Хоуп

      Юнги сбрасывает звонок и, отойдя от окна с видом на загоревшуюся неоновыми огнями вывесок развлекательных заведений и ресторанов улицу, устало опускается в кожаное кресло своего кабинета. Разговоры с папой, хотя он его очень любит, его изматывают и всегда одним и тем же заканчиваются — приглашением сына на семейный ужин и последующим отказом того, нежелающего встречаться с отцом. Мин Чондэ как его, так и других омег считает бесправным приложением к альфам, ни на что, кроме рождения детей и поддерживания в доме уюта, не годным. Именно по этой причине Юнги, мечтая доказать, что тот ошибается, восемь лет назад ушел из семейного особняка, чем спутал ему планы его, на тот момент восемнадцатилетнего, выгодно выдать замуж за наследника своего потенциального делового партнера. И он, открыв собственное дело, доказал. Не сразу, конечно. Начинал Юнги с работы простым официантом в популярном пабе, там же, имея музыкальное образование по классу фортепиано, иногда выступал, попутно на отделении бизнеса и финансов в университете заочно учился. Первое время ему, в назидание оставшемуся без денежной поддержки отца, уверенного, что этим сына быстро вернет, тяжело приходилось. За снятую в захудалом районе на последние сбережения квартирку надо было платить, плюс учеба, с чем нет-нет да в тайне от супруга помогал папа и делящийся с омегой карманными деньгами младший брат, что при любой возможности забегал к нему в гости. Спустя полтора года жизнь Юнги потихоньку стала налаживаться, его, заметив его незаурядный ум, желание развиваться, повысили до администратора, отчего критичная, ему претящая надобность в помощи Чунмена и Чонгука отпала. С того момента он ее больше не принимал, иной раз даже сам последнему денег подкидывал на его увлечение мотоциклетным спортом. Да, в семье Мин ни один из сыновей ожиданий отца не оправдал, решив идти своим путем, громкой фамилией и связями не проторенным. На отлично окончив университет, Юнги, уже занявший кресло директора заведения, в котором работал, плотно задумался над воплощением идеи заиметь что-то принадлежащее лично себе, для чего опять же требовались деньги, причем не малые. Выход виделся лишь один — ссуда, поэтому он, подготовив бизнес-план, отправился оккупировать банки, как после оказалось, скептически настроенные по отношению к омегам на руководящих должностях. Но ему, когда всякая надежда получить займ почти иссякла, повезло повстречаться с Ким Ёсаном, который им отчего-то проникся и, вмешавшись, играючи своего мужа, Ким Хонджуна, являющегося владельцем успешно расширяющегося банка, убедил дать его другу кредит. Все верно, другу, потому что Ёсан сразу же записал Юнги в эту категорию и плевать он хотел на возможные возражения. — Ну что, котик, теперь по бутикам? — схлопнув ладони, обращается к Мину бывший Кан, вспархивая с кресла. — А этот трудоголик, раз опять предпочел мне свою дурацкую работу, пускай ее и работает, — укоризненно смотрит на перелистывающего бумаги супруга.       Юнги от данного себе прозвища и чужого необъяснимого намерения потащить его, едва знакомого ему человека, в сомнительном направлении выпадает в осадок, думая, что что-то неправильно понял. Потому с места не двигается, продолжает сидеть напротив Хонджуна, пытаясь убедить себя, что подпись в одобренном альфой с подачи Ёсана документе, не плод его воображения. — Ёса, мы договаривались, что я схожу с тобой, на пятнадцатое, — сняв очки, трет переносицу Хонджун, чувствуя, как от целого дня перепроверки отчетов болезненно ноют виски. — А сегодня какое? — обогнув стол, невинно интересуется Ёсан, смахивая невидимые пылинки с пиджака мужа.       Украдкой глянувший на прикрепленный к стене календарь Юнги, видя на лице омеги вместо милой улыбки звериный оскал, грозящий Хонджуну не самыми благостными последствиями, на его ласковый тон не ведется. Хонджун, проследив взгляд клиента, мысленно пишет завещание. — Прости, зайка, замотался. Обещаю исправиться, дай мне время до вечера, — с искренним раскаянием в голосе произносит мужчина, получая в ответ недобрый прищур глаз Ёсана, отражающих в своей дымчатой глади все небесные кары. Даже так любимое альфой родимое пятнышко в форме сердечка, располагающееся слева от посеребренных бесовских омутов омеги, кажется, напополам треснуло, как и кость сдавленного маленькими наманикюренными пальчиками плеча. По крайне мере, по ощущениям точно. — Сколько можно идти тебе на уступки? Ты вечно занят, домой возвращаешься за полночь, обо всем, что не касается работы, забываешь. Мне, чтобы ты обратил на меня внимание, приходится врываться в этот кабинет посреди твоих деловых встреч. Это нормально, по-твоему, Ким Хонджун? — ровно, нисколько не повышая интонации, говорит Ёсан.       Юнги чувствует себя неловко, определенно здесь лишним, подумывая грешным делом отсюда, с места семейных разборок, сбежать, но, опасаясь срыва сделки, пока держится. — Нет, не нормально, — тяжело вздыхает альфа, признавая вину. — Я честно постараюсь, чтобы все перечисленное тобой больше не повторилось. Не сердись на меня, Ёса, я ведь тоже часто иду тебе на уступки. Взять хотя бы сегодня, — кивает на прикидывающегося мебелью Мина и, пользуясь возможностью перенаправить разговор в мирное русло, спрашивает: — Кстати, где вы познакомились? Ты раньше о нем не рассказывал. — Значит, меняешь тему. В твоем стиле, Хонн-и, — фыркает Ёсан, — Тогда я тоже, пожалуй, поменяю. Свое место дислокации, — озорно улыбнувшись супругу, идет на выход из кабинета, по пути окликая Юнги, — Идем, котик, глянем тебе пару неприлично дорогих костюмов. Будущий владелец элитного клуба должен одеваться соответствующе. А еще обсудим его отделку, ведь я, как для тебя удачно, имею прекрасный вкус и образование дизайнера. И да, Хонджун, — уже открывая дверь, оборачивается на альфу, — Я даю тебе шанс. Всегда, наверное, буду. Потому что тебя, такого придурка, люблю. А пока я иду тратить твои, как ты говоришь, заработанные на мои хотелки деньги. Чао, волчонок.       С того судьбоносного дня Юнги помимо друга, в его же лице дизайнера и упомянутых тем костюмов обзавелся любовью к дорогой одежде, но не всей, а под одноименным с псевдонимом его держащего инкогнито создателя брендом — «Hope», которому и по сей день не изменяет, одевается только в него и с удовольствием следит за его новинками. Сейчас Юнги двадцать шесть лет, и он, преодолев тернистый путь к мечте, заключающейся в самореализации, считает свою жизнь вполне счастливой. У него теперь даже не один, а целых три пользующихся популярностью и стабильно приносящих немалый доход клуба, пентхаус на последнем этаже элитной высотки, ломящийся от одежды гардероб, черный лексус и, конечно же, поддержка его переехавшего к нему младшего брата. Разве что постоянного альфы нет, в котором не особо-то, привыкший к одиночеству, и нуждается, довольствуясь редкими интрижками на одну ночь для поддержания омежьего здоровья, за что Ёсан, сравнивая его со своим супругом-трудоголиком, регулярно ругается. Бывший Кан, недавно познавший вместе с Хонджуном радость отцовства, в принципе не понимает, как так можно. Без любви, ласки и заботы любимого человека. Настоящее же счастье не в денежном эквиваленте исчисляется, а именно что в любви, напоминает часто Юнги тот, качая на руках полугодовалого Кики, отчего Мин недовольно морщится. Возмутительно красивому и начавшему встречаться со своим альфой Ёсану еще в школе, когда оба были обычными парнями из семей со средним достатком, легко говорить. Оное не про Юнги, считающего себя далеко не красавцем, плюс ни в одни каноны желанных для альф омег не вписывающимся. Юнги — черствый, колючий, из-за жестоких реалий бизнеса грубоватый и властный человек, абсолютно не приемлет над собой какого-либо доминирования, ограничения в свободе. Когда-то за ним пытались ухаживать из-за положения его семьи, что он быстро, будучи не наивным подростком, смекнул, обрубая все поползновения к себе на корню, да и в текущее время ситуация поменялась едва ли, за исключением того, что сейчас альфы гоняются не за деньгами его отца, а за его личными. Юнги меркантильных, наигранных отношений не надо. Ему и любви брата хватает, себя убеждает, зная, что ни тот, ни та его никогда не предаст. Глупое сердце, требующее все то, что видит между Ёсаном и Хонджуном, он не слушает, решительно его игнорирует. Юнги — самодостаточный, знающий себе цену омега, ему не нужен какой-то там альфа, чтобы чувствовать себя полноценным. — Что за кислый вид, котенок? Папа опять приглашал на семейный ужин? — бесцеремонно ворвавшись в кабинет, спрашивает Чонгук, глядя на хмурящего тонкие брови Юнги. Младшего все более редкое появление улыбки на лице старшего расстраивает, обычно сияющие звездами в лисьем разрезе карие глаза омеги и те потускнели, вызывая желание его обнять и утешить, сказать, что он самый лучший. Каким бы строгим и бесчувственным на первый взгляд ни казался Юнги, Чонгук знает, что это не так. На самом деле, его брат внутри очень мягкий, ранимый и добрый, да и на вид сравнимо с хрупкой фарфоровой куколкой выглядит, к которой иной раз прикоснуться боишься, эффект чего усиливается его анормальной бледностью кожи, что лишь сильнее на фоне отпущенных почти до плеч темных волос подчеркивается. — Куда я и под дулом пистолета не пойду, и он это прекрасно знает, однако все равно зачем-то пытается меня уговорить. Я не против видеться с ним на нейтральной территории, но точно не там, где со стопроцентной вероятностью будет отец, — пододвигая к себе остывший кофе, отвечает Юнги, поднимая усталый взгляд на альфу. — Да, наивно с его стороны полагать, что ты после всего того, что отец тебе наговорил, захочешь пойти на мировую. К тому же, план выгодно выдать тебя замуж, по слухам, все еще не оставлен. Правда, теперь не за сына партнера нашей семьи, а за самого партнера, — поставив мотоциклетный шлем на журнальный столик, невесело усмехается Чонгук, вальяжно раскидываясь на имеющемся здесь для приема сразу нескольких посетителей кожаном диване, на котором Юнги, не найдя сил доехать до дома, частенько засыпает. — Мне уже двадцать шесть, залежавшийся, так сказать, товар, — криво улыбается старший, потянувшись за сигаретами. — Всем бы такой товар и от желающих его присвоить не будет отбоя. Юнги, не наговаривай на себя, ты роскошный омега с самой красивой в мире улыбкой, способной растопить даже Антарктиду, просто чуток вредный. Не будь ты моим братом, забрал бы тебя себе, — посмеивается альфа, мысленно расчленяя тех, кто вбил в голову Юнги подобные глупости. — Ты за деньгами? — щелкнув зажигалкой, переводит омега претящую ему тему. — Ну чего ты сразу так-то? Я тебя вообще-то увидеть хотел. Уже три дня в пентхаусе не появляешься, — недовольно морщится его вопросу Чонгук, раздражающе постукивая по полу громоздким ботинком. У Юнги ноги бы такие отвалились носить. Стиль младшего в принципе от его как небо и земля отличается. Чонгук сам по себе дерзкий и одевается соответственно: в тотал–блэк одежду, чаще всего из кожи, армейские ботинки, рваные джинсы и неприлично обтягивающие его мощный торс футболки. Вдобавок его уши, бровь, губа, нос и соски исколоты пирсингом. Старший, зная безбашенность брата, подозревает, что и член тоже подвергся этому варварству, но тактично, во избежание нервного тика, не уточняет. Юнги же предпочитает далекие от вычурности, подходящие своему статусу элегантные образы с ноткой романтичности, за которую и прикипел к таинственному модельеру Hope, чьи костюмы, блузки и кофты неизменно с дня знакомства с Ёсаном носит, на другие бренды не смотрит. — Я шучу, но все равно возьми, — достав из портмоне несколько купюр, мягко улыбается Юнги, кладя их на столешницу. — Юнги… — У тебя через пару дней соревнования, насколько я помню, — не дав Чонгуку возразить, продолжает омега, — Это на тюнинг, или что ты там собирался делать с мотоциклом? Если уж я не могу заставить тебя отказаться от, по моему мнению, самоубийственного вида спорта, то пускай у тебя хотя бы будут лучшие игрушки, которые в нужный момент не подведут. — Спасибо, котенок, — одаривает его, такого понимающего, всегда поддерживающего, теплой улыбкой альфа. — И ты никогда не заставлял меня отказываться. — Потому что уважаю твои интересы, но это не значит, что я не хотел. Просто будь осторожен, Гука. Ты у меня один, тебя мне никто не заменит, — выпустив дым в потолок, просит Юнги, в тайне млея от ласкового к себе обращения, в чем не признается, ворча, что он для подобных прозвищ взрослый, но брату все равно. Юнги для Чонгука малыш, которого надо защищать и лелеять, в обратном его не переубедить. — Сейчас слезу пущу, не делай так. Мое сердце не выдерживает твоей мимишности, — картинно хватается за оное Чонгук, скрывая за этим то, насколько словами Юнги растроган. Он, в конце концов, брутальный брутал, ему проявлять приступы умиления никак нельзя. Очаровательный крольчонок, возразил бы омега, добавляя приписку «немного перекаченный». Ну потому что какого черта младший стал таким шкафом? — Мими… чего? Я не понимаю вашего молодежного сленга, — забавно куксится Юнги, смеша Чонгука. — Брось, у нас разница всего два года. Перестань прикидываться стариком. Ты у меня еще самый сок. — Скорее вино, — намекает омега на свой аромат сладкого ягодного напитка. — Так что там с соревнованиями? Опасные соперники есть? — глянув на часы и поняв, что до выхода на сцену осталось двадцать минут, переходит к насущному, туша сигарету в пепельнице. — Не то чтобы опасные, тут более подходяще будет сказать раздражающие. Вернее раздражающий, — строит недовольную гримасу Чонгук, начиная нервно барабанить татуированными пальцами по подлокотнику. — В нашу тусовку месяц назад вошел один отбитый на всю голову омега, считающий себя пупом земли, и он грозится меня уделать, прикинь? Нет, я, конечно, не спорю, что Тэхен на треке хорош, но до меня ему расти и расти. — Оу, — расплывается в загадочной ухмылке Юнги. Ну точно напоровшийся на открытую банку со сливками кот, делает вывод альфа, в который раз убеждаясь, что не из ничего в свое время причислил его к семейству кошачьих. — Что оу? — Он тебя зацепил, — утверждает старший, не прекращая каверзно улыбаться. — Нет, — смешно насупившись, отрезает Чонгук. — Да, Гука. Давно я не видел в твоих глазах такой искры при упоминании кого-то, — достав из ящика косметичку, припечатывает Юнги, подходя к зеркалу, чтобы поправить макияж. — Сколько ему лет? — Котенок, ты не обижайся, конечно, но все твои познания в отношениях альф и омег заключаются в просмотренных тобой романтических фильмах, — говорит Чонгук, наблюдая за братом, подкрашивающим губы бесцветным блеском. — Когда мне уже доведется потрепать нервы твоему парню? — Ты и со мной это прекрасно делаешь, когда я вижу, с какой скоростью ты исчезаешь на горизонте, отправляясь на свои гонки, — беззлобно язвит омега, проверяя не помялся ли его нежно-зеленый брючный костюм. На сцене он должен выглядеть безукоризненно. И как исполняющий за фортепиано песни музыкант и как владелец джентльменского клуба «Gloss». Юнги, несмотря на свой статус, продолжает музицировать, получая от этого искреннее удовольствие. Музыка еще с малых лет стала его страстью, и он не устает благодарить папу за то, что уговорил отца отдать его в музыкальную школу. — Нет, тут нервотрепка будет иного рода. Твой альфа должен пройти мою проверку, а иначе хрен ему, а не ты. Я не собираюсь отдавать тебя кому попало, — на полном серьезе заявляет Чонгук. — И не линяй с темы. Где мои племянники? — Какие племянники? Перекрестись, Гука, — в наигранном ужасе округляет глаза Юнги, кидая тушь обратно в косметичку. — И вообще, как мы пришли от моего несуществующего альфы к моим таким же несуществующим детям? — Юнги, я так-то серьезно. Я не хочу, чтобы вся твоя жизнь сводилась к работе. Я хочу, чтобы ты был счастлив, — встав с дивана и приблизившись к нему, заправляет альфа его упавшую на лицо прядку за ухо. — Я счастлив, Чонгук, — развернувшись к брату, щелкает его по носу. — А сейчас мне пора. Захлопни дверь, когда будешь уходить. И даже не смей строить глазки бармену, он тебе все равно ничего выше нуля градусов не нальет. Повадился мне тут садиться пьяным на своего железного монстра, — спешно распоряжается и за считанные секунды из поля зрения испаряется, тем избегая нравоучений уже в собственную сторону, которых не может терпеть.       Спустившись на первый этаж выполненного в темно-синих тонах и выдержанного в около классическом стиле клуба с заметным уклоном в его любимую морскую тематику, Юнги обводит взглядом пространство и, оставшись удовлетворенным его заполненностью гостями, идет к администратору удостовериться в отсутствии эксцессов, не замечая прикованных к себе темных глаз одного конкретного посетителя, что, сдавшись расхваливающему это место другу, согласился здесь встретиться. Ожидая его прихода, Чон Хосок — так зовут беспрерывно сейчас следящего за, по его мнению, эфемерным созданием, мужчину, до появления этой неземной красоты, откровенно скучал, хотя и признавал, что интерьер заведения ему импонирует. Теперь же он, прикидывающий варианты, как лучше завязать разговор с загадочным омегой, тоски, отнюдь, не испытывает. — Даже не думай, Хос, эта птичка тебе не по зубам. Я как-то решился к нему подкатить, так он настолько витиевато меня послал, что я чуть на пол не сел, — прочитав направление взгляда друга, посмеивается Намджун, устраиваясь за столиком напротив него. — Джун, все знают, что ты не умеешь во флирт, так что неудивительно, — хмыкает Хосок, нехотя отвлекаясь от созерцания прекрасного, то есть, Юнги. — Кто он? На обычного посетителя не похож, — пригубив красное вино, размышляет. Чон, в отличие от Кима, всему алкоголю мира предпочитает именно этот благородный напиток. — Владелец сети клубов, в том числе и того, в котором мы находимся. А еще Юнги частенько тут выступает, из-за чего, собственно, я тебя сюда и позвал. Мне нравится, как он поет, да и голос у него необычный. Глубокий такой, с хрипотцой, — охотно рассказывает Намджун, подзывая к себе мимо проходящего официанта, чтобы заказать виски. — Юнги, значит. Что ж, я не против познакомиться с ним поближе. К тому же, если меня не подводит зрение, он одет в костюм из моей последней коллекции, что добавит мне в его глазах пару плюсов, — улыбается Хосок, возвращая свой взгляд на беседующего у бара с каким-то парнем Мина. — А как же твой план «оставаться в тени»? — указав подошедшему омеге на нужную строчку в меню, иронизирует Ким, жестом показывая тому, что на этом пока все. — Раскроюсь я только в крайнем случае, — Чон отвечает, подмечая, что Юнги движется к сцене. Грациозно, непринужденно, с гордо поднятой головой, заставляя его предвкушать скорое знакомство как с его талантом игры на фортепиано, так и с ним самим, даже издали вдохновляющим на создание нового костюма, который предназначался бы лишь для него.       Юнги, продолжающий к себе повышенного интереса не замечать, тем временем садится за подаренный ему Ёсаном в честь открытия клуба инструмент и, откинув назад удлиненный пиджак, начинает играть одну из самых своих любимейших композиций — «Angel» группы Poets OF The Fall, заполняя пространство, как и сказал Намджун, глубоким как море голосом.       Я не ищу слов,       Я не убегаю от боли,       Я лишь хочу, чтобы ты был рядом со мной.       Если Хосок ранее думал, что этот омега просто ему понравился, то теперь он, окунаясь в создаваемые тем волны, выносит себе вердикт, что сравни привороженному сиреной моряку окончательно и бесповоротно пропал. Друг, глядя на него, кажется, забывшего, как дышать, понимающе похмыкивает, но Хосоку все равно, ведь Юнги, мягко касаясь клавиш музыкальными пальцами, не перестает петь.       Эта покорность, она такая, словно…       Я целую перья колибри в полете,       Прорываюсь через миллионы частичек света,       Принимаю облик ангела в ночи,       Переношу тебя туда, где царит умиротворение.       Какой не ведающий понятия жалости лгун. В Хосоке ураганы, штормы от него внутри зарождаются, но он, глаз восторженных от Юнги не отрывая, ему все прощает, лишь бы только не исчезал, на бренной земле рядом с ним задержался, в перспективе остался. Хосок постарается. — Попал ты, Хос, — когда омега заканчивает первую композицию, резюмирует Намджун. — Он создан, чтобы стать моей музой, — прослеживая движение кадыка смачивающего горло из бутылки Юнги, говорит Чон.       Стать моим. — Возможно, это даже закономерно, учитывая, что Юнги носит вещи исключительно твоего бренда. Нашел его инстаграм и ни одной фото, где бы он не был одет в твою одежду, не нашел. Как, должно быть, лестно для тебя, да? — откровенно забавляется сложившейся ситуаций Ким. — Помолчи, он снова поет, — едва ли его услышав, отмахивается Хосок.       На этот раз по залу разливается This Hearts of Ice группы Nomi, которая в исполнении Юнги становится еще более печальной, но льдом, как в ней поется, не покрывает, вынуждая Хосока задуматься, почему омега выбирает для исполнения такие сквозящие грустью и тоской песни. Кто тебя обидел, Юнги? Кто твое сердце ранил?       Я поворачиваю лицо к Солнцу.       И я хочу, чтобы мое сердце горело.       Я заставляю себя широко открыть глаза.       Боже ты делаешь меня холодным как лед.       Исполнив еще три композиции, Юнги коротко кланяется перед зрителями и, поблагодарив их за внимание, торопится сцену покинуть, намереваясь побаловать себя коктейлем на основе цитрусового ликера, к которому в последнее время пристрастился. — Бэкки, налей мне как обычно, — просит он, подойдя к барной стойке, у работающего барменом омеги. — Блин, Юнги, завязывай уже петь настолько грустные песни. Мне кажется, в виски заказавшего его только что альфы больше моих слез, чем алкоголя, — ворчит Бэкхён, опустив формальности. Мин, ненавидящий все эти заморочки босс–подчиненные, сразу же приучил весь персонал общаться с ним свободно. В разумных пределах, конечно же. — Позволь мне развеять твою печаль, — вклинивается услышавший Бёна администратор, уже как несколько месяцев безуспешно пытающийся пробиться сквозь его колючки. — О боже, — закатывает глаза бармен на подкат порядком уже доставшего его Чанеля. — Можно просто твой будущий альфа, — озорно ему подмигивает Пак. — Иди работай давай, будущий охранник, — шутливо намекает Чанелю на понижение в должности Юнги. — Ауч, босс, я думал хоть ты за меня, — картинно возмущается альфа, уже уходя на свой пост. — Я за тебя, но не когда подобное происходит в рабочее время. — Серьезно? Ну ты и предатель, Юн, — фыркает Бэкхён, ставя перед омегой его коктейль. — Ёль не плохой, плюс он тебе нравится. Дай ему шанс, — улыбается Юнги, потянувшись к напитку. — Решил переквалифицироваться в купидоны? Себе для начала парня найди, одинокий волк. — Господи, и ты туда же, — досадливо цокает Мин, помешивая в стакане лед трубочкой. — Ага, мы с Ёсой и Гуком организовали клуб под названием «долой целибат Юнги», — догадавшись, что имеет в виду омега, дразнится Бён. — Уволю, — буркает Юнги и демонстративно присасывается к трубочке. — Ты меня слишком любишь, — не впечатлившись его угрозой, парирует Бэкхён и отходит к подошедшим официантам, чтобы принять заказы.       Юнги тут крыть нечем, веселого, всегда излучающего позитив бармена он действительно любит. Пока тот делает напитки, Мин, потягивая коктейль, переключается на наблюдение за посетителями клуба и, уверившись, что все спокойно — люди, наслаждаясь джазовой музыкой, мирно друг с другом беседует, было уже хочет вернуться наверх и закончить проверку сметы на поставку алкоголя, как к нему подходит какой-то мужчина. — Ты красиво поешь. Как насчет спеть лично для меня? Скажем, в более интимной обстановке, мм? — говорит незнакомец с однозначным намеком на горизонтальную плоскость.       Юнги, не в первый раз получающий подобный предложения, не испытывает ровным счетом ничего, поднимает на него равнодушный взгляд и холодно произносит: — Вы не по адресу. Оказывающее желаемые вами услуги заведение находится на соседней улице. — Не будь так категоричен, малыш. Ты мне правда понравился, вдобавок выглядишь одиноким, совсем не обласканным, так почему бы нам не познакомиться поближе и приятно провести время? — не сдается альфа, собираясь прикоснуться к его руке, что предотвращается еще одним внезапно появившимся незнакомцем. — Знакомство обычно начинают с озвучивания своего имени, — удерживая мужчину за запястье, ледяным тоном бросает Хосок, — К тому же, этот омега ясно дал понять, что твое общество ему неинтересно.       Юнги, слегка опешивший от вмешательства третьего человека, не сразу спохватывается предупредить возможную потасовку испепеляющих друг друга и обменивающихся «любезностями» альф, что оборачивается заломленными за спину руками первого вторым и последующим за этим вжатием лицом в пол одного из них. Благо того, что подкатывал к нему. Впрочем, и намерения другого мужчины остаются сомнительными. В их реальности редко кто вступается за кого бы то ни было из альтруизма. — Юнги, с тобой все в порядке? Тебе ничего не сделали? — подбегает к месту событий обеспокоенный Чанель, жестом показывая охранникам вывести нарушителей спокойствия на улицу. — Нет, — отвечает Мин и, кивая на Хосока, просит: — Этого пока оставьте, он, вроде как, за меня заступился. — Без вроде как, — стряхнув с себя руки сотрудников клуба, поправляет улыбчиво Чон, незаметно вслушиваясь в его незаконно привлекающий его внутреннего зверя аромат ягодного вина. Кажется, Намджун прав, их встреча действительно имеет некоторую закономерность. Вблизи Юнги, воплощая в себе все слабости Чона, оказался еще более красивым, очаровательно хрупким, возмутительно притягательным. Обличие ангела и таящиеся в лукавых лисьих глазах черти — любимое сочетание Хосока отныне. — Я был похож на того, кто в этом нуждался? — дождавшись ухода охранников, вздергивает брови Юнги, возвращаясь к смакованию позабытого коктейля, как будто произошедшее его никак не затрагивает. — Проявление банального неравнодушия к попавшему в неприятную ситуацию омеге. Тебе, будь ты хоть трижды не нуждающимся в помощи, я бы помог все равно. Я Чон Хосок, кстати, — облокотившись на барную стойку, не теряет улыбки альфа, думая, что его костюм ни на одной модели так идеально, как на Мине, не сидит. — Скорее не отличающегося благоразумием желания передо мной покрасоваться. Мин Юнги, — хмыкает омега, пропуская пару вздохов. Забивший все легкие запах поглощаемых им в немереных количествах мандаринов разум, всегда, даже в эструс, ясный, туманит, что не может его, привыкшего все контролировать, не беспокоить. — Не без этого. — Что, тоже скажешь, что тебе понравился мой голос? — усмехается невесело Юнги, отставляя опустевший стакан. Два подката за двадцать минут это уже слишком. — В том числе, но он лишь дополняет тебя, делает твой образ цельным, — не теряется с ответом Хосок, прослеживая движение облизнувшего влажные от коктейля губы языка омеги, который непреднамеренно его этим, казалось бы, обыденным действием провоцирует. — И каким ты меня видишь? — бесцветно интересуется Мин, не понимая, зачем вообще этот бессмысленный диалог продолжает. По-юношески игриво смотрящий на него альфа чем-то от всех иных альф, намеревавшихся затащить его в постель, отличается. Его глаза, вопреки непроглядной в них темноте, свет источают, не вызывают никакого дискомфорта в Юнги его неприкрытым сканированием. Да и сам он вполне ему по внешности симпатичен. Высокий, слегка худощавый, но не субтильный. Скулы острые, омега, глядя на них, ловит себя на мысли, что, наверное, будет приятно пальцем их очертить. Темно-русые, отливающие рыжиной и разделенные на пробор волосы слегка вьются, придавая ему романтичности, эффект которой усиливается закатанной до локтей белой рубашкой с расстегнутыми до соблазнительно выделяющихся под смуглой кожей ключиц пуговицами. Никаких украшений на Хосоке нет, что для пика моды на их излишество и пирсинг необычно, и Юнги, не любящий лишних деталей в образе, это нравится. Хосок и без них выделяется. — Привыкшим все контролировать, не проявлять эмоций, которых на самом деле в тебе много, а чтобы они тебя не поглотили, ты выплескиваешь их в исполняемые тобой песни, фортепианные мелодии. Ты, боясь показаться перед кем-то слабым, никому не рассказываешь о мучающих тебя переживаниях, проблемах, предпочитаешь все решать сам, как и добиваться поставленной цели. Но, как и всякому человеку, тебе хочется заботы, ласки и нежности, чтобы кто-то взял и, не спрашивая, решил, наконец, за тебя. Потом ты бы, конечно, много ворчал, но очень так, знаешь, неубедительно, потому что внутри тебе было бы тепло, больше не холодно, как ранее, когда ты, разочаровавшись в людях, от всего мира закрылся, перестал верить, что кто-то может полюбить тебя просто за то, что ты - это ты, — долго не раздумывая, озвучивает Хосок вкрадчиво сдавливающую горло Юнги каждым словом истину. — Прости, если задел тебя, — видя, с какой силой омега сжал угол барной стойки, искренне переживает альфа, не предусмотревший вариант, что тот может оказаться более ранимым, чем он предполагал. — Не задел, просто, признаюсь, ты меня удивил, — взяв себя в руки, отвечает полуправдой Юнги, придавая себе непринужденный вид. По крайне мере, насколько это для него, Хосоком душой обнаженного, возможно. — На этом вопросе альфы обычно рассыпались в дифирамбах моей внешности, но ты пошел дальше. — Дифирамбах? Похоже, у кого-то низкая самооценка, что в случае с тобой мне совершенно непонятно. Не все комплименты только про лесть, — искренне негодуя, что омега в своей красоте сомневается, прищелкивает языком Чон и решает пойти ва-банк: — Я знаком с одним модельером, который будет готов умолять тебя на коленях стать его моделью, даже амбассадором бренда. Ты, кстати, одет в костюм из его последней коллекции. Могу и тебя с ним познакомить, — коснувшись маленькой броши в форме овала с гравировкой «Hope» на лацкане его пиджака, невинно предлагает. — Кажется, оригинальность твоих подкатов закончилась на игре в психолога, — горько усмехнувшись, резюмирует Юнги. — Что будет дальше? Предложишь погладить своего несуществующего кота? Ладно, сэр–рыцарь, я вынужден с тобой попрощаться. Работа не ждет. Был рад с тобой пообщаться, — всем собой демонстрирует обратно противоположное прозвучавшему и, не дожидаясь ответа альфы, разворачивается на каблуках в сторону ведущей на второй этаж лестницы. — Ложись спать. Круги под глазами твоей красоты, конечно, не умоляют, но без них тебе будет определенно лучше, — нисколько не покоробившись его замечанием, произносит ему в спину Хосок, улыбаясь уголками губ. — Это было грубо. Не умеешь проигрывать? — опешивает его бестактности омега, неосознанно проверяя пальцами наличие тонального крема на упомянутых участках кожи. — Это забота о твоем здоровье, — поправляет альфа, — И разве я проиграл? По-моему, счет равный. — Бэкки, подсласти нашему гостю горечь поражения каким-нибудь коктейлем на его вкус, — окликает бармена Юнги, тем давая Хосоку ответ на то, что думает по поводу равного счета. — Я предпочитаю ягодное вино. В идеале ежевичное, — доносится до торопливо покидающего зал Мина насмешливым голосом Чона. — То есть, соответствующее аромату моего босса? — лукаво прищурившись, уточняет все это время подслушивающий разговор Юнги и Хосока Бэкхён. — Все верно.