***
На следующее утро Сулеймана в покоях уже не было. О его присутствии напоминала лишь смятая простынь на второй половине кровати. А может это и вовсе был сон? Атике оглянулась. Она не помнила, как заснула. Который сейчас вообще час? Несколько бессонных ночей видимо дали о себе знать и теперь Атике ощущала себя словно выжатый лимон. Она поднялась и заметила, что осколки разбитого кувшина, которые еще вчера были на полу, куда-то пропали. Значит в её покоях определенно кто-то был. — Джан, ты здесь? В коридоре послышался шум и через пару секунд к удивлению Атике в комнате появилась вовсе не Джан. Возле дверей стояла Айсун в простом черном платье, низко опустив голову. — Я приказывала никому не появляться в моих покоях. Кто с утра убрал разбитый кувшин? — Простите, госпожа. Это был приказ повелителя, мы не могли ослушаться, — Айсун говорила тихо, словно боялась, что лишний шум навредит и без того шаткому моральному состоянию Атике. Она никогда раньше не обращалась к ней на «вы» и не называла госпожой. Еще с рождением Альтана они договорились, что эти ярлыки и статусы ни к чему. — Здесь был повелитель? — Да, он приходил вчера, но вы спали, — Айсун осторожно подняла взгляд, — Как вы, Атике Султан? Атике тяжело вздохнула. Другого ответа, кроме как «ужасно», ей в голову не приходило. Да и слышать от подруги такие обращения было непривычно. Ей вдруг захотелось её крепко обнять, а после поговорить, как раньше. О чем угодно, только бы забыть обо всем плохом. — Наверное, я никогда не смогу с этим смириться, Айсун. С тем, что моего мальчика больше нет рядом. Айсун подошла ближе и присела рядом с Атике, накрыв её ладонь своей рукой. — Это пройдет, госпожа. Плохое иногда случается и лишь Аллах ведает, что случится завтра. — Прошу, не называй меня госпожой. Мне сейчас нужен рядом друг, а не наложница, которая скажет что угодно, лишь бы угодить султанше. — Теперь я узнаю свою Атике, — Айсун грустно улыбнулась, — Главное не сдаваться. Ты же мне сама говорила, что нужно быть сильной, помнишь? Не забывай, у тебя еще есть Альтан, которому тоже нужна поддержка и забота матери. Осознание того, что в суматохе Атике совсем позабыла про своего старшего шехзаде, заставило дернуться. Но Айсун словно прочитала её мысли. — Не волнуйся, Альтана привезут в Топкапы как только тебе станет лучше. Но только вот, — Айсун замялась, — Во дворце сегодня произошло еще кое-что. Не хочу тебя волновать еще больше, но ты должна об этом знать. — Что случилось? — сердце Атике ушло в пятки. Она уже догадалась, о чем ей сейчас расскажет подруга. — Одну из наложниц убили сегодня ночью. В Топкапы снова ходит убийца. Здесь может быть опасно для шехзаде, наверное будет лучше, если Альтан погостит у тети какое-то время. Атике нервно сглотнула. Она знала — никакой опасности для её сына в этом дворце больше нет. Ведь эту опасность она вчера сама задушила. — Есть подозрения, кто это мог сделать? — Пока нет, никаких улик или свидетелей. Ибрагим Паша уже занимается этим делом, можешь не переживать. — Я не переживаю. Садыка наверняка просто что-то не поделила с кем-то из рабынь. Глаза Айсун в миг расширились. Она отпустила руку подруги и слегка отодвинулась в сторону. — Погоди, — она сделала паузу и выжидающе посмотрела на Атике, — Откуда ты знаешь, что убили Садыку? — Я просто… — сердце Атике бешено забилось. Как она вообще планирует скрывать свое преступление, если даже перед подругой так глупо себя выдала? — Это ты её убила? Скажи мне правду. — Да, — Атике зарылась руками в волосы, закрыв лицо. Ей просто необходимо кому-то обо всем рассказать. Остается лишь надеяться, что подруга поймет и не раскроет правду другим, — Айсун, послушай. Я знаю, что это прозвучит глупо, но… — Стой, не продолжай. Какие бы причины у тебя не были, надеюсь, ты понимала, что делаешь. Несколько минут они сидели молча. Атике так боялась увидеть в глазах подруги осуждение, или, что еще хуже, страх. Однако на лице Айсун читался лишь шок. Такой поступок стал неожиданностью даже для самой Атике, что уж говорить об остальных. — В любом случае, я всегда буду на твоей стороне, — Айсун прервала молчание. Атике выдохнула с облегчением. В этот момент с её души словно упал камень. Она и так потеряла близких людей, терять еще одного в лице подруги ей не хотелось. — Я не думала убивать Садыку. Это получилось скорее… случайно. Но она это заслужила. Айсун подвинулась ближе, заключая Атике в объятья. — Прошу, не скрывай больше от меня подобное. Это, конечно, было неожиданно, но я верю, что у тебя были причины для такого поступка.***
Шли дни, и, как Атике и думала, расследование смерти Садыки ни к чему не привело. Айсун помогла ей сжечь порванный халат, и никаких напоминаний о существовании наложницы в этом гареме больше не осталось. Ибрагим даже не вызывал её на допрос. По словам Джан, сначала у Великого Визиря были определенные подозрения насчет Атике. Однако очень скоро выяснилось, что в ту злополучную ночь в покоях с ней был повелитель, после чего все вопросы отпали сами собой. Спустя почти неделю Сулейман позвал Атике поужинать. Она не могла разобраться в том, какие эмоции испытывает по этому поводу. С одной стороны было облегчение. Ведь затяжная ссора с Сулейманом наконец-то подошла к концу. С другой стороны были сомнения. Нужно ли ей это все теперь? Атике раньше думала, что любовь — это константа. Она, конечно, появляется не сразу. Не один год прошел прежде чем Атике смогла принять свои чувства к султану. Только вот еще недавно ей казалось, что раз любовь уже появилась, то теперь она будет всегда — стабильно и без выходных. Но жизнь показала, что дела обстоят немного иначе. Теперь в своей голове она представляла любовь как сосуд. Стеклянную колбу с широким толстым дном и узким горлышком. Бывают моменты, когда этот сосуд пуст. Либо вода испаряется из него со временем, либо они с Сулейманом сами понемногу его опустошают, замалчивая обиды. А иногда и вовсе, выливают все разом после серьезных ссор. Но даже если в сосуде нет ни капли, это не означает, что любви больше нет. Пока он цел и не разбит, всегда есть шанс все исправить. Приходится заново наполнять его водой, по капле возвращая чувства. На этот раз сосуд наполнился слезами и болью от потери сына. Они смогли простить друг другу обиды, потому что теперь их сердца связывало общее горе. Стража возле покоев Сулеймана отворила двери и Атике вошла в комнату. В камине горел огонь, а стол возле него был накрыт. Сначала Атике показалось, что повелителя в покоях нет. Но после её взгляд зацепился за колышущуюся от ветра тюль на террасе. Интуиция Атике не подвела. Султан действительно стоял на балконе, сложив локти на каменное ограждение, и смотрел куда-то вдаль, на огни ночного Стамбула. Она специально чересчур громко выдохнула, чтобы Сулейман услышал о её приходе. Однако повелитель не обернулся, а продолжил стоять возле ограждения. Погода была не самая лучшая. Холодный ветер пробирал почти до костей, из-за чего Атике неосознанно поежилась. Она присела на тахту на террасе возле входа, ожидая. — Мне иногда кажется, что я самый несчастный человек на свете, — прервал тишину повелитель, — Весь мир у моих ног: все самые лучшие книги, самые образованные люди вокруг, самые красивые женщины. После слов о красивых женщинах Атике грустно усмехнулась. У султана их целый гарем. Однако думать об этом сейчас ей совсем не хотелось. — Я падишах половины мира, но все равно не могу уберечь самых близких мне людей. В такие моменты я ощущаю себя так, словно нахожусь на маленькой дощечке, выброшенной посреди бушующего моря. Вокруг лишь волны, берега не видно. А куда плыть дальше — не знаю. — Боль очищает разум, Сулейман. Не вини себя в том, что произошло. — Я так давно не слышал твоего голоса, — повелитель обернулся и посмотрел на Атике. Она вдруг вспомнила, что однажды именно в этих глазах увидела непреодолимую тягу к жизни. Искреннюю радость и почти что детскую непосредственность, которая каким-то образом сочеталась с величием и стальным характером. Сейчас голубые глаза Сулеймана смотрели на неё так, словно он в свои тридцать с небольшим лет уже устал от жизни. Очередная смерть сына определенно его подкосила. Атике пыталась отыскать в его взгляде безразличие. Подтверждение тому, что он пригласил её только для того, чтобы выговориться и обсудить общее горе. Однако, если она не ошибалась, безразличия не было. Была лишь тлеющая боль. — Я вижу, ты замерзла, — Сулейман окинул взглядом вновь поежившуюся Атике, — Давай зайдем внутрь. В теплых покоях, возле камина, сидеть оказалось приятнее, чем на тахте на холодной террасе. Атике ковыряла вилкой еду на своей тарелке. Ужинать почему-то совершенно не хотелось, хотя в последний раз она ела лишь с утра. — Почему ты отрезала волосы? — спросил Сулейман, уже практически закончив со своим блюдом. Атике сперва с недоумением на него посмотрела, а потом вспомнила. Прическу она сменила пару месяцев назад, а вот повелитель увидел её с такими волосами впервые лишь после пожара. — Нет никакой конкретной причины, если вы об этом. Просто захотелось, — Атике отложила вилку и улыбнулась, — Там, где я выросла, короткие волосы не были чем-то необычным. — Неужели? — падишах удивленно хмыкнул, — Расскажи мне о своей родине. Мы столько разговаривали раньше, обо всем на свете. Но кажется, словно о тебе я ничего толком и не знаю. Обычно я говорю, а ты слушаешь. Давай теперь послушаю я. — В том месте, где я родилась, все было совершенно по-другому. Там нет рабов и господ. А женщины могут работать наравне с мужчинами. Ну почти. Мне иногда так хочется туда вернуться… — Я недавно принимал посла из Русского государства. Вы словно говорите о двух разных местах, — Сулейман усмехнулся. Атике слегка рассмеялась. Это она еще не говорила повелителю про «железных коней» (машины) или про двигающиеся картины (телевизоры). Ей иногда так хотелось хоть с кем-то поделиться своей тайной. Рассказать о том, кто она на самом деле. Но та жизнь уже была так давно, что воспоминания о 21-м веке лишь изредка всплывали в голове. С каждым годом Атике все больше казалось, что это и вправду был всего лишь глупый и очень реалистичный сон. Падишах, не дождавшись ответа на свою реплику, продолжил. — Если тебе так хочется туда вернуться, я могу организовать поездку. Путь не близкий, но ты сможешь посетить родные края. — Нет, Сулейман. Та жизнь уже давно в прошлом, — идея повелителя звучала заманчиво, но никакого смысла в её осуществлении не было, — Да и к тому же, все уже наверняка давно поменялось. Тех мест, в которые я хочу вернуться, уже давно нет. «Или еще нет», — мысленно добавила Атике. Сулейман облегченно выдохнул. По его взгляду Атике поняла, что он в душе надеялся на такой ответ. Вряд ли он в самом деле отпустил бы её так далеко. А предложил подобное скорее всего для того, чтобы поддержать диалог. Повелитель отложил столовые приборы и поднялся. Атике последовала его примеру, хотя еда на тарелке так и осталась не тронутой. Жестом Сулейман пригласил следовать за собой, после чего подошел к рабочему столу и открыл ящик. Он остановился, о чем-то задумавшись. Атике вспомнила, что когда-то хотела попросить повелителя научить её ювелирному делу. Даже купила красивые камни, чтобы впоследствии сделать из них украшения. Однако руки до них, почему-то, так и не дошли. Она в очередной раз утонула в круговороте событий гарема. — Я сделал этот кулон много лет назад. Еще в Манисе. Задумавшись, Атике не заметила, как в руках Сулеймана появилось какое-то украшение. Разглядеть его не удалось, так как кулон очень быстро скрылся в ладонях падишаха. Мужчина вышел из-за стола и обошел Атике, остановившись прямо за её спиной. — Шли годы, а я все никак не мог понять, кто должен стать его хозяйкой. Сулейман стоял слишком близко, из-за чего Атике ощущала его дыхание на своей шее. Кожа покрылась мурашками. — Помнишь тот день, когда мы обсуждали идеи Лютера? — продолжил падишах, — Я хотел подарить тебе его в тот день, но… — Давайте не будем вспоминать прошлые ссоры, повелитель. — Ты права. Кожи коснулся холодный металл. Сулейман надел украшение на Атике, а после подвел к зеркалу. На её шее теперь красовалась необычайно искусная работа — кулон в форме сердца на тонкой золотой цепочке. По центру находился большой рубин, обрамленный по краям мелкими блестящими камушками. Интересно, рубин изначально был таким или повелитель сам каким-то образом смог придать ему такую интересную форму? Атике приложила ладонь к украшению. Может быть ей показалось, но кулон словно был отдавал теплом, как настоящее сердце. — Оно прекрасно, Сулейман. Падишах не ответил, а лишь ближе притянул её к себе, заключая в объятья.***
— Госпожа, вам пришла весть от Великого Визиря. Атике забрала из рук Джан сверток, запечатанный сургучом. Она внимательно рассмотрела печать и, убедившись в том, что она действительно принадлежит Ибрагиму, раскрыла письмо и начала читать «La mia gente ha trovato il diario. Avevi ragione, Luka descrive il suo rapporto con Alexandra in ogni dettaglio. Anche sull'identità di Alexandra non ci sono dubbi: il suo ritratto era nel diario« — Письмо на итальянском. Хитро, — Атике усмехнулась. Действительно, это было отличной мерой предосторожности от возможного перехвата письма какой-нибудь нерадивой султаншей. Однако, такая осторожность все же была излишней. Атике еще при первой встрече сказала Ибрагиму о том, что подобные вести можно передавать только Джан и никому другому. Ведь в своей служанке она была уверена на все сто процентов. — Что там, госпожа? Ибрагим нашел то, что вы искали? — Нашел, даже больше, — Атике достала из ящика чистый лист пергамента и чернила, — Я напишу ответ, отдай мое письмо Паше, только лично в руки. «Confido che tu risolverai questo problema, Ibrahim. Ho fatto la mia mossa fornendovi le informazioni necessarie. Ho solo una richiesta: salvare la vita di Luka. Lascialo andare e non apparire mai più a Istanbul. Aspetterò buone notizie da te» Атике сделала глубокий вдох, перечитывая письмо. Она до последнего сомневалась в том, стоит ли просить Пашу отпустить Луку. Ведь он был виновен только в одном — в том, что не уехал из города вовремя. На Хюррем, с другой стороны, тоже не было вины. Ведь эти отношения она давно оставила в прошлом, а речи об измене даже идти не могло. Однако суровые времена диктуют свои правила. Если дневник попадет в руки Падишаха, участь рыжеволосой будет предрешена. В голове пронеслась неприятная мысль. Атике на секунду усомнилась в правильности своего поступка. Но затем, вспомнив полный ненависти взгляд Хюррем, она затолкала все сомнения поглубже, свернула пергамент и передала письмо Джан. Наложница поклонилась, после чего покинула покои.***
Нигяр проснулась в ужасном настроении. Другая калфа, которая спала с ней в одной комнате, уже ушла, почему-то даже не разбудив соседку. Нигяр поднялась с постели и на скорую руку умылась водой из небольшого оловянного таза. В маленькое окошко пробивались лучи солнца и это могло означать только одно. Она проспала и наверняка получит выговор от Дайе Хатун. Из тумбы Нигяр достала расческу и стала причесываться. Её вьющиеся волосы всегда путались после сна, доставляя тем самым немало неудобств. Она провела по волосам пару раз, и, почувствовав неладное, посмотрела на расческу. Увидев, что на гребне осталась целая прядь волос, она в ужасе отбросила его в угол комнаты. Нигяр поспешила к зеркалу, которое стояло возле кровати соседки и повернула деревянную раму в свою сторону. На первый взгляд все выглядело нормально. Но стоило Нигяр коснуться волос, как они словно сыпались с головы. Неужели какая-то болезнь? Нигяр Калфа накинула на себя платок, чтобы скрыть непонятно откуда появившуюся проблему, и, стараясь не поддаваться панике, поспешила к больничное крыло. Вердикт лекарей оказался неутешительным. Лекарства от странной болезни не было, а причину доктора понять не могли. Прошла неделя, а ситуация только ухудшилась. Теперь Нигяр Калфа не могла выйти без платка, плотно перевязанного вокруг головы. Её волосы, ранее густые и шелковистые, заметно поредели и почти полностью выпали. — Что-то ты часто стала платок носить, — Сюмбюль остановил женщину в коридоре и уставился вопросительным взглядом, — От кого прячешь свою красоту, неужто от Гюль Аги? — Не смейся надо мной, Сюмбюль. Раз ношу, значит так надо, — Нигяр отмахнулась от надоедливого евнуха, — Отстань от меня, иди своей дорогой. Сюмбюль рассмеялся, но докучать Нигяр еще больше не стал. Это было бы жестоко с его стороны, хоть евнух и понимал, что Калфа свою участь заслужила. Ведь он своими руками передал её соседке по комнате средство, которым та намазала подушку Нигяр. Это снадобье сделала женщина на рынке, за очень хороший бакшиш. В тонкостях Сюмбюль разбираться не хотел, но о том, что сочетание определенных трав может всего за неделю лишить женщину её красивых и длинных волос, не сомневался. Когда Атике Султан рассказала евнуху о том, что именно Нигяр стояла за покушением в хамаме, он был в недоумении. Как Калфа могла проворачивать подобные дела за их спиной? В лицо женщина всегда мило улыбалась, а на самом деле служила совсем другой госпоже. Его ведь Хюррем тоже пыталась переманить на свою сторону. Однако, он мягко отказался, так как уже давно выбрал султаншу, которой будет верно служить. И свой выбор Сюмбюль пока что менять не собирался. План мести евнух предложил Атике сам, следуя правилу «глаз за глаз». За идею его похвалили, ведь наказание действительно было справедливым, и не пришлось раскрывать Нигяр то, что её истинные намерения были ему уже известны. Евнух проводил взглядом уходящую Калфу, а после поспешил к дворцовым воротам. Ведь сегодня в Топкапы должен вернуться шехзаде Альтан, и именно ему поручили встретить мальчика и проводить к Атике Султан.***
— Матушка! Альтан забежал в покои и тут же бросился к Атике. Почти месяц он жил у своей тетушки Хатидже, ведь во Топкапы произошло страшное событие — пожар. Скучать ему не пришлось, во дворце у Ипподрома также временно проживала Хюррем с Абдуллой. Пускай Абдулла еще был мал, общие игры найти иногда удавалось. — Наконец-то ты снова здесь, Альтан, — Атике прижала сына к себе. Она определенно скучала и была рада этой встрече, и хоть Сулейман и настаивал на том, что она пока не до конца отошла от смерти Тахира, а Альтану лучше погостить у тети подольше. — Что такое траур? Атике слегка отпрянула, не ожидая от своего сына подобных вопросов. Он и раньше часто спрашивал обо всем, что было непонятно. Почему небо голубое, а трава зеленая? Почему у отца-падишаха растет борода? Почему у него, Мустафы и Абдуллы разные мамы? Все эти вопросы были такими невинными и детскими, что Атике каждый раз умилялась и пыталась дать ответ, который будет понятен ребенку. Однако сейчас Альтан спрашивал о серьезных вещах, и она не была уверена в том, что сможет ответить правильно. — Это когда ты грустишь о том, что человека больше с нами нет. — Как братика? Тахир больше не будет жить здесь? — Да. Твой брат отправился в другой мир, — Атике посадила сына рядом, отгоняя непрошеные грустные мысли, — Такое иногда случается. Мы все однажды окажемся перед лицом смерти. — Что такое смерть? Это страшно? Атике тяжело вздохнула. Она понимала, что рано или поздно настанет тот день, когда ей придется поговорить с сыном о взрослых и сложных вещах. И как бы ей не хотелось этот день оттянуть, он, по всей видимости, уже настал. Взгляд Альтана был таким беззаботным. Он в силу своего возраста еще не мог в полной мере осознать понятие смерти. — Смерти не стоит бояться, сынок. Не нам решать, когда этот мир покинуть, а значит, зачем беспокоиться насчет того, что ты не можешь изменить? Альтан не ответил. Однако по его глазам Атике заметила, что он понял смысл её слов. — Ты еще ребенок, но начинаешь задумываться о взрослых вещах. — Это плохо или хорошо? — Хорошо, просто… Я не заметила, как ты вырос, — Атике улыбнулась, — Пора подыскать тебе учителей. В этом мире столько всего интересного, что и жизни не хватит, чтобы все изучить. Шехзаде должен быть умным, разбираться в истории, политике, философии. — Я буду читать книги, как брат Мустафа? — Обязательно, — Атике поднялась и взяла со стола одну из книг, — Ведь чтение очень важно. Благодаря этой книге я познакомилась с твоим отцом-повелителем. Альтан взял из рук Атике книгу и начал с интересом её разглядывать. Он начал бегать взглядом по бумаге, однако, перелистнув пару страниц и не найдя знакомых ему картинок смешно нахмурился, после чего захлопнул книгу и вернул матери. — Не расстраивайся, читать вовсе не сложно, просто для этого требуется время. Я поговорю с падишахом. Думаю уже завтра ты сможешь приступить к учебе. Вопрос образования сына для Атике был безусловно очень важен. Ей хотелось дать Альтану максимум, но в то же время не перегрузить его и не отбить в раннем возрасте интерес к обучению. Она уже успела обсудить этот вопрос с парой слуг в гареме и удивилась тому, как все на самом деле устроено. Примерно с пятилетнего возраста шехзаде учили письму и чтению. Причем не только на турецком и арабском, но и на 3-4 иностранных языках сразу. В добавок к этому шли занятия по философии, устройству государства и религии. Обязательной была и физическая подготовка — наследника учили обращаться с оружием, ездить на лошади и драться. В конечном итоге перед Атике стояла непростая задача — отыскать для своего шехзаде наставников, которые смогут не только обучить Альтана всему необходимому, но и станут в будущем незаменимыми советчиками и помощниками. Подходящих кандидатов было не очень много. В первую очередь из-за того, что Атике не могла общаться с мужчинами вне дворца, даже по исключительно деловым вопросам. Поэтому она написала три письма и приказала слугам их доставить. Первое письмо предназначалось главе янычарского корпуса. В нем она просила выбрать юношу, который хорошо обращается с саблей и сможет уделять время Альтану. Второе письмо Атике попросила передать в руки муфтию. Он должен был подобрать несколько улемов, которые будут обучать шехзаде различным наукам. Насчет последнего письма Атике долго размышляла. Идеальным кандидатом был Ибрагим, однако тот уже являлся наставником шехзаде Мустафы и был сильно к нему привязан. Вторым визирем в Османской Империи являлся Ахмед Паша, однако Атике помнила, что он по итогу окажется предателем. — Сюмбюль Ага, ты один из немногих в этом гареме, кому я могу доверить такое важное дело. — Слушаю вас, госпожа, — евнух поклонился. — Отыщи человека, который разбирается в политике и устройстве государства. Нужно выбрать наставника для Альтана. Это может быть один из Визирей, но если ты найдешь человека, который пока не входит в Совет Дивана, это будет нам даже на руку. Сюмбюль задумался, после чего хитро прищурил глаза. — У меня есть пара надежных людей на примете. Хотите, я организую вам встречу? — Пока нет необходимости. Выбери человека, а затем передай ему это письмо. Не ошибись, Сюмбюль, от твоего выбора может зависеть будущее моего шехзаде. Евнух расплылся в улыбке. Чувствовать себя важным и полезным — вот что доставляло ему истинное удовольствие. Он взял пергамент из рук Атике, после чего кивнул и летящей походкой покинул покои.