Воздаяние

В голову Адидаса взбрела идея об открытии салона. И всё бы ничего, если бы не методы, которыми он собрался это реализовать. Не придумав ничего лучше, как спиздить злосчастный магнитофон, Вова, сам того не ведая, столкнув всех в мясорубку, готовую измолоть их в труху. Вахит поморщился, вспоминая всё, в чём он принимал участие. Неужели совесть так зажрала, что впору бежать и каяться? Встал перед сборами ни свет, ни заря чтобы окунуться в душевные терзания? И на хера, спрашивается? Но только внутри будто пёс с цепи сорвался. И в этом псе, воющем на все лады, Вахит узнавал себя. Это же он, просто в образе зверя. Всегда и вечно на цепи. У него ничего нет, кроме улицы. Однажды присягнув ей на верность, ты не сможешь отказаться от своих слов. А зверь всё скрёбся. И его безумие обозначалось учащенным пульсом, накатывающим жаром, беспокойством во всех конечностях. Зверь желал свободы, он рвался в бой за эту самую свободу, готовый грызть глотки. Его сдерживали лишь рёбра. Грудная клетка, украшенная шрамом, вполне себе останавливала пса. И лишь вопрос времени, кто кого выпустит наружу. Сам ли пёс распорет её острыми когтями и клыками или же шальная пуля сделает своё дело? Однако, шальная пуля предназначалась для другого человека. *** Айгуль, Колик, Жёлтый… Зима точно помнил, что в страшном горячечном бреду не выдаст то, что Вова стоял на коленях перед Жёлтым и его сворой. Никому. И уж особенно Валерке. Правда, Марат на эмоциях всё же сказанул лишнего, что не ушло от внимания Турбо. Мысленно Вахит отвесил Адидасу – младшему смачный подзатыльник. Но сил препираться не было. Случилось страшное – в этом замесе пострадала Айгуль. Зима пытался собрать остатки разума и соображать трезво. Морда кирпичом спасала от Валеркиной настойчивой пытливости. Тот будто читал насквозь все мысли Зималетдинова, но упорно пытался выбить из него признание. Такое, чтобы удостовериться в своих предположениях и принародно объявить, что Зима покрывал всю эту лавочку и вместе с Вовой стоял на коленях, пока Марату резали ухо. Не узнав ничего, Турбо свернул своими глазами и многозначительно хмыкнул. Вахит, зная все его ужимки, внутренне сжался. Не к добру это всё. Валерка затаил в себе уже не просто обиду и возмущение, а желание подловить Вову на крупном косяке. Всё шло так, как шло. Айгуль шагнула с балкона, забрав в вечную пустоту душу Марата. С ним творилось что-то невообразимое. Он погас, надломился. Сделался похожим на раненую птицу. Зима безмолвно страдал в глубине сердца, примеряя ситуацию на себя. Его чуткое восприятие не могло остаться в стороне, даже если на лице ни один мускул не дрогнул. А если бы он потерял Валеру? Смог бы жить дальше? Или огонь возмездия был единственным смыслом, ради которого бренная оболочка ещё существовала? Судьба хлестала наотмашь железными цепями, оставляя кровавые следы таких неудобных вопросов. Никто не смел обнажить правду. Все её знали, но старались отрицать. Адидас сказал, что чем-то не тем они занимаются. И "уволился" с поста главаря. Убийство Жёлтого не могло остаться безнаказанным. Вся милиция Казани всполошилась, ориентировки украшали каждый столб. На них красовался Владимир Суворов собственной персоной. Время начало обратный отсчёт. Как безжалостный палач, оно отпустило каждому столько мгновений, сколько необходимо принять неизбежное. А неизбежное проводило свою шоковую терапию, выводя из сонного оцепенения всех причастных. Аромат Раскаяния будет горьким до такой степени, что зловонием своим умертвит некоторых ещё на подходе. Мёртвый внутри - вот то, с чем жил каждый из них в финальные аккорды торнадо, запущенного Воздаянием. Для избранных будет уготована особая стезя. Но прежде чем они дойдут до этой стадии, им нужно многое преодолеть.