Любовные метки

      Возвращение из небытия было тяжелым: Кирк ненадолго выныривал в реальность, но даже не успевал осознать себя во времени и пространстве, как проваливался снова в бесконечное ничто. Ему слышались голоса давно мертвых людей, чудились запахи, которых никак не могло быть в этой реальности. Чьи-то прикосновения, такие знакомые, но он никак не мог осознать, чьи, такие ласковые, то ли в реальности, то ли лишь плод больной фантазии. Кирк цеплялся за эти жалкие мелочи, но раз за разом лишь уплывал в черную пустоту.              — Кирк…              В этот раз все было иначе, прикосновение точно было реальным: по щеке ласково и нежно мазнули чьи-то горячие, чуть шершавые пальцы, запах тоже был настоящим, запах родного человека и немного — табака. И голос, тот голос, что…              — Мёрд… — Кирк закашлялся, недоговорив — сухое горло свело спазмом, распахнул глаза, чтобы убедиться, что это действительно тот, кого он узнал с одного вдоха, с одного касания, одного звука.              — Тише-тише, — это был действительно Мёрдок: рыжие волосы, зеленые глаза, борода, неуверенная, робкая улыбка, — молчи. Водички сначала…              Он пропал из поля зрения, Кирк дернулся посмотреть и тут же застонал от боли в мышцах, пронзившей все тело, но его сразу подхватили родные, теплые руки.              — Не дергайся, ты еще слабый совсем. Вот так, давай, доктор сказал тебя поить… — Мёрдок поднес стакан к его губам, Кирк приподнял голову, открыл послушно рот — на язык попала вода, он сделал осторожный, первый пробный глоток, второй — жадный, третий и четвертый — неторопливо и с удовольствием.              — Спасибо, — поблагодарил, опускаясь обратно на подушку, слишком жесткую для домашней. — Где мы?.. — Похоже было на больницу: белый потолок, белое белье, яркий свет, только запахи были не больничные, пахло чем-то сладким, табаком и, кажется, выпечкой.              — У друзей, — Мёрдок отставил пустой стакан, вернулся к Кирку, присел рядом на край постели, и Кирк теперь чувствовал бедром тепло его тела.              — У друзей? — переспросил он, пытаясь сообразить, у кого был похожий дом, но ничего не приходило на ум. А еще что-то царапало из недавнего прошлого, что-то, что диссонировало с нынешним состоянием Мёрдока, что-то...              Понимание пронзило будто разрядом, Кирк опять дернулся:              — Ты… — он потянулся к Мёрдоку, рвано выдыхая, тело все прошибло спазмом, заныло в груди и тут же защипало в носу. Воспоминания накатили лавиной: Асулбург, Мёрдок-монстр в капсуле, потом — рвущий на части людей. И стрельба, и они бежали ото всех, Кирк и зверь рядом с ним, не осознавая куда, лишь бы дальше от этого места.              Потом был дом, затерянный в лесах, где они учились жить в новых условиях. И зверь ласковый, как огромный кот, терся о ноги Кирка, лизал ему руки, засыпал на коврике у постели, а во сне рычал и стонал, а Кирк до утра не мог уснуть и беззвучно рыдал, сжимая кулаки и кусая губы, потому что не мог помочь, ничего не мог, кроме как ждать. И вдруг…              — Да, я обратился, — Мёрдок помог Кирку сесть поудобнее на постели, подняв подушку повыше, и так и остался с руками на его плечах, лицо совсем близко. — Когда я тебя чуть не… Ты не помнишь?              Смутно. Кирк напряг память: кажется, они дурачились, и Кирк шутливо злился на Мёрдока, а Мёрдок, вернее, зверь, прыгал по гостиной, снося все на своем пути, и даже Кирка. А потом прыгнул и…              — Я уронил тебя. И ты ударился головой о камин. И… Было так много крови. Ты сразу потерял сознание, а я метался вокруг тебя, не понимая, что делать, ничего не соображая. Я лишь видел, что тебе больно, что ты…              Кирк кивнул: да, что-то такое он припоминал. Расшалившегося зверя, камин, удар и падение, вновь удар, дикую боль, пронзившую висок. И потом — ничего, лишь темноту и небытие.              — Я не знаю, как так вышло, но вот я был зверем и пытался остановить тебе кровь, вылизывая твою рану, а вот я уже человек. Я не осознавал себя толком, не понимал, что делать. На каких-то инстинктах, но уже человеческих, я догадался одеться, какие-то штаны, свитер. Они были твои, наверное? Малы, конечно, но лучше, чем голому. Потом порвал простынь, не мог найти ни аптечку, ни бинты, да едва ли я вообще помнил об их существовании в принципе тогда. Замотал тебе рану, все было в крови. Выбежал на улицу с тобой на руках. Не знал, что делать дальше, вокруг лес. Твоя машина стояла у дома, но я не помнил, как водить, и просто побежал. Хорошо, что догадался взять с собой твой мобильный…              Кирк этого уже не помнил, дотянулся до Мёрдока, сжал его руку, Мёрдок выдохнул рвано, покачал головой, наверное, воспоминания были болезненны для него.              — Выбежал на шоссе. Машины там ездили редко, я долго бежал, пока притормозил старенький пикап. Водитель не говорил по-английски, но я как-то объяснил ему, что нам надо в больницу. Он добросил нас до города. Там, когда за тебя уже взялись врачи, тебе пришлось зашивать рану на голове, а еще ты потерял много крови, я догадался позвонить Марине. Хорошо, что ты рассказывал ей, где мы, и она все пересказала мне.              — Бедный мой…              Что ему пришлось пережить? Ведь он так долго был зверем, а тут пришлось вспоминать, каково быть человеком. И еще в таких обстоятельствах.              — Все хорошо, — Мёрдок вновь робко улыбнулся, поглаживая Кирка по запястью. — Главное, ты жив. И очнулся. И в безопасности…              Кирк кивнул, сжал пальцы Мёрдока осторожно, перехватив его руку. Да, главное, что он жив. Они оба живы.              — Что это за дом? — оставался последний невыясненный вопрос. Мёрдок сказал, что они у друзей, но у Кирка не было друзей там, куда он привез Мёрдока-зверя.              — Это дом знакомых Марининых знакомых. Кажется, одной из ее бывших «девочек», что удачно вышла замуж. Мы можем тут оставаться сколько хотим, пока ты окончательно не поправишься, — Мёрдок осторожно поправил одеяло Кирка, подтянув повыше. — Отдыхай. Тебе надо набираться сил.              — Слушаюсь твоих приказов, — Кирк усмехнулся, чуть сползая вниз по подушке. — Я рад, что ты вернулся… — добавил он уже тише.              — Я тоже, родной — Мёрдок осторожно коснулся губами его лба, потом — переносицы. — Я тоже…