***
Это. Что это было? Что он сделал? Держа в одной руке стакан джина, Аластор молча сидел у стойки и смотрел на другую руку с выражением крайнего замешательства и презрения. Эта рука. Рука, которая, по какой-то неведомой причине, потянулась к руке Чарли в знак утешения и позволил ей сделать ещё один шаг, взяв её в свою. Он отчетливо помнил эти чувства. Как её изящные пальцы прикасались к его, как она с боязливым ожиданием переплела свои с его, сжимая его так, словно это была её собственная опора. Это была та самая рука, которая всего несколько ночей назад придерживала дверь, ведущую в её спальню, одержимая желанием повернуть дверную ручку и дать ему войти. Она ждала в неистовом возбуждении, чтобы вцепиться в её тонкую бледную шею и взять её великолепную жизнь в свои объятия. Ему хотелось раскрасить её гладкую фарфоровую плоть в красные, черные и синие тона, искупаться в её теплой крови и ощутить её шелковистую гладкость на своей коже. И именно эта рука отпустила дверную ручку, не успев даже повернуть. Даже спустя несколько дней эта мысль продолжала жужжать в его голове, как надоедливое насекомое, заставляя его снова и снова задаваться вопросом, почему он просто не сделал этого. Было ли это чувство, что она позаботилась о его беспорядочном состоянии? Было ли это потому, что она снабдила его подушкой и одеялом, которые так невыносимо пахли её духами? Было ли это как-то связано с внезапной мыслью о её очаровательной улыбке, промелькнувшей в его голове? И почему у него на самом деле хватило наглости погладить большим пальцем её гладкую бледную кожу, когда она осмелилась переплести свои пальцы с его, даря ей утешение, в котором она тогда так нуждалась? Что, черт возьми, это было? Это было на него не похоже, и это было совершенно неприемлемо. Ничего хорошего из этого вообще не выйдет. — Эй. Словно этот знакомый грубый голос был его спасением от этих отвратительных мыслей. Аластор немедленно очнулся, обнаружив, что Хаск смотрит на него, нахмурившись. — Ты на мгновение решил слететь с катушек? Аластор усмехнулся, покачал головой и поднес стакан к губам, делая глоток разбавленного джина. — Разве я не всегда такой, Хаск? — Я бы сказал, немного больше, чем обычно. Это был первый раз, когда бармен увидел радиоведущего с момента его неожиданного звонка той ночью, и ему пришлось признать, что Аластор выглядел совсем иначе. Черт возьми, даже его улыбка была другой. Он выглядел таким напряженным и нервным, было очевидно, что его что-то беспокоит. Но Хаск слишком хорошо знал, что этот человек даже не стал бы разглашать ему какую-либо информацию, очевидно, ради своего огромного эго, поэтому не стал давить на него по этому поводу. Аластор не заметил задумчивого взгляда, которым одарил его бармен, и также не заметил, что в баре было тихо, пока внезапно не зазвучала музыка, переходящая в плавную мелодию. Его бы это нисколько не обеспокоило, обычно он настраивал его на фоновый шум, но сегодня вечером в музыке было что-то новое, что сразу привлекло его внимание. Это был певучий голос. Тот, который был ему слишком хорошо знаком. Выйдя из оцепенения, он тут же повернул голову в сторону сцены, и первое, что бросилось ему в глаза на сцене, была женщина, невысокая и пухленькая, в платье, обтягивающем выступающие изгибы, украшенная драгоценной лентой для волос с пером, украшающим её гладкие прямые светлые волосы, короткие пряди обрамляли её пухленькое личико. У певицы голос был гладким, как масло, и брала ноты так высоко, что они достигали потолка, но, хотя в её песне была такая сосредоточенность, её глаза, казалось, блуждали, выискивая что-то в толпе. И это нашло на него. Удерживая её взгляд на расстоянии, он увидел, как её губы растянулись в улыбке, как у кошки, получивший свои сливки. — Ты не сказал мне, что она вернулась. Бармен только пожал плечами, не обращая особого внимания на происходящий обмен репликами. — Я не придал этому особого значения, - небрежно ответил Хаск. — Не думаю, что тебе было бы интересно увидеть её снова. Аластор больше ничего не сказал, только безучастно наблюдал за ней, пока она выступала перед толпой, которая падали в обморок при виде певицы, и было очевидно, что её не особо интересовало их внимание, и она их игнорировала. Предпочитая наблюдать за ним. Взгляд её был наполнен пронзительной глубиной, смесью всевозможных искренних чувств, которые она чувствовала, просто глядя на него одного. Ах, что ж, это действительно оказалось довольно неожиданным поворотом событий для Аластора, и он не был уверен, что с этим делать. Когда музыка идеально подошла к концу, зрители зааплодировали, а певица отвесила изящный поклон, прежде чем покинуть сцену, как раз в тот момент, когда музыканты заиграли другую мелодию. Но вместо того, чтобы исчезнуть там, где проходили представления, она неторопливо прошла между столиками на первом этаже, целеустремленно ступая своими короткими ножками. Аластор продолжал наблюдать за ней, очень хорошо зная, куда она идёт. Наконец, дама подошла к бару, остановилась перед ним, уперев руки в бедра, её губы изогнулись в сладкой улыбке, когда она посмотрела на него страстными глазами. — Привет, Аластор. На лице Аластора появилась едва заметная улыбка, когда он поднял свой стакан в её честь. — Мимзи.***
Представьте, что вы идете к заливу, чтобы выбросить несколько разрезанных ненужных частей жертвы, только для того, чтобы случайно наткнуться на сцену, где пухленькая маленькая красотка превращает бывшего парня-изменника и его любовницу в кровавое месиво? Это была дрянная работа, которая заставила Аластора посмеяться над её дилетантизмом, заставляя себя учить её, как правильно распоряжаться телами, и даже помогать ей умело разрезать их на куски, чтобы аллигаторам было легче их проглатывать. Он сказал бы, что, как бы сильно он ни хотел вмешиваться в чужие дела, в его жизни все равно была забавная мысль случайно встретить кого-то вроде неё, что и побудило его к этому. Только после знакомства с Рози, он обнаружил, что Мимзи была её звездной певицей. Вероятно, это могло быть совпадением, но в конце концов Новый Орлеан был маленьким городом, поэтому неудивительно, что они познакомились друг с другом, разделяя любовь к выпивке, песням и сигаретам. И, конечно, несколько мелких случаев убийств. Мимзи с зелеными глазами по иронии судьбы легко заводила отношения с любой женщиной, которая, по её мнению, была или потенциально могла затмить её, и она рассматривала это как свои действия быстрого ухода от потенциальных конкурентов. Аластор счел этот её «образ действий» довольно смешным исключительно потому, что это казалось таким мелочным с её стороны, но опять же, он убивал ради острых ощущений и для того, чтобы приготовить из этого хорошую еду, так кто он такой, чтобы судить? Но она была непреклонна в том, чтобы оставить эту часть себя ради своей мечты стать признанной певицей. И это правда, в последний раз он видел её большой успех, когда она привлекла внимание покровителя, который оказался искателем талантов. Он возил её с гастролями в далекие от Луизианы штаты, украшая своим мелодичным пением гламурные клубы и заставляя многих мужчин поворачивать головы при виде её тела. Мимзи была на пути к славе, и, вероятно, её проникновение в музыкальную индустрию - лишь вопрос времени. Но после всех этих лет она, похоже, нашла дорогу обратно в Новый Орлеан, и какой лучший способ отпраздновать своё возвращение, чем в своём любимом баре, в окружении старых друзей? Аластор и Мимзи сидели за одним из лучших столиков заведения, наполняя желудки хорошим спиртным и никотином. Она говорила большую часть времени и рассказывала о своих путешествиях, а Аластор забавлял её, внимательно слушая. Похоже, пока его не было, у неё было настоящее приключение, и всё это время она драгоценно улыбалась с ямочками на ямочках, болтала о маленьких сплетнях и от души смеялась тут и там, и ночь, казалось, прошла так быстро, когда оркестр начал играть мелодию: что добавило приятную нотку в теплую атмосферу. О, но какие чудеса может сделать алкоголь, чтобы немедленно изменить это, и именно после нескольких выпивок всё начало приобретать более... сентиментальный оттенок. — Я скучала по Новому Орлеану. Побывав здесь, понимаешь, что нигде нет места, подобного этому. — Ага, - подбодрил Аластор, кивнув в знак согласия и подняв стакан. — Но Новый Орлеан никуда не денется. В отличие от тебя, моя дорогая. Так почему бы не остаться? — У меня нет причин оставаться здесь, Ал, - многозначительно ответила она, вежливо пригубив свой мартини. — Новый Орлеан, крошечный городок, и я хочу сделать его большим. Здесь меня действительно ничто не связывает. Аластор скептически прищелкнул языком. — О, да ладно тебе. Конечно, это должно быть что-то особенное! Скажи на милость, что может быть такого в Новом Орлеане, что могло бы удовлетворить желание твоего сердца? Что-то изменилось в воздухе между ними, когда маленькая улыбка Мимзи исчезла, придав всему её лицу грусть, когда она смотрела в свой стакан для мартини. И тут же Аластор слегка напрягся от этой внезапной перемены и внутренне пожалел, что задал этот вопрос, потому что слишком хорошо знал, в какое русло повернул разговор. Мимзи сделала тихий глоток своего напитка и поджала губы, прежде чем вздохнуть и печально посмотреть на него, сказав ему: Ты знаешь, это было бы что-то особенное, если бы ты принял моё предложение. На протяжении всего знакомства с ней Аластор всегда считал Мимзи хорошим другом, относясь к ней с добротой и рыцарством, как мужчина относится к подруге. Но любому, кто их знал, было совершенно ясно, что, хотя он может быть очарован её пением и её собственной способностью подавлять мужчин, было очевидно, что Аластор ничего не чувствовал к Мимзи, особенно никакой сильной привязанности, которая могла бы быть сродни «любви». Между ними ничего не было; ни одного случая романтики или хотя бы одного флирта. К сожалению, то же самое не могло случиться с Мимзи. Она видела в нём своего спасителя, свет в конце её темного туннеля, человека, который понимал её лучше, чем кто-либо другой. Будучи безнадежным романтиком, каким он и был, она в конце концов влюбилась в него, и, на самом деле, очень сильно. Настолько, что она постоянно цеплялась за надежду, что он чудесным образом поймет, что им «суждено быть вместе». Но эта надежда разбилась вдребезги, когда всё пошло под откос в тот день, когда она приняла предложение от агентства по поиску талантов. Её нерешительность уехать без Аластора привела к почти жаркому разговору между ними, который в конечном итоге завершился тем, что Мимзи действительно сделала ему предложение, пустившись во все тяжкие о побеге туда, где люди не будут знать, кто он такой, и они смогут быть свободны быть самими собой, не рискуя, что кто-то последует за ними. Но Аластор, каким бы прямолинейным он ни был, без угрызений совести ей отказал, дав понять, что, хотя она и была его близкой подругой, он просто не любил её и сомневался, что вообще может что-то чувствовать к ней, поэтому он ни за что на свете не хотел с ней обручаться. И, будучи предельно честным, каким он, как известно, был, он продолжал подниматься всё выше и выше, заявляя, что не собирается отказываться от своей работы, средств к существованию или своего «хобби» ради неё только потому, что она того даже не стоила. Из-за этого она уехала из города с тяжелым сердцем, и с тех пор он ничего о ней не слышал, кроме случайных писем, которые ему зачитывала её самая дорогая подруга Ниффти. Но кроме этого, он ничего не знал о том, чем занималась Мимзи во время своего отсутствия. Но очевидно, что она всё ещё продолжала нести безответную любовь ради него — Дорогая, я очень ясно дал понять, что я чувствовал, - сухо ответил Аластор. Еще один тихий вздох, на этот раз тяжелее. — Да, я знаю. Тебе не нужно мне напоминать, - сказала Мимзи голосом, близким к слезам. — Это просто… Аластор, ты чертовски хорошо знаешь, что я чувствую к тебе… что нужно сделать, чтобы завоевать твое сердце? — Ты пьяна, дорогая. — Я достаточно трезва, чтобы запомнить твой ответ... От Аластора не последовало немедленного ответа, который хранил молчание из-за того, насколько решительно Мимзи пыталась найти ответ. Но в то время как другие могли бы пожалеть её из-за её плачевного состояния, он этого не сделал. На самом деле, он находил в этом что-то смешное. Его никогда не интересовали дела сердечные. Он своими глазами видел, как «любовь» превращала людей в дураков, и это вызывало у него отвращение, поэтому он ни в коем случае не стремился поставить себя в такое положение. Честно говоря, он даже не думал, что в нём есть хоть малейшая капля романтики, чтобы питать такие чувства к кому-то другому. Возможно, это было что-то, что он неосознанно внедрил в свой разум, или, может быть, в его существе было что-то, что не было предназначено для этого. Что бы это ни было, он не возражал против этого, да и наплевать ему было на это. И, кроме того, Мимзи была не из тех, кто ему слишком нравился. Слабачка просто несла в себе безответную любовь, готова была воспользоваться любыми возможностями, которые попадались ей на пути, чтобы произвести на него впечатление, например, спеть песню, которая ему нравилась, или даже свести счеты с жизнью таким образом, чтобы вызвать у него интерес. Хотя усилия были «милыми» и оценены по достоинству, Аластора это довольно раздражало, учитывая, как настойчиво она бросалась к его ногам. Ради бога, имей хоть немного достоинства. Даже когда она ушла, его это особо не волновало. Это даже не заставило его почувствовать ни капли печали. однако, он был готов забыть их маленькую «ситуацию», чтобы быть теплым дружелюбным лицом, приветствующим её возвращение в город, думая, что они могли бы забыть прошлое и смотреть в светлое будущее. Но очевидно, что это было не так, и, непоколебимый в своём решении, он по-прежнему ничего не чувствовал от неё, несмотря на то, что она явно держала его близко к сердцу. Аластор мог только представить, что произойдет, если он когда-нибудь заинтересуется возможностью сделать её одной из своих следующих жертв; вероятно, не было бы необходимости заманивать её, так как она была настолько безумно влюблена в него, что охотно последовала бы за ним и быстро выиграл бы игру. И на этом всё. С ней просто-напросто не было волнения. Не было острых ощущений от погони. Это было не то, что он искал. Это было не похоже на то, что… ... Это было не похоже на Чарли. Аластор внезапно погрузился в размышления, сбитый с толку тем, почему его мысли обратились к ней. До сих пор Чарли Магне была для него настоящей добычей, и он был достаточно терпелив, чтобы тянуть с этим так долго, как только мог, поскольку продолжал разыгрывать из себя человека, который интересуется ею, чтобы заставить её влюбиться в него. Предполагалось, что это обычная тактика «мотылька к огню», но в этой погоне было что-то ещё, что каким-то образом привлекло и его, и он понял, что она, казалось, водила его за нос так же, как и он её. Он не был уверен, что это было. Вероятно, дело было в её беззаботном поведении или заразительной улыбке, которую ей всегда удавалось изобразить, или в том факте, что дама не была слабой, какой выглядела, и у неё хватало наглости отомстить ему, если она почувствует, что её точку зрения не поняли. Многие его жертвы – и Мимзи в том числе – относились к тому типу людей, которые были настолько легкомысленны, что легко поддавались его обаянию, но не Чарли. Хотя влюбленность была очевидна по её застенчивым взглядам и внезапному румянцу, но она не была влюбленной дурочкой, чтобы хотеть угодить ему в том, что, по её мнению, не нравилось ей самой. Нет, нет. Мисс Чарли Магне знала, чего она хочет для себя, и не боялась огрызнуться в ответ. Он понял это с момента их первого разговора на её крыльце и в тот день, когда она противостояла ему на тротуаре, когда они вместе шли в город. Но наряду с этой смелостью была и нежность, которая явно составляла основу её души. Той ночью в своей гостиной она была так непреклонна в том, чтобы позаботиться о нём, когда он был упрям, как мул, и не хотел ехать в больницу. Как она была так осторожна с ним, уважала его личное пространство, когда просила разрешения прикоснуться к нему, и беспокоилась о том, чтобы не оставлять его одного на ночь. Это сочетание смелости и нежности, которое было в ней, внезапно заставило его вспомнить о сегодняшнем инциденте, когда он молча смотрел на свою руку, и странное новое неприятное чувство пронзило его изнутри. Она осмелилась соединить их руки, когда всё, что он сделал, было простым касанием пальцев, но она не сделала этого по собственной необдуманной воле. Она действовала медленно и нежно, внимательно наблюдая за ним, чтобы быть в курсе его реакции. Он действительно признал, что ему было неудобно от её прикосновений, но, видя, как она была осторожна в этом, это почему-то немного расположило мужчину, и он счел справедливым потакать ей. Но, учитывая неприятное чувство в животе, он знал, что существует риск того, что он станет с ней мягче, а он просто не может этого допустить. Ему нужно быть более внимательным и не давать Чарли слишком много шансов. Она оказалась более опасной, чем он когда-либо мог себе представить. Тем не менее, несмотря на все шансы, Чарли Магне была загадкой, которую он, похоже, пока не совсем может постичь, и в её последней выходке определенно было что-то заманчивое. Таким образом, это привело его к тому же глупому вопросу, который не давал ему покоя в глубине души; что именно было в Чарли такого, что так пленило его? Что ж, что бы это ни было, он, конечно, был не против побыть с этим ещё какое-то время. Вероятно, она станет более достойной наградой за его смерть, когда он получит желаемое. С тех пор, как Мимзи заговорила в последний раз, между ними не было произнесено ни слова, и она восприняла молчание как нерешительность Аластора перед ответом. Зная его достаточно хорошо, чтобы он не сказал ничего такого, в чем не чувствовал необходимости, Мимзи решила немедленно сократить свои потери и оставить этот вопрос без внимания – это был более простой вариант, чем причинять себе боль из-за того, что бы он ни придумал ответить. Допивая мартини, она сделала глубокий вдох, чтобы голос звучал спокойно. — Думаю, на сегодня с меня достаточно, — сказала она так, словно только что превратилась в безнадежную женщину. — Не мог бы ты, как джентльмен, проводить меня до дома? Кажется, я слишком много выпила. — Возможно, ты сможешь попросить Хаска об этом, дорогая. Мимзи почти поднялась со своего места и уже была готова уйти вместе с ним, когда услышала, как он это сказал, что заставило её замереть и в замешательстве посмотреть на него: «А?» Аластор тоже встал со своего места, не глядя на неё, когда сказал: Мои извинения, Мимзи. Но я действительно считаю, что это было бы неуместно с моей стороны. Мимзи даже не была уверена, правильно ли она расслышала, из-за того, сколько выпила за вечер, но при виде того, как Аластор снова надевает пиджак и шляпу, даже не взглянув на неё, у неё защемило внутри, — А почему бы и нет, Ал? - спросила она почти в отчаянии, задаваясь вопросом, имеет ли к этому какое-то отношение поворот их разговора. Поправляя свой наряд, губы Аластора растянулись в тонкой улыбке, и он вздохнул с намеком на разочарование. Его разум был загружен тяжелыми мыслями и алкоголем, и это была не очень хорошая смесь. Он почти не хотел ничего говорить, учитывая, что ответ едва не отяжелел у него на языке. Но разве это не правда? — Я сейчас кое с кем встречаюсь.