Явление

Раскат грома пробежался по крыше, оглушительный треск заставил девушку вздрогнуть и отложить книгу. Кристина подошла к окну, выглянула за штору и в этот момент яркая бело-желтая вспышка озарила черное небо. Порыв ветра ударил в стекло, а крупные капли тарабанили так настойчиво, словно ломились в квартиру. Черничное небо нависало над городом как плотный купол. Конца и края обрушившейся на Москву грозе не было видно. Медленно вздохнув и выдохнув, девушка вернулась на свое место, укутавшись пледом и снова взяв в руки книжку. Ромашковый чай давно остыл и стоял забытый ею на прикроватной тумбочке. Она вчитывалась в ровные строки, но мысль автора ускользала от нее. Напрасно она пыталась перечитывать абзацы снова и снова — чтение не могло унести ее в воображаемый мир, потому что реальность прицепилась к ней как клещ, выпивая последние силы. Прошло два дня с момента последней встречи с Воландом. Мужчина не объявился. Не было случайных стычек в коридоре, не было внезапных появлений, и ощущение незримого присутствия испарилось, лопнуло как воздушный шарик, к которому слишком близко преподнесли иглу. Была ли она этой иглой? Он ведь ушел из-за нее? Кристина отложила книгу в сторону и посмотрела в темное окно. Он не мог остаться в городе и в их больнице навсегда — думать так было глупо. Но почему же тогда ее глодала мысль о том, что Воланд исчез, потому что разочаровался в ней? В начале их общения она видела в нем только врага, пытающегося навредить, напакостить любым сподручным способом, но сказочное путешествие в прошлое и пробуждение Веры ставили под сомнение эти убеждения. Человек же может меняться? Может. А не человек? С чего она взяла, что его участие в ее жизни было лишь комедийным фарсом? Девушка внутренне поежилась, вспоминая, с каким укором и холодом она обращалась к нему в коридоре. И не остановилась даже тогда, когда наткнулась на его печальный, меланхоличный взгляд. Снова посмотрела на открытую книгу — за последний час она не перелистнула и страницы. И кого она хочет обмануть? Себя? Зря она наивно полагала, что выходные подарят ей долгожданный отдых и расслабление. В кутерьме рабочих дел и вечной суете навязчивые мысли пропадали, нужно было заботиться о тех, кому ее помощь была жизненно необходимой. А в родных стенах, дождавшись своего часа, они нападали на нее, как голодные животные. Кристина встала и прошла в ванную комнату. Легкий душ — это то, что поможет ей взбодриться и хотя бы на пару минут ощутить себя живой, а не оболочкой. Когда она вышла, оставляя за собой влажные следы на полу и запах мыла и шампуня, то сразу поняла, что в квартире она не одна. Продолжая вытирать волосы полотенцем, девушка едва слышно переступала, подкрадываясь к спальне. Хвостатая тень шмыгнула по стене и пропала. На секунду ей показалось, что она слышит громкое мурчание. Первое, что она заметила, оказавшись в комнате — это большой букет из небесно-голубого льна. Пышное облако незатейливых цветов стояло в прозрачной вазе прямо по середине стола. Она остановилась, не веря своим глазам. Тот самый декоративный лен, растущий перед их временным убежищем, был теплым и детским воспоминанием, которое она хранила в сердце. Он видел его, он был там с ней. Сердце забилось чаще. Может он пришел? Пришел к ней, не смотря на то, что последняя встреча была такой болезненной и некрасивой. — Мое почтение, донна, — промурчал сидевший на кровати огромный черный кот и от его голоса девушка едва не вскрикнула. Она отшатнулась к стене и прижала к себе руки в испуге. Кот же довольно вытянулся и, сложив перед собой передние лапы, смотрел на нее сияющими зелено-желтыми глазами. — Не бойтесь. Я пришел передать подарок от мессира и по его настоянию убедиться, что с вами все хорошо. — От мессира? — переспросила она, приходя в себя. Животное котом по ее мнению не являлось, но и опасности девушка не ощущала. Ведь она уже видела его, когда квартира превращалась в старинный замок. Он встречал ее на входе. Стало быть, он его слуга? Но Воланд прежде не подсылал к ней слуг, а приходил лично. Незваная радость от столь душевного проявления внимания начала угасать, погрязая в печали. Он не пришел лично, потому что более не хочет ее видеть. Тогда ее догадки были верны — она так рьяно защищалась, что оттолкнула его. Уголки губ поползли вниз. — Вот как? А что же мессир сам не передал цветы? — Милейшая донна, мессиру нездоровиться. Он потратил много сил для важного дела и никак не может восстановиться, — котяра моргнул и, как ей показалось, улыбнулся, вальяжно потягиваясь. Хвост вилял из стороны в сторону. Кристине даже показалось, что это она в гостях у кота, а не он. Нездоровиться? Важное дело? А что если речь о чудесном выздоровлении Веры? Это же был его прощальный подарок. Он потратил так много сил, что не может восстановиться? Чем дольше девушка размышляла, тем гаже и противнее становилось на душе. Это что же получается? Воланд находится в опасности по ее вине? Ведь помочь Вере он хотел ради того, чтобы она снова смогла доверять людям и прекратила свои колкие обвинения в его адрес. Она снова посмотрела на голубые цветы, наполнявшие комнату свежестью полей. Даже будучи ослабленным и больным, он отправил ей этот букет, в напоминание о самом дорогом и уютном в ее сердце. Это она виновата. Она виновата в том, что Вере стало хуже. Упиваясь злостью, она отказала Лиде в тот момент, когда та в ней нуждалась. Она тыкала пальцем и обвиняла Воланда, хотя у нее не было доказательств его вмешательства. Ну, видела она их вместе, что с этого? Слышала ли она их разговор? Она просто хотела переложить свою вину на него. Во рту стало горько, а в глазах защипало. Она причина всего. Она отталкивает людей, пытаясь защитить себя, даже когда на нее не нападают. — А вы сможете отвести меня к нему? — слова прозвучали сами собой и повисли в воздухе. Кот подпер морду лапой, совсем как человек и выжидающе посмотрел на нее. По мокрым волосам еще стекала вода, девушка стояла в тонком халате с накинутым на плечи полотенцем, но решительность в ее глазах говорила сама за себя. Мессир был прав. Он всегда прав, ведь знает человеческую душу лучше их самих. Все происходило так, как он и говорил. — Все непременно, милая донна. Думаю, он будет рад вас видеть. Вначале появилась боль. Тугая, сжимающая голову в стальные обручи. Давящая с такой силой, что открыть глаза было непостижимо трудно. И все же Надя сделала это. Левый глаз не открылся. Белый потолок, звуки шаркающих шагов, чьи-то голоса, но слов было не разобрать. Дышать было трудно. На грудную клетку словно положили груду кирпича. Она попыталась пошевелить пальцами рук — шевелятся. Во рту было сухо, словно она не пила несколько дней. Тошнотворный ржавый привкус крови. Девушка разлепила слипшиеся губы, сдирая с них корки. — Воды, — прохрипела она. Сухое горло свистело. Ее никто не слышал. Надя повернула голову, пытаясь осмотреться, и тут же боль кувалдой ударила по вискам, заставляя зажмуриться. Едва выровняв дыхание, она повторила чуть громче: — Воды. Чья-то рука бережно пролегла между шеей и подушкой, приподнимая голову. Холодное стекло стукнуло о зубы и Надя остервенело начала глотать воду, не заботясь о том, что часть проливается, стекая по подбородку. Ее снова опустили на подушку, и девушка увидела склонившееся перед ней женское лицо. — Думала, что не очнешься ты. Очнулась. Еще одна маленькая победа, — женщина хлопотала возле нее, поправляя постельное белье. — Где мы? — спросила Надя у ключницы. Воспоминания начали возвращаться, мигая в темноте лампой пожарной тревоги. — Дома мы. Точнее в том, что от него осталось. Побереги силы. Тебе нужно спать. Ее голос, доносящийся словно из-под воды, стал глуше и слабее и, так и не сумев в очередной раз раскрыть отекшие веки, девушка провалилась в тяжелый сон. Ад разверзся под ней. Крики, кровь, бьющая фонтаном, обезумевшие от страха лица, тиски тел, леденящий душу хохот — канонада насилия преследовала ее и во сне. Она металась на кровати, покрываясь липким потом и бормоча бессвязные слова. Немыслимая боль, таящаяся в каждом закутке памяти, не оставляла. Измучавшись во сне, она открыла глаза. В келье было темно. За окном завывал ветер, и бушевала гроза. Медленно, превозмогая боль, девушка приподнялась на локтях. Рядом располагались еще койки, смятые в кокон одеяла, говорили о том, что на них покоятся такие же раненые, но выжившие, как и она. Надя откинулась на подушку, пытаясь забыться сном, но теперь он не шел к ней на встречу. Стены хранили молчание. Мерное сопение и чей-то храп были единственными источниками звука и напоминанием того, что она еще жива. Она никогда не думала, что сможет пережить такой ужас. Что этот ужас сам придет к ним в дом, без спроса и без стука. Девушка лишь на мгновение закрыла глаза, и образ взрывающейся головы Учителя явился из тьмы, словно смеясь над ней. За что с ними так? Разве они причиняли кому-то вред? Разве они этого заслужили? Соленые ручейки плавно потекли по ее вискам. Надя плакала неслышно, боясь разбудить соседей. Она оплакивала и себя, и всех братьев и сестер, не переживших ночь кошмарных пыток. Почему? Почему Он допустил это? Ведь они добровольно отказались от обычной мирской жизни в пользу служения ему. Тогда где Он был, когда их рвали на части? Когда демон смеялся над их болью? Орден никогда не будет прежним. Та ночь разделила все их существование на до и после. Не за кем идти. Не кому служить. Как они будут молиться тому, кто и пальцем не пошевелил для их защиты. Безумное, беспощадное насилие над теми, кто не может дать отпор. Кто не готов дать отпор. Надя всматривалась в темноту. Зло. Чистое зло, явившееся в их город еще там. Оно не знает пощады и не ведает ничего кроме разрушения. Не дай Бог, кто-то окажется у них на пути, как они. И тут же ее мысли вспыхнули ярким пламенем. Девушка подскочила в кровати, жмурясь от резкой боли, прострелившей спину. Кристина! Боже, а как же Кристина! Казалось, что всего лишь пару секунд назад черный кот спрыгнул с кровати и, встав на задние конечности, уверенной походкой подошел к Кристине, вложив в ее дрожащую ладонь свою когтистую лапу. И вот, они уже стоят перед дверью. Девушка не помнила, как оказалась в этом месте, как выходила из своего дома, была ли она вообще на улице. Номер пятьдесят. Обычная квартирная дверь, вовсе не похожая на врата ада. Девушка украдкой посмотрела на сопровождающее ее животное — кот постучал в дверь и, уперев лапы в бока, ждал. Решительность утекала от нее как юркие капли дождя на окне подъезда. Она крутила головой, стараясь по обстановке хотя бы прикинуть, в каком районе Москвы они сейчас находятся. Ничего не шло на ум. В глубине квартиры раздались отчетливые быстрые шаги, щелкнул замок и дверь распахнулась. Кристина вздрогнула, когда увидела высокого белобрысого мужчину — его она узнала, но не ждала их встречи. — Ох, дорогая, любезнейшая Кристина Александровна, — Коровьев раскинул руки в стороны, словно готовясь к бурным дружеским объятьям. Девушка отступила на шаг назад. — Как я рад вас видеть! Не ожидал! Честно говорю, не ожидал! Что же вы стоите, гости дорогие, проходите. Отсалютовав и изобразив поклон, мужчина отошел в сторону, все еще придерживая дверь и приглашая визитеров пройти в квартиру. Кот погладил усы и, окинув застывшую на месте девушку, сверкнул зелеными глазами, подмигивая другу. — Донна, я уверен, что мессир будет рад вашему визиту. Не робейте. Кристина недоверчиво смотрела на ожидающего в коридоре Фагота. Почему то кот выглядел более безобидным. Все походило на распахнутую ловушку, только и ожидающую того, что мышка забежит за сыром слишком далеко. И все же она сама попросила привести ее к нему. Я только посмотрю, что с ним. Быть может смогу чем-то помочь. Он тоже помог мне. Это правила приличия, не более, — говорила она сама себе, подбадривая и успокаивая. С какого момента соблюдать правила приличия для нее стало так важно — она не знала. Помявшись на пороге, девушка переступила через него. Коровьев не смог скрыть хищной улыбки. За ее спиной оглушительным хлопком закрылась дверь. В тишине замершего ожидания он прозвучал огнестрельным выстрелом. — Прямо! Идите прямо! — девушка едва не поморщилась от противного, скрипучего голоса Фагота. Громкий, выкрикивающий, истеричный — он был способен вызвать мигрень даже у здорового человека. — Все найдете! Двери открыты! Идите же! — почти прикрикнул он, помахав руками так, словно сгоняет ленивых кур с насеста. Девушка встрепенулась и пошла вперед, стараясь не прислушиваться к оживлённому перешептыванию за спиной. Танцующее пламя свечей порождало шевелящиеся тени. От ощущения того, что кто-то следит, идет позади нее, было не скрыться. Темнота была живой. Кристина видела распахнутые в конце коридора двери и не сбавляла темпа. Если она остановится, то разум победит ту неведомую силу, тянувшую ее к владельцу дома. Она старалась не думать, просто идти. Убедиться, что все нормально и все, — твердила она. Она сразу увидела его. Большая старинная кровать с балдахином занимала центральное место в комнате. Камина не было. Уверенности в том, что она бывала здесь ранее тоже. Казалось, что пространство играло с ней в дурную шутку — перестраиваясь и обманывая. Тишина нарушалась лишь ее напряженным, жестким дыханием. Напрасно она пыталась унять дрожь в теле и успокоиться. Чем ближе она подходила к кровати, тем чаще и болезненней стучало ее сердце. Темно-бардовое покрывало хранило очертания его тела. Взбитые белоснежные подушки лежали около изголовья. Воланд находился в полу лежачем положении, его глаза были закрыты. Ноги девушки остановились, сдвинуться дальше было невозможно, словно она наткнулась на невидимую стену. Его мертвенно-бледное лицо было расслабленно, морщины на лбу разгладились и мужчина выглядел больше смертельно уставшим, чем спящим. Руки покоились поверх покрывала. Кристина изучала его лицо, и не понимала, что же делать дальше. Начать разговор? Разбудить? Мысленно она уже сто раз прокляла себя и свой язык за то, что оказалась в покоях бывшего врага. Мнимая возможность уйти еще была, и все же девушка не повернулась назад и не ушла. Она продолжала стоять у кровати, наблюдая за равномерным и глубоким дыханием мужчины. Не было в его лице кислой спеси и пренебрежительно изогнутая улыбка пропала. Теперь, глядя на него, девушка находила мужчину привлекательным. Уж точно не отталкивающим и не пугающим, как в их первую встречу. Будить его она не стала, лишь осторожно присела на край кровати, стараясь не задеть его тела и рук. Он действительно выглядел больным, истощенным, словно его сразила средневековая чахотка. Если это последствия возвращения Веры, то зачем ему нужно было это делать? Неужели все ради нее? Нет, она не могла позволить себе таких эгоистичных мыслей. Это неправильно. Кристина осторожно коснулась его руки, едва не отдёрнув пальцы от его кожи — ладонь была неестественно холодной, как кусок льда. И все же она несмело сжала ее в своих пальцах. Согреть его девушка не могла. Да и никто, наверное, не мог. Воланд нахмурился во сне, с тонких сжатых губ вырвался приглушенный стон. Алгоритм обследования пациента она знала как таблицу умножения — столько лет в терапии и не всегда больной бывает в сознании, чтобы рассказать что случилось. Все знания, полученные в медицине, были бессильны, и от растерянности и беспомощности хотелось крепко стукнуть по голове. На что она рассчитывала, когда шла к нему, если знала, что он даже не человек? Чем может помочь ему? Мужчина что-то бессвязно пробормотал — тихо и нечленораздельно. Кристина замерла, вытянувшись по струнке и плавно высвободила его руку. Она безвольно упала на покрывало, как мертвое животное. Поддавшись вперед, девушка легко коснулась лба — он был такой же холодный, но влажный, словно на коже была тонкая испарина. — Я в бреду, — звуки превратились в слова, и Кристина замерла в удивлении, переводя взгляд со лба мужчины на его глаза. Воланд смотрел на нее из-под приоткрытых век, словно не мог справиться с затягивающей дремотой. Девушка тут же убрала и спрятала руку. Неловко и отчасти стыдно. — Какой чудный сон. — Вам плохо? — очевидный вопрос сорвался с ее губ, и это было первое, что пришло на ум. Неловкость нарастала. — Нет, если вы действительно здесь, — уголки губ тронула легкая, невесомая улыбка и девушка попыталась улыбнуться в ответ, но ее губы дрожали. — Как мне вам помочь? Воланд нашел ее пальцы, прикосновение было холодным и все же от него стало тепло. Кристина искренне надеялась, что имя этому теплу сочувствие. Да, это банальное сочувствие и щепотка вины. — Просто останься, — тихо промолвил он. Девушка подняла удивленный взгляд и встретилась с его глазами. Что-то в них изменилось, поменялось, и она не могла найти эту маленькую составляющую, хоть внутри уже зрел ответ, который бы ее устроил. Она не часто встречала такой взгляд, обращенный именно к ней, оттого смятение в ее душе лишь усиливалось. Неужели он смотрит на нее с нежностью? Кристина скромно улыбнулась и сжала его пальцы в ответ. Она не могла уйти. Или уже не хотела? Где-то на дне разума, который молча наблюдал за разворачивающимся сумасшествием, рождалось черное, тяжелое предчувствие того, что о своем выборе она еще пожалеет. Когда боль стала нестерпимой, Надя остановилась, крепко вцепившись в дверной косяк. Ночью она не сомкнула глаз, ее одолевали мучительные раздумья, вившиеся внутри ее головы, как клубок змей. Что она могла сделать для того, чтобы помочь сестре, если и пара шагов дается ей с таким усилием? Как же хотелось вернуться в кровать и лечь, положить голову на подушку и забыться, мечтая о том, что пробуждение заберет ее боль. Их ферма почти опустела. Многие выжившие разбежались, покинули проклятое место, некогда бывшее для них священным пристанищем и обителем знаний и спокойствия. Беглецов не винили. Крепость превратилась в гладиаторскую арену и оставшиеся боязливо озирались и прислушивались к каждому шороху, ожидая возвращения палачей. Жизнь в страхе — это не то, к чему они стремились, но то, к чему они пришли. Жить в страхе Надежда не хотела и не могла смириться с тем, что произошло. Но вперед ее толкала не собственное упрямство, а понимание того, что с Кристиной может случиться то же самое. Одно неверное слово, один лишний шаг и дьявол схватит ее, обрекая на вечные страдания. Гибель тела не может сравниться с гибелью души — этому их учили и в это она верила. И она уже видела, на что он способен и не сомневалась в том, что для этого создания нет ничего невозможного. Поэтому ей стоило поторопиться. Отдышавшись и собравшись с силами, она снова пошла. Ступеньки. Первая, вторая, третья. Тело ныло, как будто ее всю ночь били палками, но она уже и не думала о мягкой кровати. Она должна поговорить с ним. Дверь Белых покоев была распахнула и, оглядевшись по сторонам, Надя зашла в келью. Такая же чистота и простота, отсутствие личных вещей и аскетизм. Комната выглядела нежилой, покинутой и пустой. Неужели она опоздала? Неужели он ушел? Находиться на ногах более не было сил и, поковыляв до кровати, девушка едва не рухнула на нее. Силы стремительно ее покидали. Подъем по лестнице дался намного сложнее, чем она предполагала. Тишина толкала в объятья сна — не было шагов в коридоре, никто не переговаривался в общем зале и кухне. Я только прилягу. Всего на пять минут, — сказала она сама себе. Как только голова опустилась на жесткий матрас, мысли вылетели из ее головы, попадая в долгожданную бессознательную трясину пустоты. Она очнулась от давящего, холодного ощущения чужого присутствия. Дверь была так же распахнута, не было слышно ничего, кроме шума дождя и раскатов грома. Но ледяные пальцы страха, поднимающиеся вверх по спине, не могли обманывать. Позади нее кто-то был. Надя резко зажмурила глаза, увидев, как шевельнулась тень на полу. — Не притворяйся спящей, — в мужском голосе не было эмоций или интонации, но Надя почувствовала себя запертой в клетке с хищником. — Для чего ты здесь? Не для того она проделала трудный путь, чтобы испугавшись молчать как рыба и трястись от страха. Девушка села в кровати. Виски отозвались тупой болью, шея затекла. Ее пальцы медленно сжались в кулаки, словно это могло бы придать ей сил. А может быть, это был лишь способ удержать боль, идущую не из тела, а из души? Дверь захлопнулась. Гробовщик закрыл ее и сам оперся на нее, тем самым преграждая и отсекая единственный выход из комнаты. Его аура наполняла все пространство, его было так много, что девушка боялась дышать полной грудью. И все же он был ее единственным вариантом на спасение. — Учитель погиб, — она и сама сначала не поняла, что каркающие, хриплые слова принадлежали ей. Собраться было сложно. Гробовщик молчал, и она чувствовала на себе его пристальный взгляд, прожигающей в ней дыры. — Он был и вашим наставником тоже. Когда она воссоздавала диалог в голове, он казался ей более убедительным. Сейчас же девушка думала, что несет чушь и ее надежда на то, что гость Белых покоев согласиться ей помочь, была всего лишь больным бредом. — Дальше, — не приказ и не команда, но Надя подчинилась. Она подняла голову и осмелилась взглянуть на него. Вблизи он был еще страшнее, больше, шире, опаснее. Лишенные ресниц и бровей глаза смотрели прямо на нее, придавливая невидимым гнетом. — Я знаю, где найти того, кто это сделал. Близкий мне человек в опасности, но у меня нет сил помочь ей. Защитить ее. Но они есть у вас. Найти и отомстить за то, что он сделал, — Надя замолчала, балансируя на тонкой нитке отчаянья и надежды. Жизнь сестры зависела от чужого ответа. Она словно горела внутри, ожидая приговора. — Где? — жевательные мышцы мужчины напряглись, придавая ему сходство с бойцовской собакой. В глазах сверкали молнии. Чистый гнев. Неконтролируемая ярость. С гибелью Учителя последние сдерживающие оковы пали. — Городская больница №5.