Учитывая, что это был план матери, она могла бы, по крайней мере, организовать более удобный транспорт. Двухчасовая поездка на «Мопаке» оказалась не такой неприятной, как мог бы ожидать Севиафан от поезда, которому приходилось преодолевать пересеченную местность, болота и тому подобное, но машина с сопровождающим была бы более привлекательна для импровизированной поездки в Новый Орлеан...
Он много слышал об этом городе из воспоминаний мистера и миссис Магне об опыте Шарлотты - о том, что это было интересное место с оживленным обществом, культурой, настолько яркой, что больше нигде в Соединенных Штатах она не могла сравниться с ней по живости, и о том, что за еду можно было умереть. Но Севиафан не был так впечатлен, как его бывшая девушка, когда он впервые обнаружил окрестности железнодорожного вокзала Орлеана, обнаружив, что это довольно провинциальный город, как он себе представлял. Возможно, пасмурная погода ослабила так называемую оживленность, которую можно было ожидать, но ему было скучно.
Ну что ж. Севиафан приехал сюда не для того, чтобы осматривать достопримечательности как турист. У него была работа, и он был вынужден ее выполнять с большой неохотой. Вызвав такси и сообщив джентльмену о предполагаемом пункте назначения, он нашел время, чтобы прочитать простую сложенную записку, которую хранил в кармане пиджака. Это был адрес Чарли, который Хелсе с неохотой удалось найти в одном из писем, разбросанных мистером Магне по всему письменному столу в его офисе. Такой поступок не понравился бы Магнесам, если бы они узнали, на что были готовы пойти фон Элдричи, чтобы каким-то образом убедить Чарли сделать еще один шаг в отношении Севиафана. И, честно говоря, Севиафан бы понял.
Ненависть Шарлотты к нему не была секретом с тех пор, как они навсегда разорвали свои отношения много лет назад. И хотя ее родители были готовы поддерживать хорошие отношения с его родителями, они, очевидно, не стали бы подталкивать ее к союзу с ним, если бы это был не ее выбор. Он считал их дальновидными личностями, которые предоставляют столько свободы своей дочери, что было бы не совсем обычным делом для молодой и подающей надежды светской львицы; Севиафан знал бы это, видя, как Хелса всегда была раздражена необходимостью подчиняться планам своих родителей относительно ее будущего.
Это чувство можно было в какой-то степени разделить, поскольку Севиафан был не из тех, кто хотел бы продержаться слишком долго. Он уже приложил руку к нескольким дамам, с которыми хорошо проводил время с тех пор, как они с Шарлоттой расстались, и даже более свободно делал это во время своего пребывания в Британии, где его маленькие выходки можно было держать в секрете, чтобы не слишком скандалить его родителей. Однако он уже достиг того возраста, когда разговоры о женитьбе только начинались, и ему тоже пришлось признаться самому себе, что никто не сможет быть для него лучшей женой, чем Шарлотта Магне.
Только имя ее семьи имело решающее значение для желания получить ее в жены. Люцифер Магне, возможно, и не был выходцем из богатой семьи, как его отец, но он был наделен влиянием и богатством, которые, казалось, распространялись по всей стране. Казалось, у него были предприятия и деловые связи почти в каждом штате, а его круг общения был одним из самых обширных, с которыми он когда-либо сталкивался. И то, как этот человек себя вел, было интересно; у него был характер шутника, он мог безудержно шутить, улыбаться и смеяться, но в то же время в нем было что-то такое, что вызывало у всех дрожь и молча показывая, кто здесь главный. Один из тех, кто излучал силу и требовал ее без единого слова. Иметь такого человека в качестве родственника было впечатляюще, а наследство Чарли хорошо подходило для сохранения семейного богатства и укрепления могущественной родословной.
Больше всего ему приходилось мириться с ее эксцентричностью. Вся эта глупая благотворительность и общение с теми, кто находится на дне социальной лестницы. И ее дружеские отношения с «
большой семьей», безусловно, сыграли роль в выборе места для жизни в этом городе.
Севиафан расплатился с таксистом, прежде чем снова остался один, и внимательно оглядел дом. Он был ярким и красочным, как он и ожидал от нее, но, честно говоря, он все же немного уступал ее роскошному особняку в Батон-Руж и выглядел так, будто стоил всего недельных денег. Стыдно. Одно дело, когда Шарлотта принимала вещи, недостойные барышни ее положения, а теперь он сам видит, что она живет с простыми людьми?
Он предположил, что это место обладает определенным очарованием, вдали от шума и суеты центра города, через который он проезжал. Может быть, просто людей не было дома, а может, они сидели дома из-за пасмурной погоды, потому что было тихо и на улице никого не было. Поэтому никто не обратил на него никакого внимания, когда он подошел к двери и несколько раз громко постучал, чтобы сообщить о своем прибытии.
По крайней мере, ему так показалось.
— Ее нет дома.
Севиафан обернулся и увидел одну из самых презрительных фигур, которые он когда-либо видел.
— О, это ты.
Аластор Карлон стоял на тропинке, где он не был всего несколько секунд назад, и улыбка на его лице не соответствовала суровому взгляду, которым он уже наградил нежеланного гостя. Хотя его походка была расслабленной, руки в карманах, в его позе чувствовалась почти территориальная энергия.
И пока он смотрел, Севиафан сделал то же самое. Большую часть его внимания привлекла одежда собеседника — простая белая рубашка на пуговицах с расстегнутой верхней пуговицей и закатанными до локтей рукавами, с подтяжками, поддерживающими штаны, вероятно, сшитые из самого дешевого твида, который он когда-либо видел. Но даже при таком унылом наряде было что-то странное в том, что Карлон даже не пытался скрыть ссадины, украшавшие его предплечья.
Подсознательно Севиафан провел рукой в перчатке по своему кашемировому пальто, безмолвно демонстрируя разницу в их статусе, не ограничиваясь одеждой. Он повернулся к Карлону, слегка выпятив грудь и запрокинув голову вверх, так что было очевидно, что его глаза смотрят на него сверху вниз как в прямом, так и в переносном смысле.
Аластор не был настолько глуп, чтобы не заметить этого, но он не обратил внимания на такой бессмысленный жест. — Господин Фон Элдрич, если я правильно помню? – Вежливо спросил он, в его улыбке не было видно презрения.
— Да. И мистер Карлон, верно?
— Да.
Севиафан был не в восторге от перепалки, особенно с мужчиной, который, вероятно, был его главным конкурентом за внимание Шарлотты. Небрежно указывая на дверь, он прямо спросил: Вы сказали, что Шарлотты нет дома?
Аластору не понравилось, как этот идиот произнес ее имя. Это могло показаться забавным, учитывая, что это было ее настоящее имя, но «
Шарлотта» звучало слишком официально и уравновешенно для такой милой женщины, как Чарли. Не помогло и то, что мальчишка Фон Элдрич, казалось, воспринял это так легко, и его раздражающий голос звучал высокомерно и обеспокоенно. К сожалению, Аластор не выказал недовольства и лишь кивнул в знак согласия.
— Понятно, — с легким раздражением пробормотал Севиафан. — Есть какие-нибудь подсказки, где я мог бы ее найти?
На самом деле Аластор и сам не был в этом уверен. Этим утром он случайно выглянул в окно и увидел, как Чарли торопливо несется по тротуару, как девчонка с косичками, которая борется за первое место, натягивая пальто и небрежно поправляя шляпу, балансируя зонтиком и сумочкой, зажатой под мышкой. Она выглядела так, словно бежала от чего-то или навстречу чему-то. Он почти слышал, как стучат ее каблуки, когда она спешила куда-то, не заботясь о риске еще раз поскользнуться, как вчера. Он бы бросился к своей измученной возлюбленной, если бы только она уже не добежала до конца улицы и не свернула за угол, оставив его в своем доме гадать, что же такое могло случиться, что привело ее в такое тревожное состояние.
Но даже если бы он и знал, то не стал бы рассказывать об этом ее надоедливому бывшему парню.
— Не уверен. Она куда-то спешила. Наверное, по делам.
Севиафан досадливо фыркнул. Конечно, ему следовало сначала позвонить Шарлотте, чтобы убедиться, что она находится именно там, где он хочет с ней встретиться, но даже он мог себе представить, что она отклонила бы приглашение встретиться с ним, если бы знала заранее. Тем не менее, его раздражало, что он проделал такой долгий путь в город, который ему не хотелось посещать, только для того, чтобы узнать, что ее нет дома, и он, должно быть, зря тратит свое время.
— Есть какие-нибудь предположения, когда она может вернуться?
Опять же, Аластор не стал бы разглашать такую информацию, даже если бы знал. — Я не могу этого сказать, хотя не думаю, что она вернется в ближайшее время. Если хотите, я могу передать сообщение.
Эта фраза заставила Севиафана подозрительно прищуриться. — Передать сообщение? - За какого дурака его принял этот скромный радиоведущий?
— Я бы предпочел поговорить с ней лично, если это возможно, - настаивал Севиафан. — Мне просто хотелось бы знать, когда она вернется, чтобы я мог тогда вернуться сюда.
Это было так странно, что Аластор продолжал улыбаться, хотя едва мог сказать: Я могу передать сообщение.
Холодный воздух между ними был таким хрупким из-за напряжения, которое витало между двумя мужчинами, которые смотрели друг на друга, как в первый раз. Не было смысла скрывать очевидную взаимную неприязнь, когда в глазах молодого человека появилась ревность из-за повышенного уровня тестостерона, ставшего результатом эгоистичной мужественности дурака.
— Боже мой. Ты боишься, что я скажу что-то, что тебе не понравится? - Вслух удивился Севиафан, словно школьник, который подстрекает сверстника к плохому поведению на школьном дворе просто потому, что он хулиган. — Тебя действительно так напугала перспектива моего разговора с Шарлоттой?
В игру, которую он начал, могли играть двое, и Аластор сделал это, слегка приподняв уголки улыбки. — Если хочешь знать, я больше беспокоюсь о Чарли, - мягко ответил он. — Я уверен, что ей не понравится, что ее бывшая пассия появляется на пороге ее дома без уважительной причины, особенно учитывая то, как он заставил ее сбежать после очень решительного отказа.
Севиафан предположил, что Аластор, должно быть, уже знал о внезапном возвращении Шарлотты из родительского дома, но все же чувство смущения не помогало ему из-за того, что его эго еще не оправилось от этого должным образом. Если бы ему пришлось перечислить некоторые из самых неловких моментов, которые у него были - а их было не так много, учитывая, насколько он осторожен в поддержании звездного имиджа в глазах общественности - это определенно заняло бы высокое место. К тому же ни одному мужчине не понравилось бы, если бы такой отказ был сделан столь открыто, без малейшего шанса сохранить лицо.
— Я могу заверить вас, что мои доводы достаточны.
Твердый взгляд Аластора его не убедил. — Честно говоря, я в этом сомневаюсь.
— О? И кто ты такой, чтобы так думать? Ее сторож?
Учитывая, что Чарли на самом деле сбежала из Батон-Руж прямо к нему, отвергнув попытку мальчика к примирению, Аластор по праву чувствовал себя самодовольным по этому поводу. Можно даже сказать, он был чрезвычайно самодовольным и не пытался этого скрыть.
— Возможно. Мне хотелось бы думать, что я достаточно красив, чтобы быть привлекательным собеседником рядом с ней. И к тому же гораздо более интересным и энергичным, чем тот, кто просто лежал бы в постели, как деревянная доска.
Севиафан гордился своим самообладанием, которое окупилось годами обучения этикету, но если бы ему было наплевать на это хотя бы на секунду, он, конечно, не колеблясь, дал бы хорошую затрещину и стер бы с лица Аластора эту раздражающую улыбку, вызванную нескрываемым недовольством его способностями в постели. Этот человек был так самоуверен и в своей ухмылке, и в том, что говорил, что в данный момент это было прямо-таки провоцирующе, и у него было еще кое-что на уме, если он думал, что эти шутки дадут ему преимущество.
Его взгляд скользнул по фигуре более высокого мужчины, и он подумал, что о внезапной конфронтации не может быть и речи, пока его взгляд не упал на его обнаженные руки.
— Если ты действительно так думаешь, то тебе следует тщательнее застегивать рукава. В таком неприятном состоянии твои руки не очень приятно видеть на публике.
Севиафан знал, что в жизни человека бывают маленькие неприятности, но ему казалось, что Аластор так бессовестно носил их, как медали – или напоминания. Подобное зрелище, несомненно, заставило бы кого-то еще раз взглянуть на его руки и задаться вопросом, что же такого он мог сделать, чтобы на его коже появились такие отметины, а его самого - удивиться, как Чарли вообще могла считать подобные недостатки чем-то великолепным, в отличие от восприятия обычным осуждающим взглядом.
Что касается Аластора, то он знал, что оскорбления — это всего лишь оружие незрелого разума, который только говорит и ничего не делает. Даже тогда нельзя было отрицать, что такого бесстыдного заявления было достаточно, чтобы разжечь в нем ярость от смущения, которое, как он думал, уже давно прошло.
— Ты бы предпочел остаться и дождаться ее?
Севиафан был уверен, что его небольшой комментарий определенно задел отклик у этого раздражающего человека, но внезапная перемена в настроении была последней реакцией, которую он ожидал, и она определенно не была принята всерьез.
— Я бы предпочел не сидеть на ступеньках ее парадного крыльца, как какой-нибудь бродяга, - фыркнул Севиафан, с отвращением представляя себе такую картину, из-за которой он выглядел бы так глупо. — Есть еще много интересных дел.
Аластор, должно быть, ожидал такого высокомерного ответа, видя, насколько быстрым был его ответ, когда он спросил: Ну, может, выпьем, пока ты ждешь?
— С тобой? – Спросил Севиафан невозмутимым тоном, как будто этот человек просто не мог говорить серьезно.
Аластор ухмыльнулся и протянул руку в сторону соседнего дома. Он был таким же простым, как дом Шарлотты, только немного меньше и достаточно скромный, чтобы вместить скудный доход радиоведущего. — В моем скромном жилище припрятана отличная бутылка. Немного противозаконно, но я уверен, что вы не будете возражать против того, чтобы скоротать время.
Судя по тому, как он был одет и как дешево выглядел его дом, Севиафан действительно сомневался, насколько «
хорошим» был напиток, который он предлагал. Но эта внезапная перемена в поведении заставила его от удивления остановиться и, конечно же, развеять некоторые новые подозрения, возникшие из-за «
искренности», которую излучала улыбка Аластора. Даже он мог быть достаточно проницательным, чтобы уловить скрытое намерение за его вежливыми манерами. К тому же, идея провести еще одну минуту с этим простолюдином в его забегаловке, не особо привлекала.
— Я не слишком горю желанием пить ваш дешёвый джин, - язвительно заметил он. — И я тоже не собираюсь заходить в ваше жалкое подобие жилища.
Этого резкого замечания должно быть достаточно, чтобы безоговорочно отклонить приглашение и положить конец этой нежелательной перепалке. Севиафан почти надеялся, что так и будет, и тогда он мог бы весело провести время, гадая, что именно ему следует сделать, чтобы дождаться возвращения этой глупой девчонки. Однако этого не произошло и Аластор на удивление спокойно принял отказ от предложения.
— Ах, простите меня, - сказал улыбающийся мужчина, - пожав плечами. — Возможно, коньяк окажется слишком крепким для ваших более изысканных вкусов.
Будучи сам мужчиной, Аластор определенно обладал талантом к шуткам, что гарантированно действовало мужчине на нервы. Что касается Севиафана, то он распознал оскорбление, когда услышал его. Не помогало и то, что Карлон все еще задумчиво улыбался, как будто высказал правильную мысль, и это его очень раздражало. Если и есть что-то, чему он научился на вечеринках в Британии, что наверняка вызовет отклик у среднестатистического американского пьющего, так это никогда не подвергать сомнению толерантность мужчины.
— Я пробовал ликер, от одной капли которого можно опьянеть, - надменно ответил Севиафан. — Коньяк для меня так же прост, как вода.
Возобновившийся интерес заставил Аластора снова взглянуть на него, и в его полузакрытых глазах уже появился вызывающий блеск. — Тогда тебе не составит труда выпить стаканчик, - уверенно сказал он.
— Пожалуй, я бы не отказался от стаканчика, - промурлыкал Севиафан, едва скрывая свое безразличие к тому, что ему бросили вызов. — Полагаю, это было бы намного интереснее, чем сидеть сложа руки в этом... не вызывающем восторга городке.
Он ожидал от собеседника еще одного остроумного ответа. Однако Аластор просто улыбнулся.
— Тогда заходи. Ликер достаточно хорош, чтобы у тебя развязался язык.
***
В камере было пусто и холодно. Унылые стены, слабо освещенные свисающими с потолка лампочками, пыльные осколки каменной кладки на полу и затвердевшая ржавчина на стальных прутьях, удерживающих их внутри. Если бы это была просто камера предварительного заключения, Вэгги не знала, что и думать о том, как могла бы выглядеть тюрьма.
Но она одернула себя, прежде чем ее мысли начали блуждать в нелепых направлениях. Того, что она сделала, было недостаточно, чтобы гарантировать тюрьму. Да, причинение непреднамеренного вреда полицейскому было серьёзным преступлением, но она сделала это не умышленно. Более того, удар локтем гражданского лица в живот во время драки со стороны полицейского должен считаться таким же преступлением, как и со стороны полицейского.
Потасовка, которой не должно было случиться, если бы Энджел внезапно не решил дать волю своим эмоциям. Она знала, что он нервничал и что полицейский участок — неподходящее место для такого человека, как он, но он, как никто другой, должен был знать, что это последнее место на земле, где можно затеять драку, что было абсолютно веской причиной для такого затруднительного положения, в котором они оказались.
Вэгги солгала бы, если бы сказала, что ей не понравилось, что она хотела накричать на Энджела. Даже отругать его и, возможно, ударить несколько раз, чтобы он пришел в себя. Но она просто не могла заставить себя сделать это, особенно в том состоянии, в котором он находился.
С тех пор как Энджел несколько часов назад вышел из своего безумного состояния, он, казалось, в некотором смысле замкнулся в себе. Он забился в угол, прижав колени к груди, как испуганный ребенок. Но был ли он напуган, Вэгги не могла сказать наверняка, потому что он просто тупо смотрел в пыльный угол стены. Она пыталась позвать его, выкрикивая его имя и умоляя заговорить с ней, но он просто не хотел, и его немота пугала ее. Она так привыкла к неприятному и неистовому Энджелу, который постоянно раздражал ее своей напористостью, что от такого спокойствия ей почти хотелось услышать его язвительный голос.
Несомненно, это была его вина, но винить его было бессмысленно. Было бы бессердечно даже винить его. Ему уже пришлось стать невольным свидетелем убийства своего хорошего друга, и такого происшествия было бы достаточно, чтобы свести с ума такие хрупкие души. Не было смысла вываливать на него еще больше дерьма, когда он и так достаточно настрадался за одну ночь.
Поэтому Вэгги пришлось сделать то единственное, что гарантировало им выход из этой тюремной камеры, даже если это означало, что она не причинит себе вреда.
И, несмотря на свою боль, она ждала.
За закрытыми дверями следственного изолятора дежурный листал газету. В заголовках не было ничего особенно интересного, отсутствовали сообщения об убийствах, которые некоторое время украшали новости. Это было почти так, как если бы все успокоилось, и, глядя на вещи в более позитивном свете, можно было бы прийти к предположению, что, возможно, все сходило на нет и пройдет совсем немного времени, прежде чем это прекратится полностью.
С другой стороны, работа в полиции позволила бы гораздо глубже разобраться в делах, которые не были бы забыты, если бы не были раскрыты официально. Дверь внезапно открылась, и вошел детектив Далтон, словно нуждающийся в долгом сне. С новым синяком под глазом он действительно выглядел намного потрепаннее.
— Детектив, - поприветствовал его дежурный. — Тяжелая ночь?
Детектив поморщился и вздохнул. Он никак не ожидал, что «
тяжелая ночь» закончится тем, что эмоционально неуравновешенный итальянец ударит его в глаз во время неудачного допроса, и теперь ему приходится ходить с синяком под глазом, как напоминанием о столь абсурдном стечении обстоятельств.
— Можно и так сказать, сынок, - проворчал он полицейскому. — Ну, как там наши два хулигана, держатся? Энтони Рагно и...
— Вагата Полилла
— Еще одна да? - с усмешкой заметил детектив. — Как думаешь, у этих двоих есть шанс выйти под залог?
Для него стало неожиданностью, когда офицер кивнул. — Девушка звонила около часа назад. Кажется, кто-то должен приехать, чтобы забрать их.
— Что ж, будем надеяться, что бедняга не потеряет все свои деньги из-за этих двоих, - заметил детектив Далтон, перелистывая блокнот, который был у него с собой, рассматривая строки на странице, исписанной случайными каракулями — Мисс Полилла может уйти, как только появится ее подруга. Мне нужно, чтобы мистер Рагно остался здесь еще ненадолго.
Офицер понимающе кивнул. — У вас есть более неотложные дела, сэр?
Он определенно это сделал. Информация, собранная со вчерашнего дня, еще не была достаточно убедительной, чтобы ее можно было подвергнуть тщательной проверке, и он не хотел делать диковинные заявления, когда не было конкретных доказательств. Ему оставалось только надеяться, что на этот раз удастся добиться большего результата и избежать нежелательных столкновений.
— Будем надеяться, что это принесет какие-то результаты и не нанесет мне еще один синяк под глазом, - вздохнул детектив, подойдя к дверям и войдя в камеру, где содержались одиночные заключенные.
На мгновение снова воцарилась тишина. Офицер не слышал, чтобы из комнаты что-то доносилось, поэтому он просто вернулся к чтению газеты, которая была у него под рукой. Его взгляд остановился на статье, в которой говорилось о каком-то новом «реабилитационном отеле», который вот-вот откроется на окраине города. Какая странная идея начать новую жизнь для бывших заключенных в безопасном и здоровом месте, которым управляет молодая девушка по имени-
— Меня зовут Чарли Магне! - Прозвучал громкий, пронзительный голос, внезапно ворвавшийся в комнату, заставивший офицера обратить на себя внимание. — Я здесь, чтобы помочь своим друзьям!
Офицеру потребовалось несколько секунд, чтобы заметить внезапное появление молодой блондинки, стоящей прямо рядом с его столом, выглядевшей так, будто она только что пробежала милю на высоких каблуках, с растрепанными волосами под шляпой и покрасневшим лицом, тяжело дышащей. Она посмотрела на моргающего офицера широко раскрытыми усталыми глазами.
— Могу я узнать, кого вы собираетесь...
Спрашивать действительно не имело смысла, учитывая, что в камере было всего два человека. И она подтвердила это, быстро выдохнув: Энджел и Вэгги.
— Простите, кто? - Спросил растерянный офицер.
Чарли раздраженно покачала головой, пытаясь перестать вести себя так глупо. — Энтони и Вагата, - поправила она себя, назвав их по имени. — Мои друзья. Я здесь, чтобы выручить их.
После объяснений офицер взял себя в руки и продолжил свою процедурную работу, вставая из-за стола, чтобы выглядеть максимально профессионально. —Мне нужно кое-что уточнить, мисс. Не могли бы вы подождать?...
— Сейчас, - снова перебила Чарли, уже более нетерпеливо. — Я хочу, чтобы это было сделано сейчас.
Акцент на слове «
сейчас» дал понять, что Чарли не хочет ждать ни секунды дольше, но это был непростой процесс, когда дело касалось полицейского участка.
— Мисс, пожалуйста. Я понимаю вашу спешку, но есть процедуры...
— Меня не волнуют процедуры! Сколько я должна вам заплатить?- Чарли начала демонстративно открывать сумочку и лихорадочно в ней рыться. — У меня есть деньги. Я даже могу выписать чек на любую требуемую сумму. Только, пожалуйста, я хочу, чтобы их отпустили прямо сейчас.
Офицер изо всех сил старался успокоить молодую леди, которая вошла, топая ногами от ярости. — Мисс, я понимаю. Но мистер Рагно и мисс Полилла в данный момент находятся на допросе.
— Допрос по какому поводу? - Чарли выглядела так, будто была готова бросить на пол все, что держала, отчаянно ожидая ответа. — Они мои друзья! Я знаю, что они не сделают ничего плохого! Спросите меня! Я могу это подтвердить!
Вероятно, это было слишком притянуто за уши со стороны Чарли, учитывая обстоятельства, которые в последний раз произошли с ними обоими, но, несмотря на неопределенность, она была уверена, что они не могли совершить что-то настолько отвратительное, чтобы провести ночь в камере предварительного заключения.
И шум, который она продолжала поднимать, был достаточно громким, чтобы его было отчетливо слышно из камер предварительного заключения, отвлекая детектива Далтона от продолжения расследования.
Энджел по-прежнему не обращал на это внимания, так же как и на детектива, который продолжал настаивать на ответах на вопросы, которые не имели для него никакого значения. Его даже не волновало, что этот человек начал раздражаться из-за его несоблюдения, но все это не имело значения, когда это означало, что Черри не получит быстрого правосудия, которого заслуживала. Именно Вэгги попыталась заговорить за него, будучи почти такой же взволнованной, как и детектив, из-за того, как сильно он давил на Энджела. Но даже она остановилась, услышав знакомый голос снаружи, и кровь застыла у нее в жилах от паники, когда детектив что-то проворчал и направился посмотреть, из-за чего поднялся переполох.
Дверь в камеру содержания открылась, и офицер был чертовски уверен, что Чарли собиралась бежать вперед и ворваться внутрь, если бы не тот факт, что она остановилась как вкопанная и в шоке уставилась на детектива, как и он.
— Ты?!
Чарли не смогла сдержать радостного возгласа при виде детектива Далтона, о котором она забыла так давно, что воспоминания о его особом визите в ее дом вернулись к ней с новой силой.
С другой стороны, детектив Далтон, казалось, застыл на месте.
Он знал, что у него возникли подозрения относительно того, где он видел девушку в камере раньше. В течение всего допроса он долго смотрел на нее, боясь, что в его мозгу что-то щелкнет, и он поймет, где он мог ее видеть. В ее лице было что-то странно знакомое, но он не мог вспомнить, кто она такая; либо он слишком устал от этих проклятых ночных смен и разных дел, которые ему еще предстояло решить, либо от того, что все мексиканцы казались ему одинаковыми, чтобы действительно найти ответ.
Но теперь ответ пришел слишком поздно, когда он посмотрел на девушку, которая была последним человеком, которого он когда-либо хотел бы видеть.
Она была слишком похожа на своего чертова отца.
— Мисс Магне, - выдохнул он в знак приветствия, когда снова обрел дар речи. — Какой сюрприз...
Несомненно, это был неприятный сюрприз, и Чарли разделяла его чувства. Когда к ней вернулись воспоминания об их первой встрече, прилив адреналина, охвативший ее после утреннего телефонного звонка, внезапно исчез, сменившись страхом. Страх за дело, которое, как она думала, она забудет на какое-то время, за убийство предпринимателя, в котором ее подозревали.
Но Чарли знала, что ситуация требует от нее сохранять спокойствие, даже если вид лица инспектора, появившегося в дверях, заставил ее сердце забиться в панике. Прежде всего, ему нужно было вытащить своих друзей.
— Я хочу, чтобы вы сейчас же отпустили моих друзей, - ее требование было ясным, даже несмотря на то, насколько мягким стал ее голос.
Дежурный офицер немедленно встал между детективом и Чарли. — Простите за вторжение, сэр, - он отчаянно извинялся, пытаясь увести ее. — Я выведу ее через...
— Отпусти их.
Чарли была готова применить физическую силу, если полицейский попытается увести ее с места происшествия - она не собиралась уходить, пока не выведет своих друзей из этого ужасного места. И это далось ей легко после единственной команды, отданной детективом Далтоном.
— Детектив? - Офицер произнес в замешательстве от внезапной команды, которая не поколебала твердости духа детектива Далтона.
— Я сказал, отпусти их.
Это удивило Чарли; результат низких ожиданий и предвкушения наихудшего сценария, возникшего при мысли о том, что она придет сюда и сделает все возможное, чтобы обеспечить свободу своих друзей. Она почти ожидала, что детектив раскроет какие-то скрытые условия принятия ее заявления, но все эти мысли исчезли, когда детектив Далтон отошел в сторону, чтобы впустить ее в камеру.
Не задавая вопросов и все еще растерянный, полицейский сделал шаг вперед, направляясь к дверям камеры. Вэгги все еще стояла там, где стояла раньше, но Энджел повернул голову и увидел входящию Чарли. Как будто его сердце и так не было на самом дне, оно определенно провалилось в расщелины холодной земли в этот момент. И прямо сейчас, выбраться из этой камеры было наименьшей из забот Вэгги. Унылые серые стены больше не поражали и не лишали ее самообладания, как тревога, заставлявшая ее сердце учащенно биться при виде Чарли, которая отчаянно смотрела на нее.
Вытащив связку ключей, полицейский принялся перебирать их в поисках нужного, не обращая внимания на то, как Чарли пристально смотрела на его руки, словно могла внезапно решиться вырвать ключи у него из рук и отпереть дверь сама. Прежде чем эта мысль успела прийти ей в голову, раздался отчетливый щелчок. И вскоре двери со стальными решетками распахнулись.
Прошло совсем немного времени, прежде чем они оба, наконец, вышли за пределы своего помещения, но Чарли, не колеблясь, заключил их в крепкие объятия. Вэгги напряглась от прикосновения и почувствовала боль в животе. Обычно она принимала объятия Чарли с распростертыми объятиями, но на этот раз ей было довольно больно, когда ее так обнимали.
Энджел никак не отреагировал.
Все трое не сказали ни слова, когда их вывели из камеры обратно в комнату. К тому времени тревога Чарли лишь немного утихла, равно как и облегчение от воссоединения со своими друзьями, когда она снова почувствовала на себе настороженный взгляд детектива.
— Есть ли что-нибудь еще, что мне следует сделать? - Устало спросила Чарли, крепче сжимая руки своих друзей.
Офицер открыл было рот, чтобы сказать что-нибудь о документах, но детектив Далтон тут же остановил его, быстро покачав головой.
— Нет, ни в коем случае. Вам и вашим друзьям можно идти.
Несомненно, старшему инспектору предстояло многое объяснить, почему простой детектив дал добро на освобождение подозреваемых до того, как было проведено надлежащее расследование, но детектив разберется с этим дерьмом позже.
Черт возьми, справиться с этим было все же приятнее, чем когда-либо снова столкнуться с этой девушкой - или ее отцом.
Не задавая больше вопросов, Чарли кивнула обоим полицейским, находившимся в комнате; приятный жест, призванный загладить ее недисциплинированное поведение с тех пор, как она вошла сюда. С ней были Вэгги и Энджел, и этого было более чем достаточно, чтобы гарантировать, что у полицейских больше не будет проблем. Она вышла из комнаты, не сказав больше ни слова, и, не оглядываясь, повела своих освобожденных друзей обратно на улицы Нового Орлеана, прочь из этой холодной и мрачной комнаты.
Дежурный полицейский наблюдал, как странная троица покинула место происшествия, а затем отвлекся, увидев, как детектив Далтон вырвал несколько листов бумаги из своего блокнота и разорвал их на видимые части.
***
Подумать только, всего лишь вчера вечером он задавался вопросом о своем поведении.
Аластор мог посмеяться над собой за то, насколько уязвимым он был в тот момент, когда размышлял о том, что могло показаться невероятным. Именно эти пронзительные глаза оленихи заставили его задуматься о переменах, когда он понял, что перемены невозможны. Как могло случиться, что этот инстинкт давно просочился в самые глубины его души, что в этот момент все зависело в основном от мышечной памяти?
Он давно привык к насилию, и это стало для него единственным выходом. Единственным оправданием здесь было то, что он делал это ради своей возлюбленной, чтобы избавить ее от еще одного ненужного дерьма в череде испытаний, с которыми ей пришлось столкнуться. По крайней мере, с другой стороны, он мог видеть в этом пользу для нее.
Было ли это проявлением любви? Может быть. Вероятно, нет. Для обычного человека это было бы сомнительно, но для него это не было таким уж сильным чувством. И даже если бы это была не любовь, он все равно считал бы это хорошим поступком.
Аластор молча сделал еще один глоток своего хорошего коньяка, глядя в окно на темнеющие облака, из-за которых только что начал моросить дождь, на фоне громкого, веселого джаза, игравшего на стоящем в углу граммофоне, который напевал заглушавшие его мелодии, бессвязные стоны боли, исходящие от уверенного в себе человека, лежащего без сознания у его ног.
Но он не смог бы закричать, потому что его язык находился прямо под ногой Аластора.
