Объект исследования

      По коридорам своего учебного заведения Теодор без преувеличения крался – ему отнюдь не сластила мысль встретить за пределами аудитории своего пусть и ласкового, но устрашающего в гневе куратора, лекцию которой он бездушно пропускал. И где кабинет психолога, конечно же, кот вспомнил не с первого раза, отчего плутал по безлюдным коридорам прямо во время пары. Сейчас опасно встретить вообще любого преподавателя, а не только Мисс Делайт, но, к счастью, его нервные блуждания прошли без происшествий. Теодор наткнулся на дверь, рядом с которой – подобно спасительному кругу, – слабо поблескивала табличка с подписью «Кабинет психолога», с уже известной студенту фамилией под главным начертанием; сам кабинет находился в углублении коридора, и на него не падал осенний утренний свет с окон, но вот симпатичного вида табличка входила в зону освещения и подобно маяку вспыхивала золотисто-медным пятном на белой стене.       Рядом с табличкой висела определенно точно лишняя в интерьере цветная бумажка. Ею являлся обычный стикер, без какого либо сверхъестественного воздействия прилепленный клейкой стороной к металлической табличке. По всей видимости, заметка висела там не первый час, поскольку уже скрутилась и держалась лишь на честном слове. Теодор без особого интереса развернул стикер, сухо усмехнувшись неожиданному содержимому листка – «дальше бога нет». Очевидно, что эту шутку наклеил кто-то из студентов, посчитав ее шибко оригинальной, в чем сам Теодор был явно не согласен. Глупо и несмешно.       Как в лучших традициях фильмов ужасов, дверь резко распахнулась, и за ней сразу же показалась ранее незнакомая ему женщина средних лет, чем-то напоминавшая темную версию Мисс Делайт. Однако тощую и высокую. От неожиданности Теодор дернулся, обернувшись на хозяйку кабинета, а листочек скрутился обратно в свое комфортное положение. Своим появлением профессор испугала любопытного студента, словно тот кур воровал, а не общедоступные для всех записки читал. — Добрый день. Проходите, Теодор. — вежливо улыбнулась виновница гибели студенческих нервных клеток, однако взгляд у нее был такой, словно она стала подозревать Теодора в авторстве проклятого стикера. Без лишних слов психолог пригласила студента к себе, приветливо приоткрыв дверь в свой кабинет, и сразу скрылась с поля видимости, отступив внутрь помещения.       От нахлынувшей волны обиды коту чуть ли не расхотелось заходить во владения Мисс Прототип, которая, впрочем, показалась ему слишком спокойной для обвиняющей. Он просто рядом стоял, а на него уже повесили все грехи мира! Надувшись, как избалованный ребенок, которого без причин конфет лишили, Теодор все таки вошел в кабинет, прикрыв дверь за собой.       Комната не напоминала типичного представителя психологического уголка, который он неоднократно видел в различных сериалах или фильмах – кабинет был меньше предполагаемых размеров, состоял из лаконичного интерьера и писанных картин, но вот темная кожаная кушетка все таки стояла напротив строгого рабочего места психолога; наверняка, всеми хвалёная Агата Прототип сама устроила свой порядок в кабинете, чтобы попросту не отвлекать студентов лишними элементами. В кабинете тихонько играла некая соната, отдаленно напоминающая жанр барокко. Теодору, вопреки ожиданиям, стало от этого факта не по себе – он словно в логово маньяка заглянул, а не утонченного слушателя классической музыки.       Почему-то сейчас в памяти вспыхнул образ комнаты Джека, и у друга все было совсем иначе: комната напоминала скорее живой творческий хаос, чем неестественную среду его куратора. И почему-то этому творческому хаосу Теодор доверял больше.              Но сама Агата Прототип ему показалась... Поразительной.       Нет, взаправду поразительной. Профессор Прототип на вид была столь же безобидна, сколь опасна – словно айсберг. Теодор не знал, почему первое впечатление о его новом психологе он определил именно таким, но веяло от нее вовсе не "ванилью" и радостью, как от Джека, а скрытой угрозой и "железом". Какой-то неведомой силой, скрытой в лукавой, почти хищной улыбке. И это необъяснимым образом привораживало к себе, вопреки всем логичным доводам.       Все в ней говорило о том, насколько женщина в себе уверена. Поза, в которой она сидела в своем кресле, ее темный взгляд, ее хищные и тонкие пальцы-спицы, которыми она медленно перебирала, постукивая по деревянному подлокотнику – это все выдавало в ней утонченную манерами, но крайне твердую личность. Почти всех, кого в своей жизни Теодор видел, представляли собой нечто шерстяное, с ушами и хвостами, а у нее – ничего из этого. Она как манекен. Как роза – завораживающая, шипастая. К ней притягивало, как магнитом, но Теодор чувствовал вовсе не подростковое влечение к загадочной даме, а какой-то научный интерес; такой субъект он не видел ни весь первый курс, ни в начале второго. Однако же, – как сказал Джек, – профессор работала и до его поступления, а на старших курсах приходилась солнечному куратором. Значит, в институте она давно - как минимум, дольше пяти лет. И Теодор ни разу с ней не столкнулся; притом, судя по ее первой реакции, самого студента она знала. Догдэй, черт возьми, все растрепал!       Ее внешние манеры были не менее необыкновенны, чем интересен ее образ в целом. Молчаливая и улыбчивая, смотрела Агата пронзительно, но не пугала, отнюдь – вызывала неясной природы доверие, и Теодор сразу же насторожился этому факту. Почему он хотел ей доверять? Потому что ей доверял Джек, или просто несокрушимая авторитетность этой таинственной женщины вызывала в нем уважение и, соответственно, желание ей доверять? Возможно. Но что-то явно было не так, и оттого спокойнее не становилось.       Решив отогнать свою тревогу по отношению к малознакомой женщине подальше – все таки, она являлась хваленой преподавательницей, — Теодор аккуратно присел на край кушетки, долго не решаясь на нее лечь. Джек предупреждал, что на нее необязательно ложиться потом, но на первых сеансах придется для феномена. Не дожидаясь, когда сама психолог ему продублирует указания, младшекурсник лег на холодный диваноподобный элемент мебели, скрестив руки на груди, а длинный хвост на ногах. Теодор будто бы экономил пространство для внезапного побега. Ну некомфортно ему, студент не привык находиться на чужой территории, и считал ее в каком-то плане заведомо опасной для себя. И все ещё был зол за ситуацию со стикером! — Кажется, я обвинила вас в чем-то, что вы не делали... — задумчиво сказала Прототип, и принялась доставать что-то из своего шкафчика, похожее на стеклянный графин и стакан. — Примите мои искренние извинения за эту досадную... Неучтивость. Выпейте. — предложила профессор, вежливо протянув коту гранёный стакан с некой красной жидкостью в нем. Это ведь, случаем, не вино? Агата же не будет предлагать студенту на рабочем месте вино? Что за странный способ его успокоить...       Теодор усомнился в затее, но стакан послушно взял, не подумав о том, что мог ведь просто отказаться. Он вообще не задумывался, что у него есть какой то выбор, особенно после того, как Агата расположила его к себе своим извинением. Теодор долго и пристально смотрел на стакан, словно ему яд предложили, но затем быстро выпил, как чай. На вкус это оказался какой-то обычный сок со странным послевкусием, но совершенно точно не алкогольный, не запрещённый и уж точно не отравленный. Отставив стакан на маленькую тумбочку рядом с ним, Теодор взглянул на потолок. Спрашивать, что за жидкость он только что выпил, кот почему-то не стал. А зачем? Наверняка, психолог предложила сок попросту из вежливости.       А потом посмотрел на Агату. Она внимательно изучала студента, словно ожидала чего-то, что, по необъяснимой причине, не происходило. На какой-то момент Теодору стало даже неловко – ему стоит начать говорить, или же дождаться, когда тему начнет Прототип? Она что-то записала в своем блокноте, а после сказала, смерив парня любопытным взглядом: — Необычно... Теодор, я вижу, как вам трудно даётся находиться здесь. Тем более, показывать себя уязвимым – но сам факт, что вы пришли, говорит о многом. О скрытых мотивах. Позвольте мне уверить вас, что ничто в стенах этой комнаты вам не угрожает.       Прототип улыбнулась, Теодор почувствовал, как по кирпичикам рушится его гордость и возведённая между ним и ней стена. Кот весьма наивно считал себя неприступным и сложным, что утешающей речью его не проймёшь, а на деле оказалось, что к нему достаточно подступиться с правильной стороны, и Теодор сам начинал потихоньку сбавлять градус холода и отрешенности. Или дело в убаюкивающей речи профессора? Впрочем, он все еще был насторожен, поскольку до сих пор не понимал природу этого самого чувства, но мисс Прототип сейчас вызывала в нем только доверие – вчерашняя истерика и рекомендации от Джека в этом очень способствовали.       Не найдя слов, кот лишь нервно дернул ухом. Твердо решил – пусть она попробует его разговорить. Таким образом Теодор пытался отогнать от себя мысли, что один лишь вид этой профессорши вызывал в нем невиданное доселе желание ей исповедоваться. А сама психолог, внимательно наблюдая за своим невольным пациентом, вновь улыбнулась. Ее улыбка выглядела искренней, но лунный буквально инстинктивно чувствовал некую хищность в ней. На мгновение Теодор почувствовал себя вовсе не котом, а мышью на приеме у удава. — Этот славный мальчик... Он ваш друг, Теодор? — неожиданно спросила профессор, изучая реакцию своего пациента. Пациент лишь отвел взгляд, уходя от неотрывного зрительного контакта, хотя до этого вопроса кот стойко держался. — Кажется, Джек щепетильно заботится о вас. Ох, он мой лучший ученик. Жизнерадостный, внимательный, умный... И чрезмерно активный. Могу лишь предположить, насколько этот солнечный щенок вас утомляет. — Нет. — сипло и резко ответил Теодор, прокашлявшись в кулак. — Он не утомляет.       Очевидно, что студент соврал, и весьма неубедительно. Утомлял, и по страшному, особенно в последнее время, когда лунного стала одолевать неприкрытая подавленность и тревога. Однако же, по какой-то причине, Теодор ревностно лез в защиту друга, если кто-либо о нем пытался отзываться в негативном ключе, даже если это была прямая констатация факта. Только сейчас Теодор догадался, что Прототип умело подловила его на запусковом механизме, хотя ни слова о себе кот не сказал. Впечатляюще.        — Он не утомляет... — повторила Прототип, записывая что-то в своем блокноте. Судя по тону голоса женщины, она не поверила Теодору. — Конечно. Тогда что вас беспокоит?       Теодор внутренне сжался от вопроса. Весь вечер Догдэй пытал его тем же вопросом, обусловливая это желанием помочь составить план проблемных тем для сеанса. И Теодор опрометчиво пренебрег этой прекрасной возможностью, и карма не заставила себя ждать. Определенно, ему стоило заранее подготовиться. Но теперь придется действовать по ситуации. — ...Странные мысли. — уклончиво ответил Теодор. — Мрачные. — Не доверяйте своим мыслям после захода... Солнца. — таинственно улыбнулась Прототип. Она сделала странный жест, который показался Теодору весьма интересным; женщина словно рассыпала звезды перед собой. — Ночью мы становимся теми, кем должны были быть днем. — Должны быть?.. — смерк на ее фоне студент, и почувствовал, как холодок противно прошелся по спине. — В каком смысле?       Но ответа на вопрос Прототип не дала. Она закрыла глаза и медленно водила пальцами в такт музыки, словно дирижёр призрачного оркестра – и бессловно подпевала играющей в кабинете сонате. Совсем не обращала внимания на кота. А коту стало жутко. Под ее едва слышный вокализ Теодор стал припоминать случай вчерашней давности – как он возвращался в кампус, и столкнулся с репейниковидной Бобби. Ее первым желанием было поздороваться, а его – навредить ей. И это мысли до захода солнца! А после него все усугублялось в геометрической прогрессии – в своих кошмарах и пленящих мыслях Теодор буквально лишал существ их жизней. Неужели, такова его истинная, сокрытая в цепях души сущность? — ...Если представить, что у меня есть вещь, которая мне мешает... Что мне стоит с ней сделать? — осторожно спросил Теодор, стараясь не выдавать деталей. — Эта вещь дорога Джеку, меня она раздражает. И часто я задумываюсь о том, чтобы от нее избавиться. — А почему она раздражает вас? — заинтриговано уточнила Прототип, открыв глаза, из за чего у Теодора едва ли не вздыбился загривок. Ему казалось, словно профессор даже без уточнений понимала, что речь идет вовсе не о неодушевленном предмете. — Это связано с тем, что вещью дорожит ваш друг? Но вы боитесь, что, избавившись от этой вещи, разочаруете его? — Не совсем. Немного. Не знаю... Просто раздражает. — растерялся в точном ответе лунный, и уткнул взгляд в потолок, лишь второй раз за весь сеанс. — Не уверен, что боюсь, но не хочу, чтобы он узнал. — Он и не узнает. «Вещи» не говорят. — подытожила Прототип, и ее улыбка растянулась, а спицеобразная рука потянулась к радиоприемнику, выключая музыку. — Избавьтесь от нее.       Теодор молча буравил взглядом потолок, чувствуя, как от тишины кровь прилила в уши. В голове образовалась такая пустота и чистота, которая, по идее, должна была радовать – но не сейчас. Он попросту не знал, что ей ответить, и боялся спросить что-то еще. Потому что профессор своими ответами пробуждала в нем что-то, чего кот о себе не знал – и остерегался пытаться узнать. Прототип – единственная, о ком или о чем студент желал сейчас думать.       Из коридора раздался приглушенный расстоянием и дверью звонок. Он знаменовал собой начало лекции, а для Теодора – что на сегодня сеанс окончен. Профессор перед ним закрыла блокнот, в котором делала пометки по мере всей их беседы, и подытожила: — Теодор, весь сеанс вы следили за мной. Как правило, студенты смотрят в потолок или стены, но вы... Вы не доверяете мне, и, возможно, всем окружающим, кроме вашего друга. Ваши жесты говорят о вашей замкнутости и настороженности, а молчаливость и скрытность – о внутренних проблемах и нежелании их афишировать. Однако... Стоит поработать над кое-чем иным.       И вновь эта коварная женщина оставила мысль недоказанной, словно считала, что Теодор поймет. От такого студенту стало даже немного неловко – он ведь на втором курсе психологического института, очевидно, что он должен понимать некоторые аспекты человеческого поведения. Но, увы, кот такой проницательностью не обладал; однако ему стало крайне интересно, как по маленьким обрывкам информации его считывала профессор Прототип. Это действительно вызывало в нем желание научиться подобному.       Может, именно поэтому Джек такой внимательный к деталям? Потому что его учит вот такое удивительное создание?       Психолог перед ним без лишних слов отвернулась, принявшись перебирать какие-то бумаги на своем рабочем столе. Может, они касались Теодора, может – другой ее деятельности. Лунный не стал любопытствовать. Он лишь поднялся на ватных ногах с кушетки, и молча, не прощаясь, вышел из кабинета профессорши.       И вот, даже спустя несколько часов, он не мог не думать о ней, хоть и познакомился с Агатой впервые. За ней, столь манерной, было интересно наблюдать; она складывала пальцы домиком, соприкасаясь с противоположными, чуть наклонив голову набок, и прямо держала плечи – ее почти готический образ вызывал только восхищение. А ее негромкий и ровный голос... Теодор почти не запомнил, о чем они говорили и что он ей рассказывал, поскольку его жалобы были сумбурные и скомканные, но определённо запомнил ее ответы. Не ласковые, как у Джека, у нее был какой-то свой стальной, невероятный по своему исполнению подход, который заставил Теодора застрять на ней, при всей его привередливости к старшему поколению.       Несмотря на факт, что многое он от нее скрыл, Теодору упрямо казалось, что она и без слов распознала нечто, что студент сдерживал в себе, и разговор о Бобби никак не выходил из головы. Агате даже не пришлось уговаривать Теодора, чтобы он решился на следующий сеанс, он точно знал, что сам придет. И даже плохое самочувствие не станет причиной ему не прийти.       Лунный сидел на ступеньках одной из самых малопроходимых лестниц, прислонившись плечом к стене, и все размышлял о прошедшей встрече. Сеанс с психологом закончился несколько часов назад, он уже даже отсидел одну из последних пар, но все никак не мог вытряхнуть тёмную и сильную энергию Агаты из своей головы. Как, будучи настолько незнакомой, она могла вызывать столько эмоций? Впрочем, Теодор не был уверен, что он прямо окрылен, но точно вдохновлен ею. В каком только смысле?       Мысленно прокручивая кадры сеанса, кот припомнил, как профессор предложила студенту некий напиток, вкус которого он определил как обыкновенный сок. В тот момент Теодор, не задумываясь, выпил его, чем, кажется, несколько удивил Агату; она прокомментировала его поступок лишь одним словом:

«Необычно...»

      Необычно что? Теодор только сейчас задался этим вопросом, но так и не понял, к чему он был привязан. В конце концов, Прототип – опытный психолог, и скорее всего обратила внимание либо на жесты Теодора, либо на его неуверенность в целом, пользуясь одними ей ведомыми методами; переходя от этой мысли к другой, кот совершенно случайно подметил, что часто подобным взглядом на него смотрел Джек, и тоже периодически что-то записывал в свой блокнот, который носил буквально везде. И постоянно во время их общения что-то записывал, как и Прототип. Это какой-то особый навык, которому Теодор, учась уже год в том же направлении, до сих пор не научился? Впрочем, удивлений это не должно было вызывать – это ведь Джек здесь с синдромом спасателя, учился, чтобы помогать людям и нести мир во всем мире, а Теодор до сих пор не был уверен, что хотя бы способен на такое.       Сопоставляя образы Джека и его куратора, Теодор начал находить и сходства, и различия. Натуры у них определённо точно отличались, что было вполне логичным – по характеру «Догдэй» был воистину солнечный, активный, а по темпераменту был скорее сангвиником, чем флегматиком, как Прототип. Она все время сессии неподвижно сидела на месте, как хищница, наблюдала и молча слушала – напоминая этим самого Теодора, – в то время как его друг рядом со словосочетанием «молча слушал» даже не представлялся. Гудел о всяком бесконечно, иногда даже казалось, что это солнечному нужно к психологу, чтобы было кому выговориться. Теодор сухо и без улыбки усмехнулся. Нет, Джеку не нужен психолог, он в полном порядке и пытается этот порядок навести у всех, включая своего лучшего друга.       А солнечный пес, как оказалось, весьма легок на помине. — Теодор, привет! — буквально вырвал из раздумий невесть откуда взявшийся Джек, и шлепнулся на ступеньку рядом с другом. — Отдыхаешь?       Рыжая бестия даже не пыталась подсесть ближе, пробовать хватать под руку или обнимать, как обычно поступала с другими своими друзьями при встрече. Если Теодор сидел со стороны перил, облокотившись о них плечом, то Догдэй пристроился у стенки, соблюдая дистанцию. Раньше кот особо не вдавался в значение этого решения, а теперь понимал – тактильный и энергичный Джек старался не нарушать личное пространство малоконтактного Теодора. Не сказать, что в ином случае лунный был бы против его вмешательства в свой полусонный покой, но от такой заботы что-то екало в груди, и отнюдь не приятное. Скорее тоскливое. Ему казалось, что по вниманию со стороны лучшего друга он оголодал – Теодор с завистью наблюдал, как Джек открыто взаимодействует с другими, в то время как с ним самим пес осторожничал. Обращался так, словно крепкий по своей природе Теодор рассыпется, если сделать что-то не так. — Кстати, ты ходил к Агате Прототип? — поинтересовался Джек, и склонил голову набок. — Надеюсь, что да, потому что я уже сказал об этом Мисс Делайт. Она просто поймала меня и чуть не похоронила, словно я лично перед ней виноват... Знаешь, как она зла на тебя? С чего вдруг ты начал пропускать пары, Тео? Ты ведь знаешь, что придется объяснительную писать?       Теодор лишь привычно молча кивнул, отвечая сразу на все вопросы. Да, он мог лишь подозревать, в какой стадии ярости находилась его куратор, когда заметила, что ее проблемный студент попросту отсутствует без предупреждения... — Шаблон она выдаст. Вообще, она... Погоди-ка. Надо же... И как прошло? — встрепенулся собеседник, и буквально засиял. Хвост его активно завилял, выдавая всю заинтересованность своего хозяина в деталях. — А я то думаю, чего ты такой задумчивый и подозрительно спокойный... Ты как себя чувствуешь? — Обычно. — честно признался Теодор. После продолжительной беседы с куратором его друга голос лунного заметно охрип. — Нормально, просто устал. — Оно и видно... Слушай, вчера, перед тем, как к тебе забежать, я с Пегги встретился. Помнишь ее? Вот, а она со мной рецептом поделилась – хочу попробовать приготовить. И твое присутствие – обязательный критерий! Бубба сегодня чуть ли не ночует в библиотеке, можешь не переживать, он не против.       Немного подумав, кот лишь мрачно согласился. Нет, он определённо был только рад, просто уточнение «он не против» звучало так, будто бы это сосед Джека решал, можно ли Теодору видеться с его – на момент, ЕГО! – лучшим другом. Этот книжный червь и без того чаще видится с Догдэем, будучи его соседом и одногруппником! Вот и пусть сидит в своей библиотеке, и не мешается! — Вот и отлично. Кстати, я уже домой, сегодня удача на моей стороне. — поделился солнечный, и широко улыбнулся. — А чего ты так удивляешься? Старшие курсы не всегда допоздна тухнут на солнце, знаешь ли... Поехали домой!              Джек пружиной поднялся со ступени, и бойко потянул несопротивляющегося Теодора за рукав. И опять он избегает прямого контакта с ним! Кот от осознания этого факта насупился, и встал вслед за гиперактивной собакой, которая тут же ускользнула с лестничного пролета в коридор. — Джек, без игр наперегонки. — сказал Теодор таким тоном, словно приказывал, а не уговаривал, из-за чего смутился и сразу сменил тему. — Надеюсь, в метро сегодня будет посвободнее... — Понял-понял. — тотчас успокоился Догдэй, и существенно замедлил шаг. Он смерил кота таким взглядом, словно не ожидал общительности со стороны лучшего друга, но был ей рад. — Ой, вряд ли, Тео. Второй час дня, это чуть ли не самый час-пик для младших курсов с некоторых училищ поблизости. Пропади оно все пропадом...       На самом деле, Теодор не так уж и часто бывал в гостях общежития старших курсов. Сам он не напрашивался, а Догдэй предпочитал все согласовывать заранее со своим комнатным соседом и с самим Теодором.       На редкость и радость полупустой вагон потрясывало, в окне сменялся ничем непримечательный пейзаж из темных стен подземных туннелей метрополитена и полос проводов. Даже монстров или призраков нет, какая скука и рутина. Теодор сидел на пассажирском месте у окна, прислонившись головой к стеклу, и вполуха слушал бесконечный монолог Джека. Тот стоял у вертикального поручня напротив него и чем-то там восторженно делился, жестикулируя и иногда одиноко посмеиваясь над нелепыми ситуациями, случившимися с ним сегодня. Стоял! Весь день явно был на ногах, и даже сейчас не пользовался возможностью присесть, хотя перед котом и рядом с ним места пустовали. Теодор отвечал ему лишь периодическими кивками. Думал студент сейчас вовсе не о Джеке, а о одной из его подруг – о Бобби.       Она приходилась коту одногруппницей и по совместительству одной из семи близких друзей Джека, в компанию которой также входил и Теодор со своим соседом, Чаком. Другая часть их дружного объединения училась в других институтах, и о них лунный знал существенно меньше; сам младшекурсник в коллективе состоял исключительно из-за своего лучшего друга, и поладившего с ним цыпленка, потому не особо интересовался. Но девочку-медведицу, которая всячески пыталась наладить контакт с ним, кот буквально недолюбливал и избегал. Раньше его, не слишком социально развитого, просто пугало ее трепетное внимание к своей персоне, но с недавних пор она попросту стала раздражать его. Слишком много ее.       Наверное, он не очень хорошо поступал с Джеком, который с ним хоть и односторонне, но искренне беседовал. Просто Теодор всю мучительно долгую дорогу от отправной станции до конечной размышлял над советом Агаты Прототип, и места на болтовню Догдэя в его затравленном разуме конкретно сейчас не хватало. Избавиться от Бобби... Раз он так основательно занялся обдумыванием этого вопроса, значит, считал это возможным со своей стороны. Но в каком смысле? Перестать с ней общаться? Тогда она попросту прилипнет к Джеку, даже не расстроившись. А такой вариант развития событий кота нервировал еще сильнее. Нет, избавляться надо радикально. Теодор пока не знал, в каком смысле «радикально», но обязательно решит, когда вернется в свой корпус.       Добравшись до кампуса, младшекурсник наивно и по привычке достал свой пропуск. Однако был крайне удивлен, увидев, как Джек просто пролетел вахту, даже не обратив никакого внимания на будку. Без интереса Теодор заглянул в окошко, заметив, что старый вахтер там все же имелся, но лениво читал газету, не удосужившись хотя бы посмотреть на студента. Да уж, мимо такого хомяка не то, что микроволновку унести можно, а целый этаж в кармане...       Убрав пропуск, кот поспешил за своим другом, который успел отойти на приличное расстояние и уже ждал его напротив своей двери первого этажа. Она оказалась запертой, и пес принялся ее отпирать ключом. Почему-то от такого факта Теодору стало немного легче – ему сейчас не хотелось видеться с Буббой, даже если бы тот сразу ушел. — Кстати, панкейки будем готовить. Я накупил всего и сразу, поэтому предлагаю поделиться потом с соседями десертом. — предложил Джек, открыв дверь. Он тотчас шустро юркнул в свою комнату. — Заходи, и, желательно, не убейся о мой беспорядок...       Обычно у Теодора привычка осторожничать в малознакомых местах, но в комнату друга он вошел, как на парад – нечего ему бояться на территории Джека. Заметил, что она почти не изменилась с прошлого года – все такая же, про которую обычно говорят «черт ногу сломит». На сторону большеухого соседа своего друга кот даже не стал смотреть. Лунному вдруг захотелось попробовать поразмышлять, как опытный психолог, тобишь Агата Прототип сегодня – по каким-то деталям из комнаты Джека составить портрет личности. Но не сообразил как, мгновенно расстроился, и просто молча разулся, поспешив за другом на кухню, который уже мыл руки. Когда тот отошел вытереть их о полотенце, Теодор решил последовать его примеру и поспешил удалить лишние бактерии с рук водой. Хотелось сначала отдохнуть, но, видимо, не получится, раз тот уже выволок их к холодильнику. — Итак, сейчас вытащу все. По рецепту нам нужны молоко, яйца, мука, что-то там еще... — перечислил Джек, и достал из переднего кармана толстовки блокнотик. — Сейчас посмотрю. Пока сядь за стол.       Сверившись с памятью, неугомонное создание принялось доставать из холодильника нужные ингредиенты. Теодор же, исполняя указания, просто отодвинул стул и присел за кухонный стол, все ещё не теряя надежд сыграть в умного детектива. Но пока не находил ни деталей, ни былого настроя – опять вспомнилась проклятущая Бобби, напрочь выбившая все хорошее настроение. — А зачем так много? — угрюмо удивился Теодор, когда все нужное Джек достал, принявшись раскладывать миски для последующей готовки.       Даже для него, не знающего рецепта, показалось, что продуктов его друг достал больше, чем следовало. В ответ на вопрос рыжий пес оглядел фронт работы. На правом рукаве у него находился браслет-ремешок, с его чуть ли не фирменным кулоном в виде лучистого солнышка, и снимать его Догдэй не стал, а закатал только левый рукав. — Ну, она на две порции рассчитала граммы. Но мы же уже решили, что на этаже ребят еще угостим, разве нет? — усомнился Джек, внимательно вчитываясь в рецепт в своем вездесущем блокноте. — Сначала отделим желтки от белков. Их нельзя смешивать! Давай-ка сюда...       Когда его друг беспощадно разбил шесть яиц у него на глазах, у Теодора едва ли не случился студенческий инфаркт – лишь вспомнив, сколько сейчас стоит кассета яиц, уже жуть брала. Вот уж щедрости у его друга, хоть отбавляй! Пес каким-то странным образом отделил желтки от белков, но ему удалось сделать это без попадания одного продукта в другой, что, как он уже говорил ранее, нельзя было допустить. Теодор сложил голову на руки, с интересом наблюдая, как Джек шустро взмешивал ингредиенты с желтками, превращая некогда жидкую массу в подобие желткового теста. Сам по себе младшекурсник готовить мог лишь по указке и блюда не сложнее покупных пельменей, поэтому за Догдэем наблюдать было действительно интересно. — Ну, с этим потом разберемся. Теперь давай белок взбивать. — предложил Джек, поставив на стол большую миску с белками, в которую тот предусмотрительно добавил лишь половину нужного сахара из общего количества. Он плеснул в тару щепотку соли, и вручил сей важное поручение в купе с венчиком Теодору. — А я сковороду разогрею.       Сейчас весь энтузиазм Теодора улетучился куда-то в дальние закрома. Взбить что?... Студент посмотрел на белки с таким недоверием, словно те могли подобно лягушке выпрыгнуть у него из миски, и несчастному придётся ловить ожившие белки по всей комнате. Но продукт, вестимо, не проявлял никаких признаков жизни, и Теодор, ухватившись за венчик поудобнее, принялся медленно мешать белки. А что должно произойти, чтобы он понял, что белок взбился? Кому смешно, а коту горе – стыдно было спрашивать у Джека, который умел готовить. Возможно, тот уже готовил эти несчастные панкейки, и не раз, а Теодор сейчас опозорится, спросив настолько банальную вещь у него. Но вдруг, если он передержит белки, они придут в бешенство, и тогда будет еще хуже! — Дэй... А как понять, что они готовы? — жалобно спросил Теодор, и даже немного отодвинулся от миски, словно она воистину сейчас сдетонирует у него в руках. — Они цвет поменяют? — Нет, пиками встанут. — уточнил Джек, копаясь в духовке, в которой обычно хранил все сковородки. Экономия места. Достав нужную приемлемого диаметра, солнечный закрыл духовку и поставил сковороду на разогрев уже на газ, а затем вернулся к ранее заготовленному им яичному тесту. — Ты переверни миску, когда они встанут, если не вытекают – значит, готовы.       Ответ нисколько не обнадежил Теодора, и он начал паниковать. Вот опять эти неопределённые «по вкусу» и «на глаз», которые студент со своим обывательским взглядом никогда не понимал. Что значит «пиками встанут»? Буквально? Ведьмины белки превратятся в чертового ежика? Совсем растерявшись, Теодор принялся мешать интенсивнее. Масса из шести яиц все никак не давалась, оставаясь такой же жидкой, и Теодор предположил, что либо он делает что-то не так, либо же для превращения из белков в ежа нужно больше времени и больше вложенных усилий. Варианта, что Джек ошибся и взбить шесть яиц – да ещё и без миксера, до состояния пиков, – невозможно, бедолага даже не предугадывал. Догдэй же сказал, что они встанут, значит Теодор из кожи вон вылезет, но они у него встанут!       Война с приторно пахнущим продуктом у кота была ожесточенной, даже самый кропотливо проработанный экшн-блокбастер не сравнился бы с его схваткой. Он мешал и вдоль правой рукой, и поперек левой, и кругом обеими руками, и даже квадратом с помощью хвоста – но шайтан-жижа оставалась киселем на молочных берегах, словно издевалась. Запах яичного белка и сахара в нем точно будут сниться в кошмарах еще годами наперед, но проклятые сопли не превращались в ни в пики, ни во что либо другое. В один момент Теодор вытянул венчик, и масса потянулась за ним – на радостях кот перевернул миску, и почти все содержимое вылилось предательской водой ему на толстовку. — Тео! — воскликнул Джек, и от неожиданности Теодор едва ли не слился со стулом, чудом сохранив хотя бы половину белков в миске. — Все хорошо? Да сними ты уже с себя эту рясу, она несчастье приносит!       Джек едва ли не сам снял с Теодора его черное худи, поскольку раздеваться лунный совершенно не хотел и предпринимал попытки избежать этой участи. Не подействовала ни одна из его отмазок. Не сидеть же, действительно, окаченным сахаром, вот пришлось расстаться со своим комфортным черным, который был сразу же закинут в таз с водой. Посуетившись, старшекурсник вынес одну из своих домашних футболок, которая на Теодоре выглядела, как платьице феи на матером могильщике; это Догдэю идут яркий оранжевый и детские принты с щенятами, а вот кот уже промышлял о том, что возвращаться к себе в корпус он будет исключительно под покровом ночи. И по самым безлюдным тропам... — Что ты так на меня смотришь? На твой рост это единственное, что у меня есть. Ты ведь сам не захотел белое, а другого у меня нет! — эмоционально ворчал Джек, разводя руками, пока Теодор сердито взбивал белки. — Ты не устал?       На данный момент не существовало ни в одном словаре слова, достоверно описывающего его усталость. Он весь замаялся – сначала миска была на столе, потом перекочевала ему на колени, а сейчас он буквально держал ее меж них и поддерживал хвостом, по очереди сменяя левую руку правой, поскольку от усердного взбивания яичных белков у него уже отнимались обе. Всего-то белки! Какие-то белки одержали победу! С непривычки усталость в напряженных мышцах сменялась неприятной тягой, и Теодор наконец признался: — Джек, белки не взбиваются... Они не хотят...       В голосе Теодора было столько неприкрытого отчаяния, что у его друга едва не сжалось сердце. Он задумчиво потер подбородок, а потом потом убавил градус в конфорке, и перестал мешать тесто. — Давай я схожу к девочкам на третий этаж, попрошу миксер. Ты сможешь последить за сковородкой? — Да... — не подумав, согласился Теодор. Всяко лучше, чем месить эти адовы сливки. — А что с ней делать? — Просто дождись, когда она разогреется. Потом положи кусочек масла и следи, чтоб он начал пузыриться и не пригорел.       Указания показались легче, чем пытаться создать из жидкого материала подобие твердого. Джек сразу же ушел выполнять обещанное, а Теодор отставил миску на стол, пододвинув свой стул к газовой плите. Лишь когда дверь в комнату его лучшего друга закрылась, младшекурсник почувствовал, что под диафрагмой вновь затянуло. Опять это неприятное чувство, которое, как он понял, всегда появлялось, если ему становилось хуже морально – он вновь вспомнил о Бобби. Избавиться от нее... Если действительно избавляться, то как? Прибавив градус, кусочек масла соскочил с ножа прямо в сковородку, и Теодор принялся лениво водить им по поверхности, отсчитывая минуты до возвращения Джека в свой обитель.       Сначала все шло, как говорится, по маслу – пока оно само внезапно не начало угрожающе шипеть, после чего сливочный кусочек даже не выстрелялся, а едва ли не взорвался к чертовой матери. Перепугавшись, Теодор тотчас выключил конфорку, отодвинувшись от плиты; кот не злился, просто недоумевал, как вообще он смог вытворить такой трюк, если ничего не предвещало беды. От такого совсем настроение упало. Решение о дальнейших его действиях пришло само собой – белок хотя бы не угрожал стать смертельным риском для жизни.       Джека не было, наверное, минут десять. И все это время Теодор с усердием, достойного лучшего применения, энергично взбивал белки. Расплескал все, несколько раз уронил пластмассовую миску, но умудрился довести ненавистную им белую муть – точнее, то, что от нее осталось, – до состояния, издали схожему с ранее описанным его другом. Теодор докинул остаток сахара, и продолжил мешать, пока его плечи не заныли голосами всех мучеников планеты – естественно, образно. Он даже уже не думал ни о сеансе Прототипа, ни о Бобби, только о том, когда же этим пыткам придет конец. А к этому знаменательному моменту вернулся блудный Догдэй. — Тео, у меня не очень хорошие новости. — растерянно оповестил он, входя в свою комнату, и сразу же направился к раковине. — Миксера я не нашел. Но мне дали совет, как облегчить твои страдания. Ой, а что случилось, почему так мало осталось? Ты дрался насмерть, что ли, с этой миской?       Теодор лишь измученно кивнул. Пока Джек мыл руки, он предложил разъединить массу на две миски и мешать обе отдельно. Идея показалась рациональной, и кот принялся переливать остатки во вторую миску, которую впоследствии вручил Джеку. Наверное, тот бы и целый тазик взбил со своей неистово бьющей ключом энергией, поскольку свою половину пес превратил в подобие пиков гораздо быстрее, чем вусмерть уставший Теодор. Однако, что бы мальчики не делали, а добиться нужной консистенции они так и не смогли. — Ладно... Давай так попробуем. Остальное тесто заморозим. — махнул рукой Джек, и принялся смешивать белки с раннее подготовленными желтками. Они мгновенно осели, и солнечный заметно расстроился. Теодор предположил, что такого произойти не должно было, и тоже скис. — Поставь миску, вот, теперь смешивай с тестом...       Получившееся явно отличалось от задуманного. Долго Догдэй не куксился, и стойко попытался исправить, точнее, спасти ситуацию – подивился ошмётками масла, на которые Теодор смущенно пожал плечами, и принялся за разогрев и последующую жарку панкейков. Масса не поднималась, растекалась, как обычный блин, но оптимизм Джека не позволял ему разочароваться в их совместном с котом детище. Удивительно, но привести их в какой никакой, но хоть смотрительный вид у солнечного действительно получилось; Теодор с неприкрытым любопытством наблюдал, как изначально совершенно жидкая масса стала приподниматься в пухлые блинчики, обретая хоть и небольшую, но толщину, и даже пару раз получил прихваткой по лбу, когда попытался сдуть панкейк когтем. А также едва не остался без носа, когда в сковородку была залита вода – она оглушающе зашипела под крышкой сковородки, и это стало весомым аргументом отстать от десерта.       На стол подавалось лишь жалкое подобие пышнотелых панкейков, совершенно точно даже рядом не стоявшее с теми золотистыми многоярусными красавчиками, которые Джек видел у Пегги. Да, такими определенно не поделишься ни с кем – там вышло то всего два задохлых и полусырых блинчика, из предполагаемых шести. Но пес не был расстроен и Теодор, на удивление, тоже – на вкус панкейки, к всеобщему изумлению, оказались сносными, невзирая на свой прискорбный вид. — Так... Давай я пока поищу мед или сироп, если что-то из них я не забыл купить, а ты расскажи, как прошел сеанс у Агаты Прототип. — припомнил Джек, и встал из-за стола. — Сейчас...       Его друг подошел к явно древним студенческим столешницам, присев перед нижними ящиками, и принялся искать. А Теодор чуть вилку не уронил от неожиданности вопроса. Он то наивно считал, что в прошлый раз удачно отделался одним словом, хоть и понимал, что подобным образом явно не погасил природное любопытство Джека. А теперь не знал, как солгать так, чтобы солнечный этого не заметил. — Нормально прошел. — пробормотал Теодор, неохотно делясь мнением. — Сначала я молчал, потом просто жаловался ей. Ничего необычного. — М-м, понятно... — протянул Джек, и едва ли не залез с головой в ящики. Тон у пса был прямо как у его куратора в момент, когда она заметила ложь Теодора. Чтоб этих психологов, черт возьми! — Да где же этот... А, вот. Не переживай, Тео, я знаю о врачебной тайне, выпытывать вашу беседу не буду. Просто хотел убедиться, легче ли тебе или нет...       Вытащив два небольших бутыля с кленовым сиропом, Джек поднялся и радостно сообщил: — Нашел! Нет, ей-Богу, надо срочно прибраться. Или записывать все. Ну, лучше, конечно, прибраться... Так, давай приукрасим вкус этого чуда кулинарного искусства.       Джек вернулся к столу и начал сервировку панкейков, а Теодор вновь задумался над его словами. Стало ли ему легче? В какой то степени, он чувствовал себя довольно мотивированно, потому как профессор сильно заинтриговала его своими навыками, которые явно унаследовал учащийся у нее Джек, и мог Теодор. Но вот ее советы... От них в голове копошились не самые приятные мысли, от которых итак не было покоя в последнее время. Но, все же, он твердо считал, что обязан наведаться к Агате Прототип ещё раз – но уже после того, как решит, как он поступит с любвеобильной Бобби.