Ashes and Stardust

Раэлль следовало знать, что лучше не прикасаться к вину Эйгона. Она сожалеет об этом, как только просыпается, ощущая мучительную головную боль, когда ее глаза видят утренний солнечный свет. Она сожалеет об этом во время трех неудачных попыток проснуться, пока, наконец, она не чувствует себя способной ясно мыслить где-то около полудня. Больше никогда. Никогда. Больше. Все, что она хотела, это наконец произнести слова, которые застряли у нее в горле. Она видела, как Эйгон выпил три или четыре кубка вина, как они на него не подействовали, поэтому Раэлль предположила, что всего один не доставит ей хлопот. Каким-то образом это предположение оказалось ложным. Возможно, он выбрал вино крепче, чем обычно. Возможно, ей следовало посчитать свои чашки разбавленного вина, несмотря на постоянные настойчивые утверждения Эйгона, что они не в счет. Возможно, есть какая-то уловка, позволяющая пить и не напиваться, которую она не знает, или, возможно, она просто не умеет пить. Как бы то ни было, она достигла своей главной цели, но при этом у нее развязался язык. Больше, чем она планировала. Раэлль не может вспомнить даже половины того, что сказала той ночью, но, должно быть, все было плохо, потому что иначе с чего бы Эйгон начал вести себя так внимательно после? В тот же день он приносит ей то, что он называет лекарством от похмелья, хотя сир Торн не пропускает его дальше ее двери. Настойка ужасна на вкус, но она убирает ощущение того, что кто-то пронзает ее череп копьем. К несчастью для них обоих, его сопровождающее предложение полетать вместе, как только она почувствует себя лучше, отклоняется ее охраной. — Приказ Ее Величества, — рыцарь выглядит сочувствующе, но не настолько, чтобы его можно было уговорить. Эйгон возмущен, услышав это, и Раэлль чувствует тоже самое. Она понимает, почему они с Эйгоном не могут быть наедине, но почему Королева запретила им летать вместе? Это кажется излишним, не столько защитой, сколько наказанием, если только Ее Светлость в своей мудрости не заметила какой-то элемент опасности, который Раэлль заметить не в силах. На второй день после пира Эйгон дарит ей ожерелье из миэринского жемчуга (снова переданное ее рыцарем) и приглашает ее провести с ним полуденную трапезу в саду. Ее сопровождающий одобряет эту прогулку, хотя, когда наконец это наступает, она оказывается в затруднительном положении. Все еще неуверенная в том, что происходит между ними, Раэлль скудна в словах, но Эйгон счастлив заполнить тишину. Он рассказывает ей историю о том, как торговец притворялся, что не говорит на всеобщем, чтобы не торговаться, но отказался от этой уловки, когда Эйгон переключился на высокий валирийский: “Потому что мой кривой валирийский язык звучит для миэринских ушей так же ужасно, как и миэринский валирийский звучит для всех остальных”. Это вызывает смех Раэлль, когда он отмахивается от ее заверений, что его валирийский на самом деле не так уж и плох. Трапеза могла бы быть приятной, но атмосферу несколько портит непреклонный сир Рикард Торн, который прерывает разговор, когда Эйгон пытается взять ее за руку. Так проходит остаток недели, с подарками, галантностью и с большим вниманием, чем она заслуживает. Но несмотря на то, что мир Раэлль вращается вокруг Эйгона, остальной мир как обычно движется вперед. Новость пришла через неделю после помолвки: леди Лейна Веларион скончалась, как и сир Лейнор, убитый в драке в Спайстауне. Брат и сестра, умершие с разницей всего в несколько дней – такая трагедия случается раз в столетие, и Отец заявил, что весь Дом Таргариенов поддержит Дом Веларион в их горе. Большая часть Красного замка охвачена вихрем торопливых приготовлений Королевы к похоронам: подготовлены корабли, упаковываются сундуки и раздаются приказы по ведению дел в отсутствие королевской семьи. Раэлль не является исключением: ее дни превращаются в постоянный поток примерок и переодеваний, поскольку небольшая армия портных готовит ей полный набор траурных нарядов, так как у нее не было черных платьев по той же причине, по которой не было зеленых. Когда Отец решает, что все драконьи всадники семьи должны прибыть на драконах, это добавляет еще один уровень сложности в планировании, а также добавляет комплект черного кожаного костюма для верховой езды в список портных. Будучи старшей из троих всадников, оставшихся в Королевской Гавани, Раэлль отвечает за координацию этого аспекта путешествия. Оставшееся свободное время она проводит с мачехой перед картой, обдумывая, как это лучше организовать. Путь от Королевской Гавани до Дрифтмарка занимает два дня по морю и несколько часов по воздуху — практического способа их совместить не существует. Ранний полет в Дрифтмарк означал бы злоупотребление гостеприимством Дома Веларион в и без того трудное время, а отлет поздно, чтобы они могли встретить корабль по его прибытии, означал бы два дня без надзора в Красном замке – ни один из вариантов не кажется приемлемым для Королевы. Они также не могут просто идти в ногу с кораблем, который плывет по Черноводной. Хотя их драконы смогут пробыть в воздухе два полных дня, всадники нет. — Не могли бы вы остаться на корабле, пока ваши драконы следуют за вами сверху? — спрашивает королева Алисента с некоторым разочарованием в тоне. Мысль о том, что Эбрион будет предоставлен самому себе, вызывает волну паники в Раэлль, и она спешит остановить такое развитие вещей. — Это было бы неразумно, Ваша милость, — предупреждает Раэлль, изо всех сил стараясь сохранить самообладание. — Драконы — не гончие, которые идут по пятам за своими хозяевами. Они будут лететь и опустошать стада лорда Масси, и я с трудом могу себе представить, какой ущерб могут нанести все трое. Она уже сейчас может себе это представить: Эбрион съедает все средства к существованию какого-то бедного пастуха, уничтожает посевы фермера, когда ложится вздремнуть на полях, а затем на досуге решает улететь обратно в Королевскую Гавань вместо того, чтобы следовать за кораблем в Дрифтмарк. По крайней мере, Пламенной Мечте и Солнечному Огню можно доверять в том, что они найдут дорогу обратно к своим всадникам, но они все еще драконы и будут охотиться, как им заблагорассудится. Разработка функционального маршрута занимает слишком много времени: корабль будет плыть вдоль южного побережья залива Черноводной, продлевая путешествие до трех дней, но предлагая достаточно мест для отдыха в пределах Королевских Земель. Первый день завершится в устье Путеводной, где они проведут ночь в доме Вендуотеров. Наевшись в Драконьей Яме и в Королевском лесу, драконы не должны причинять беспокойства, так что на второй день корабль плывет вверх по Крюку Масси. На вторую ночь их будет принимать лорд Бар-Эммон из Острого Мыса, а на третий день они должны достичь Дрифтмарка к полудню. Это предложение сильно полагается на ясное небо и на попутный ветер, но, учитывая расстояние и требования Отца, это лучшее, что они могут сделать. Хотя Раэлль понимает свой долг как принцессы, она предпочла бы остаться в Красном замке. Дело не в неприятном характере путешествия, трауре по почти незнакомцам или в том, что она все еще осваивает реальность, в которой выйдет замуж за Эйгона. Как, во имя богов, она должна встретиться с Рейнирой после того, что она сделала? Если бы была возможность, она бы сделала это снова. Она без колебаний предпочла бы Эйгона Джакейрису. Раэлль не жалеет, что сделала это. Она только жалеет о том, как это было сделано. Она должна была стоять на своем, когда Рейнира впервые сообщила ей о предложении, должна была заявить, что никогда не выйдет замуж за Джейса и что ее не будут принуждать к игре престолов сестры против ее воли. Разве она не была обязана Рейнире? Вместо этого она солгала и притворилась, что все в порядке, а затем поспешила к Эйгону и Лорду Деснице, как только ее сестра отвернулась. Это зеленое платье было предательством высшего сорта, а у нее даже не хватило приличия посмотреть Рейнире в глаза. Спонтанный выбор принять платье, предложенное мачехой, пока она все еще страдала от осознания того, что Рейнира ушла, даже не попрощавшись, и что это могло стать последним гвоздем в гроб ее отношений со своей сестрой. Но как это может быть предательством, если ты изначально не была на ее стороне? Разве она не провела годы, сопротивляясь всем уговорам выбрать между ними двумя, пока Рейнира не решила, что сторона будет выбрана за нее? Почему-то она не может себе представить, что ее сестра увидит это в таком же свете. Шкаф, полный черных траурных платьев, никогда не простит ей этого единственного зеленого платья. Особенно сейчас, когда сир Лейнор мертв, а Раэлль видит свое участие в его убийстве. Если бы не Раэлль, Рейнира бы не отправилась в Дрифтмарк. Если бы она не отправилась в Дрифтмарк, на ее мужа никогда бы не напали в Спайстауне. Нет, она не может встретиться лицом к лицу со своей сестрой. С какой бы жестокостью ни встретила ее Рейнира – с презрением, резкими словами или даже полном игнорированием — Раэлль знает, что заслуживает это. Эта мысль преследует ее, когда начинается путешествие, хотя Эйгон отвлекает ее, где может. Утром в день их отъезда вместе с завтраком ей приносят дополнительную тарелку медовых пирожных, любезно предоставленную ее женихом. Как только они отправляются в полет, ей легко забыться в простой радости полета с Эйгоном, в одном из этих маленьких удовольствий, которых она была лишена с момента их помолвки. Это не совсем тот полет, который она себе представляла, поскольку они вынуждены совершать широкие круги над Черноводной, летая над крошечным, игрушечным кораблем с трехглавым драконом на парусах. Эбриону это быстро надоедает, и он начинает приставать к Пламенной Месте, пока она, наконец, не огрызается на него, рыча от раздражения. Ветер донес до ушей Раэлль восклицание Хелейны: “Пламенная Мечта, будь милой!” но Эбрион уже переключил свой интерес на рыбацкие лодки в заливе. Он не купает их двоих в воде, но требуются совместные усилия Эйгона и Хелейны, чтобы помочь ее дракону вернуться в воздух. Раэлль уже придумывает, какое оправдание она могла бы сказать своей мачехе, если Эбрион вдруг передумает и решит испортить ее новый костюм для верховой езды соленой водой – лучше вытерпеть любые нагоняи, которые она может получить, чем признать, что ее дракон часто делает то, что ему заблагорассудится. Раэлль, Эйгон и Хелейна останавливаются на обед в Королевском лесу, устраиваются на поляне с упакованной едой в седельных сумках и отпускают своих драконов, чтобы те поохотились. Раэлль наслаждается возможностью проводить время с Эйгоном так, чтобы никто не нависал над ними, но ей не хватает смелости, чтобы сделать что-то большее, чем просто сидеть рядом с ним, учитывая присутствие Хелейны. Эйгон достаточно смел, чтобы взять ее за руку и переплести их пальцы, пока они едят. Если Хелейна и замечает это, то ей все равно — их младшая сестра слишком занята дружбой со странным насекомым, похожим на ветку. Поэтому Раэлль проводит весь перерыв, пытаясь сосредоточиться на еде, пока пальцы Эйгона обводят ее ладонь, никогда не останавливаясь на одном месте, исследуя каждый дюйм, до которого могут дотянуться. Она издает смущающий звук, когда его легкие прикосновения находят чувствительную точку между ее большим пальцем и запястьем, и ответный взгляд Эйгона настолько тяжелый и пылкий, что ей приходится разорвать зрительный контакт, прежде чем ее сердце вырвется из ее груди. Она задается вопросом, что еще могли бы сделать его руки. Как бы ей ни хотелось остаться там навсегда, Королева будет волноваться, если они пропадут с неба надолго. Когда обед закончен, Раэлль делает последний круг по поляне, чтобы размять затекшие ноги, а затем снова поднимается в воздух. К середине дня первоначальное волнение от полета утихло, и наступила скука. Хотя небо и остается ясным, ветер усилился до такой степени, что разговаривать с драконьей спины становится невозможным. Раэлль это не нравится, но Эбрион наслаждается этим, радостно паря вверх и вниз, не беспокоя других драконов. По крайней мере, это удерживает его от проблем. К счастью, ветер попутный, и корабль достигает устья Путеводной сразу после захода солнца. Расположенный чуть выше реки, замок Вендуотер больше напоминает большой охотничий домик, чем настоящую крепость. Замок представляет собой массивное каменное здание с единственной башней в центре и несколькими маленькими башенками, выступающими из верхней половины. Это не резиденция Великого Дома, но нет ничего более гостеприимного, чем обещание горячей еды и шанс переодеться из кожи обратно в шелк. Лорд Вендуотер рассыпается в похвалах, приглашая королевскую семью внутрь, хотя он, как и все остальные, знает, что этот визит — всего лишь вопрос удобства. Для небольшого дома принять короля – одна из величайших почестей, которые только можно себе представить, событие, которое стоит рассказывать своим детям и внукам. В любом другом случае дом Вендуотер мог бы отпраздновать королевский визит охотой, пирами и, возможно, даже турниром, если бы им удалось собрать достаточно желающих. Учитывая, что это событие является ни чем иным, как остановкой для отдыха по пути на похороны, их визит ограничился лишь довольно мрачным ужином. Все носят траурные наряды, и даже члены дома Вендуотер ограничились более темными цветами. Никаких развлечений. Никакой музыки, никаких танцев, и если лорд Вендуотер держит шута, его нигде не видно. Единственная впечатляющая особенность замка — это его повар, предлагающий им попробовать лучшие блюда, которые могут предложить Королевские Земли. Среди блюд, которые им подали, — слоеный пирог с куропаткой, жареный кабан, приправленный лесными грибами, и рагу из оленины с перловкой и луком. Раэлль не ожидает, что это ей понравится так сильно — нежное мясо дичи в бульоне, насыщенное вкусом темного пива. Во главе стола Отец оживленно разговаривает с лордом Вендуотером, они вспоминают охоту, проводившуюся в былые дни. Королева и леди Вендуотер обменялись лишь пустыми любезностями, но они обе достаточно искусны в дворцовом этикете, чтобы выдать это за доброжелательную беседу. Четверо детей Вендуотеров, все младше десяти лет, сидят рядом с Эймондом и Хелейной – Раэлль сомневается, что любые усилия по сватовству принесут плоды, но она вряд ли может винить Вендуотеров за попытку. Все идет хорошо, пока не подают десерт. Пока слуги выносят подносы с ежевичными пирогами и миски с вишневым десертом, маленькая Делия Вендуотер, которая весь вечер ловила каждое слово Эймонда, спрашивает его, какой у него дракон. Обычно отец игнорирует своих сыновей, хотя ему и не следует этого делать. Сегодня все наоборот: он весело вмешивается, хотя ему лучше было бы промолчать. — У Эймонда пока нет дракона, но, возможно, на обратном пути мы могли бы заглянуть на Драконий Камень. Если парень окажется достаточно смелым, он сможет залучить детеныша дракона! Каждый Таргариен, сидящий за столом, замечает пренебрежение в словах Отца, оскорбление, которое режет одинаково больно, независимо от того, было оно намеренным или нет. В дальнем конце стола выражение лица Эймонда становится жестким и угрюмым, брови хмурятся, пока его вилка измельчает тесто с ежевичным пирогом в крошку. Лорд Вендуотер ничего этого не замечает и с энтузиазмом поднимает свой кубок. — Тост за юного принца Эймонда Таргариена и за его будущего дракона! Раэлль не поднимает бокал. Ее взгляд сосредоточен на Эймонде, у которого терпение истощается, затем иссякает, а потом лопается. Эймонд отодвигает стул от стола, поднимается на ноги и устремляет взгляд на одну только Королеву. — Матушка, прошу меня извинить. Его голос ровный и холодный, но Раэлль уверена, что за ним скрывается смятение. — Эймонд… — Королева смотрит на него печально, скорее умоляя, чем уговаривая, но он уже на полпути из зала. Глаза Раэлль следуют за ним, пока он уходит, чувствуя вину за свою роль в этом. Не она произносила эти слова (и почему Отец решил, что это хорошая идея, она не может сказать, потому что Раэлль не может понять мысли короля даже в лучшие моменты), но именно ее предложение привлекло внимание к его положению. Она думала… нет, она вообще об этом не думала. Ничего, кроме “У Эймонда нет дракона, поэтому он будет на корабле вместе с остальными”. Она полагала, что это избавит его от дискомфорта трехдневного нахождения в седле, но разве это имеет значение для мальчика, наблюдающего с земли как его брат и сестры парят в воздухе? Королева Алисента уходит первой, когда ужин наконец заканчивается, чтобы утешить его гораздо лучше, чем могла бы Раэлль, но она решает загладить свою вину позже. Как только сможет. Ночью она обдумывает возможность пригласить его полететь с ней на Эбрионе или, возможно, с Хелейной на Пламенной Мечте, но эта идея умирает при виде погоды следующим утром. Раэлль смотрит на проливной дождь из-под карниза Вендуотерского замка, снова желая вернуться домой, в родной Красный замок. Если бы она спросила Эймонда, хочет ли он полететь с ней, он бы ответил да, независимо от его собственного желания или состояния на улице. Как он может отказаться, после того как отец за ужином практически назвал его трусом? “Я лишаю его ужасного дня” говорит она себе, пока они с Эйгоном и Хелейной идут по песчаной грязи к пляжу, где отдыхали их драконы. Дождевая вода уже просачивается сквозь ее дорожный плащ (еще одно поспешное дополнение к ее гардеробу). Если бы у нее сейчас был выбор, Раэлль мгновенно выбрала бы корабль. Лучше ему быть там, внизу, в тепле, сухости и в несчастье, чем здесь, наверху, в холоде, сырости и в несчастье. Второй день путешествия намного хуже первого. Из-за ливня, бурного моря и неблагоприятных ветров кораблю не удается добраться до Крюка Масси, а условия нахождения в воздухе почти невыносимы. Слава богам, с молнией бороться не приходится, но ветер, дождь и холод сами по себе составляют ужасную триаду. Раэлль практически лежит в седле, пытаясь спрятаться под плащом и впитать как можно больше тепла от Эбриона, но это мало чем ей помогает. Через несколько минут она вся дрожит и промокла до костей. При каждом порыве ветра ее плащ уносит на ветру, и нет хорошего способа вытереть дождь с глаз, когда все вокруг нее одинаково мокрое. Видимость настолько плохая, что она не осмеливается летать над облаками, опасаясь полностью потерять корабль. Она может только надеяться, что Эйгон и Хелейна чувствуют себя лучше, чем она, потому что это все, что Раэлль может сделать. Она ест свой обед в крошечной морской пещере на скалах Крюка Масси, едва вмещающей ее и ее дракона, со слоем морской воды на полу, покрывающей ее ноги. Плотная ткань ее седельных сумок защитила их содержимое лучше, чем что-либо из ее снаряжения для верховой езды, но ее обед все еще сырой. Требуется огромная сила воли, чтобы снова сесть на дракона и полететь обратно под дождь вместо того, чтобы заночевать во влажном убежище пещеры. Обещания теплой постели и горячей еды в Остром Мысе хватает, чтобы взбодрить ее, но еще через час или два на спине дракона воля Раэлль наконец ломается. Она приказывает Эбриону опуститься до уровня корабля, даже не заботясь о том, решит ли он нырнуть под воду, потому что она уже все равно полностью промокла. Дракон опускается рядом с кораблем, совершенно беззаботно раскачиваясь вверх и вниз на волнах, а его темно-синяя чешуя сливается с темной водой. Сир Торн склоняется над поручнями корабля, такой же мокрый. — Принцесса? — он изо всех сил пытается докричаться до нее через шум бури. — Пожалуйста, спросите Короля, можем ли мы полететь в Острый Мыс, сир! — отвечает она. Через несколько минут возвращается сир Торн с ответом отца: да, могут. Слава богам! Достаточно легко заметить золотые очертания Солнечного Огня и передать сообщение Эйгону, но Хелейны не видно, пока Раэлль не додумывается проверить над облаками. Там сухо, но гораздо холоднее, хотя Пламенная Мечта, учитывая ее размеры, наверняка выделяет больше тепла, чем Эбрион. Требуется некоторое время, чтобы приблизиться достаточно близко и прокричать сообщение сквозь ветер, но вскоре все трое всадников мчатся на север, к резиденции Дома Бар-Эммон. Острый Мыс — это массивная крепость на обрыве полуострова, место, подходящее для лордов, которые когда-то были королями, с вечно горящей сторожевой башней, которую ясно видно с воздуха. Она может только представить, что думает лорд Бар-Эммон, когда они появляются на его пороге, все трое больше похожи не на членов королевской семьи, а больше на полуутонувших котят, но леди Бар-Эммон лишь сочувственно вздыхает, когда Раэлль объясняет их обстоятельства. — Бедняжки! — восклицает она, проводя их внутрь и призывая слуг приготовить горячие ванны и высушить одежду. Все их вещи находятся на корабле, поэтому они оказываются в незавидной ситуации: им приходится брать взаймы. Лидия Бар-Эммон — высокая женщина, и ее платья слишком велики и для Раэлль, и для Хелейны, но они теплые и сухие, и это единственное, что сейчас важно. Раэлль затягивает шнурки так сильно, как только может, а затем берет дополнительное одеяло, чтобы обернуть его вокруг себя, чтобы согреться и остаться в рамках приличий. Большую часть следующих нескольких часов они проводят втроем, сбившись перед очагом, ожидая прибытия корабля, но назначенный час для приготовленного пира приходит и уходит, а корабля не видно. Ужин, мягко говоря, неловкий. За слишком большим столом их всего шестеро: Раэлль, Эйгон, Хелейна, Лорд и Леди и их семилетний сын. Из этих шестерых говорят только Раэлль и леди Бар-Эммон. Эйгона больше интересует вино, чем разговоры, Хелейна и в более лучшие моменты молчалива, а маленький Беннард плохо ладит с незнакомцами, по крайней мере, по словам его матери. Лорд Бар-Эммон нервно поглядывает на дверь, как будто король может появиться в любой момент, разгневанный тем, что они начали ужин без него. (Это не происходит). Раэлль изо всех сил старается вести себя как любезная гостья, но трудно играть роль принцессы во взятом напрокат, плохо сидящем платье, пока ее разум заполняют тревожные мысли. Что, если корабль сел на мель у скалистого берега? Что, если он перевернулся во время шторма? Что, если он разбился о скалы? Без наблюдателей в небе кто мог бы это увидеть, позвать на помощь и спасти выживших? Она беспокойно спит, но и к утру о корабле нет никаких вестей. Шторм утих, но небо по-прежнему пасмурное, а море по-прежнему неспокойно. Раэлль снова надевает костюм для верховой езды и готовится сама отправиться на поиски корабля. Платье с разрезной юбкой высохло достаточно, хотя бриджи под ним стали тесными и жесткими из-за воздействия непогоды накануне. Раэлль завтракает с лордом и леди Бар-Эммон в большом зале, объясняя свой план и еще раз благодаря их за гостеприимство, но как только она заканчивает, наконец прибывает гонец с новостями. Когда стало очевидно, что они не доберутся вовремя, Отец приказал бросить якорь на ночь в бухте вдоль побережья, и они снова отправились в плавание где-то на рассвете сегодня утром, когда шторм наконец утих. Учитывая задержку, они отправятся сразу в Дрифтмарк, чтобы ускорить путешествие — они остановились в доках у подножия скалы Острого Мыса только на время, достаточное для того, чтобы отправить этого гонца наверх. — Его светлость, Король просит вас присоединиться к ним, как только вы сможете, чтобы подготовиться к Вашему прибытию в Дрифтмарк — заключает гонец. — Сколько длится путь отсюда до Дрифтмарка? — спрашивает Раэлль, переводя взгляд с гонца на лорда Бар-Эммона. — Может быть, два часа, хотя, конечно, нельзя предсказать влияние погоды — уклончиво отвечает Лорд. Два часа, исключая время, которое потребовалось гонцу, чтобы добраться до замка, исключая время, которое понадобится их драконам, чтобы догнать кораблю. Совсем немного, а Эйгон и Хелейна еще даже не встали. Быстро извинившись, Раэлль мчится обратно в их комнаты для гостей. Хелейна уже проснулась, но когда она стучит в дверь Эйгона, внутри царит только тишина. Дверь лишь слегка скрипит, когда она медленно тянет ручку вниз, приоткрывая ее всего на несколько дюймов, чтобы заглянуть в его комнату. В центре кровати лежит кокон из одеял, из которого торчит голова с серебристыми волосами. — Эйгон? — тихо зовет она. — Мхм? Как лучше всего его разбудить? Раэлль задается этим вопросом, огибает край кровати и садится на корточки так, чтобы ее глаза были примерно на уровне его затылка. — Эйгон, нам нужно скоро лететь. Пожалуйста, не заставляй меня стаскивать одеяло. Простыни шуршат, когда он переворачивается к ней лицом, все еще прижавшись щекой к подушке. Его одеяла сползают ровно настолько, чтобы обнажить плечи. — Не делай этого, если не хочешь увидеть мой член — отвечает Эйгон, его глаза полуприкрыты, а голос еще хриплый из-за сна. Раэлль резко вздыхает и отворачивается, прежде чем она поддастся искушению. — Просто… нам нужно поскорее отправляться, — слабо повторяет она. — Я буду во дворе. “Возможно, сир Торн мне нужен для собственной защиты” думает Раэлль. Всего один день без сопровождения, и она оказалась в комнате Эйгона без присмотра, а один из них был раздет. Более чем достаточно, чтобы разжечь скандал, если бы кто-нибудь был свидетелем этого. Она полагает, что должна быть рада тому, что не начала с того, что сдернула одеяло или совершила еще какую-нибудь глупость, например, легла рядом с ним, что могло закончиться только тем, что она оказалась бы под ним. Она должна быть рада. Разве это не эгоистично, что ее мысли так сосредоточены на Эйгоне, когда она должна быть в трауре? Наверняка эгоистично, но как она может сосредоточиться на чем-то еще, когда он, кажется, так полон решимости вернуть к себе все ее внимание? Эбрион находится во дворе, где она оставила его прошлой ночью, раскинувшись недалеко от Солнечного Огня. Золотой дракон поднимает голову при ее приближении, а затем опускает ее обратно, когда понимает, что она не Эйгон. Пока она проверяет узлы на своем драконьем седле, Эйгон догоняет ее, в явной попытке сделать вид, что последних двадцати минут не было. — Теперь, когда погода ясная, я подумал, что, возможно, мы могли бы посоревноваться — невинно предлагает он. Раэлль с подозрением прищуривается. Эбрион стал крупнее своего брата, но ему может не хватить концентрации внимания, чтобы сохранять прямой курс до самого Дрифтмарка. Солнечный Огонь победит, и они оба это знают. — А какой приз получит победитель? — Ну… — улыбка Эйгона становится лукавой. — Я подумал, что поцелуй может быть справедливым призом. Ее сердце замирает, когда она внезапно осознает, насколько близко к ней стоит Эйгон. Внезапно она больше не может притворяться, будто не видела его всего несколько минут назад в его комнатах. — Что… какой поцелуй? — спрашивает Раэлль, во рту у нее внезапно пересохло. — Выбор победителя. Один поцелуй, какой захочешь. Длинный или короткий, грубый или нежный, целомудренный или страстный… Голос Эйгона подобен тающему меду, теплый, медленный и сладкий, и Раэлль судорожно вздыхает. Боги, почему ему так легко ее взволновать? Отчаянно пытаясь восстановить хоть какое-то подобие контроля, она сглатывает, а затем нагло встречает его взгляд, возражая: — А что, если победительница не знает, чего хочет? Улыбка Эйгона становится шире, он рад видеть, как она подыгрывает. — Она всегда может попросить урок для выяснения подробностей. Все становится на свои места: подарки, нежные прикосновения, то, как он предлагает ей ровно столько, чтобы она сама начала жаждать большего. — Ты меня соблазняешь, — обвиняет его Раэлль, хотя и не может перестать весело улыбаться. — Это работает? — бесстыдный ответ Эйгона. — Слишком хорошо, — признается она, ее сердце колотится в груди. — Могу ли я считать, что это означает, что наша гонка началась? — он подходит ближе, беря ее руки в свои, и, конечно же, это должно считаться жульничеством, потому что как можно было ожидать, что она скажет что-то кроме “да”, когда он так смотрит на нее? — У меня есть условие, — успевает добавить Раэлль, потому что, несмотря на то, что ей было бы приятно узнать, какой поцелуй выберет Эйгон (долгий и страстный, как в первый раз? Мягкий и нежный, как второй?) она без боя точно не сдастся. — Гонка начинается в тот момент, когда Дрифтмарк попадает в мое поле зрения. Побеждает тот, кто первым приземлится на пляже у Высокого Прилива. Эйгон наклоняется вперед, и ее глаза закрываются, но вместо того, чтобы поцеловать ее, его губы касаются ее уха, и он шепчет: “Тогда увидимся там”, прежде чем наконец отстраниться. Раэлль в оцепенении садится на своего дракона, ее пальцы фиксируют седло, в то время как ее мысли блуждают в другом месте. Эйгон ухаживает за ней – теперь это очевидно – но они уже обручены. Наверняка он должен знать, что ему необязательно это делать. Раэлль, конечно, не скажет ему прекратить, потому что ей это нравится, но от этого это не становится менее странным. А сейчас ей нужно победить, потому что это совершенно несправедливо, что он может так взволновать ее, даже не вспотев. Учитывая их драконов, шансы, безусловно, складываются в пользу Эйгона, но она уже сдвинула их, а он этого не заметил. При попутном ветре и отсутствии сдерживающего их шторма не требуется много времени, чтобы догнать корабль Таргариенов. Хелейна и Пламенная Мечта медленно кружатся в воздухе, а Эйгон бросает дразнящий взгляд в сторону Раэлль, пока сам занимает низкое положение в воздухе. Его ошибка. Раэлль взлетает. Вверх. И вверх. Потому что условием, которое она поставила Эйгону, было не начинать гонку, когда они увидят Дрифтмарк. А когда она увидит. Здесь, прямо под облаками, туманная форма острова становится видимой из-за горизонта гораздо раньше, чем это могло бы произойти у моря. — Iōdēs, Ebrion, jās, jās! — приказывает Раэлль, надеясь, что он подчинится. [Лети, Эбрион, вперед, вперед!] К счастью для нее, Эбрион более чем счастлив развлечься после двух дней унылого полета, расправляя крылья и ныряя, набирая скорость и пролетая мимо Солнечного Огня, прежде чем Эйгон понимает, что гонка началась. — Лети! — кричит Раэлль. Эйгон что-то кричит в ответ – вероятно, обвиняя ее в жульничестве, но Раэлль уже мчится к Дрифтмарку, и его слова теряются на ветру. Пока Солнечный Огонь пытается набрать скорость позади, южное побережье Дрифтмарка уже прорисовывается перед ней. На западе она может лишь мельком увидеть Халл, крупный город в Дрифтмарке. Но это не ее пункт назначения. На востоке, куда она направляет Эбриона, находится Спайстаун. Меньше, чем Халл, но богаче, его воды в сером свете полудня изобилуют судами: рыбацкими лодками, торговыми судами и галерами, одни в порту, другие в море, одни уходят, другие возвращаются, нагруженные плодами своего путешествия. Сразу за ним находится единственный остров поменьше, увенчанный замком из светлого камня и чеканного серебра: Высокий Прилив, личная резиденция лорда Корлиса Велариона, построенная на сокровищах его многочисленных путешествий на Восток. С триумфальным визгом Эбрион приземляется на вершину высокой песчаной дюны на пляже Высокого Прилива, но у Раэлль есть лишь мгновение, чтобы отпраздновать свою победу, прежде чем дюна под ними сотрясается, резко поднимаясь в воздух и сбивая ее дракона с ног. Неподготовленная к этому, Раэлль не успевает ухватиться за седло, как ее резко отбрасывает назад. Узлы вокруг ее левой ноги держатся крепко, но узлы вокруг правой ноги неожиданно развязываются. Когда она падает, ее левую ногу вырывает из креплений, затем она падает спиной на песок, а Эбрион снова поднимается в воздух без нее. Вхагар ревет, выпрямляясь в полный рост, расправляя крылья и обрушивая водопад песка на Раэлль, которая пытается отползти назад, чтобы не быть похороненной заживо. Песок попадает ей в глаза и в рот, ослепляя ее, заставляя ее шипеть и кашлять, пока она отчаянно отодвигается от массивной туши дракона, который может раздавить ее так же легко, как человек давит муравья. Нужно уходить нужно уходить пожалуйста вернись Эбрион! Она пытается встать, но левое колено болит так сильно, и ее нога подгибается под ней. Прежде чем она успевает все осознать, она вскрикивает от боли, привлекая внимание Вхагар к крошечному раненому человечку рядом с ней. И дорогие боги, Раэлль ошибалась. Смерть — это не младенец, родившийся слишком рано, или младенец, который вообще не появился. Смерть — это не нож мейстера, и не белые простыни, окрашенные в красный цвет, и не одна жизнь в обмен на другую. Вот это смерть. Зияющая пасть дракона, достаточно большая, чтобы проглотить ее целиком, горящая адским красным отблеском пламени, который загорается в задней части горла.