Чудак торговал чудесами

Господин Георг был настолько холоден, дотошен и жесток, что Эриз быстро перестал воспринимать его как человека. Новый Наставник не вступал ни в какие дискуссии, не позволял — ни себе, ни Эризу — никаких вольностей и в общем был больше похож на тюремщика, чем на Наставника. К розгам он, правда, в отличие от Михаэля не прибегал. «Розги — для простолюдинов», — холодно отрезал он в первый же день, стоило ему оказаться в кабинете для занятий. Господин Георг не выпускал из рук гибкую, хлёсткую трость. Эриз вскоре стал подозревать, что господин Георг даже спит — с ней. Стоило Эризу забыть об осанке — трость жалила плечи. Стоило допустить ошибку на письме — приходилось подставлять ладони. Стоило нарушить хоть одну этикетную условность — трость безжалостно полосовала задницу. Господин Георг не заставлял раздеваться — не по этикету, — но внушения всё равно выходили весьма ощутимыми. Но самая большая проблема с господином Георгом была в том, что он оставлял Эриза в покое только на ночь. К третьему дню Эриз выстроил в голове чёткую последовательность действий, отобрал строгое количество допустимых фраз, запомнил позы, которые вызвали у господина Георга особое негодование, — и жить стало терпимо. Вообще, с мыслями о том, что отец его услышал и ему поверил, с мыслями о том, что благодаря его решениям у Зенории есть шанс, с мыслями о том, что Фаби — на свободе, терпеть обжигающие укусы трости было как-то легко. Значит, такова цена. Не самый худший расклад. Эриз с тревогой ждал субботы. Существенная часть столичных войск, а главное — отряд «с птичками», как про себя называл его Эриз, должны были отправиться к южным границам Зенории, к которым уже подбирался Стиг. Эриз не слышал ничего о том, как продвигается работа, ничего о том, всё ли у них выходит, ничего о том, как там дела у Фаби и собирается ли он последовать за учителем в южный форт. Эризу очень хотелось, чтобы Фаби остался в городе. Просто из эгоистичных соображений. Чтобы Фаби был рядом — пусть и отделённый от него замковыми стенами и путаными улочками талмарского центра, но рядом и в безопасности. *** — Я поеду с тобой! — заявил Фаби при первом удобном случае, когда они с Клемом остались наедине в его кабинетике. Клеменс устало посмотрел на Фаби и тихо фыркнул. — Нет, Фабиан, ты останешься в Талмаре. Фаби насупился. — Клеменс, я не хочу отсиживаться в стороне, пока вы боретесь со Стигом. Я достаточно хорошо чарую, и я заслужил быть там. Клем покачал головой. — Нет, батончик. Я буду присылать тебе записки при помощи чар так часто, как только смогу, чтобы ты не мучился от неведения, но ты останешься в столице. У тебя вся жизнь впереди, вне зависимости от того, получится у нас одолеть Стига или наоборот. Ничего ещё не предрешено. Мы едем не побеждать, Фаби, мы едем рисковать. Возможно, умирать. Поэтому ты — останешься в Талмаре. — Не останусь, — упрямо буркнул Фаби и развернулся, чтобы уйти. Но дверь перед его носом надёжно закрылась, и по стенам пробежала осязаемая завеса звукоизоляции. Клем скрестил руки на груди. — Я тебе сколько раз говорил не высовываться, Фабиан? Знаешь, как ты оказался в королевской темнице? Тебя, как и Чудака, сдал сапожник из Бронного переулка. Ему всё не давали покоя чудеса Бертрама — и раз уж Бертрама оправдали, значит, ему с этими чудесами помогает кто-то другой. Например, мальчишка, который без конца ошивается у него в лавке. Не переживай, сапожник теперь… — Клеменс криво и жутковато улыбнулся. — Без сапог. — Да если бы я не высовывался — ничего этого не было бы! — Фаби широко махнул в сторону зала, где заканчивалась работа над новым оружием. Клеменс всё ещё улыбался, теперь невозмутимо и снисходительно. — Я не спорю, ты много сделал. Но больше ты не будешь рисковать собой. Я не позволю. Давай, Фаби, снимай штаны, получишь свою порцию острых ощущений и успокоишься. — А если нет, то что?! Снова меня выставишь? Клем с упрёком наклонил голову. — Я же извинился. Не выставлю. Но я так или иначе позабочусь о том, чтобы ты остался в Талмаре. Вопрос в том, будешь ты относительно свободен или будешь драить противни у деда под замком. Фаби упрямо фыркнул. — Ладно, я тебя понял, я остаюсь. Открой двери, Клем. — А как же трёпка? Не хочешь? — хмыкнул Клем. Его кресло тихо скрипнуло ножками по полу. — Я тебя и без неё услышал, — угрюмо огрызнулся Фаби. — Надо же. — Клеменс вдруг подошёл и притянул нахохлившегося Фабиана в объятия. — Я вернусь, батончик, и мы продолжим обучение, чем бы ни закончилась эта история со Стигом, ладно? Фаби отрывисто кивнул. Клеменс всегда сдерживал обещания. *** Дворцовая площадь опустела. Стало тихо и во дворце, и в окружающих его городских кварталах. Талмар затаил дыхание в ожидании вестей с границы. Казалось, единственным, кого это всё не касается, остался господин Георг. Карты, словари, диктанты, задачи, фехтование — даже проклятые танцы! — всё по расписанию, всё по порядку. Однажды Эриз осмелился спросить у него, ждёт ли он новостей. «Я не смею сомневаться в успешности решений, которые принимает Его Величество, а потому не тревожусь за исход», — невозмутимо ответил господин Георг. «Ну и дурак», — подумал Эриз, но, конечно же, не произнёс этого вслух. Терпеть господина Георга и вынужденное заточение во дворце было возможно на первых порах, пока господин Михаэль и «его» отряд ещё были в Талмаре, но теперь, вкупе с мучительным ожиданием, всё это стало невыносимо. Эриз боялся попасться во время вылазки в город дотошному воспитателю, потому что не сомневался: тот не будет пороть на своё усмотрение, не будет пытаться припугнуть или образумить — сразу доложит отцу. И в том, что его неприятное положение может стать куда плачевнее, чем сейчас, Эриз тоже не сомневался. Пару раз Эриз отвлекался визитами в женское крыло, но они мало помогали справиться с тревогой. На матери лица не было из-за отъезда Михаэля, она бездумно крутила в руках механическую птичку, а в глазах стояли невыплаканные слёзы. Сёстры пребывали в счастливом неведении, что Эриза раздражало не меньше, чем отчаяние матери. В конце концов Эриз не выдержал. Улизнуть из дворца днём у него не было ни единой возможности, но ночью… Тёплый летний ветер трепал полы дорожного плаща. Город спал тревожно и чутко, так что Эриз старался двигаться бесшумно. Изо всех сил боролся с желанием броситься бежать, гулко топая по мощёным улицам. Ощущение долгожданной свободы опьяняло и кружило голову. Эриз тихо пробрался на задний двор пекарни. У соседей зашлась лаем собака, но достаточно быстро успокоилась. Эриз пошарил руками по земле в поисках камешков, поднял что-то кругленькое и поднёс к лицу, чтобы рассмотреть. Это оказалась раковина улитки, совсем такая, какой Фаби кидался в него, казалось, вечность назад. Эриз хмыкнул и зашвырнул улитку Фаби в окно — по крайней мере, он надеялся, что это его окно. Вслушался. Поискал ещё что-нибудь подходящее, снова кинул. В комнате загорелся тусклый огонёк свечки, а потом в окно высунулась взлохмаченная голова друга. — Пс-с-ст, это я, — с улыбкой прошептал Эриз. — Знаю, ты соскучился. Фаби потёр глаза. — Эриз? Иди ко входу в лавку, я сейчас спущусь. Через пять минут Фаби действительно выскочил из пекарни в рубахе и штанах, ёжась от ночной прохлады. И без лишних слов кинулся обниматься. Искренне и так крепко, что у Эриза заныли рёбра и синяки от трости на спине. — Этерниус всемогущий, я тебя не видел целую вечность. Как ты? Было сложно, да? Это условие отца, чтобы ты держался от нас всех подальше? Тот мужчина в чёрном — твой бывший учитель, да? — Полегче, Фаби, — тихо засмеялся Эриз, обнимая друга в ответ. — Я расскажу всё в подробностях и по порядку. Скажи только… Есть новости от Клеменса? Фаби немного помрачнел и мотнул головой. — Они ждут. Стиг почему-то не торопится подходить к границам. То ли у него что-то пошло не так на перевале, то ли он обо всём догадался, никто не знает. Но в общем… Пока никаких новостей. Эриз вздохнул и кивнул. Хотя бы так. *** Фаби пылал праведной яростью. Он всегда знал, что Его Величество Лауридиус Овергард — жестокий и недальновидный человек. В конце концов, его милостью оракулов так долго преследовали вместо того, чтобы с ними сотрудничать. Но он и подумать не мог, что король может быть так же жесток и недальновиден по отношению к собственному сыну. Единственному наследнику. — На твоём месте я бы давно насыпал отцу в вино какой-нибудь отравы, — мрачно заключил он, когда Эриз закончил свой рассказ о новом учителе. Они тихо шли плечом к плечу по сонным талмарским улицам. Эриз рассказывал, легко и увлекательно, о том, как он договорился с господином Михаэлем, о том, как тот придумал переделать птичку Чудака, и о том, как её представляли королю. Фаби молча восхищался смелостью и настойчивостью друга. Это сейчас, на словах, всё звучало просто, но Фаби представлял, чего это на самом деле Эризу стоило. — Подумаю об этом, когда Стиг наконец уберётся восвояси. Не хочется начинать правление с войны, знаешь ли, — отшутился Эриз. Они вышли в яблоневый сад и уселись рядом на поваленном дереве, всё так же плечом к плечу. Фаби согрелся во время ходьбы, но стоило сесть — и ему снова стало зябко. Эриз, наверное, почувствовал дрожь, потому что он расстегнул плащ и накинул одно его крыло на плечо Фаби. — Спасибо. Эриз промолчал, наблюдая за течением реки внизу. Фаби задумался о Клеме, о том, что последняя весточка от него была больше суток назад и всё, что он сказал Эризу, в этот самый момент уже может не быть правдой. Эриз прочистил горло. — Всего этого не было бы, если бы ты тогда не попытался защитить Чудака, — тихо и робко сказал он. — Всего этого не было бы, если бы ты тогда меня не остановил, — улыбнулся в ответ Фаби. Эриз кивнул и улыбнулся. — Всё будет в порядке, Фаби. — Всё будет хорошо, Эриз. В предрассветных сумерках они двинулись обратно. Фаби пообещал Эризу, что передаст весточку, как только что-нибудь узнает, и предложил напоследок взять немного булочек с собой. Они тихо проскользнули в пекарню, и Фаби стал складывать в холщовый мешочек плетёнки, когда из-за печи грозной тенью появился дед. — Ты где это по ночам шастаешь? Фаби не успел пискнуть, как крепкая рука пекаря вцепилась в ухо. Эриз растерянно вжался в стену. — Я тебе что говорил, а? — Дед безжалостно потянул Фаби к ближайшей лавке. — Мало тебе было приключений? — Да дед! Подожди ты! Дед, конечно, и слышать ничего не хотел. Уселся на лавку, вооружился большой деревянной ложкой для джема, лежащей на столе, и, легко перекинув Фаби через колено, впечатал её в задницу. — Ай, ну не при Эризе же! — взвился Фаби. — Отпусти! Только сейчас дед заметил ещё одного участника сцены, растерянно замершего у стены. Окинул взглядом юношу в дорожном плаще и бедной одежде и отрезал: — Пусть посмотрит, может, тоже ума поприбавится. А могу и ему выдать. Ложка вновь ошпарила задницу. — Ай, дед, да он кронпринц! — окончательно взбесился Фабиан. — Ага, а я тогда придворный советник, — фыркнул дед, ловко чередуя половинки. Фаби зло запыхтел. — Приношу извинения, господин Симон, но Фабиан не врёт, — глубоко вдохнув, проговорил Эриз. Дед замер с ложкой в руке. Потом за шкирку поставил Фаби на ноги, поднялся, упирая руки в бока и даже не думая выпускать ложку. Двинулся в сторону Эриза. — И что Его Высочеству делать в моей пекарне? Эриз опасливо покосился на ложку в его руке. — Ну, у вас самая вкусная выпечка во всём Талмаре, а ваш внук, — Эриз смущённо взглянул на красного от стыда Фаби, — лучший друг во всём мире. Фаби шмыгнул носом и отвернулся. Ему было ужасно неловко перед Эризом за эту сцену, но одновременно очень хотелось смеяться. Такая нелепость. — Вот как. — Дед крякнул и явно засмущался. — Что ж, приношу глубочайшие извинения, Ваше Высочество. Дед поклонился и замер. Эриз отмахнулся. — Не стоит, господин Симон. Давайте просто забудем, что я тут был. И о том, что Фаби где-то «шастает» по ночам, — желательно тоже. Это больше не повторится. Фаби громко фыркнул. — По крайней мере, в ближайшее время, — с улыбкой уточнил Эриз. — Только вляпайся мне куда. — Дед погрозил Фаби ложкой, скосил взгляд на Эриза. — Ваше Высочество, скоро свежая выпечка будет, может, подождёте? — Спасибо, господин Симон, но меня ждёт королевская ложка, если моё отсутствие во дворце кто-то заметит. — Эриз подмигнул Фаби. — Так что мне пора. Фаби наградил деда многозначительным взглядом и вернулся к наполнению холщового мешочка булками для кронпринца.