***
Что бы вы сделали, если поняли, что потеряли память? Какие чувства вы бы испытали? И испытали бы вообще? Смогли бы сделать это? Натаниэль вот не мог. Он по-прежнему сидел за рулём новой машины. Ощущал на своём лице и конечностях заботливые и холодные руки брата. Его тело скручивалось в позывах вырвать и умереть. Суставы ломило нещадно. Голова просто раскалывалась. Кажется, у него поднялась температура. А он просто сидел, смотря в одну точку перед собой. Глаза остекленели. Веснински не любил новое и неожиданное. Хотя, правильнее было бы сказать, что его это утомляло. Он не мог любить или не любить что-то. Сейчас его уверенность в безупречное исполнение плана пошатнулась. Сомнение проявилось в голове и явно не собирались уходить оттуда. Это было плохо. Очень, очень плохо. Это были новые сложности. Надо быстрее избавиться от братьев… — Ти! Котёнок… Прошу, посмотри на меня. Надломленный и охрипший голос Жана вывел его из оцепенения. Нат с трудом повернул голову в сторону француза. Его глаза были широко раскрыты, кожа побелела, а руки дрожали. Тонкие пальцы мягко огладили черты лица рыжего. Заметив, что брат обратил на него внимание, Моро медленно выдохнул и прошептал: — Котёнок… Ты как? Котенок. Жан довольно редко назвал его так. Только когда находился в отчаянье. Когда Ворон решился ответить, сложилось впечатление, что по горлу провели наждачной бумагой. — Я в порядке. Жан выглядел очень плохо. Он совершенно не пострадал, это Нат проверил сразу, но что-то в его лице заставила парня прищуриться. — Прости меня… Третий номер широко распахнул глаза. Воздух с шумом прошёл через нос в организм. Жан винил себя. — Мой ангел, — Натаниэль, не медля более, придвинулся к брату, обхватывая его лицо руками. Столкнул их лбами и прикрыл глаза. Машины всё это время стояла на обочине в аварийном режиме. Рыжик нежно гладил щеки брата, зарывался руками в чёрные кудри и всё шептал. — Ты самый лучший. Самый хороший. Ты… Ты такой замечательный. Шёпот был хриплым и дрожащим. Руки тоже мелко тряслись. Это был инстинкт. Успокоить, утешить, заверить, что Жан не виноват. Убедить, что француз невинен. Они сидели так около минуты. Затем рыжий подорвался, вываливаясь из машины. Он успел сделать два шага в траву, после чего его вырвало. Желудок болезненно сокращался, пытаясь извергнуть из себя хоть что-то. Изо рта вырывались лишь хрипы, глаза стали влажными, а в носу мокро. Возможный дискомфорт был погашен химическим весельем. Поэтому, как только рвотные позывы прекратились, Веснински согнулся в приступе смеха. Перед глазами стали прыгать картинки. Тяжелые ладони с сухими мозолями. Мерзкий запах чужого тела. Огромный вес , что наваливался сверху. Расплывчатые татуировки на сальной коже. Скользкий язык, что протискивается ему в рот, а он ничего не может сделать. Руки, что сдергивают одежду и раздвигают ноги. Боль, боль, боль… Ничего, кроме боли потом не было. Натаниэль замолчал, когда почувствовал, что его рот зажали ладонью. Тонкие, всё такие же холодные пальцы нежно, но в тоже время сильно, сжимали его щеки. — Перестань… Молю тебя… Прекрати… Натаниэль сильнее прижимался к ладони, пытаясь заглушить карающий смех, что так и норовил вырваться из груди. Он чувствовал, как лёгкие начинают гореть из-за нехватки воздуха. Чувствовал, как темнеет в глазах. Чувствовал, что начинает становиться ватным в руках брата. Моро понял, что делает, лишь когда Натаниэль стал задыхаться. Рыжий делал это молча, не издавая ни звука. Брюнет отдернул руки от носа и рта, перемещая их на скулы. — Котёнок. Прости меня. Я не хотел. В расширенных глазах стояла паника. Никто из них всё ещё не обращал внимания на их положение. Парни сидели в траве на обочине пустой трассы. Машина, что чудом избежала столкновения с другим автомобилем, стояла в двух метрах от них. — Вода есть? Моро отрицательно покачал головой. — Тогда садись за руль, нам нужно на заправку. Бывший Ворон помог брату сесть на пассажирское сидение машины, а сам устроился за рулём. Руки больше не дрожали, голос стал спокойным и твердым, глаза не были расширены от ужаса. Жан закрывался. Закрывался от Натаниэля, из-за чувства вины. Жан всегда винил себя. С того момента, как узнал о наркотиках, брюнет не мог жить спокойно. Не мог смотреть на брата без чувства, разрывающего грудь. Не мог трогать его без опасения навредить. Жану всегда было стыдно перед Натаниэлем. Он не понимал, почему третий номер всё ещё с ним. Почему он до сих пор оберегает француза? — Ти? Ты как? Веснински вздрогнул. Всё то время, пока Жан сидел за рулём, Натаниэль думал. Думал о том, что именно он забыл. Думал о том, какую роль сыграл в этом Моро и сыграл ли вообще. Времени на принятия решения было немного. Но Нат смог его принять. Ворон решил рассказать Жану. А дальше… Как пойдёт. — Ангел. Голос был пустой. Безэмоциональный. Жан тяжело сглотнул. — Ты можешь рассказать мне. Ты же знаешь. Я помогу тебе, — он замолчал, крепко вцепившись в руль, а затем закончил шёпотом. — Я сделаю всё для тебя… Как раз-таки это и мешало Натаниэлю раскрыться перед ним, рассказать правду. Он не хотел, чтобы Жан что-то делал. Тем более во вред себе. — Не здесь и не сейчас. Когда мы вернёмся в лисью башню. Я должен буду рассказать тебе, — он глубоко вздохнул, прикрывая глаза. — Я слишком долго молчал. Жан просто кивнул, увеличивая скорость. Люди напрасно думали, что он хороший мальчик. Возможно, Жан и был таким, но только не когда Натаниэлю что-то угрожало. Ради третьего номера Воронов, Моро был готов на всё.***
Время утекало слишком быстро. День уже подходил к концу и через пару часов Натаниэль должен быть в аэропорту, чтобы улететь обратно в Западную Вирджинию. Парни поднимались по старой лестнице общежития молча. Жан был напряжен, а Натаниэль, как всегда, навеселе. Наркотик перестал кипятить кровь, оставляя только лёгкое возбуждение в теле. Движения всё больше становились плавными и медленными. Могло сложиться впечатление, что он сильно устал. Общежитие встретило мрачных гостей ответной тишиной. Ни смеха, ни ругани, ничего. Абсолютная тишина. Это вызывало в теле брюнета ещё большее напряжение. Казалось, что француз был готов к внезапному нападению. Веснински настроение брата не разделял. Тишина не вызывала у него никаких опасений. Но это было лишь потому, что он её не замечал. Так сильно погрузившись в собственные мысли, он бы не заметил, пожалуй, и сильнейший гам вокруг, если бы такой был. Преодолев лестницу, молодые люди зашагали уже по коридору в сторону комнаты Моро. Когда до заветной двери оставалось не больше пяти шагов, тишину разрезал громкий звук разбившегося стекла. Жан дёрнулся в сторону, прикрывая собой брата. Натаниэль удивлённо вскинул голову, а затем рванул вперёд. Звук раздался из комнаты, где жил Кевин. Остаток наркотиков выстрелил в голову из-за накатившего адреналина. В голове запульсировала единственная мысль, вытесняющая все остальные. Спасти, спасти, спасти.***
Слезы всё же потекли по щекам брюнета. Он всегда был таким. Слабым. Но Натаниэль всегда поправлял его, заменяя это слово на эмоциональный. Эти мысли вырвали из горла Кевина смешок. Рыжий всегда его поддерживал. Сам, наверное, не понимал, как сильно помогает, но делал. Нат всегда принижал свои заслуги и помощь. Обвинял себя в бедах Дэя и Жана, хотя и они сами были виноваты. Всегда забирал всю ответственность на себя. Второй номер сидел на полу пустой гостиной, прижавшись спиной к стене. В комнате никого не было. Миньярды и Ники уехали в торговый центр, готовясь к пятнице. Кевин остался совсем один. Его не позвали с собой Натаниэль и Жан, не предложили поехать сожители. Он был никому не нужен. Как обычно. Кевин никогда не думал об этом. Наверное потому, что в Гнезде всегда был кто-то рядом. В Эверморе было невозможно остаться одному, как бы тебе не хотелось. К этому быстро привыкаешь. Но мозг подсказывал, что проблема не в этом. Натаниэль. Вот, кто настоящая причина его печали и слез. Вот, кто всегда был рядом, не смотря ни на что. Вот, кто сейчас оставил его одного. Оставил, выбрав Жана. Оставил, отдавая предпочтение другому брату. На последнем слове слезы усилились. Из горла вырвался хриплый скулёж. Был бы Дэй немного трезвее, он непременно отругал себя за слабость. Но сейчас было плевать. Натаниэль никогда не говорил, что считает Кевина братом. Никогда не обращался к нему так. Никогда не называл братом в разговоре с другими, даже с Жаном. Никогда. Это осознание причиняло боль сильнее, чем перелом руки, который давно сросся. Было так плохо и страшно. Страшно, что на самом деле Кевин никогда не был нужен рыжему. Что на самом деле Дэй всегда был лишь комплектом к Жану. Это мысль заставила его сжаться в комочек на полу. Горячие слезы отчаянья смешались со злыми. Парень зажмурился и прокричал сквозь всхлипы: — Почему именно ты? Чем ты лучше меня?! Чем я хуже?! На самом деле изо рта вырвалось лишь шипение сквозь зубы. Рядом стояла бутылка с водкой. Рука сама потянулась за ней, но сосуд оказался пуст. Странная ненависть, взявшаяся из головы, заставила его с размаха швырнуть посуду в стену напротив. Он снова заплакал. Захныкал, обливаясь слезами. Сполз ниже, полностью укладываясь на пол. Прижал колени к груди и спрятал лицо между ними. Звук быстрых шагов, почти бега и открывающейся двери, заставил Дэя вздрогнуть в страхе. Он быстро поднял голову, готовясь наткнуться на осуждение соседей. Облегчение и странная лёгкость окатили парня, когда он увидел два сапфира уставленным на него. В голубых глазах плескалось беспокойство.***
Первое, что увидел Веснински, распахнув дверь — Кевин, сжавшийся на полу. Он дрожал, прижимая ноги к груди всё сильнее. Звук открывшейся двери заставил того вздрогнуть и испуганно поднять голову. Зелёные глаза застилали слезы. Жан, что вошёл сразу за Натом, нахмурился. Наклонился к брату и прошептал на ухо: — Поговори с ним. А затем вышел из комнаты, прикрыв дверь. Ворон, подбежав к Кевину, упал перед ним на колени и заговорил шёпотом. — Кев, Кеви. Посмотри на меня. Когда мутный взгляд сосредоточился на голубых глазах, Нат продолжил. — Ты слышишь меня? Кивок. — Я могу дотронуться? Тут Дэй сам протянул дрожащие руки. Натаниэль придвинулся ближе, позволяя дрожащему телу прильнуть к себе. Парень стал успокаивающе водить руками по спине второго номера. А Дэй, почувствовав родное тепло и запах, поддался накатившей усталости. Повис, уткнувшись носом в шею рыжего и разрыдался сильнее.***
Время утекало слишком быстро. День закончился. Закатное солнце окрасило небо красными оттенками. Близилась ночь. Кевин, истощённый истерикой и нервным срывом, уснул прямо так. В объятиях Ната. Перед этим он ещё долго шептал о том, как любит рыжего и как хотел бы быть для него чем то большим, чем комплектом к Моро. Натаниэль всё это время прижимал его к себе, гладя по спине и шепча утешения. — Ты важен так же, как и Жан, Кеви. Не придумывай больше ничего такого. Это последнее, что слышал второй номер перед тем, как отключиться. Веснински бережно перенёс брата на его кровать и укрыл. Кевин не был пушинкой, но Нат всегда был силён. Так что ему не составило труда сделать это. После этого в комнате появился Жан. Они вместе собрали осколки и вынесли пустые бутылки. После этого, всё так же тихо, вышли из комнаты, прикрыв её. Нат думал не долго перед тем, как затащить Моро на крышу. Ему, почему-то, становилось не по себе на них. Но при этом страшно манила высота. Они сели на парапет, свесив ноги. Нат поджог сигарету для себя и Жана. Моро, к слову, курил только с ним. Они молчали не долго. Время поджимало, а нехватка наркотика делал Ната безразличным и уставшим. Этот день истощил и его тоже. Его голос звучал очень громко и тихо одновременно. — Ангел. Жан тут же обратив всё своё внимание на брата. — Я не помню. Брюнету понадобилось пара секунд, чтобы понять, о чем он говорит. Благо, француз давно стал понимать Натаниэля по одному лишь взгляду. Он сильно зажмурился, затягиваясь последний раз. Отбросил сигарету и придвинулся чуть ближе, заглядывая в глаза. — Совсем ничего? Веснински лишь покачал головой. — Совсем. Моро выдохнул, опуская глаза в пол. Затем снова поднял на лицо напротив. — Я помогу тебе.