не нравилось, и она замолчала, не зная, что еще сказать, и стоит ли вообще. Она не хотела доставлять капитану лишних неудобств, но он требовал слишком высокую цену за свободу — отказаться от мысли, что она может защитить Эрена от всего. Микасе казалось, что она начала понимать настоящую суть приказов Леви. Он просто хотел приучить ее жить без оглядки на Эрена, не бежать к нему по любому поводу и заботиться о себе.       Это было даже забавно.       Только вот ей не нужна была никакая свобода, ей хотелось просто быть рядом с тем, кем она дорожила больше жизни.       В комнате повисла тугая тишина. Сказать было больше нечего, и уйти нельзя, пока Леви не прикажет. Да и к тому же, надо было как-то закончить работу, а она и правда не знала, что сделала не так и в каком месте. Микаса старательно пыталась строить из себя прилежную разведчицу, хоть и получалось с натяжкой.       В комнате пахнуло ароматом свежей травы. Из-под двери потянуло сквозняком так, что захотелось поднять с пола ноги в измятых кожаных сапогах, но спине вдруг стало жарко, и щеки мгновенно покрылись румянцем.       Леви склонился над столом, одной рукой опираясь о столешницу. Он стоял непозволительно близко, настолько, что его волосы почти касались ее щеки. Микаса вздрогнула от его мягкого тона.       — Вот тут поправь, и дату поставь верную. И можешь идти.       Он смотрел на нее сквозь прядь упавших на лицо волос, и Микаса не решалась ничего делать, просто застыла на месте, делая вид, что ее здесь просто нет, и что сердце не колотится от волнения, как бешеное.       Микаса уперлась взглядом в листок и увидела ошибку, которая не давала ей закончить работу с этим документом. Лицо у нее, наверное, и правда было глупым, когда она в упор не замечала очевидной проблемы.       Стало еще более неловко. Пока она думала о том, как дела у Эрена, голова совсем не работала в нужном направлении, а ведь Микаса справлялась хорошо со всем, что требовалось.       И все же, постоянный надзор Леви смущал и не давал сконцентрироваться. Странное волнение накатило на нее, когда капитан отошел от нее, позволяя спокойно закончить заполнять документ.       Уже у двери Микаса шепнула себе под нос:       — Может я и плохо разбираюсь в документах, зато хоть с женщинами знаю, как обращаться.       — И как же мне обращаться с тобой, Микаса? — резко, слишком быстро прозвучал ответ Леви, будто бы он только и делал, что прислушивался к тому, что она собирается сказать.       Звук собственного имени всколыхнул внутри противное ощущение, желудок вдруг свело, и Микаса вылетела из кабинета, громко хлопнув дверью. Скорее бы добежать до душевой, сполоснуть горящее лицо.