***
— Ти, скажи, что ты задумал? Натаниэль, рассматривающий дорогу, повернул голову в сторону французской речи. — О чем ты? Жан недовольно поджал губы и качнул головой. Сейчас они были на пол пути к автосалону. Веснински серьёзно настроился купить для брата машину. — Не строй из себя дурочка. Мы оба знаем, что ты не такой. Ты не просто так отослал нас из гнезда. Буквально избавился. Ты что-то задумал. Что-то большое и, как следствие, опасное. Рыжий невозмутимо продолжал смотреть в окно, улыбаясь. От слов брата Натаниэль не испытал ничего. В целом, ожидаемо. Он давно перестал нервничать и испытывать стыд или вину. Ему не было совестно за молчание перед братом. Нет. Ему было всё равно. Но если бы он мог чувствовать, ему было бы жаль Моро. Он бы испытывал вину перед ним. Жан хороший. Самый лучший для Ната. Он всегда был рядом. Принял его таким, какой он есть. Убийцей и монстром. Более того, Жан не просто принял и назвал Натаниэля братом, зная о его работе и семье, он стал помогать ему. Стал моральной и физической поддержкой. Стал ходить с ним на психологически тяжёлые задания. Нат редко брал его. Не хотел, чтобы Жан сломался. Не хотел, чтобы брюнет видел всё это. А затем стало всё равно. Никогда не звал его, но если француз просился сам, никогда не открывал. — Ничего, Ангел. Всё в порядке. Он не смотрел. Знал, что утонет в серости глаз и скажет что-то неприятное, а это было бы лишним. Он никогда не мог врать ему, глядя в глаза.***
—Очень больно? Натаниэль, держась за кровавую ногу и шипя, посмотрел на мальчика перед собой. В серых глазах застыли слезы и тревога. Они познакомились недавно, но Жан стал дорог рыжему. Он пока не знал, почему. Возможно, из-за злости во взгляде. Злости, что перерастает в гнев, а потом — в ярость. Страшно, когда ты видишь такое в глазах ребёнка. Возможно, из-за отчаяния и безысходности, что излучал этот французкий мальчик. Он выглядел брошенным и Нату хотелось защитить его. Забрать себе. Сделать что-то, чтобы избавить мальчика от душевных терзаний. Но он не хотел становиться его погибелью. Сейчас, сидя на холодном полу ванной и сдерживая вхлип боли, он замер. Замер из-за не пролитых слез в глазах брюнета. Из-за беспокойства во взгляде и тревоги в голосе. Кровь стекала с колена вниз, собираясь в небольшую лужицу у их ног. Старшие вороны решили поиграть с иностранным новеньким. Натаниэль влез в драку, защищая Моро, и его порезали. Неглубоко. Просто царапина по сравнению с тем, что было дома. Он смотрел в мокрые серые глаза и не мог врать. Просто не мог обмануть этого ангела. Поэтому рыжий отвёл взгляд, уперев его в пол и сказал: — Всё в порядке, ангел. На колено пришлось наложить шесть швов.***
Кевин тяжело вздыхал, жмуря глаза. Его друзья уехали больше трёх часов назад и всё ещё не вернулись. Нат забрал Жана с тренировки для чего-то. Дэй не знал, для чего. Странное чувство жгло его грудь. Натаниэль забрал Моро. Забрал одного, оставив второго. Так было всегда. Второй номер не сразу понял, что его глаза намокли. Он зло рыкнул и сильно потер их, избавляясь от влаги. Натаниэль всегда выбирал Жана. Это было несправедливо. Кевин знал, что эти мысли глупы. Знал, что выбор Веснински обоснован. Кевин просто не мог смириться. Ребёнок внутри плакал и просился на руки. На руки к Нату. Первой и, возможно, последней его семье. Он чувствовал себя эгоистом, размышляя о том, что хотел бы быть на месте француза. Это были мерзкие мысли. Так думать было нельзя. Поэтому, открыв бутылку с прозрачным алкоголем, Кевин решил избавиться от всех мыслей сразу. Отпустить и расслабить разум. Но перед глазами был только голубоглазый Дьявол.***
Жан молчал всю оставшуюся дорогу до автосалона; молчал, пока Натаниэль выбирал машину и оплачивал; молчал, пока ставит подпись, подтверждая, что он — собственник машины. Но как только они уселись в только что купленную, двухместную Lamborghini Huracán чёрного цвета, он заговорил. — Ты изменился. Натаниэль не сразу понял, о чем речь, но, осознав, улыбнулся. Моро на верном пути. Моро стал копать и спрашивать. Осталось только осторожно дать ему нужную правду и он будет в безопасности. — О чем ты? На удивление, француз не стал злиться на игры в дурочка, а спокойно объяснил. — В тот год. После твоего семнадцатого дня рождения. Ты стал другим. И я говорю не о таблетках. И только сейчас Вескински понял. Его брат помнил слишком много. Он понимал лишнее. Это было плохо. Но мало того, он понял, что совершенно не помнит тот год. Его мозг словно удалил все воспоминания о том времени. Именно год. Триста шестьдесят пять дней. Именно семнадцатый год его жизни был удалён. Мурашки пробежали по коже. Он не думал об этом до сегодняшнего дня, до этого разговора с братом. Это было страшно, потому что Натаниэль не знал, что делать с этим. Что такого ужасного могло произойти, если сознание стерло целый год жизни из памяти? Ворон и не заметил, как, погрузившись в размышление и мимолетной тревожность, он выехал на встречку. Осознание пришло, лишь когда Жан выкрикнул его имя, хватаясь за руль, чтобы развернуть машину. А автомобиль, ехавший им на встречу, начал долго сигналить. Звуки смешались в один мерзкий скрежет, а затем писк перекрыл и его. Перед глазами стало темно. Натаниэль потерял сознание.