Красная тряпка

***

Наверняка у всех было довольно хорошее и приятное детство, когда ребёнок не знает печали, может положиться на крепкое плечо отца и на поддержку любящей нежной матери.

В таком случае Арсений будет вам сильно завидовать. Нет, не подумайте, что он смотрит на другие счастливые семьи и тихо ненавидит их, но всем же становится неприятно, когда давят на больное, на то, чего у тебя почти никогда не было.

С самого его рождения, Арсения не сильно и любили. Он не помнит никаких ярких воспоминаний с родными, не помнит их объятия, ведь их попросту не было, не знает и не ощущал материнской любви, а на счёт отцовской… Да там ею и не пахло вообще. Маленький Арсений всегда пытался им что-то рассказать, показать, чтоб похвалили, поцеловали в маленькую пухленькую щёчку, ласково обняли, похлопав по тоненькой спинке, пощекотали, чтоб смеялся громко и звонко, пытаясь убрать ручками чужие, которые потом, после игры, подняли на руки и закружили, словно снежинку, в зимнем танце. Этого не было. Никогда. Сложно маленькому мальчику думать, что за благие дела его когда-нибудь похвалят и скажут одно лишь важное: «ты молодец», или «у тебя всё получится». Да хоть что-то! Хоть любой нежный взгляд, хоть что! Хочется порой почувствовать, что ты под защитой родителей, тебе ничего не грозит, хочется знать, что дом–это в первую очередь место, где можно спрятаться от всех неприятностей. Но в итоге получается наоборот. На родителей довериться не получается, ему страшно, а из дома хочется бежать не оглядываясь, чтоб пятки сверкали. Убежать, жить на улице, пусть его убьют, похитят, но только бы не дома. Арсению Попову пятнадцать лет, он живет с тираном-отцом и матерью, которая наказывает вечным молчанием, а отец ремнем, обидными словами и чётко поставленными планами на будущую жизнь. А Арсений не хочет, но не может собрать все силы и дать ответ отцу. Он слабый, такой же никчемный маленький мальчишка, как десять лет назад, такой же зажатый, тощий, никому не нужный и глупый. От этих мыслей тошно и больно, но он ничего не может поделать. Мальчишка, у которого розовые очки давно упали, не давая шанса на попытку их починить, развалились, осыпались в невидимую пыль, полностью растворились, показав, как долго он закрывал на всё глаза, прощал, лишь по-детски улыбался, возвращался всегда обратно, но опять был предан, как маленький бездомный щенок, который несмотря на людскую ненависть к блохастому, всё равно бежал к ногам, которые нагло его отпихивали. Он старался быть лучше, но всё тщетно. Заполняя всю опустившуюся голову такими раздумьями, Арсений не заметил, как добрался до подъезда. Вытащив из кармана узких тонких джинсов ключи, он быстро прошмыгнул через открытую дверь и поднялся на четвёртый этаж. Желудок привычно скручивался от запаха чего-то тухлого в подъезде, грозя скоро вывернуться. Открыв дверь в квартиру, Арсений услышал привычный скандал родителей, быстро снял куртку и обувь и постарался быстрее уйти в комнату, как из угла вышел грозный отец. – Ты где шлялся, скотина? –брызгаясь противными слюнями, прорычал он.– Я звонил учительнице, она сказала, что уроки у вас кончились 3 часа назад. Арсений смотрел большими испуганными бездонными глазами на отца, не зная, что ответить. Если Арсений скажет правду, он точно не поверит, а ведь говорил внутренний голос, что не нужно помогать маленьким котятам с поиском мамы. – Я… Я помогал котятам… Они искали свою маму.–дрожащим голосом, почти со слезами он продолжал.– Они жалобно мяукали, я не мог им не помочь… Отец долго смеривал сына взглядом, а после отвесил грубую пощечину. – Каким, блять, котятам?! Ты мне-то не пизди, а! В комнату пошëл. Живо! Этот тон Арсений уже знал. Он знал, пощечина–это ещё не всё. Его душа была добра, Рассвет он радостно встречал. Но за свою он доброту, Всегда по полной получал. На дрожащих негнущихся ногах он прошел в комнату, быстро переодеваясь в домашнюю одежду, которая висит на нем, как на веточке, хотя должна быть уже мала, ведь её покупали ему ещё в тринадцать лет. Пальцы и маленький носик-кнопочка нервно подрагивали. Слышатся грозные и тяжёлые шаги за дверью, Арсений испуганно стоит посреди комнаты, не зная куда деться. Да он даже спрятаться боится, потому что отец найдет и сделает еще больнее. Тело сковано, ожидая очередной пытки за его доброту. Он по натуре очень нежный, спокойный, добрый и ищущий везде своё счастье, но не понимающий, почему же он отдает всего себя этому миру, пытаясь сделать его лучше, а ему в ответ–разъяренный отец, который вот-вот откроет дверь и начнёт вести свои воспитательные меры жёстким кожаным ремнём. Слёзы, не сдерживаясь, начинают литься по фарфоровым щекам мальчишки, скатываясь дальше по тонкой лебединой шее и пропадая где-то на белой футболке. Арсению как в первый раз страшно. Страшно. Сергей заходит в комнату и измеряет её шагами, двигаясь к мальчику, указывая на кровать и показывая выученными движениями снимать футболку. Арсений ложится на кровать, упираясь мокрым от слёз лицом в согнутые руки. Отец размахивается ремнём, который в воздухе делает противный свист, а после жёстко падает на тонкую бледную спину, попадая по другим маленьким шрамикам из прошлого. Арсений взвизгивает от ужасной боли, слёзы льются, словно специально, в глаза–это некий водопад, а тело пытается уйти от ударов. Тяжёлая рука припечатывает его к кровати и с размаху бьёт ещё пять раз. Небрежно кинув на сына футболку, чтоб тот оделся, он молча выходит из комнаты к жене и продолжает дальше орать за что-то. А Арсений слова уже не разбирает, он наслаждается этим спокойствием. От него отстали, он может подумать и опять закрыться в себе. Острая боль в спине слегка приводит в чувства, он медленно, осторожно, чтобы не задеть её, аккуратно встаёт с постели и подходит к маленькой тумбочке у кровати. Арсений достаёт заживляющую мазь, открывая тюбик и бросая крышку на кровать. Он отводит руку за спину с приятно холодящей мазью и размазывает по пояснице, благо, растяжка помогает, не зря он на гимнастику на полотнах ходит. После процедур он надевает футболку и ложится на кровать.В голову лезут плохие мысли, но он их старается затмить, вспоминая маленьких котят, которые жалобно мяукали, а потом, как он помог им найти их маму через три улицы от малышей. Вспоминает, каким хорошим он себя чувствовал, когда смог помочь и смотрел на милое воссоединение этих четвероногих, совсем разнежившись. От воспоминаний появляется усталая улыбка, которая задерживается на лице ещё пять секунд и исчезает, последняя слеза сказывается по освещенному фонарем бледному лицу, глаза умиротворено закрываются, а голова перестает гудеть, ощущая пустоту и спокойствие. Мальчик крепко засыпает, свернувшись в клубок на твёрдой кровати. Ночь обещает быть для него тихой. *** По комнате разливается тёплый солнечный свет, касаясь спокойного лица мальчика, щекочет ресницы, носик и шею. Ночь была тихой, защищающей мальчишку от всех кошмаров... Слишком много натерпелся. Арсений разлепляет глаза, первым делом чувствуя сухость во рту, аккуратно встает и подтягивается, поднимая тонкие руки вверх, а потом слегка отводя назад. Почувствовав, как спину неприятно кольнуло, Арсений вспоминает события вчерашнего вечера, и подобие улыбки сходит на нет. Руки опускаются, а ноги просовываются в мягкие милые тапочки с котятами. В квартире тихо, никто не шумит, не бьёт посуду, телевизор не работает. Тихо. Арсению это не нравится, ведь обычно он считает такой знак затишьем перед бурей, что сейчас врывается в его комнату. На пороге стоит опухшая, с красным уставшим лицом, мать. Она обычно никогда не заходила в его комнату, а сейчас что? — Сеня, нам с тобой нужно поговорить, чтоб через двадцать минут был на кухне. И давай шустрее, отца пока нет.— игнорируя противную формулировку своего имени, ведь не до этого сейчас, Арсений не на шутку пугается, не понимая, что за разговор его ждёт. Лучше бы он никогда не проснулся в этой кровати, лучше бы он вчера так и не вернулся домой. Посмотрев на сына, мать выходит из комнаты, как всегда не закрывая за собой дверь, но Арсений не может злиться, не может злиться даже на то, что она делала, он смирился уже давно и тут ничего не сделаешь. Переодевшись, почистив зубы, Арсений проходит на кухню. Желание поесть так и не приходит, как и мать, долго копошащаяся где-то в родительской спальне. Всё же, примерно через пять минут, она выходит из-за угла, слегка пугая Арсения и садится на облезлый, за все года их жития тут, стул. Она долго смотрит нечитаемым взглядом в плиту, чем взволновывает мальчика ещё больше, а потом, положив голову на руку, которая когда-то давно мальчишку стукала, давала пощечины, по губам... От воспоминаний становится не уютно, так это ещё и не уместно, поэтому Арсений старается смотреть в пол и думать хотя бы о спасшихся котятах. Рот матери приоткрывается, а из него летят ужасные слова. — Мы подумали с твоим папой, что будет хорошо, если мы разведёмся. Мы уже всё решили, ты уедешь навсегда с ним в Питер, а я останусь тут.–слова даются ей тяжело, но для Арсения это–гром среди ясного неба. Становится ясно, почему было так отвратительно тихо. — М-мам...но...Я не могу с папой. Я не хочу, почему вы за меня всё вечно решаете?!–противные слёзы обжигают щёки, а в горле появляется неприятный ком. — Сынок, давай я тебе сразу всё расскажу, чтоб ты больше никогда не думал об этом.Ты едешь с отцом, потому что у меня не хватит содержать тебя... — Но это не так! Я могу найти работу, мам, пожалуйста...— уже шёпотом, —не надо с папой... — Арсений.— строгим железным тоном остановила его мать.—Я не договорила. Я не хочу, чтоб ты жил со мной, я ненавижу тебя, мне вообще жаль до сих пор, что ты родился, мы никогда не планировали тебя, ты никому не нужен, Арсений. Поэтому ты едешь с ним, мне ты не нужен здесь, самолет через два дня, так что подумай ,что ты возьмёшь из своего трепья. Меня не трогать, для тебя меня нет. Мам, слышишь? Мне больно бывает! Нужны твои руки, те лучше всего Твоë безразличье меня убивает. Мамуль, я прошу, не оставь одного! Арсений смотрит большими голубыми ясными глазами в спину матери. Теперь он понял, почему всё было так. Он понял, почему с ним никогда не играли, не целовали, не любили, не обращали внимание. Он не нужен. Просто никому. Слёзы уже даже не идут, сейчас у мальчика всё перевернулось, но встало на свои места правильно. На ватных ногах Арсений встаёт со стула и идёт в свою комнату, которая связывает с собой ужасные воспоминания, и ложится на кровать, стукаясь неприятно затылком о бортик. Не обращает внимание на эту боль, ведь сейчас его сердце разрывается от другой боли, которую принесла ему его мама, открыв глаза на всё происходящее. А вот теперь появились горькие слёзы. Мальчик резко переворачивается на живот, стараясь проигнорировать темноту в глазах, он утыкается в подушку, давая волю своим эмоциям, которые он вечно скрывает. Он воет, скулит, дрожит... Детей же любят просто так, но, видимо, он должен был заслужить эту любовь, чтобы его любили за дело, он должен был хоть что-то приносить в дом, а не только свою истощенную тушку, которая, оказывается, слишком сильно заебывает родителей. Он никогда не найдёт того, кто полюбит его просто так, ведь любовь нужно заслужить. С этими гнусными мыслями Арсений отрубается опять. Несмотря на то, что сейчас утро выходного дня, он хочет отдохнуть от всего. Проснувшись с красными глазами, мальчишка идёт умываться. Смотря в зеркало, ему становится противно от уродливости своего лица. Ему никто никогда не говорил, что он красивый, Попов это понимал, знал, что такому уродцу, как он, этого никто и не скажет. На что он надеется? Мешки под глазами, будто в них можно жить, осунувшееся лицо, тусклые глаза и сухие губы. Арсений не считает себя красивым, он знает, что ему будет сложно. Умывшись с мылом, он поднимает свой взор на зеркало, глаза уже ярко-красные, а вокруг щиплет... Он совсем забыл, что у него глаза слишком чувствительные ко всему. Игнорируя неприятные ощущения, мальчик вышел из ванной комнаты и направился к себе, вслушиваясь в свою тихую поступь и гробовую тишину в квартире, лишь прерывающуюся из-за скрипа пола, тиканья старых часов и спокойного гудения ветра за окном. Тишина. Арсений любит тишину. *** Мама, видимо, ушла на работу, как всегда не оставив поесть, а Арсений и не хочет. Ему бы осилить себя, но не выходит. Комнату до сих пор освещает тёплое весеннее солнце, мальчик выходит на старый балкон и вдумчиво смотрит на старые пятиэтажки. Деревья ещё голые, но уже начинают покрываться маленькими почками, снег почти растаял, а трава только-только начинает выглядывать из мокрой земли. Слышен звонкий, наполненный счастьем, душой и чистотой, треск птичек, чем мальчишка невольно заслушивается. Сверху видно, как люди куда-то спешат: кто-то сидит на лавочке, кто-то гуляет парой, кто-то кайфует в одиночестве. У всех есть своя жизнь и свои планы. Арсений ощущает себя никчёмным, мелким, о нём никто не знает, потому что Арсений не смог показать себя, не смог выйти из зоны комфорта, оказался слабым и закрылся, как цветочек от холодной погоды. Не этого он хотел всю жизнь. Он хотел другого, как показывали по телевизору на каком-то замудренном канале: арену с большими и сильными, могущественными быками. Ему нравилось смотреть на парней, которые назывались матадорами, показывая свою грациозность на корриде, заставляя повиноваться быка, а потом, уже убив его, показывая, что человек превосходит над всем животным миром. Арсению очень нравилось смотреть, с какими лицами сидели люди на трибунах, всё их внимание было сковано лишь на двух живых существах на арене—на самом человеке и быке. Хотелось так же. Почувствовать этот вкус победы, а как только он представлял и погружался в фантазии, отец грубо отбирал пульт у мальчишки, включая какой-то нудный научный канал об экономике, говоря о том, что эту чушь Арсений смотреть не будет, а вот политика с той же экономикой ему очень даже и понадобится. А Арсению было обидно, он сдерживал слёзы как мог, а когда это заканчивалось, он уходил в комнату, глотая их от обиды. Мальчишка потом не хотел подходить к телевизору и включать испанские каналы с корридой, боясь, что отец придёт и заставит смотреть другое. Уж лучше ничего, чем трёхчасовые скудные новости о глупой политике. Подул сильный ветер, а маленькая капелька с таявшей сосульки упала на тёмную макушку мальчишки, словно напоминая, что ему стоит зайти обратно, а то ещё простудится... Кто же его потом лечить будет? Родители никогда не заботились о больном ребенке, не покупали лекарства, говоря что денег нет, заставляли с температурой под тридцать восемь градусов идти в школу на семь-восемь уроков, а после проверяли, как он понял темы. Поэтому Арсений старался не заболевать, он закрыл деревянную дверь, которая пропела ему скрипучую песню, и зашёл в квартиру. Ноги приятно столкнулись с тёплым воздухом и отправились мягко к шкафу. Одежды было не так уж много, всего лишь три футболки, которые ему довольно большие, одно худи, и пара штанов с брюками. Приготовив небольшую сумку в углу, Арсений решил пока не складывать вещи, ведь не знает, когда он уедет, поэтому свободное время он начинает всматриваться в каждый уголочек, чтобы запомнить и оставить навсегда в сердце эту квартиру. Да, тут произошло много чего страшного, но Арсений тут родился, он тут живёт. Это же воспоминания, которые, когда он вырастет, будет смотреть в своей голове, как фильм. Слышится стук в дверь и Арсений со страхом понимает, что это отец, ведь тот на днях потерял свои ключи. Арсений хочет максимально оттянуть момент встречи с отцом, поэтому, не торопясь, стекает с кровати и надевает тапки, медленно и тихо шагая по квартире, словно делает вид, что дома никого нет. Стук усиливается, становясь почти агрессивным, Арсений бросает тихое "иду", будто его кто-то услышит за толстой дверью, и открывает её. За порогом стоит отец, от которого несёт за километр алкоголем, он пьяным и туманным взглядом просверливает мальчишку и халатно его отталкивает подальше от себя. Хоть он и сделал это, не потратив даже и силы, мальчик чуть не стукнулся лопатками о стену с оборванными обоями. Арсений хочет уже уйти от противного запаха алкоголя, как отец бросает ему: —Сюда подошёл,—голос грубый и резкий, хриплый, от чего внушает еще больше , присутствующего уже сейчас, страха. Пап, я боюсь. Руку ты поднимаешь, В стенку вжимаюсь с мольбою в глазах... Но я же люблю тебя, это ты знаешь! А всë равно сплю на подушке в слезах. Мальчишка подходит к Сергею, а тот в свою очередь хватает его за острое плечо своей большой рукой и говорит заплетающимся языком: –Вещи собраны у тебя? — Ну, почти. Я всё приготовил уже, просто не знал, когда поедем.— Арсений пока хорошо держится. — Ну так в чём проблема? Иди собирай, документы свои забирай, через шесть часов самолёт, а через час в аэропорт едем, так что давай. — Сергей толкнул мальчишку и, шатаясь, пошёл в свою комнату, сбивая что-то на пути. Такое обращение отца к сыну уже привычное, так что тут нечему удивляться, правда обида хлещет и неприятно колко отзывается в глазах. Арсений идёт всё собирать, а после ложится на кровать и задумчиво вздыхает. Отец заходит и говорит, что такси уже приехало, поэтому мальчик надевает курточку с кроссовками, берёт сумку и спускается, а потом вспоминает про маму, с которой всё-таки нужно попрощаться. Душа так просит, несмотря на все обиды. — Пап, а мы заедем попрощаться с мамой? — робко спросил мальчик, боясь, что его снова проигнорируют или, ещё хуже, накричат. Он не хочет позориться перед соседями и перед таксистом, хотя видит их всех в последний раз. Он не хочет отсюда уезжать, мысленно остаётся тут, его тут что-то будто держит, но он не знает, что именно. Ведь друзей у него никогда не было, в школе только знакомые, ведь он боится общаться, боится, что его прочтут как записную книгу и нажалуются в какие-нибудь органы. Со школой прощаться легче, его отсутствие никто не заметит, он не успел привязаться к кому-то, но почему его всё же что-то держит вязкими щупальцами, что-то держит и не даёт расслабиться, будто в этом дворе он кому-то был нужен. Арсений вообще не понимает, почему смирился с этим всем так быстро, словно он постоянно переезжает. Почему не попытался даже что-то сказать?! А зачем? Ясно, что вставив хоть одно слово против отца, ему будет плохо. Арсения всегда учили подавлять свои желания и делать то, что говорят другие, поэтому так и вышло. — Мы к ней заезжать не будем. Если скажешь хоть ещё одно слово про это–пойдёшь на помойку жить, понял меня? И не мешайся под рукой мне. — Сергей отмахнулся от сына и ушёл за ещё одной сумкой, оставив мальчишку следить за вещами. Арсений вдруг, рассматривая улицу, понимает, что его тут всё время держало. Детство! Детство... Он тут провёл всё своё время. Качался на этих ржавых скрипучих качелях в одиночестве. Слушая какой-то трек, он гулял по этой площадке, вертя головой, как болванчик, смотрел на узоры домов, сидел на той старой скамейке, которая за пятнадцать лет стала совсем грязной, лазил на тот тополь, который ещё восемь лет назад стоял ровно, показывая всем свою гордость и могущество, а сейчас уже, пригнувшись ближе к земле, протирал своими большими ветками траву. Ловил бабочек, играл один в футбол и гонял соседских собак, потому что это было весело. А потом ему становилось не по себе, когда старые бабушки осматривали его грустным взглядом и бормотали себе под нос, что ему бы подружиться с кем-нибудь. Вот, это и держит его. Но Арсений не может отпустить всё это, не может. Родные места до боли в груди, он старается похоронить в памяти надолго, он бы нарисовал всё это, как художник, который пишет то, что хочет оставить в своей памяти надолго. Жаль, что Арсений не умеет делать такую красоту. Грустно с этим всем прощаться так резко, он ведь узнал об этом всего лишь утром, слишком быстро, очень много всего слишком. А Арсений к такому не привык. Отец прерывает раздумья сына и прогоняет его в машину, расставляя сумки вместе с водителем, а потом садится вперед, пристегиваясь. Машина трогается и мальчик смотрит в затонированное стекло еë, впитывая каждый изгиб двора. Арсений засыпает в машине, а через полтора часа просыпается, когда она уже заезжает на территорию аэропорта. Остановившись, мальчик открывает дверь и чувствует уже морозный воздух. Хоть весна и недавно светило солнце, сейчас небо покрылось тучами, а ветер только усилился. Пройдя с отцом всю проверку, они уходят в зал ожидания на свой рейс и, отыскав два свободных места, идут к ним и присаживаются, всё так же молча. До самолёта примерно час. Мальчик понимает, что сейчас он полетит первый раз, поэтому становится страшно, а сердце начинает биться быстрее. Арсений пытается дышать глубже, слегка успокаиваясь. Один час проходит слишком быстро. Автобус, который довезет их до самолёта, уже подъехал, люди встают и подходят к дверям. Рабочий аэропорта дежурно улыбается всем, проверяя билеты, а смотря на поникшего Арсения улыбается ещё ярче, будто чувствуя, что мальчику нужна поддержка, и подмигивает.Не привыкши к такому вниманию, Арсений непонимающе хлопает глазками и смущенно улыбается, надеясь, что его маленький румянец никто не заметит. Страх чуть угасает, не без помощи рабочего, и Арсению становится лучше. Уже в самолёте Арсений сидит у окна, а отец сбоку. Они так и не разговаривали с момента, как сели в такси. Тишина неприятная, напряженная, но мальчик всматривается в окно: он видит, как рабочие готовят самолёт ко взлёту, проверяют колёса, повреждения, укрепления, заполняют топливом, другие убирают трап. В маленький проход самолета выходит стюардесса, начинает махать руками и рассказывать правила, но Арсений уже не слушает, потому что опять засыпает в мягком и удобном кресле. Просыпается мальчик от сильного толчка. Озираясь по сторонам, он понимает, что они приземлились в Санкт-Петербурге, смотрит на просыпающегося отца, а потом отворачивается обратно к окну. Когда бортпроводники разрешают подниматься со своих тёплых мест и выходить, Арсений захватывает свою сумку и ждёт папу, который не спешит, видимо, совсем. Если честно, Арсений не понимает его чувства. Ему будто всё равно на то, что происходит. Хочется закричать: "Пап, ты развелся, слышишь?Что теперь дальше? Почему так?", но Арсению приказали не мешаться и молчать, поэтому он не хочет выводить отца на разговоры, к тому же они будто чужие, так что начать беседовать будет слишком странно. Опять же всё без слов, отец заказывает такси из аэропорта, пока Арсений рассматривает большие красивые постройки и удивляется, насколько Пулково больше омского аэропорта имени Карбышева. Внутри очень много людей: все спешат, или просто ждут своего рейса, кто-то сидит в кафе и кушает, а кто-то сидит на стульях и разговаривает по телефону. Сверху огромный стеклянный купол и ещё два этажа. Арсений, озираясь по сторонам, не замечает, как, кажется, теряет отца. Внутри начинает всё колоться, а сердце вот-вот выпрыгнет из грудной клетки, глаза начинают судорожно бегать по незнакомым лицам, а дыхание становится слишком частым. Он бы позвонил Сергею,но телефон, кажется, сел ещё до взлёта, а подходить к людям и спрашивать: "Не видели ли вы такого мужчину, тут проходил, в чёрной куртке и с кепкой?", Арсений боится и не хочет позориться. Мальчик быстрым шагом отправляется к выходу из аэропорта, но даже из далека видно, что отца нет. Он уже опускает нос, чтобы жгучая слеза скатилась вниз, как слышит голос отца: — Арсений, мать твою, ты не можешь даже просто идти за мной? Что, мне с тобой, как с маленьким? Как же ты уже задолбал, время только трачу своё. Иди уже, такси приехало,–так, надо успокоиться, обидные слова поселяются и прокручиваются в голове, раз за разом плохо отзываясь в израненной душе. Опустив голову, Арсений потащился к машине и отдал отцу сумку, а сам сел опять на заднее сидение. Дождавшись Попова-старшего, таксист проговорил: — Ну что там, ехать можно? — Можно, только поторопитесь, пожалуйста,— какой вежливый. Арсений глаза закатил, в очередной раз удивляясь, каким разным бывает его отец. Доехав до нового жилья, Арсений вышел из машины, оглядываясь. Вокруг него возвышались высокие многоэтажные дома, которые называли человейники. Ухоженный двор, везде поставленные фонари, пустые мусорки, будто тут стоят на каждом шагу мусоровозы, поджидая, когда кто-нибудь выкинет мусор, дабы сразу его убрать. Всё такое новое, красивое, приятное на взгляд, но Арсений думает, что это всё равно никак не заменит тот прекрасный двор, в котором провёл он все свои незабываемые моменты. Мальчик думает, что нужно начать жить с нового листа, забыть старое и мыслить оптимистично, ведь, если подумать, то в Питере больше возможностей. Кто знает, может отец передумает заставлять Арсения становиться на его место? Мальчик уже мечтает подняться в новую квартиру, не хочет ничего осматривать сейчас, хочется запрыгнуть на, наверняка, мягкую кровать и крепко уснуть, а уже завтра рассмотреть квартиру и разложить вещи. Арсений ждет, пока отец найдет ключ и зайдет в чистейший подъезд, а когда это случается, то грустно вздыхает. Оказывается, они будут жить на семнадцатом этаже, что для мальчишки очень страшно, ведь Арсений любит придумывать какие-либо катастрофы и накручивать себя так, что распутывать придется дольше, чем наушники, постиравшиеся в стиральной машинке. После медленного лифта, когда чужая рука, не торопясь, открывает дверь и пропускает сына, тот идёт сразу мыть руки, ничего не рассматривая, лишь успевая мельком увидеть нормальную раковину и красивый пол с милым ковриком. Отец показывает, где он будет теперь жить, и Арсений берёт сумку и бежит в комнату. Переодевшись, мальчик ложится на кровать, которая была чуть больше, чем в Омске, и гораздо мягче, и укрывается тёплым, приятно притягивающим тело к прохладной простыне, одеялом. Ему ещё многое предстоит узнать и понять, но сейчас не хочется абсолютно ничего. Хочется лишь спокойно закрыть глаза, выдохнуть, прогоняя всю нервотрепку за сегодня, и уснуть, забыв обо всех проблемах, которые нависают над мальчишкой грозной тучей, норовя проглотить, сплющить и уничтожить. Луна не светит этой ночью на нежное лицо, фонари не могут дотянуться своими искусственными лучиками до мальчика, питерская комната погрязла во мраке. Звёзды не хотят танцевать на небе, потому что тучи закрыли всё пространство, не давая сделать вдох свету. Питер спит, слабо дыша и потихоньку погибая в скудности. Последнее, что слышит Арсений–это тихий, будто отдаленный и похожий на сон, говор какой-то птицы. Возможно, это надежда на лучшее. Лучшее. В день этот, главный герой начинает Новую жизнь, снова веря в мечту. Прямо сейчас он уже засыпает, В сердце своем прожигая дыру.