Чудак торговал чудесами

Фаби устроился на любимом стволе в старом яблоневом саду и развернул холщовый мешочек с рогаликами. — Надеюсь, ты ими ещё не объелся? — улыбнулся он Эризу. — Их почти все умял мой Наставник, — фыркнул Эриз, усаживаясь на землю напротив Фаби. — Кстати, прости, но… птичка Чудака осталась у него. Мне жаль. Фаби отмахнулся. Он и не рассчитывал, что птичка к нему вернётся. Она была ему дорога, но не настолько, чтобы печалиться о ней. Он прожевал рогалик, запил морсом из небольшой керамической бутылки, протянул её Эризу. Полез в сумку, чтобы достать глиняную кружку, которую взял специально для кронпринца, но тот уже пил из горлышка, запрокинув голову и удовлетворённо жмурясь. Фаби смущённо сжал кружку в руке. — Я думал, ты побрезгуешь, — робко сказал он. — Я не брезгую друзьями, — так же робко ответил ему Эриз. Фаби искренне улыбнулся. Смаковать мысль о том, что они с Эризом действительно друзья, было невероятно приятно. И дело было вовсе не в том, какие у Эриза статус и родословная. — Как там дела у Бертрама? — Он сразу догадался, кто влез в его мастерскую, — хмыкнул Эриз. — В целом нормально. — Эр, нам надо как-то его вызволить в ближайшее время, — взволнованно сжал кулаки Фаби. — Не стоит ждать суда. Если он сможет закончить свои эксперименты с оксидом и придумает, как использовать это против Стига, — это шанс для всех нас. — Я знаю. Знаю. Но… — Эриз уставился в густую траву, в которой то и дело попадались нежные маргаритки и опавшие лодочки яблоневых листьев. — Наверное, ты думаешь, что в моих руках достаточно власти, чтобы решать подобные вопросы. Но на самом деле… Всё, что у меня пока есть, — моя кровь. Эриз нервно сглотнул. Фаби видел, как дёрнулся кадык над застёжкой дорожного плаща. Кронпринц выглядел так, словно только что наконец отдал Фаби тайну, равную по весу его тайнам. — Я — новый и богато расшитый сюртук в гардеробе заносчивого скряги. Я буду висеть на вешалке до тех пор, пока он не сносит предыдущий. Фаби задумчиво наклонил голову к плечу, потёрся щекой о ворот расстёгнутой куртки. — Неужели отец тебя не выслушает? Эриз дёрнул плечами и покачал головой. Фаби помнил, как ему самому иногда было сложно с отцом. Как сложно бывало доказать ему, что у десятилетнего мальчишки может быть своё мнение, свой взгляд на какие-то вопросы. Как сложно бывало просто осмелиться проявить упрямство и сделать по-своему. Но у Фаби всегда была поддержка и защита. — А мать? Эриз нахмурился, словно такой вариант даже не приходил ему в голову. — Сомневаюсь, что она сможет помочь. Она ничего не решает. Но я попробую с ней поговорить. — Ещё рогалик? — улыбнулся Фаби. Эриз фыркнул, но по крайней мере перестал выглядеть таким кислым. *** Камень взорвался острой крошкой, разлетелся на тысячу осколков и не поранил только потому, что защита выдержала напор. Фаби устало выдохнул, встряхнул напряжённые руки. — Плохо, батончик, — качнул головой Клем. — Ты распыляешься. Вся сила, которую ты собрал для удара, должна попадать точно в цель. А она у тебя… Он изобразил руками какое-то подобие веера. — Во все стороны летит. Фаби угрюмо взглянул на учителя исподлобья. У него действительно не выходило концентрироваться одновременно на защите и на ударе. В воздух взмыл ещё один камень, завис в паре метров над полом. — Ещё раз, Фабиан. Фаби подобрался, впиваясь взглядом в проклятый камень. — Сосредоточься и направляй, — мягко подсказал Клеменс. — Не отпускай защиту, но и не думай о ней. Она выстоит сама, просто не думай о том, что она может упасть. — Не так уж это и просто, — проворчал Фаби. Всё равно он мысленно цеплялся за воображаемый щит перед собой. Если о нём не думать, как он может быть уверен, что щит всё ещё на месте? — Просто. Давай, батончик, не бойся. Фаби направил силу в камень, концентрируясь на его центре. Он разлетелся осколками куда меньшими, чем в предыдущий раз, почти песком. Но Фаби не успел обрадоваться своему успеху — каменные брызги полетели в лицо, и он едва успел зажмуриться. Клем вовремя среагировал, и только небольшой камешек оцарапал Фаби щёку — остальные упали к ногам, повинуясь взгляду Клеменса. Клеменс тяжело вздохнул. — Ты можешь больше, Фаби. Можешь, но ленишься. Ещё раз. В воздух взмыл третий камень. Фаби устал, оцарапанную щёку пекло, голова заныла от напряжения. Но сдаваться он не планировал. Пока Фаби концентрировался на камне, у плеча Клема вдруг возникла яркая красная точка, будто искра костра внезапно появилась из ниоткуда. Клем, продолжая удерживать камень мысленно, одной рукой словил эту искорку и зажал в кулаке. Спустя несколько мгновений на раскрытой ладони он держал бумажный обрывок. Его рыжие брови тут же слетелись к переносице, на лице отразились гнев и тревога. — Что случилось? — не выдержал Фаби. Клеменс смял в руке клочок бумаги, а в следующую секунду тот вспыхнул и превратился в пепел. — Армия Стига вошла в Тенорский союз. Фаби побледнел. Тенор был последним государством, отделяющим Стига от Зенории. — Без боя? — тихо спросил он. — Они сопротивляются. Но, судя по всему, быстро сложат оружие. Посмотрим. — Клеменс уже взял себя в руки и был внешне спокоен. — Давай, Фабиан, ещё раз. У нас осталось не так много времени на занятия, соберись. Фаби прикрыл глаза, попытался думать только о камне и об ударе, но вместо этого в голову лезла другая назойливая мысль. Хоть бы у Эриза получилось. *** В женском крыле дворца всегда было более оживлённо и людно, чем в мужском. Придворные дамы, слуги, гувернантки Их Высочеств. Пышные платья, веера, сплетни. — Добрый день, Ваше Высочество. — Принцесса Ариетта в изящном, но простом платье для конных прогулок застыла в глубоком реверансе. Окружающие её дамы присели ещё ниже. Эриз коротко поклонился сестре. Ари была младше всего на пару лет, но они были друг другу практически чужими людьми. Даже в детстве, подле матери, они всегда были порознь. — Как прошла ваша конная прогулка, Ваше Высочество? — Этикет требовал обменяться с принцессой хотя бы парой слов. — Благодарю, Ваше Высочество, погода просто великолепная, — сдержанно улыбнулась Ариетта. — Надеюсь, вам тоже удастся насладиться ей сегодня. С вашего позволения, мне пора на занятия музицированием… Эриз коротко кивнул, отпуская сестру, пожелал ей хорошего дня и двинулся дальше. В одном из просторных залов царил хаос. Девчонка лет десяти удирала от наставницы с тонкой тростью, до неприличия высоко задрав юбки. — Сами свои аллеманды танцуйте! Отвяжитесь от меня! — вопила она на ходу, то и дело вскакивая ногами в изящных туфельках на расставленные вдоль стен пуфы. — Добрый день, Ваше Высочество, — сдерживая улыбку, заметил Эриз. Девчонка ненадолго остановилась, сделала неловкий реверанс — воспользовавшись тем, что её наставница тоже замерла в приветствии, — и вновь понеслась вперёд. — Братец, велите ей оставить меня в покое! Фиоретта, которую чаще коротко называли Фьорой, была больше всего похожа на отца внешне — светленькая, круглолицая, с большими синими глазами. Характер она тоже унаследовала отцовский: взрывной и бойкий. — Хорошего занятия, Ваше Высочество, — невозмутимо ответил Эриз. Чем-то отчаянный бунт младшей сестры напомнил ему то, что совсем недавно он сам устроил своему Наставнику. Жаль только, дело было отнюдь не в аллемандах. Как же хорошо быть девчонкой. Почти так же хорошо, как внуком пекаря или конюхом. Кем угодно хорошо быть, кроме кронпринца Эризиуса Овергарда. Наконец он добрался до покоев матери, постучался. Дверь приоткрылась, и королеву известили, что к ней с личным визитом явился Его Высочество Эризиус. Спустя минуту двери распахнулись, приглашая Эриза войти. Он застыл у входа в почтительном поклоне. Мать вышла из дальней комнаты своих покоев в сопровождении нескольких придворных, присела в реверансе, тепло улыбнулась. — Мой принц. — Добрый день, Ваше Величество. Почтительно прошу вас уделить мне несколько минут вашего времени. — Оставьте нас, — тут же велела королева всем, кто был в покоях кроме них. Едва последняя придворная дама покинула покои, она шёпотом добавила: — Ну иди ко мне, Эри. Эриз выпрямился и без раздумий шагнул в нежные объятия матери. — Мой мальчик. — Она скользнула ладонями по плечам, открыто любуясь им. — Я так соскучилась. — Вы же знаете, отец… — Знаю, Эриз, — в глазах матери мелькнула печаль. — И это верно: тебе нечего делать здесь, среди сплетен и кружев, у тебя совсем другие задачи. Но это не мешает мне скучать по единственному сыну. Эриз поймал руку матери и прижался к ней губами. — Я надеюсь, у тебя есть реальная причина быть здесь? — Я… Я сказал господину Михаэлю, что это вы вызвали меня на разговор, мама. И я буду признателен, если вы подтвердите мои слова, если вдруг… — Подтвержу, не сомневайся. — Она легко отмахнулась. — Садись, я причешу тебя, а ты расскажешь мне, что тебя беспокоит, мой хороший. Эриз послушно опустился в кресло перед большим зеркалом. Мать вооружилась изящной удобной щёткой и принялась расчёсывать и без того аккуратно уложенные волосы Эриза. Эриз молчал, потому что не знал, с чего начать разговор. И потому, что не хотел упустить ни секунды этой щемящей сердце нежности. — Тебе нужна моя помощь? — наконец спросила мать, заглядывая в глаза Эризу через зеркало. — Да, — севшим голосом ответил Эриз. — Я смею о ней просить, потому что не могу решить этот вопрос сам и не знаю… кто ещё может мне помочь. — Что случилось, Эри? Влюбился в безродную девицу? — Нет. — Эриз криво усмехнулся. — Уж с этим я бы справился самостоятельно. Я знаю, что в отцовской темнице сидит невиновный. На суде он был бы оправдан, но неизвестно, когда этот суд будет… А ему важно как можно скорее оказаться на свободе, он пожилой человек. Но я не знаю… как вообще заговорить об этом с Его Величеством. Возможно, если бы ходатайствовали вы… Мать грустно вздохнула, огладила Эриза по плечам. — Эри, если уж он и будет кого-то слушать в таком вопросе, то тебя, а не меня. Ты наследник престола, уже почти мужчина. Ты имеешь право обсуждать с ним подобное. Если боишься говорить лично — обратись в письме. — Такое письмо не уйдёт дальше господина Михаэля, — глухо фыркнул Эриз. Мать задумчиво склонила голову к плечу, скользя взглядом по отражению сына в зеркале. — Неужели у вас с Наставником разные взгляды на справедливость и милосердие? Эриз тихо, горько засмеялся. В тоне матери было столько почтения к господину Михаэлю, что Эризу стало тошно. Наверное, ей думается, что раз когда-то он был придворным учёным в Лириане, то должен чем-то отличаться от отцовских придворных. — У нас с Наставником разные взгляды на повиновение чужой воле, мама, — кривя губы в усмешке, ответил Эриз. Мать печально покачала головой, и по плечам пружинками запрыгали тёмные завитые локоны. — Ох, Эри. Я не могу ничего обещать тебе, сынок, но скажи мне, кто это и за что он был арестован. — Его зовут Бертрам, он ремесленник из Гончарного переулка. Он делает… удивительные вещи, настоящие чудеса. Его арестовали как оракула, но он не оракул, просто… чудак. — Эриз пожалел, что позволил Михаэлю забрать птичку. С ней ему было бы куда проще объяснить матери, что представляют из себя чудеса Бертрама. — Сынок, — снова вздохнула мать. — Я не думаю, что сейчас удачное время, чтобы намекать твоему отцу на ложные обвинения касательно оракулов… Но я подумаю, что можно сделать. Она похлопала Эриза по плечам и подбадривающе улыбнулась. Её изящная ручка скользнула по расшитому серебром камзолу Эризу на грудь. — Я так горжусь тем, что у тебя доброе сердце, Эризиус Овергард.