Чудак торговал чудесами

Фаби спал тревожно и рвано. То и дело вскакивал, хватался за грудь, тяжело дыша. Ему снилось, что от него осталась лишь оболочка, кожаный мешок, внутри которого — ничего. Он просыпался и ощущал эту жуткую пустоту внутри, тёмную и холодную, как заброшенный колодец. Если бы не записка от Эриза, за эту ночь он бы сошёл с ума. Он садился на кровати, впивался пальцами себе между рёбер и твердил выведенные кронпринцем слова: — Утром всё будет в порядке. Всё будет в порядке, Фаби. Утром всё будет в порядке. Успокаивался, засыпал ненадолго и спустя пару часов вскакивал снова. В пять утра, с первыми лучами рассвета, он проснулся окончательно. Внизу, в пекарне, уже возился дед. Фаби настороженно прислушался к себе. Расстегнул цепочку, сел на кровати, скрестив ноги, положил руки на колени, закрыл глаза. Пустота отозвалась силой. Фаби облегчённо рухнул на кровать, широко раскинув руки. По вискам на подушку побежали крупные слёзы. Значит, Эриз действительно добрался до Бертрама. Значит, теперь у них будут подробности про это его изобретение. Значит… Оракулам теперь есть что предложить королю? Фаби вытер слёзы запястьями и улыбнулся. Пару раз шмыгнул носом, смиряясь с тем, что сегодня его весь день будет сопровождать тупая головная боль, и поднялся. Нужно помочь деду собрать королевский заказ и как-то умудриться засунуть туда ответную записку для Эриза. А что, если кто-то будет осматривать всё прежде, чем булочки и рогалики попадут к Эризу на стол? Ведь наверняка будет. Небось ещё и попробуют заранее, чтобы проверить, не посмел ли кто отравить наследника престола. На ходу пытаясь придумать, как сформулировать всё так, чтобы понял только Эриз, Фаби спустился в пекарню. Дед уже отправлял в печь противень плетёнок. — Шуруй тесто для рогаликов раскатывай, пока бабуля завтрак готовит, — коротко велел дед. Фаби послушно отправился на кухню, где в большой деревянной миске его ждало поднявшееся тесто. — Ты во сколько вообще встал, дедуль? — на ходу поинтересовался он. — С первыми петухами, Фаби. Негоже заставлять Его Высочество ждать. Такая честь оказана! Фаби тихо фыркнул. Да уж, честь. Он сполоснул руки, насухо вытер их льняным полотенцем, насыпал на рабочую поверхность тонкий слой муки и вооружился скалкой. Если написать в записке «Всё в порядке» — к Эризу возникнут вопросы. Да и не это Фаби хотел сказать кронпринцу в первую очередь. Им нужно как можно быстрее вызволить Бертрама, вот что важно. И сделать так, чтобы он мог спокойно продолжать свои эксперименты с зенориумом. Фаби закусил губу. Интересно, знает ли Клем об этой странной жидкости, которую удалось сделать Бертраму? И если знает, то каков его план? Наполнить ею Стигову купель после того, как тот возьмёт Талмар? — Эй, лоботряс, — бабуля хлестнула его полотенцем пониже спины. — Ты мне сейчас тесто в пергамент раскатаешь! Фаби очнулся, потерянно взглянул на скалку. Действительно, перестарался. — Прости, ба, — виновато улыбнулся он. — Задумался. Бабуля поддела тесто плоским ножом, задумчиво оценила. — Нормально, нежнее будут. Отойди, я буду резать. Ты пока джем принеси. Открой новую банку для кронпринца. Фаби послушно кивнул и полез в погреб за новой банкой абрикосового джема. С детства погреб в пекарне был его любимым местом. Пыльноватое, тесное и тёмное помещение казалось ему невероятно таинственным и уютным. Ровными рядами на полках стояли варенья и джемы, соленья и компоты, домашние настойки и вина. Фаби надолго завис среди полок, прижимая к себе абрикосовый джем и размышляя о сообщении для кронпринца. Передать кронпринцу письмо отдельно от заказа он никак не мог — возникли бы вопросы. Отнести заказ сам тоже не мог — за ним явится тот же придворный мальчишка, что вчера принёс письмо. А как написать так, чтобы понял только Эриз и никто больше… — Ба-а-а! А мы будем как-то королевские угощения красиво оформлять? *** Эриз проснулся раньше обычного. Несколько минут тревожно созерцал складки балдахина, думая о том, проснулся ли уже Фабиан и в порядке ли он. Наконец заставил себя подняться и тщательно размять мышцы. Умылся прохладной водой, привёл себя в порядок, неторопливо оделся. Зачесал растрёпанные после сна волосы, собрал их изящной инкрустированной заколкой. Он не знал, явится ли Наставник на завтрак в соответствии с приглашением, но на всякий случай позаботился о безупречном внешнем виде. После вчерашнего разговора не хотелось давать Наставнику повод придираться. По этой же причине до завтрака он сел повторить выученные на сегодня уроки. Чем меньше поводов для придирок, тем меньше внимания, а значит — больше шансов улизнуть на встречу с Фабианом, удостовериться, что он в порядке, и подумать, что делать дальше с Чудаком и его открытиями. Спустя час в двери его покоев постучались. И к некоторому разочарованию Эриза, это был не завтрак, а тот, кто сегодня составлял ему компанию за ним. — Не мог не воспользоваться вашим предложением, Ваше Высочество, — почтительно кивая, заметил Михаэль. — Доброе утро. Хм, похвальное рвение… Эриз слабо улыбнулся и пригласил Наставника сесть на диван в той части его покоев, где он обычно трапезничал в одиночестве. Семейные приёмы пищи не были у них приняты. Несколько раз мать пыталась организовать это — так, как было у неё на родине, в Лириане, — но каждый раз всё заканчивалось одинаково. На второй день отец пропускал два приёма пищи из трёх, а на третий не приходил в обеденный зал вообще. Эриз привык есть один и никогда раньше не задавался вопросом, как и с кем это делает Наставник. С кем-то из советников отца? Или тоже в одиночестве, как и Эриз? Приносят ли ему столько разнообразных блюд, сколько Эризу? Эриз неоднократно просил, чтобы повара так не утруждались и не тратили продукты — он едва ли съедал четверть того, что ему обычно подавали, — но его никто не слушал. Стол кронпринца должен быть богатым, никак иначе. Вот и сейчас в покои вошли одновременно четверо слуг с широкими подносами и принялись суетливо расставлять на невысоком столе фарфоровые блюда. Яйца жареные, варёные, копчёные, нарезки разнообразных ветчин и колбас, сыры, несколько видов каши, овощи, фрукты и, конечно, сладости. Однако булочек из пекарни Симона среди всего этого многообразия не было. Поймав недоуменный взгляд Эриза, один из слуг виновато раскланялся. — Выпечка будет немного позже, Ваше Высочество. Эриз едва заметно поджал губы и кивнул. Ему так не терпелось откусить от нежной плетёнки с изюмом, словно одно это могло доказать, что с Фаби всё в порядке. Наставник невозмутимо отпил из изящной фарфоровой чашки терпкий и бодрящий тенорский чай. — Приятного аппетита, Ваше Высочество, — не скрывая наслаждения от напитка, сказал он и приступил к завтраку. — Приятного аппетита, Наставник, — эхом ответил Эриз. Он сидел как на иголках. Сосредоточиться на еде совсем не выходило, и он начал жалеть о том, что вчера пригласил Михаэля. Наставник слишком внимателен и слишком хорошо его знает, чтобы не заметить его волнение. Хорошо, если не станет задавать вопросов. А если станет — Эриз будет вынужден лгать. — Поешьте хорошо, Ваше Высочество. Я пригласил на занятие по фехтованию господина Вильгельма — запас сил вам не помешает, — только и сказал Михаэль. Эриз отрывисто кивнул. Господин Вильгельм был капитаном королевской гвардии, безупречным фехтовальщиком и если не другом, то хорошим знакомым Михаэля. Выложиться предстояло действительно по полной, но думать об этом сейчас Эриз не мог. Наконец двери покоев вновь открылись, и запыхавшийся слуга внёс корзину, полную ароматной выпечки. Эриз тихо выдохнул. Корзина была украшена изящными веточками какого-то кустарника и простоватыми, но симпатичными цветочками. А среди них поблескивал клювик маленькой медной птички. Эриз сдержанно улыбнулся. Дождался, пока слуги оставят их с Михаэлем вдвоём, и взял птичку в руки. В тонких лапках она сжимала крошечный ключик. Наставник молча наблюдал за тем, как Эриз осторожно достаёт ключ из лапок, вставляет в прорезь на спинке и заводит птичку. Но когда Эриз толкнул фигурку вверх раскрытой ладонью и она, расправив крылья, взмыла под потолок его покоев, даже Михаэль не смог остаться невозмутимым. Он тихо охнул, не сводя с птички изумлённого взгляда. Эриз задумался о том, что Фаби наверняка неспроста передал эту птичку. Птичку, сделанную Чудаком. Птичку, которая расправляла крылья и летала, если завести её ключом. Ключом — открыть. Только вот как это сделать? Птичка тихо опустилась на пол и замерла, сложив крылья. Михаэль отложил приборы, поднялся и взял её в руки. Покрутил, задумчиво изучая механизмы. Бережно расправил сперва одно крыло, потом второе. Хмыкнул. — Невероятная работа, — заключил он. — Позволите, Ваше Высочество? Эриз вложил в протянутую ладонь Наставника ключик, и Михаэль принялся заводить птичку, внимательно вслушиваясь в щёлканье шестерёнок за гладкими медными пластинками. Подкинул птичку в воздух по примеру Эриза — и она полетела. — Невероятно, — повторил он. — Откуда вы знали, как она работает? Эриз сглотнул. Ожидаемый, до боли предсказуемый вопрос от Наставника. Ответ на который стоило бы продумать заранее. — Видел такую у детей Крузе, — не моргнув глазом, солгал он. Михаэль не будет проверять. Наставник действительно только понимающе кивнул. В несколько шагов оказался у снижающейся птички и поймал её на ладонь. — Вы не будете возражать, если я её заберу? Вы всё равно уже выросли из подобных игрушек, верно? Эриз поджал губы. Птичку отдавать не хотелось, наверняка она была Фаби дорога. Но объяснить своё упрямство он бы не смог. — Да, Наставник, забирайте, конечно, — небрежно кивнул он, натянуто улыбнулся. — Думаю, нам пора попробовать хвалёные плетёнки с изюмом. В дворцовых покоях булочки, к удивлению Эриза, показались вовсе не такими вкусными, как в пекарне «У Симона». Хотя Наставник был явно приятно удивлён. Особенно ему понравились рогалики с джемом. Но больше всего он, конечно, был впечатлён птичкой. То и дело он крутил её в руках, не в силах оторваться от изучения механизмов. У Эриза даже мелькнула мысль рассказать о Чудаке — и спросить, не знает ли Наставник, как ему помочь. Но объяснить свою осведомленность «детьми Крузе» не вышло бы, а рассказывать правду Эриз не был готов. Слишком высоки риски. Одна правда потянет за собой другую, другая — третью, и так до самого конца, до пекарни «У Симона». До Фаби.