***
Следующие три дня слились в один монотонный поток ничего. Несмотря на то, что дождь продолжал лить практически без перерывов, нукенины были вынуждены выдвигаться, иначе отстанут от запланированного графика. Обычно Итачи относился к этому, как к необходимости, которая не вызывала у него раздражения, ведь миссия есть миссия, ничего с этим не сделаешь. Но сейчас даже Кисаме заметил, что с другом что-то не так: брюнет был где угодно, только не рядом с ним — витал в своих мыслях, частенько обращая внимание на товарища со второй, а то и с третьей попытки привлечь к себе внимание или завести разговор хоть о чем-нибудь. В отличие от Учихи, акулоподобный мужчина не был из тех, кто любил помолчать. Да и Итачи, пусть и немного, участвовал в его болтовне. Но теперь… Кисаме напрягся, всю дорогу косясь на брюнета, который смотрел строго перед собой и абсолютно не замечал съежившегося от дискофорта друга. А тот раздраженно выдыхал, когда вода таки проникала под плотный плащ, смахивал противные капли воды и снова уходил в себя. Все его мысли крутились вокруг Конохи, произошедшего внутри ее стен и приказа о назначении на должность капитана АНБУ, покоившегося во внутреннем кармане. Ночью, когда сокомандник погружался в сон, крепко обнимая Самехаду, которую каким-то чудом умудрялся поместить на футон так, чтобы не мешать Учихе в небольшой палатке, он выскальзывал на улицу, запрыгивал на ближайшее дерево и призывал Они, который докладывал о том, как обстоят дела в радиусе пяти километров от их лагеря: все также, приклонив колено, он рассказывал о путешественниках и шиноби, которых ему удалось увидеть с помощью Бькугана, после чего исчезал в ночи. Ни о чем другом они не разговаривали. Хотя у Итачи еще были вопросы, но задавать их он пока не спешил. На четвертый день они добрались до следующего населенного пункта, где по старой схеме сняли одну комнату на двоих, после чего Кисаме, по излюбленной традиции, ушел пить и кутить до самого рассвета, а его друг остался один, перед этим отклонив его предложение целых три раза. Они проник в комнату после полуночи. Отчитался Учихе о том, что ему удалось найти и поднялся, чтобы уйти, когда тот, не веря в собственные действия, обхватил пальцами его предплечье, останавливая у самого окна. — Обсохни немного. — тихо сказал мужчина, чувствуя под пальцами насквозь промокшую ткань длинных черных перчаток чуть выше локтя. Блондин поднял на него взгляд и коротко кивнул, ожидая когда хватка на его руке ослабнет. Итачи поймал себя на мысли, что держал его слишком долго, прежде чем разомкнуть пальцы. АНБУ сделал полшага назад, окинул комнату взглядом и, найдя подходящий угол, направился к нему. Опустившись на пол, он прижался затылком к стене и позволил себе немного расслабиться. Учиха, проводив его взглядом, опустился на футон, облакотился спиной на стену и, закинув руку на согнутое колено, уставился в потолок. Тишина давила. Учиха впервые в жизни был недоволен тем, как тихо было в номере: дождь на улице утих, все остальные постояльцы гостиницы спали, и даже дыхания Они он не слышал. Глаза сами скользнули на миниатюрный комок в углу комнаты: омега прижал ноги к груди, обхватил их руками и уткнулся лбом в колени. Замерз? Еще с полминуты брюнет боролся сам с собой, до хруста зубов сжимая челюсти и до побеления костяшек ладони. А после сдался: выдохнул, бесшумно поднялся и, подцепив пальцем собственное одеяло, накинул его на Они. Реакция не заставила себя долго ждать: блондин, едва вздрогнув, вскинул голову и, прежде чем пара алых огней сфокусировалась на лице напротив, приставил кончик хрустального куная к чужой шее. Раздался звонкий стук металла со стеклом. Итачи тихо хмыкнул, уголки его губ приподнялись в слабой ухмылке, и он медленно отодвинул чужой кунай своим. — Итачи-сан, — произнес омега, и нукенину показалось, что его голос вздрогнул. — Простите. — тихо добавил он, отодвигая собственную руку в сторону, подальше от чужого тела. Учиха едва прищурился, перехватил запястье Они и забрал хрустальный кунай из его ладони, после чего покрутил на пальце, с интересом рассматривая вещицу, и посмотрел на блондина. — Наследственная техника. — поняв немой вопрос, ответил АНБУ и раскрыл ладонь перед лицом нукенина. Мгновение спустя, на фарфоровой коже распустилась хрустальная лилия, от которой во все стороны отражался лунный свет. Итачи, рассматривая творение Они, невольно подумал о Сасори и Дейдаре, которые вечно спорят об искусстве, и, кажется, понял их. — Большая редкость. — опустившись на корточки, сказал Итачи. — Наверное, именно поэтому Данзо оставил мне возможность иметь детей. — слегка пожав тонкими плечами, тихо произнес АНБУ, а мужчина вдруг подумал, что у того появляются едва заметные признаки эмоций. — Отдыхай. — наконец сказал брюнет, собираясь подняться, но пальцы его свободной руки уже потянулись к фарфоровой маске, подцепили ее в районе подбородка и подняли выше. Они не сопротивлялся. Позволил задрать маску до самой макушки и, когда хмурое небо встретилось с ониксом, отвел взгляд в сторону, окончательно стаскивая фарфор уже собственной рукой. Учиха, словно довольный проделанной работой, поднялся на ноги и в пару шагов вернулся на футон, откуда краем глаза наблюдал за тем, как маска демона оказалась на полу, неподалеку от омеги, а он сам посильнее закутался в одеяло и прижался виском к стене. Ты идиот, Итачи Учиха. Полный идиот. — говорил сам себе альфа, крепче сжимая рукоять чужого куная в руке.***
В тот вечер АНБУ молча покинул комнату ближе к рассвету. Итачи не спал: сидел на футоне, прикрыв глаза, и слушал, как тот складывает одеяло, после чего кладет его у него в ногах и выбирается через окно. Только после того, как остался один, он открыл глаза и осмотрелся: в комнате абсолютно отсутствуют признаки чужого присутствия, и только хрустальный кунай под подушкой нукенина может свидетельствовать о том, что здесь кто-то был. Следующие несколько дней Учиха откровенно избегал Они. Во-первых, ему было жизненно необходимо переварить всю информацию, которую он получил, и немного успокоить то сметение внутри, которое возвращалось к нему каждый раз при виде АНБУ Конохи. Этот мальчишка непосредственно связан с его домом, в который ему поступило предложение вернуться, и, от одной только мысли об этом, его маска притворства, что он носил многие годы, медленно покрывалась трещинами. А во-вторых, Кисаме, кажется, начал о чем-то догадываться, самостоятельно вызываясь на ночное дежурство у лагеря, из-за чего Итачи буквально чувствовал, как теряет контроль над ситуацией, в которую его загнала Хокаге. На десятый день все пошло по одному месту. Буквально. Акацуки, хотя и подозревали, что им будут мешать, встретились с шиноби деревни Звука, в результате чего завязался бой. Итачи, борясь с очередным приступом одолевшей его болезни, использовал на одном из противников Аматерасу, борясь со спазмами легких и желая закончить схватку как можно скорее. Кисами же, используя Самехаду, сразил второго шиноби, однако был отравлен каким-то иссушающим ядом, из-за чего не смог использовать водные техники, а его акулья кожа быстро становилась сухой и сморщенной, превращая мужчину в расцвете сил в дееспособного старика. Держался он только благодаря огромному количеству чакры, но и ее было достаточно лишь для того, чтобы не дать ему иссохнуть окончательно. Какая глупость. Двое из Акацуки попались в глупую ловушку из череды невезений, начиная с приступа Учихи и заканчивая неосведомленностью о противнике. Они, которому было приказано не влезать в бой еще задолго до его начала, наблюдал за происходящим с одного из уцелевших деревьев. Благодаря своим глазам он прекрасно видел и колебания чакры Итачи, и последствия яда на Кисаме. Еще лучше он понимал, что выполнение его миссии под угрозой, а потому, выдохнув и решив, что пока Учиха не вступил в должность, он не обязан бесприкословно подчиняться ему, двинулся на поле боя. — Жалкая картина. — сказал последний шиноби Звука. В одной руке он держал катану, а во второй кунай, нарочито медленно двигаясь в сторону нукенинов. Кисаме, кое-как держась на ногах, стоял рядом с Итачи и опирался на Самехаду, чувствуя, что едва может контролировать мышцы, чтобы сделать шаг, а его друг, щуря один глаз из-за крови, вытирал кровоподтеки на подбородке рукавом плаща, попутно продумывая следующий план действий. — Твои глаза станут отличным трофеем. — обнажив оскал, с восторгом проговорил мужчина, вытягивая острие катаны в сторону Учихи, после чего послышался раздраженный рык со стороны Хошигаки, готового разразиться тирадой. Взмах катаны. И мгновенный импульс уже знакомой чакры. Учиха моргнул прежде чем понять произошедшее и встретился взглядом с белым жилетом АНБУ, разделяющим его изнеможенное тело и чужую катану. — Успел. — с облегчением на выдохе произнес Они, чувствуя, как сталь пронзила его плоть в районе левого бока. Точнее ему сложно было сказать, потому что боли он все еще не чувствовал. Она обрушилась на него несколько секунд спустя, когда лезвие покинуло его тело. Брови шиноби Звука вскинулись вверх от удивления. Он окинул АНБУ взглядом и, облизнувшись, расплылся в довольной ухмылке. — Любопытно… — прошептал он, поднося кончик катаны к губам и слизывая с него кровь омеги. — У Акацуки появился новый верный пес? — Вы в порядке, Итачи-сан? — игнорируя присутствие противника, спросил Они, бросив взгляд через плечо на брюнета, который все еще не верил в происходящее. Итачи не видел за АНБУ шиноби, да и самого блондина он едва мог рассмотреть, уставившись единственным зрячим глазом в два алых огня в маске демона. Последовал короткий кивок. — Эй, мальчишка, я с тобой разговариваю! — рыча, проговорил противник, привлекая к себе внимание Они, словно был оскорблен его поведением. Однако, когда его глаза встретился с дьявольским взглядом АНБУ, его пыл поутих. Они, все это время стоявший на одном колене, поднялся и достал из-за спины обе катаны. Хрустальные гарды будто расплавились и металлические клинки покрылись толстым слоем этого причудливого стекла, делая из обычного оружия два довольно широких клинка. Вражеский шиноби, наблюдая за этим, вновь в изумлении поднял брови, а после сделал полшага назад, встал в боевую стойку и, облизнувшись, ухмыльнулся. Завязался новый бой. Кисаме и Итачи наблюдали за происходящим так, словно были экзаменаторами. И если лицо брюнета больше не выдавало никаких эмоций, Хошигаки, не прекращая, что-то бубнил себе под нос, вытаращив глаза на столько, на сколько позволяли его веки. После пары попыток шиноби атаковать Акацуки за спиной блондина, тот раздраженно фыркнул и отправил к ним своего клона, который встал за спинами мужчин и расползся в огромного хрустального самурая, чем-то напоминавшего Сусанно Учихи: самурай, сложив перед собой руки, не участвовал в бою, а скорее был как щит для альф, защищающий их от всех дальнейший попыток атаки. Они сражался один, прекрасно понимая, что времени у него не так уж и много. Эту технику защиты слишком тяжело поддерживать через клона, а яд, поразивший Кисаме, продолжал действовать на его тело без противоядия. Конечно, он также не был уверен и в том, что ампула, которую ему дала Харуно-сан перед тем, как он покинул деревню, вообще поможет ему с этим, но другого варианта у него не было: с Ирьёниндзюцу он был плохо знаком, знал лишь основы, которым успел научиться за те несколько дней перед миссией, что у него были. Пока что все было против него, а рана в боку только сильнее убеждала его в этом. — Итачи-сан, есть что-то, что мне следовало бы знать? — пересохшими губами тихо спросил Кисаме у друга, скосив на него взгляд. Он понимал, что на их стороне сражается АНБУ Конохи. Заметил и то, что Учиха был с ним знаком. Ну, а то, как этот малец прикрыл его собой просто невозможно было не увидеть. Хошигаки чувствовал себя рыбой, оказавшейся в пустыне. — Позже. — лишь сказал брюнет, не отводя шарингана от Они, сражающегося с шиноби Звука. Лязг металла о невероятно прочный хрусталь бил по вискам, только усиливая головную боль Итачи, который и без того держался из последних сил, чтобы не выплюнуть собственные легкие от приступа подступающего кашля, но он продолжал смотреть на битву, боясь упустить малейшую деталь. И чуть не проморгал момент, когда враг полоснул катаной по плечу АНБУ, вызвав у того лишь тихое шипение, а вот у самурая над Акацуки, с тихим треском, образовалась трещина. Учиха напрягся, но по зову какого-то инстинкта достал из кармана хрустальный кунай и приложил его защитному куполу: тот, словно получив батарейку, впитал его в себя, и трещина затянулась. У Кисаме, увидевшего это, медленно отвисла челюсть. Нет, определенно есть то, что ему просто необходимо знать. Шаринган в глазах нукенина погас и уже оникс наблюдал за тем, как вражеский шиноби оказался безоружным лежать на земле, пятясь от наступающего на него АНБУ с клинками, по которым стекала его кровь. Он что-то бормотал омеге, но тот, не раздумывая, воткнул клинки в землю по обе стороны от чужой шеи, а затем скрестил их и рывком отрубил ему голову. — Итачи-сан, он омега? — вдруг спросил Кисаме, заставляя друга выгнуть бровь от столь неуместного вопроса. — Зачем спрашиваешь? — выпалил Учиха, переведя на того взгляд, и уже собирался сказать что-то еще, как увидел светящееся акулье лицо. — Хочу от него детей. — промямлил мужчина, содрогаясь всем телом от воодушевления. Впервые в жизни Итачи пожалел, что его мозг работает быстрее, чем ему хотелось бы.