Явление

Черный автомобиль летел по оживленной улице, ловко маневрируя в потоке машин, перестраиваясь в разные линии и наращивая скорость. Водитель не обращал внимания на сопровождающие его путь яростные звуки клаксона, матерные слова, что выкрикивали другие участники движения из открытых окон. Он не смотрел на светофоры. Пару раз ему казалось, что за его спиной воет сирена полицейских машин. Пальцы мужчины сжимали руль, словно пытались его задушить, воспаленные глаза, не видавшие сна последние сутки, смотрели прямо. Пульсация вены в области виска разгоняла тупую боль мигрени, лоб покрылся испариной. Жуткий смех раздался в его голове. Ироничный, покрытый весельем, но не сулящий ничего смешного. Он реально его слышит или уставший мозг воспроизводит по памяти то, что привело его на эту дорогу? Мужчина с силой зажмурился. В глаза словно насыпали песка. Они настойчиво зудели, но ни один палец даже не пошевелился. Ничего не существовало в тот момент. Только дорога. Только бы скрыться. Только бы спрятаться. Он что-нибудь еще придумает. Варианты есть всегда. Даже если уже сделал выбор. Сколько ночей он провел за изучением ритуалов и темных писем, оставленными чернокнижниками. Он искал способ связаться с ней. Он бы отдал все за нее и возможность сказать прощальные слова, даже свою жизнь, потерявшую смысл и чувство времени с тех пор как ее часы остановились. Сколько гневных тирад в его душе рождалось, сколько обвинений в адрес Всемогущего, в которого она так верила и который забрал ее так рано. Так рано для него. Он проклинал это время. Он приложил столько усилий, что они дали результат. И тогда они нашли его. — Всенепременно! Твоя боль — наша боль! Твоя душа — наша душа! — на высокой истерической ноте и с вездесущими смешками ответил тогда белобрысый и широкоплечий мужчина. — Это же просто! Как раз, два, три! Всего лишь на мгновение мужчине показалось, что он снова слышит этот голос, орущий ему в ухо, а в зеркале заднего вида отображаются темно-зеленые полоски пиджака. Одно мгновение, чтобы обернуться и понять, что это игра воображения и автомобиль, летевший на максимальной скорости, резко качает влево. Мужчина подскакивает и ремень безопасности впивается в его грудь, когда колеса врезаются в бетонный бордюр. На его глазах бампер складывается как картонная коробка, на лобовом стекле появляются жилки трещин, воет мотор, машина встает вертикально, шины визжат от резкого торможения. На миг весь мир вокруг замирает. Красота катастрофы, запах бензина и невыносимо долгие секунды до неминуемого столкновения со смертью. Водитель закрывает уставшие глаза. В их уголках собираются слезы. Как долго он ждал этого момента. Черная, соленая тоска разрывает его изнутри — он не увидит ее даже после смерти. У него нет души. Он отдал ее в обмен на иллюзию. Да будь же проклят этот Коровьев! — Спасибо, товарищ! — расплескавшийся чай не только горячо лизнул пальцы девушки, но и оставил кляксу на полу. Повезло еще во время уклониться и не заляпать халат, вернувшийся из стирки только этим утром. Фельдшер, в спешке толкнувший ее в плечо, ответил что-то на ходу и растворился в коридорах больницы. — Ему конец. — Ты даже ведь лица его не видела, — ответила собеседница, и обе двинулись в сторону ординаторской, куда изначально и держали путь. Больница гудела, как большой улей. Доктора спешили в палаты, пациенты выжидающе сидели и стояли в коридорах, дожидаясь очереди. — Субтильный парень весом до шестидесяти пяти килограмм, скорее всего с близорукостью от минус двух до трех и у него ужасный одеколон. Наверное, задумывался как древесный. По мне пахнет мочой. Я найду его, — Кристина стряхнула с рук липкий чай и крепче перехватила папки. — Тебе надо выспаться, Кристин. И меньше оставаться на ночные смены. От тебя уже весь младший персонал шарахается. Еще месяц, другой и начнутся жалобы, — Лидия открыла дверь перед девушкой, которая с трудом удерживала начиненные кипами бумаг скоросшиватели и стаканчик чая из буфета. — Через несколько недель уже лето, а ты бледная как смерть. — Мне так положено, не удивляйся, — ответила та, вывалив на ближайший стол все из рук. — Ты и сама знаешь, что обо мне говорят. — Да, — протянула Лидия и осторожно сняла с плеч фонендоскоп. — К реаниматологам и врачам интенсивной терапии всегда что-то приклеится. — И к хирургам, — уже со своего места отозвалась девушка, допивая остатки чая. — Взять хотя бы Толя Большой Бур. Лидия прыснула и беззвучно рассмеялась. Она-то знала, откуда росли ноги у этого прозвища, и насколько оно было правдивым. — Ноги гудят, — потянулась в кресле Кристина, и устало посмотрела на ожидающие ее заполнения карты пациентов. — Взять с собой что ли? — Не по уставу, — тут же подметила подруга и коллега. — Самое главное сразу переодеться, снять форму, и тогда тебя уже не дернут, — она посмотрела на часы, — тебе двадцать минут до окончания смены. Дай Бог ничего не случится. Кристина тут же переменилась в лице. — Я же просила не говорить при мне этих слов. И все, что с ними связано. — Извини. Это на автомате. Вообще это странно, ты так не считаешь? — Что именно? — Ну, взять хотя бы твое имя. Ты знаешь, что оно пришло из Византии и дословно переводиться как «посвященная Христу»? А у тебя просто аллергия на все религиозное. — Давай не будем об этом. Лучше скажи, что мне написать в рекомендациях к лечению этой Павловой? Четвертый раз за два месяца с острым дерматитом и затрудненным дыханием. — Опять? Что на этот раз? — Она не знала, что в торте с названием медовик есть мед, — с тонной скепсиса в голосе отозвалась девушка, — чудеса да и только. Может направить ее на ушивание рта? — Когда-нибудь она вернется с отеком Квинке, — покачала головой Лидия, — при ее любви к сладкому. Преднизолон еще работает? — Еле раздышали, — Кристина закрыла глаза, и устало потерла виски. — Я не знаю, как еще до нее донести, что читать состав продуктов для нее важно. — Может судьба у нее такая. Умереть от меда. Сладкая смерть, — отозвалась подруга и вальяжно развалилась на диване. — Интересно, а такое бывает? — Что именно? Но вопрос так и остался без ответа. Вой сирены кареты скорой помощи приближался так стремительно, буквально вливаясь волной через приоткрытое окно в комнате. Лидия перевела взгляд на Кристину и заметила, как вселенская усталость закрадывается во все черты лица подруги. Круги под глазами даже стали более отчетливыми. Или это игра света? — Зря ты форму не переодела. За дверью тут же начался галдёж, кричала медсестра, гремели носилки. Кристина любила и ненавидела этот момент. Момент, когда ее вызывают на поле боя со смертью, которая уже вцепилась в человека своими когтями. Но именно в этот момент она чувствовала себя по-настоящему живой. Девушка лишь на пару секунд закрыла глаза и сделала глубокий выдох. Красная лампа около входной двери замигала, приглашая на очередное сражение. Девушка вошла в палату реанимации, чуть не поскользнувшись на красной кляксе у порога. Другие доктора уже столпились около новоприбывшего пациента, практически закрыв на него обзор. — Какие показатели? И что случилось? — с ходу спросила она, включаясь в «игру». Именно так называл сердечно-легочную реанимацию ее бывший наставник. — Авария. Кровотечение, политравма, потеря сознания, — отозвался Дмитрий Иванович — заведующий отделением терапии. — Я думал, что твоя смена окончена. — Я тоже так думала, — ответила Кристина. И в этот же момент один из многочисленных фельдшеров, которых пригнали из операционной, громко крикнул: — Остановка сердца! Остановка сердца! — Я буду насосом*, — девушка вежливо отодвинула стоявшую перед ней медсестру и положила руки на грудную клетку мужчины. — Готовьте ларингоскоп и трубку для интубации. Дмитрий Иванович, нужен доступ в вену и доза адреналина. Возможно, понадобится допамин, пусть кто-нибудь разведет. Начали! Кристина не чувствовала ни рук, ни ног. Ее глаза то и дело обращались к монитору, но спустя тридцать две минуты усердной работы, они получили лишь кратковременную фибрилляцию предсердий после удвоенной дозы адреналина. Она злилась и не понимала, что именно идет не так. Внутри нее нарастало убеждение, что мужчину, разбившегося на Садовом кольце, им сегодня не вытянуть. Как будто сама судьба, высшая сила, неизвестно что, но явно более могущественное, чем команда врачей не один год, вытаскивающая людей с того света, тянула его за собой. В палате остались лишь пятеро — более и не нужно, идеально для проведения реанимации и она знала каждого из них и могла ручаться за профессионализм и стойкость. Но те вещи, которые сыпались на них, могли происходить лишь в команде интернов, первый раз выведенных из родных стен университета и брошенных в кровавую возню без подготовки. При интубации трубка ушла в пищевод вместо трахеи, хотя процедуру проводил опытный фельдшер, задействованный почти во всех операциях в дневные смены. Внутривенные катетеры постоянно «задували» вены, необходимые сию секундно дозы уходили под кожу, изливались в мышцы, оставляя уродливые пятна гематом, разливающихся на глазах. И уже вдоволь потрепав нервы и установив и трубку, и катетер, бригада с ужасом обнаружила, что вентиляция легких невозможна — аппарат вышел из строя. Искать поломку не было времени. Девушка чудом вспомнила, что на складах еще есть мешки Амбу большой емкости. Дмитрий Иванович лично нашел его, и тут оказалось, что подача воздуха и из него невозможна. Только спустя пару минут поняли, что дело в закрытом клапане. Никто не срывался, суеты не было, но то тут, то там лопались ампулы в руках, шприцы оказывались с бракованными поршнями, падали инструменты. Кристине даже казалось, что сама смерть пришла сегодня в их городскую больницу № 6, чтобы лично поиздеваться над ними. Дать щелчок по носу, показать кто тут главный. Но девушка сдаваться была не намерена. Местами нездоровый эгоцентризм закрывал от нее все неурядицы, для нее существовали только она и безымянный мужчина, за жизнь которого они сражались. А вот он не сражался вовсе. Словно смирился со своей гибелью, отдал вожжи правления кому-то другому. Но сама Кристина не была готова этого сделать. За четыре года работы она не потеряла ни одного пациента, даже самого сложного. Все знали, что в ее смену никто не умирал, за что и дали прозвище доктор Смерть. — Сорок две минуты реанимации, — огласил Дмитрий Иванович, и она поймала его уставший взгляд, — останавливаемся через три минуты? — Нет, — машинально отрезала она, — еще не все потеряно. Готовьте дефибриллятор. Мы его заведем. Разряд. Мужчина дергается на носилках, уже пропитавшихся его кровью. На мониторе ровная линия ломается и спустя пару секунд снова приходит в норму. Разряд. Разряд. Разряд. — Максимальную мощность, — выкрикнула девушка. — Ты сожжёшь ему кожу. Все кончено. Нужно объявить время смерти. — Я сказала максимальную мощность! Аппарат пискнул и стал гудеть, потребляя невиданное доселе количество электричества. Врачи, участвующие в реанимации, отошли от пациента. Больше никто не позволил себе дать комментарий происходящему. Все и так понимали, что название этому одно — отчаянье. Мужчина подскочил на месте, выгнув дугой грудь и обрушился на койку, попутно распространяя сотни мелких брызг крови. Кристина не смотрела ни на него, ни на своего коллегу, который лишь поморщился от вида проступающих прямоугольных красных следов на коже пациента и от запаха паленой кожи. Монитор задумался, доводя напряжение до предельной точки, когда весь мир сжимается до размера частицы и тут же расширяется, когда упрямая ровная линия начала стабильно показывать необходимые зубцы. Кто-то позади девушки рассмеялся, то ли от облегчения, то ли от усталости. Кто-то сел на пол, все еще не веря в произошедшее. Кристина стояла и смотрела на монитор, ее дыхание никак не хотело приходить в норму. — Ты молодец, — Дмитрий Иванович похлопал ее по плечу, — он вернулся с того света. Алексей, готовь операционную. Нужно остановить кровотечение. И рассчитай ему волювен. Наша работа еще не окончена, парни. Живо, живо! Девушка не слышала более ни ободряющих слов, ни потрясенных взглядов и дружеских похлопываний. Она все еще смотрела на монитор и чувство вязкого, липкого страха закрадывалось в ее тело. Радости и облегчения так и не наступило, и она не понимала, с чем это могло быть связано. — Сегодня все только о тебе и говорят. Кристина привыкла, что в ее кабинет без стука могут входить только два человека: управляющий клиникой Андрей Михайлович и начальник отдела терапии Дмитрий Иванович. Девушка захлопнула последнюю карту пациента и, откатившись на стуле к стене, вытянула затекшие ноги. — Как же бесит, что половина моей работы эта бумажная волокита. И что говорят? — Что доктор Смерть превзошла саму себя, — мужчина поправил очки и уместился на соседнем кресле. — Моя смена заканчивается через час. Подвести до дома? — Да. С радостью соглашусь. Как он? — Стабилен. Слышал от рентгенолога, что парень весь изломан, думаю, что пробудет он у нас долго. — Сегодня я не хочу об этом думать, — Кристина встала со своего места и наконец-то размяла руки. За окном уже стемнело. — Буфет же еще работает? — Если поторопишься, то успеешь. Жду тебя у главного входа через час. — Что-то больше нет желания задерживаться, — улыбнулась девушка. — Не опоздаю. А в какой он палате? Хочу его проведать перед выходным. — Сорок шестая. На втором этаже. Желудок не очень обрадовался разогретому жареному пирожку с картошкой и, судя по начинавшемуся дискомфорту, изжоги было не избежать. Кристина медленно шла по опустевшему коридору больницы, чувствуя в каждом шаге боль усталости. Она мечтала о кровати, как накроется одеялом и закроет уже глаза и этот день станет завтра. Отделение реанимации — одно из самых тихих мест в городской больнице. Даже днем тут не встретишь посторонних людей: пациентов, ждущих очередей нет, родственников, прорывающихся в палату вне положенных часов посещений тоже. Ближе к ночи коридор, ведущий в данное крыло, становился и во все безлюдным, можно было встретить лишь зевающая на ходу медсестру, совершающую обход, чтобы вписать в висящие каждой койки листки базовые показатели, да посмотреть на месте ли расходные материалы, что бы не получить выговор в пересмену. Девушка на ходу допивала сладкий кофе, и мысленно составляла план на грядущий день. Но ее неспешное шествие прекратилось, как только она завернула в ответвление главного коридора крыла к палатам с послеоперационными больными. Пару раз моргнув, чтобы убедиться, что это не игра света или воображения, она все же поняла, что к реальности происходящее имеет все сто процентов. В коридоре стоял мужчина. Стоял неподвижно, перед закрытой дверью палаты. Даже со своего места Кристина отметила, что осанка и положение тела неожиданного визитера уже не сулила простой беседы. Девушка посмотрела по разным сторонам, выглядывая младший персонал, чтобы перехватить на ходу какую-нибудь медсестру или фельдшера и направить к ночному визитеру. После насыщенного дня встревать в грубую перепалку не хотелось. А быть милой и вежливой сил не оставалось. Сделав большой глоток и смяв в руке бумажный стаканчик, Кристина двинулась вперед. В голове еще оставалась мысль пройти мимо — это же нее проблема, а недочет администрации и охраны. Но, чем ближе она подходила, тем прозрачнее становилась надежда разойтись кораблями в море. Высокий, одетый не по погоде мужчина стоял напротив двери палаты номер сорок шесть. С чего это я должна его бояться, — подбадривала она себя, — это он должен меня бояться. Правильно? Правильно! Прям как будто ждет, что ему сейчас устроят нагоняй. Никакой осторожности. Знает же, что запрещено в такие часы приходить. Тем более в наше крыло. Под потолком затрещала лампа и, пару раз мигнув, погасла. И без того мрачный силуэт ночного посетителя окутали густые тени, которые липли к нему, как уличные кошки. Кристина перевела взгляд и для себя отметила, что лампочка перегорела как раз над его головой. На коже начала появляться гусиная кожа, и едва различимое покалывание на кончиках пальцев. Девушка поежилась — стало холодно. Умом она понимала, что это невозможно, хотя бы, потому что за окном весенняя майская ночь. Но на мгновение ей показалось, что если она сейчас выдохнет через рот, ее дыхание застынет в воздухе размывами белого пара. Это стресс и недосып, — мысленно дала себе оплеуху доктор и, набрав в грудь воздуха решительно произнесла: — Извините. Наверное, вам не сообщили, но после восьми вечера посещения не разрешены, — девушка и сама поразилась тому, как грозно в тишине больничного коридора раздались ее слова. Они словно отскочили от кафеля и попрыгали по стенам и потолку, как брошенные мячики. Мужчина плавно развернулся в ее сторону. Из-под полы пальто показалась черная трость с ручкой в виде головы животного. Разглядеть бы в виде какого, но расстояние не позволяло. Трость удерживала рука в перчатке. Трость. А на хромающего не похож, стоит слишком прямо, — тут же подметила про себя Кристина, — что за мещанский стиль. — Простите, если напугал Вас, — ответил мужчина без тени смущения. Шляпа отбрасывала тень на лоб и большую часть глаз и Кристина не знала, смотрит ли он на нее. Но чувствовала. Чувствовала тяжелый, гнетущий взгляд, который шел в разрез со спокойным голосом и учтивой интонацией. — Я полагал, что мое присутствие окажется незамеченным и несколько удивлен тому, что заблуждался. Смею сказать, что заблуждения мне не свойственны. Его тонкие губы растянулись в широкой улыбке, обнажая ровные ряды зубов. Он так же стоял на месте, даже на миллиметр не сдвинулся в своем коконе из теней. Кристина знала, что она права и что она в безопасности: стоит ей закричать или повысить голос, как тут же слетятся санитары и врачи. Но подойти ближе смелости не хватало. — Просто приходите завтра, — девушка не хотела даже вникать в поток ненужных слов. Ей хотелось одного — удостовериться, что ее пациент стабилен и уехать уже домой. — Боюсь, что завтра будет поздно. Уважаемый Олег Юрьевич должен отдать мне мою вещь до полуночи, иначе я не имел бы дерзости нарушать порядки данной больницы, — и хоть интонация голоса не изменилась, Кристина почувствовала, что собеседник ее атакует. Словно укрывает пластами пустых слов, начинка в которых — простая угроза. Улыбка все еще не сходила с его лица. Девушка могла разглядеть и родинку на лице и вычурно выглаженную рубашку с винтажной брошкой, которая отливала холодными бликами в скудном освещении. Все в образе незнакомца было идеально и это идеально было еще подчеркнуто двойной сплошной линией. И, застигнутый врасплох, он не спешил принести извинения или же покинуть коридор. Наоборот, заставлял нервничать ее, словно она была глупым свидетелем, свернувшим не в ту подворотню и заставшего взрослых за серьезными делами. — Если вы говорите о том Олеге Юрьевиче, который поступил после аварии, то ничего отдать, ни сказать, ни пошевелить пальцем, ни моргнуть в ближайшую неделю он не сможет, — официальным тоном ответила девушка. За четыре года официальный тон спасал ее из многих неприятных ситуаций. Это как защитная маска, которую можно надеть в любой момент, если беседа зашла не в то русло. — Он находится в состоянии медикаментозной комы для наиболее быстрой стабилизации жизненных показателей и для контроля уровня боли. Более конкретную информацию вы можете получить у его лечащего врача завтра, — Кристина четко выделила заветное слово, — в отведенные часы приема. Собеседник молчал. Улыбка медленно спала с его лица, и он резко сделал шаг в сторону врача. Кристина непроизвольно вздрогнула, но не отступила. Выйдя под свет, мужчина полностью открыл свое лицо. И в тот момент оно показалось ей неимоверно уродливым. Как будто что-то паранормальное выбралось с того света и просто напялило на себя человеческое тело. Незнакомец сделал еще шаг — звук его набоек грохотом раздался в напряженной тишине. Его тень: огромная, черная, удушающая, нависла над девушкой. — Вы ведь пришли к нему? Я прав? Стало быть, вы причина того, что уважаемый Олег Юрьевич выжил? — мужчина вонзил в нее свой взгляд, словно пытаясь раздавить неуклюжее недоразумение, волей судьбы оказавшееся у него на пути. То ли отблеск ламп был тому виной, то ли разбушевавшееся воображение, но девушке на секунду показалось, что за зрачками собеседника блестит мутный огонь, словно медная монета переливается в прозрачной воде. — Стало быть, да, — отчеканила Кристина каждое слово. Она смотрела в глаза визитера даже не моргая, будто выстоять в зрительной дуэли было вопросом жизни и смерти. А может, так и было? В начале беседы она полагала, что имеет дело с очередным потомком именитых аристократов, коим и уставы больницы и моря по колено. Но ночной незнакомец им не являлся. И кем он являлся — ответа не было. — Невообразимо интересно, — почти прошипел он, снова улыбаясь, и теперь девушка могла увидеть, как меняется его лицо, приобретая инфернальный, зловещий вид. Кристине хотелось сглотнуть, выдохнуть, опустить непроизвольно поднявшиеся плечи и расслабить живот, но она и вздохнуть лишний раз не смела, пока мужчина не отступил резко назад и, перехватив трость, обошел ее, направляясь к выходу. Когда незнакомец поравнялся с ней, небрежно задев ее плечо своим, она уже была готова закричать или броситься бежать, куда глаза глядят. Ей казалось, что именно в этот момент что-то произойдет: он вцепиться в ее шею, или резким движением разобьет голову тростью, накинется, укусит, начнет забивать ногами. Но он просто прошел мимо. Ледяная корка страха, покрывшая все ее тело и душу за время их короткой беседы, лавиной рухнула вниз, волна эйфории облегчения обдала паром щеки и уши, а дыхание запустилось с новой силой. Пока из-за ее спины не донеслись слова: — Тогда до завтра.