О любви

      Любовь…       — Разве нужно любить? — Чимин мысленно делает акцент на «нужно» и смотрит на себя. — Все мы — результат любви, и каждый нуждается в любви. Любовь прекрасна. Любовь окрыляет. Дарит неземные чувства… — омега придирчиво разглядывает своё отражение, останавливаясь на бледном лице, но вслух произносит: — Пф! Бред! Любовь… Сколько известно случаев, когда совершались преступления во имя этой самой чёртовой любви! — омега поправляет рубашку. — Как по мне, так любовь — это паршивые гормоны, заставляющие лояльно относиться к одному конкретному индивиду, а именно к Чон Чонгу-у-уку, — задумчиво тянет Чимин, оглядывая себя со спины.       Дверь комнаты приоткрылась, и, крадучись, вошёл Сокджин, изысканно одетый в пудровый брючный костюм-двойку и белую шёлковую рубашку. Но особую страсть он питал к обуви: вот и сейчас на нём белые туфли из крокодиловой кожи.       — Солнышко, как ты? — в глазах беспокойство, голос чуть гнусавит.       Чимин, так и глядя в зеркало на папу своего будущего мужа, выдавливает слабую улыбку:       — В порядке. Как… — комок в горле не даёт договорить, и, прокашлявшись, заканчивает: — Как Гуки?       — Ты такой красивый, Чимин! — выдыхает омега, шмыгая носом. — Что там с твоим Гуки может случиться? — отмахивается и подходит к жениху. — Волнуется. Всё как обычно. Вот, — протянул дрожащую руку, — просил передать. Переживает за тебя. Один ты тут.       Чимин скользит взглядом по аккуратным небольшим цветам: пышные, не раскрывшиеся до конца бледно-розовые пионы, миниатюрные белые розы и кремовые каллы — перевязанным атласной лентой. Он рассматривает спокойно свой образ: во всём белом с головы до ног, только тёмные круги под глазами и нежно-розовый букет.       Сокджин встаёт за спиной и приобнимает за плечи, ободряюще потирая их.       — Ну? Готов?       — Сокджин, а моей любви на нас обоих хватит?       Он чувствует вину, словно предатель! Только вот кого предал-то? Сокджина? Который в нём души не чает. Чонгука? А может быть, Техёна и их сына? У них же есть шанс! Или нет? Или всё-таки предал себя? Чимин хочет Чонгука себе, всего, без остатка. Но имеет ли он на это право? Не лишает ли он счастья других? А что если…       — Что за вопрос, Чимини? — омега в ответ хмурится и поворачивает к себе жениха. — Ты не уверен в нём?       — Уверен, — опускает глаза в пол.       — Ты думаешь, что он не любит тебя?       На Сокджина смотрят глаза полные боли.       — О моё солнышко, — прижимает к себе жениха, — не сомневайся в нём! Ни минуты не сомневайся! Слышишь? — отстраняется и строго продолжает: — Не позволяй сомнениям пробраться в твою душу! Не смей сомневаться в моём сыне! Да, он порой подтупливает, — Сокджи закатил глаза и театрально взмахнул рукой, на что Чимин хихикнул. — Согласен, часто тупит, но, — тон снова стал серьёзным, — мой сын не изменит тебе! И если он сейчас стоит там, — омега ткнул пальцем в сторону закрытых дверей, — значит любит! Запомни мои слова! Разлюбит — скажет, но никогда не позволит себе играться чужими чувствами! Понял?       Всхлипывающий жених благодарно закивал, выдавливая улыбку.       — Ох, зря ты не пригласил отца, Чимини.       — Я приглашал, — он принял салфетку и промокнул слёзы, — но отец отказался. Это было ожидаемо: мы много лет не общались. У него другая семья, своя жизнь, а я нежелательное напоминание о прошлом. Поэтому всё в порядке, Сокджин, правда. Я знал, что он откажется.       — Ну и хрен с ним! — воскликнул Сокджин. — А теперь успокаивайся, и, — он весело подмигнул, — до встречи там, — опять махнул на двери. — Я сегодня ВИП-гость, в первых рядах.       Чимин снова один в тишине стоит посреди комнаты, где помимо него огромное зеркало, диван и столик, на котором сиротливо грустил букет, подаренный женихом. Он взял его:       — Ну что ж, Чон Чонгук, раз ты выбрал меня, тогда действительно любишь. Теперь только вместе!                     Стоило распахнуться в зал стеклянным дверям, как грянула торжественная музыка и появился жених. Чонгук смотрел только на него, на своего будущего супруга. Он ждал его, пока Чимин неуверенно шёл между цветами и гостями. Альфе на миг показалось, что ещё немного — и омега упадёт без чувств. Но вот он подходит, неуверенно касается протянутой руки и хватается за спасительную ладонь.       Всё.       Вместе до конца.       Церемония прошла как в бреду. Чимин словно со стороны наблюдал за всем: как слушали торжественную речь, давали клятвы и надевали кольца друг другу, целовались и смеялись, потом кланялись папе мужа, гостям, принимали поздравления. Пришёл в себя, когда муж неприлично сильно прижал его к себе и медленно закружил в танце.       — Ты живой? — тихо шепчет на ухо Чонгук.       — Вроде. Я так разволновался!       — Ты, оказывается, умеешь волноваться? — Чонгук шутил. — Эта сторона мне ещё не знакома, супруг!       Супруг…       Чимин нахмурился и посмотрел в глаза мужа:       — Ты счастлив, Чонгук?       — Я счастлив, мой супруг! — альфа улыбался. — Я очень счастлив! И почему Чонгук?       — Муж, — омега покраснел и опустил глаза. — Мой муж.       Чонгук наклонился к губам супруга и невесомо коснулся своими:       — Я люблю тебя, мой супруг! — слышит только Чимин.       — И я люблю тебя, мой муж! — слышит только Чонгук.                     Счастье хрупкое. С ним нужно быть бережным, обходиться как с хрустальной вазой: поставить в укромное место и лишний раз никому не показывать. Чимину об этом напомнили в первый же день замужества.       Вопреки всем традициям, гостей пригласили в ресторан. Уже здесь, обходя столы и принимая очередную порцию поздравлений, молодожёны приблизились к директору Ким Намджуну и его семье. Рядом сидел притихший омега, но ещё тише себя вёл ребёнок. И, когда Юнги увидел Чонгука, радостно воскликнул:       — Чонгук идёт!       Мальчик спрыгнул со стула и побежал в объятия альфы. Его подхватили и усадили на руки.       — Юнги, познакомься, это мой супруг, Чимин.       Мальчик посмотрел на незнакомого омегу, покраснел, опустил глаза и, обхватив шею, что-то зашептал на ухо. Альфа слушал, согласно кивал и неожиданно громко засмеялся. Чимин улыбался, глядя на них с широко распахнутыми глазами, и ждал объяснений.       — Видишь ли, супруг, Юнги постеснялся сам об этом сказать, — начал Чонгук, — но он только что просил передать, что ты очень красивый и напомнил ему зефир.       Мальчик покраснел сильнее.       — А почему зефир? — Чимин ещё шире улыбнулся.       — Я люблю зефир, — мальчик уткнулся в плечо альфы.       — Чонгук, мне только что признались в любви?       — У меня уже есть соперник, — с наигранным недовольством ответил Чонгук. — Идём к твоим родителям? — и спустил мальчик с рук.       За столом чувствовалось напряжение. Ким Намджун задумчиво смотрел на пару, нервно постукивая пальцами по ножке бокала, Техён усаживал ребёнка, когда они остановились около их столика. Директор вежливо улыбнулся, вставая, поздравил, наговорил много нужных слов, омега лишь присоединился.       — Благодарим, — ответил Чонгук, окидывая проницательным взглядом Техёна и погрустневшего ребёнка, — вас за поздравления.       Пока альфы вели неторопливую беседу, Чимин рассматривал Техёна, уговаривающего поесть ребёнка.       «Да, в таких влюбляются. Сразу. Таких любят. Всегда. И уж точно не предают. Сглупил ты, Ким Техён! И сглупил по-крупному».       Чимин поймал растерянный взгляд омеги и улыбнулся краем губ:       — Говорят, что альфы, которые плохо едят, не вырастают. Они так и остаются маленькими, — Чимин, призадумавшись, посмотрел на ребёнка, отворачивающегося от еды, — но не это страшно.       — Это неправда! — насупился Юнги. — И я не боюсь!       — Нет, я не пугаю, а говорю как есть. Посмотри на Чонгука, Юнги, — Чимин подсел к нему.       Мальчик забегал глазками.       — Ты знаешь, сколько он ест?       Малыш молчал.       — Много! — Чимин развёл руки. — Как ты думаешь, почему он работает в ресторане?       — Поэ-э-этому?! — восхищается ребёнок, глядя на мужчину, но сразу же сводит брови к переносице: — Неправда!       — Правда! Правда! Хочешь, спросим? — Чимин коварно улыбнулся. — Но ты опять не о том думаешь. Страшно не то, что ты не вырастишь, а знаешь что?       — Что?       — Тебя не будут воспринимать всерьёз! Ты для всех так и останешься малышом!       — Я буду есть! — Юнги схватил с силой палочки. — И я всегда ем, — и, когда папа поднёс сыну еду, он снова отвернулся, но чётко и недовольно отчеканил: — Я сам!       Омеги наблюдали, как мальчик торопливо заталкивал в рот всё, что ему подкладывал на тарелку Техён. Он от нетерпения болтал ногами и правой рукой сжимал скатерть.       — Спасибо, он сегодня вообще не ел, — тихо благодарит Техён. — Весь день сам не свой. Джуни даже повысил голос на него, — вытирает перепачканный детский ротик салфеткой, отчего Юнги недовольно мычит. — Вы будите замечательным папой, — на этих словах Техён полностью переключился на сына.       Чимин наблюдал за ним.       «Знал бы ты, Ким Техён».       — Да, — жених встал и твёрдо ответил, — мы с Чонгуком будем замечательными родителями.       Молодых увлекли, перетянули другие приглашённые: все хотели внимания к своей персоне. Чимин никогда не думал, что улыбаться всем без разбору — очень тяжкий труд, даже скулы свело. Чонгук уже с волнением смотрел на отчаявшегося супруга, но наконец-то жажда любопытства утолена — их оставили в покое.                     Прислонившись спиной к груди мужа и уютно устроившись в коконе его рук, Чимин устало улыбается, глядя в ночное небо. Им нет ни до кого дела. Гости все давным-давно разошлись. После молодая пара осталась в ресторане: предстояло ещё стойко перенести праздничный ужин в кругу коллег. А после они спрятались ото всех в загородном доме, что так кстати затерялся в лесной глуши.       — Чонгук, я больше никогда не смогу всем улыбаться, — тихо хихикнул омега. — Лимит моих улыбок на этот год исчерпан.       — Я вхожу в число этих «счастливчиков»? Или всё-таки мне будешь дарить милые улыбки? — он уткнулся в шею супруга и поцеловал, отчего омега притаил дыхание и закрыл глаза. — Например, по утрам, как только проснёшься, — мягкий поцелуй пробуждает стаю мурашек, — или во время завтрака, — другой заставляет гулко сглотнуть, — или хотя бы по вечерам, — третий срывает тихий стон, и омега подставляет губы для поцелуя.       — Всегда, Гуки, — Чимин пальчиками касается макушки альфы и притягивает ближе, — тебе я буду улыбаться всю жизнь, — жарко выдыхает в раскрытые губы.       В синей мгле лунной ночи вздымаются кедры, мерно покачиваясь. Их чёрные кроны вырисовываются остроконечными пиками на фоне мерцающего неба. Неясным гулом всё объято кругом, и пахнет свежестью. Но не ночной воздух будоражит умы. А сильное чувство, что заставляет ближе жаться друг к другу двух людей. И имя ей — любовь.       — Я буду любить тебя! — Чонгук покрывает поцелуями лицо супруга. — Слышишь? Я буду любить тебя всегда! — подхватывает омегу на руки и несёт в дом.       — Люби, — льнёт всем телом к мужу. — Слышишь? Люби только меня, мой муж, — обхватывает шею альфы обеими руками.       Чонгук минует гостиную, поднимается на второй этаж и идёт в свою спальню. Теперь это их спальня. Толкает бедром приоткрытую дверь и кладёт омегу на большую кровать.       — Теперь ты от меня не сбежишь, — за закрытой дверью слышен счастливый тихий смех.       Ради любви стирают города с лица земли. Ради любви развязывают войны. Ради любви даже идут и на обман…                     Замужеству Чимину к лицу. Омега посвежел, похорошел, в глазах появилась неуловимая хитринка, формы округлились. А вот на работе его стали ещё больше побаиваться. Вопреки всем ожиданиям и надеждам, помощник ресторатора не подобрел, не помягчел.       Первую неделю семейной жизни молодые провели в загородном доме, полностью самоизолировавшись от мира, лишь однажды выбрались прогуляться по пляжу. Следующая неделя пронеслась в плодотворных рабочих буднях, заодно пара заглянула в ресторанчик к Сокджину. А потом со спокойной душой они исчезли со всех радаров.                     Добирались долго. Переезды, перелёты омегу вымотали. Он дальше Сеула-то не выбирался, а тут яркая, колоритная, солнечная Испания.       Майорка встретила их не только пожатием руки, но и поцелуями в обе щеки. Чимин, не ожидавший такого приветствия, сначала остолбенел от удивления, а потом смущённо зарделся, потирая щёки в местах поцелуев. Выбор пал на Плая-де-Пальма, курорт, славящийся шикарными белоснежными пляжами и цивилизованным досугом, но новоиспечённая семейная пара искала только тишину, ну и, естественно, комфорт. Чонгук заранее забронировал виллу, расположенную в трёх километрах от деревни Дейя, с видом на море и выходом на пляж.       Это был традиционный майоркский дом, построенный в восемнадцатом веке и полностью отреставрированный, около береговой линии с захватывающим видом на Средиземное море. Деревенское очарование, древние оливковые рощи, в пяти минутах ходьбы идиллическая морская бухта с кристально чистой водой и удивительными закатами. Полный покой, тишина и уединение. А что ещё нужно молодожёнам? Тем более октябрь — конец курортного сезона, поэтому туристов не так много, как летом.       Вилла окружена пышной растительностью. Она находилась на возвышении, так что незабываемые рассветы и романтические закаты обеспечены.       Милый Хавьер, омега средних лет и хозяин, встретил пару на дорожке, ведущей в гору к дому. Старинное каменное здание обнесено невысокой стеной-забором, тоже каменной. Пока они поднимались, Чимин пыхтел как паровоз и отдувался. Мысленно он уже убил мужа, но ему его смерть показалось слишком лёгкой, поэтому заново воскресил и уже придумывал новый план убийства. Но стоило омеге поднять голову, то о мести и думать забыл.       Через ограду свисали с тёмно-зелёными мясистыми листьями ветки, усыпанные белыми, розовыми и пурпурными распустившимися бутонами. Зайдя во двор, он увидел множество садовых, разной формы и высоты глиняных вазонов, засаженных незнакомыми кустами. Это были камелии.       Двор разделялся на два яруса, выложенных природным камнем. Почти всё нижнее пространство перед домом занимал бассейн, вдоль которого выстроились лежаки, плетёные кресла с круглыми столиками, а чуть дальше росло тонконогое дерево. Как оказалось, это старое мандариновое дерево, которому более шестидесяти лет. Вдоль забора, как уже приметил Чимин, стояли глиняные вазоны с камелиями и кактусами, росли остроконечные туи, невысокие пальмы, пышные кусты с ярко-розовыми цветами — олеандр. Обойдя дом, он увидел огромное дерево с округлой кроной из продолговатых листьев. Сначала Чимин решил, что это дуб, но, присмотревшись, приметил свисающие длинные светло-зелёные змеевидные стручки. Это рожковое дерево. Такое диво омега увидел впервые! Вокруг лимонные и оливковые деревья, сосны, между которыми змеилась тропинка.       — Здесь у нас терраса, — они вернулись, и Хавьер поднялся по ступеням на второй ярус.       Терраса представляла собой несколько обтёсанных тонких стволов, сколоченных между собой и пристроенных к зданию и оплетённых виноградными лозами. Каменные выступы, приспособленные под диванчики и обложенные мягкими голубыми матрасами и небольшими белыми подушечками, тянулись вдоль стены виллы, перед ними грубый стол со столешницей, выложенной светлой керамической плиткой, а вокруг — плетёные стулья. Над головой — крупные янтарные гроздья винограда. Столбы украшены нежно-голубыми холщовыми занавесками. Всё обставлено настолько просто и незамысловато, но со вкусом и уютом.       — Как красиво! — громко выдохнул Чимин.       Хозяин и Чонгук облегчённо улыбнулись. Альфе большего и не надо: счастлив его супруг — счастлив и он!       Справа от террасы небольшая лестница, ведущая в дом. Хавьер повёл постояльцев внутрь. На ступенях через каждую стояли корзины с цветами: интересная замена цветочным горшкам.       Войдя, они сразу оказались в небольшой гостиной. Пока хозяин рассказывал Чонгуку что к чему, Чимин бросил чемодан у двери, а сумку на кресло и отправился на исследование дома, который заменит ему родной на предстоящие пару недель. Направо из гостиной вела дверь в столовую и кухню. Там же находились и кладовые. Их было три: в первой хранились продукты, во второй посуда, а что было в третьей, Чимин уже не помнил: глянул мельком за прикрытую дверь и понёсся дальше. Везде голые полы, выложенные фактурной коричневой плиткой. Неровные стены поштукатурены и покрыты белой краской. Всюду старинная деревянная мебель: столы, кресла, диваны, комоды. Вернувшись в гостиную, омега заприметил в углу небольшой камин, около которого уютно устроились пара кресел и небольшой круглый, на одной резной ножке стол, придвинутый вплотную к стене, а на ней — картина. Омега остановился, придирчиво разглядывая. На полотне изображено среди цветов обнаженное тело с раскинутыми в разные стороны руками.       — Фи, — сморщился он, — ка-а-ак по-о-ошло! — и отвернулся. — Зачем здесь такое? Не понимаю.       Но картина уже забыта, и омега вприпрыжку бежал к дубовой лестнице без перил, что полностью завладела его вниманием. Она вела на второй этаж, откуда доносились голоса хозяина и альфы.       Поднявшись, омега оказался в просторной гостиной, окна которой выходили на оливковые рощи, что росли за пределами виллы, и лазурное море. Здесь же, в комнате, разместились белый угловой диван, удлинённый прямоугольный стол, покрытый синей льняной скатертью. Справа в одном углу ещё камин, а в другом — телевизор. С потолка с деревянных балок свисали две хрустальные люстры.       Интерьер выдержан в пастельных тонах, природные материалы — дерево и камень — создают атмосферу уюта и спокойствия. Обилие невычурных плетеных декоративных украшений и тщательно подобранной мебели придавало дому легкость и воздушность. Комнаты не загромождены, светлы и просторны. Несмотря на приличный возраст, дом по-настоящему современен и обжит.       Повернув налево, Чимин увидел закрытую дверь. Отворив её, вошёл: почти всю небольшую комнатку занимала огромная массивная дубовая кровать, застеленная белоснежным покрывалом. Чимин от удивления ахнул, прикрыв ладошкой рот.       — Нравится, — со спины обнял муж и осторожно прикусил ушко супруга.       — Она такая большая! — хихикая и довольно морщась, омега прижал голову к плечу. — Мы даже не коснёмся друг друга, когда будем спать, — он подошёл и сел. — Мягко!       — Но мы же не только спать будем, — альфа выгнул одну бровь, сложив руки на груди.       — А чем же ещё займёмся? — Чимин стрельнул игривым взглядом.       — Хочешь узнать прямо сейчас? — альфа быстро пересёк разделяющее их расстояние и повалил супруга на спину. — М-м-м? Так хочешь узнать? — склонился над ним и поцеловал щеку, потом губы, спустился к адамову яблоку.       — Нет, Гуки, не сейчас, — смущённый омега несильно надавил на грудь мужа, отталкивая его от себя. — Сначала в душ, а потом я хочу на пляж. Так что потерпи до вечера.       Поднявшись, приблизился к окну и распахнул его настежь. В комнату ворвался аромат лимонов и солёного моря, раскинувшегося до самого горизонта. Лицо обдало влажным воздухом, и, вдохнув полной грудью, омега блаженно прикрыл глаза и улыбнулся своим мыслям.       — Тебе нравится здесь? — Чонгук снова обнял супруга со спины и положил подбородок на его плечо, в голосе чувствовалось беспокойство.       — Ты ещё спрашиваешь? — омега скосил глаза в сторону мужа. — Я видел только двор и дом, но уже влюблён в это место!       Так и стояли: уютно молчали и любовались красивым видом из окна.       — Гуки, — шёпотом зовёт Чимин.       — М-м-м?       — Спасибо! Спасибо за всё!       — Ну уж не-е-ет! — неожиданно воскликнул альфа и подхватил его на руки. — Этим ты не откупишься! — и понёс взвизгивающего омегу в душ.       В первый день влюблённым только и хватило сил дойти до пляжа, прогуляться недалеко, наблюдая за бороздящими водную гладь небольшими парусниками. Вернулись уставшими, но весёлыми. До самых сумерек сидели на террасе: ужинали супом-рагу из омаров, оливками, жареной рыбой, а затем томлёной в соусе из миндаля и томатов, пробовали холодную сангрию, тапас с сыром с плесенью.       Чимин ел как никогда!                            Скучать некогда.       — Главная гордость острова — Кафедральный собор Святой Марии, — Чонгук, задрав голову вверх и приложив ладонь ко лбу козырьком, слушал супруга. — Catedral Primada Santa María de Toledo.       Рано утром бодрый Чимин растолкал мужа и, не обращая внимания на недовольство, вытащил из постели. Наспех позавтракав остатками ужина и заливая всё горячим кофе, они собрались и отправились на исследование острова на арендованном автомобиле. Желание супруга для мужа — закон. Первое желание — Пальма.       — Ого! Ты уже по-испански шпрехаешь? — альфа не выдержал яркого солнечного света и опустил голову, закрыв глаза, — под веками расплывались разноцветные круги. Даже тёмные стёкла очков не спасали.       — Sí! — засмеялся Чимин. — Хотя немецкую речь я слышу чаще, чем испанскую.       — Что есть, то есть, — Чонгук огляделся вокруг. — Немцев здесь пруд пруди! — он нахмурился, провожая взглядом очередную группу туристов, шпрехающих на своём, родном. — Может они готовят очередной план захвата?       — Прекрати нести чушь! Оставь их в покое, — Чимин тоже посмотрел на удаляющихся туристов. — Здесь все отдыхают.       — А говорили, что будет мало народу в это время, — сокрушённо вздохнул альфа. — Что ещё расскажешь?       Омега снова уткнулся в брошюру, купленную здесь же, недалеко от собора.       — Собор выполнен в лучших традициях средневековой средиземноморской готики. Строительство началось в 1230 году по приказу арагонского короля Хайме I и длилось до 1601 года, хотя достройка и реконструкции идут по настоящий день.       — Ты уверен, что тебе это интересно? — альфа скептически смотрел на супруга. — Может всё-таки на пляж?       — Нет, мы должны посмотреть на самое большое… — омега запнулся и, снова уткнувшись в брошюру, продолжил монотонно читать: — …в мире готическое окно-розу. Самая большая розетка в соборе…. Мг… Бла-бла-бла. Это пропустим, — Чимин свернул книжечку в трубку. — Идём! Лучше посмотреть, чем стоять читать.       Пара направилась прямиком в собор.       Величественный храм-громадина возвышался над мирскими домишками местных жителей, упираясь остроконечными башнями-шпилями в небо. Построенный прямо на берегу моря — от подножия храма открывался великолепный вид на залив и порт города Пальма-де-Майорка — он словно завис в воздухе.       Половину дня они провели в храме, наполненном светом, благодаря многочисленным витражам, не говоря уже о знаменитом великолепном, исполненном в готическом стиле окне-розе. Альфа терпеливо ждал, пока омега восхищался «чудом архитектуры» и благодарил мужа за такую незабываемую и познавательную прогулку. Потом он пел дифирамбы орга́ну, первое упоминание о котором датируется 1328 годом. Тысяча четыреста семьдесят семитрубный музыкальный инструмент имеет четыре пятьдесят шесть нотные клавиатуры и тридцатинотные педали. Посетили Часовню Святой Троицы, где расположены гробницы суверенных королей Майорки Хайме II и Хайме III (чтобы Чимин делал без своей брошюрки!), поднялись на колокольню и познакомились с девятью колоколами, имеющими имена: самый большой зовут Элой, и по убыванию размера за ним следуют Барбара, Антония, Са Нова, На Митжа, Терсия, Утренник, Прима и Пикарол. И завершили экскурсию на террасах Кафедрального собора с прекрасным видом на старый город и его окрестности.       Многие мечтают о волшебном поцелуе на вершине Эйфелевой башни. Когда альфа нежно прижимает к себе трепещущего омегу, томно смотрит в глаза и увлекает в столь желанный поцелуй. Отчего омега внутренне ликует, и его ножка чуть приподнимается. Но ни с чем не сравнится поцелуй, подаренный на смотровой площадке, находящейся на крыше Кафедрального собора Святой Марии, — символа величия католической веры на Средиземном море — с панорамным видом. Взлетит не только ножка: ввысь унесётся сознание, а душа запоёт!       Оставшиеся полдня прогулялись по городу. Пообедали в летнем кафе на одной из местных площадей в компании монахинь, прошлись по чистым тенистым улицам и вышли на главную — Пасео-де-Борн: побродили по бульвару, поглазели (и не только) на местные модные магазины, а вечером со знойными омегами, взметающими красными атласными подолами вихри душного воздуха и будоражащими сердца альф, с розами, вплетёнными в чёрные густые локоны, кружились в страстном фламенко под зажигательные ритмы кастаньет.       Как добрались домой, Чимин уже не помнил. Спящего омегу через порог виллы внесли на руках. А с утра снова, бодрый и весёлый, он растолкал обречённо стонущего альфу и утянул на пляж.                     — Сколько можно есть?       Чонгук смотрел на перепачканное лицо супруга. Он откусывал булочку, слизывая с губ розовым влажным язычком начинку и утирая ладошками со щёк сахарную пудру. Омега мычал, урчал и закатывал глаза от удовольствия. Пальчики, липкие от тыквенного варенья, с жадностью обхватывали сдобную завитушку.       Чонгук, выгнув бровь дугой, скептически смотрел на своего ненаглядного и голодного омегу и не понимал: что же такого в этой знаменитой… энсайманда, кажется?       — Ensaimada de Mallorca de cabello de ángel, — на ломаном испанском прочитал мужчина. Повертел в руках восьмигранную белую картонную коробочку с красной надписью и синими узорами, в которую упаковали тёплую, прямо из печи, со слов торговца, булочку. — Что это, Чимин? Ты так ешь!       — Как? — омега занят облизыванием своих липких пальчиков. — Что не так, Гуки?       — Неужели это настолько вкусно?       Чимин так и замер на середине пальчика.       — Попробуй, — он невинно улыбнулся и протянул сдобу.       — Нет, — Чонгук сморщился и отклонился, продолжая подозрительно разглядывать супруга, страстно уплетающего булочку и запивающего кофе. — Ты даже так меня не целуешь, как уминаешь это, — обиженно пробубнил альфа, отворачиваясь к морю.       Раскаляя землю и воздух, солнце уже вовсю пекло, а море под ним искрилось. Тихо рокотали волны, то накатывая на мелкий песок, то снова уносясь восвояси, а в небе неустанно кричали чайки. Влюблённые сегодняшний день решили провести в лени и неге на берегу Средиземного моря, жарясь под лучами на белом песке.       Облюбовав укромное местечко на одном из мелководных пляжей, надежно защищенном от ветра сосновыми рощами, расстелили покрывало, разложили еду — поздний завтрак на берегу моря с кристально чистой водой. Альфа взял, как говорят местные, «хлеб с маслом»: на кусочке свежего хлеба лежали пластинки сыра, колбасы, несколько крупных оливок, кусочки томатов, сдобренных оливковым маслом и фенхелем. Ел молча, сосредоточенно, медленно пережёвывая и вглядываясь в лазурную даль под стоны омеги, в экстазе уплетающего булочку. Справившись с первым куском, Чонгук взял другой, щедро намазанный колбасой собрасада. Откусив, он подозрительно посмотрел на красновато-острую массу, но всё-таки продолжил есть.       — Орга-а-а-азм! — простонал омега.       Альфа подавился, громко закашлял, прикрывая рот кулаком, захрипел, испуганно глядя то в глаза Чимина, то на его светлые льняные штаны:       — Что, — Чонгук продолжал кашлять и краснеть от острой колбасы, — прости?       — Я испытал гастрономический оргазм! — Чимин облокотился на покрывало, вытянул ноги и тяжко, но счастливо вздохнул, поглаживая живот. — Это было бесподобно, Гуки! Зря ты отказался, — он улыбался, подставив солнышку лицо.       Кожа омеги за пару дней приобрела медовый цвет, придавая ему благородство и шарм. На щёчках и вздёрнутом носике россыпью красовались мелкие веснушки, отчего их обладатель выглядел ещё милее.       — Ты как ребёнок, — альфа втирал солнцезащитный крем в кожу омеги, а тот морщился, строил рожицы. — Можешь спокойно посидеть хотя бы пять минут?       — Нет, — супруг смеялся, сведя глаза к переносице. Чонгук не выдержал: отбросил тюбик и взял в охапку охнувшего омегу. — Ну что ты теперь притих? — его рука забралась под льняные штаны. — Что ты говорил про оргазм? Хочешь?       Чимин глянул в сторону, где дальше отдыхали люди, и абсолютно никто не обращал на них внимания. Он посмотрел на мужа и утонул в бархатном взгляде. Чёрные глаза смотрели на него мягко, тепло и в это же время страстно. Муж возжелал его!       — Уже две ночи бессовестно оставляешь меня в одиночестве, — альфа осторожно убрал руку, почувствовав возбуждение омеги. — Ты нагло засыпаешь, оставляя мне возможность только любоваться тобой спящим. И чего мне стоило сдержаться и не накинуться на тебя! — он опалил пряным дыханием приоткрытые губы. — Клянусь всеми богами, сегодня ты от меня не спрячешься!       — Богохульничаешь, альфа, — с упрёком омега глядит в ответ. — Ты же не веришь в бога!       — Да, не верю.       — Так к чему упоминаешь его?       — Глупый, это образное выражение. Даю тебе понять, что сегодняшнюю ночь я украду у тебя!       Зрачки омеги расширились, крылья носа страстно затрепетали, и он шумно вдохнул:       — Люби меня, мой муж! — и жадно впился в губы.                     В отсутствие постояльцев Хавьер приходил на виллу, чтобы прибраться и приготовить еду. Вот и сейчас в доме пахло чем-то вкусным, на первом этаже в камине дотлевали полена. Мягкие сумерки опускались на землю. Только около лестницы, ведущей на второй этаж, на полу стояла небольшая лампа. Жёлтый рассеянный круг разбавлял мрак около ступеней, освещая светлую ткань одежды, случайно обронённой. А может и не случайно…       Тишина.       Только снаружи слышен шелест листьев, с которыми неустанно игрался прохладный ветер-озорник, и изредка долетали с улицы обрывки фраз людей. Вечера на острове необычайно красивы, впрочем, как и на других островах.       Представьте себя на берегу Средиземного моря. Берег скалистый, но невысокий и сильно врезается в водную гладь. Вы стоите на краю, и ничто не мешает увидеть всё вокруг! Лёгкой рябью тронута вода, и она не голубая, как во время утренней зари, не бирюзовая, как при дневном свете, а тёмная, серая, будто стальная, подёрнутая оранжевыми бликами заходящего солнца, и простирается до самого-самого горизонта. Широкая светящаяся лента отражается на её поверхности, а у самой кромки, где окрашенное в пурпур с отблесками янтаря небо утопает в море, соприкасаясь с солёной водой, огненный шар начинает шипеть, дрожать, растекаться жидким золотом, медленно остывая, постепенно бледнея и неумолимо завершая ещё один прожитый день и погружая его в темноту.       Белая гостиная на втором этаже виллы в такие моменты окутана багрово-золотистым сиянием вечерней зари. Она словно пылает алым пожаром, отбрасывая длинные тёмные тени на стены.       Но никто не видит этой красоты.       Ничто не нарушает этой тишины.       Лишь из-за закрытой двери, отделяющей гостиную от комнаты постояльцев, слышны приглушённые стоны и мерный скрип кровати. Там, на огромной постели, посреди белоснежных простыней в танце слились в единое целое два тела.       — Только я, — омега выдыхал стон на каждый толчок. — Только мой! — он целовал, целовал и целовал.       Упираясь руками в спинку дубовой кровати, Чимин выгибался и плавился под сильным телом мужа, требуя своё без остатка.       — Только ты! — запрокинув голову, рычал альфа. — Только мой! — по вискам стекали капли пота, на раскрасневшейся шее вздулись вены.       В эту ночь Чонгук украл омегу у мира, забирая полностью себе, заполняя полностью собой.                     Отдых завершён — завтра они возвращаются в родные места.                     Чего только не повидал омега! Куда только не таскал альфу!       Кафедрального собора Святой Марии Чимину не хватило. Следующим пунктом назначения стал дворец Альмудайна, служащий королевской резиденцией. Особым интересом омега воспылал к башням: на одной установлена скульптура архангела Гавриила, а вторая — Башня Голов — имела жуткую историю: в пятнадцатом веке здесь вешали отрубленные головы преступников. Вот к ней-то и стремился любопытный супруг.       Омега пищал от удовольствия. Альфа радовался.       Впечатлённый мавританской культурой, на следующий день Чимин потащил мужа любоваться руинами арабских бань, принадлежавших давным-давно одному из самых богатых мусульман, проживавших в этих местах, и являвшихся частью роскошного дворца. Пока супруг, как ребёнок, лазал по всей округе руин, альфа терпеливо дожидался под деревом, обмахиваясь очередной брошюркой. Устроившись прямо на траве, он благодарил небеса за то, что они спрятаны посреди пышного сада.       Омега пищал от удовольствия. Альфа радовался.       Но как выяснилось тем же днём, рано радовался. На вечер омега запланировал посещение замка Бельвер, и не просто походить и посмотреть, а послушать двухчасовой концерт классической музыки.       Омега пищал от удовольствия. Альфа не радовался.       На следующее утро Чонгук понял, что вчерашний концерт классической музыки — это ещё не предел мечтаний его супруга, когда он ознакомил его с маршрутом на день грядущий — Пещера Дракона. Спустились на глубину двадцати пяти метров, чтобы повосхищаться «удивительными формами и рельефами стен, а также причудливыми сталагмитами и сталактитами» (Чонгук до сих пор закатывает глаза, вспоминая горящие восторгом глаза супруга от… камней, как он считал). Как выяснилось потом, посетят они не одну пещеру, а несколько, соединённых между собой подземными озёрами. Посмотрели на наскальные изображения древних людей, опять послушали классическую музыку. От приближающихся звуков скрипки, у альфы нервно задёргался глаз, но, на его радость, концерт оказался коротеньким: музыканты играли, проплывая мимо туристов на лодках.       Омега пищал от удовольствия. Альфа сдержанно улыбался.       Исследовали, как культурно выразился Чимин, а по мнению Чонгука, облазили горную цепь Сьерра-де-Трамунтана. Полюбовались красивейшими средиземноморскими пейзажами с оливковыми и апельсиновыми деревьями и водяными мельницами. Сгоняли на мыс Форментор и поднялись на смотровую площадку Mirador d’es Colomer. Чонгук чуть не выплюнул лёгкие, пока поднимались по винтовой лестнице маяка на самый верх. И всё ради открывающихся великолепных видов. И всё ради довольного писка омеги. Съездили в самый глубокий в Европе аквариум с акулами, где имеется самая большая коллекция живых кораллов и подводных обитателей всех морей и океанов. Даже добрались до южной части острова. И всё ради миндальных садов, не дающих спокойно спать по ночам омеге.       Омега от удовольствия уже не пищал: долго он не сможет смотреть на миндаль. Альфа ухмылялся.       И каждый день куда-то бежали, торопились, смотрели, знакомились.       Каждый день объедались виноградом, персиками, инжиром, дынями, хурмой, гранатами, грейпфрутами.       — Чонгук, кажется, я поправился! Грейпфрут же помогает похудеть?       Но на следующий же день всё по новой: отварной лангуст с оригинальной миндально-чесночной приправой или очищенные креветки, обжаренные в кипящем оливковом масле с чесноком, запеченная в соли дорада или морской окунь, паэлья или тумбет.       — Gato de almendra, - очередным утром на веранде летнего кафе перед омегой поставили тарелку с куском миндального пирога и шариком ванильного мороженого.       Чонгук ждал, когда супруг отвернётся, поморщив носик: он помнил, как пару дней назад, объевшись миндаля, омега обнимался с мраморным другом и уверял, что никогда и ни при каких обстоятельствах не возьмёт в рот миндаль!       Пока альфа предавался воспоминаниям, тот уже умял десерт.       Этим же вечером его опять мутило, и он снова во всём винил миндаль. И снова зарекался его не есть.              И вот прощальный вечер.       «Оранжевый экспресс» из центральной части острова, стуча колёсами по трамвайным путям, устремился к горному массиву Сьерра-де-Трамунтана, прошёл сквозь тёмный туннель, вышел на пышные апельсиновые плантации и, наконец, вкатился в средневековый городок Сольер с мощёными улочками, вдоль которых тянулись традиционные домишки с зелёными ставнями. Миновав церковь Святого Бартоломея, музей «Кан-Прунера», славящийся работами Пикассо, Миро, Матисса и других известных художников, прибыл на вокзал. Дальше Чимин увлёк мужа на пешую прогулку.       Недоумевающий мужчина, следуя за загадочно улыбающимся супругом, бросал немые вопросительные взгляды, получая в ответ лишь молчаливые улыбки. Пройдясь по узким улочкам, вышли к берегу, оказавшись на пляже Патики. Потанцевали под зажигательную колоритную музыку.       — ¡Genial! ¡Ustedes son una pareja maravillosa! — под аплодисменты краснел омега, прижимаясь к мужу.       — ¿Por qué se paran como ídolos?! ¡Bésense!       И со всех стороны посыпались громкие восклицания!       — ¡Sí! ¡Bésalo!       — ¡Si no lo besas, lo haré yo!       — ¡Sí! ¡Lo besará! Así que Date prisa!       Чонгук больше не стал ждать: он приподнял лицо супруга за подбородок и утянул в страстный поцелуй. Они целовались жадно, тесно прижимаясь к друг другу. Чимин от нетерпения привстал на носочки и прильнул к мужу, обвивая руками шею и чувствуя на своей талии сильные руки альфы.       — ¡Sí! ¡Sí! ¡Así es!       — ¡Se lo comerá! ¡Miren esto!       Их не смущали свист, громкие выкрикивания и смешки, адресованные только им.       Наконец-то оторвавшись друг от друга, смеющиеся, они покинули пляж, снова возвращаясь в городок. Пройдясь в гору, в этот раз Чимин свернул к пышным садам. Пройдя сквозь каменную арку, увитую цветами, они оказались во дворике ресторана Es Racó. Чимин заранее забронировал столик на последний вечер. Он хотел отблагодарить мужа за незабываемые «медовые дни», проведённые на испанском острове. Романтичный вид с прекрасным видом на горы — по мнению омеги, лучшее завершение отдыха!       Паре отвели уединённое место на одной из отдалённых открытых террас. Их уже поджидал стол, накрытый на две персоны. От любопытных глаз влюблённых скрывали воздушные белоснежные занавески. Солнечные лучи играли на столике, фарфоровой посуде, хрустальных фужерах. Британский шеф-повар, альфа, предлагает постоянно меняющееся меню из всего, что соответствует сезону и может быть приготовлено в течение дня. В меню каракатицы, кефаль, устрицы, медовые баклажаны и прочие блюда традиционной балеарской кухни.              Ужин начали с лёгкого. Чонгук остановил свой выбор на мидиях карри, а Чимин — на холодном вишнёвом супе. Пока готовился заказ, принесли бутылку местного вина — Azoe Verdejo. Чимин, не пивший алкоголя за время всего отдыха, не считая первого вечера, когда они пробовали сангрию, не отказал себе в бокале белого.       — У тебя странные вкусы, — они наедине.       На столе сырная тарелка, оливки, фрукты.       — Почему? — омега смотрел на мужа поверх бокала.       — Ты серьёзно хочешь вишнёвый суп? Ты уверен, что будешь его есть?       Омега на мгновение задумался, глядя на горы. Чонгук видел сведённые к переносице брови и поджатые губы.       — Да, — повернул красивое лицо к мужу, — буду. Я очень хочу вишнёвый суп, — откусил кусочек дыни.       Альфа ничего больше не сказал по этому поводу.       И правильно сделал: вишнёвый кулинарный шедевр Чимин оценил по достоинству!       — М-м-м! — постанывал омега, отправляя в рот очередную ложку супа. — Это божественно! — он прикрывал в блаженстве глаза, заламывал брови и качал головой. — Ты должен это попробовать! — омега зачерпнул ложкой суп и протянул мужу. — Попробуй! — альфа чуть подался назад, отворачивая голову вбок и давая понять, что не горит желанием отведать это. — Ну пожа-а-алуйста! Ради меня! Всего одну ложечку! — умолял омега мужа. Под таким натиском Чонгук не мог устоять, и его альфья броня с позором пала перед хитрыми омежьими ужимками: он наклонился ближе и открыл рот — сразу же влилась полукислая густая рубиновая жидкость с кусочками ягод; он поморщился. — Вкусно же! — не унимался омега. Муж в этот момент кислятину заедал мидиями.       — Кисло, — дрогнул альфа. — Как ты это ешь? — он с удивлением смотрел на супруга, на лице которого ни единый мускул не дрогнул.       Странно.       После вишнёвого супа Чимин решился на сибаса с укропным соусом, а Чонгук — на каре ягненка с оливковой корочкой.       Они наслаждались ужином, делились впечатлениями от отдыха. Чимин от души посмеялся над рассказом альфы о том, как у него в пещерах задёргался глаз, когда услышал классическую музыку, вспомнили Сокджина, который за всё время ни разу не позвонил, и ресторан: как там все без них?       Но уединение пары было неожиданно прервано: к ним вошли официанты, толкая перед собой заставленную блюдами тележку. Как оказалось, до шеф-повара дошёл слушок о том, что сегодня свои присутствием почтили ресторан молодожёны, и поэтому он специально для них приготовил местное традиционное блюдо — лечона. Также отдельно для омеги, по достоинству оценившему вишнёвый суп, шеф повар испёк…. (барабанная дробь!) миндальный пирог с густым шоколадным соусом. Рядом таял шарик апельсинового мороженого. Как только Чимин услышал слово «миндальный», то сразу покатился со смеху, уткнувшись лбом в стол. Официанты растерянно переглянулись, но Чонгук поспешил их успокоить:       — Видите ли, — он почесал бровь, — мой супруг очень хотел попробовать этот знаменитый пирог, а вы угадали с его желаниями. Это он так радуется, — муж обеспокоенно посмотрел на супруга. Чимин, просмеявшись, вытер слёзы со щёк и, улыбнувшись, извинился:       — Что-то я сегодня очень чувствительный, — глубоко вдохнув и быстро выдохнув, ответил омега. — Простите, — повернулся к официантам, — я очень хочу этот пирог! Благодарю от души! — приложил ладони к груди. — Интересное, а что такое лечона? — омега с интересом смотрел на закрытое блюдо.       Один из официантов поднял крышку и отошёл. Чонгук поблагодарил, и, облегчённо выдохнув, трое альф пожелали приятного вечера и удалились.       На огромном овальном блюде, украшенном листьями салата, укропом, базиликом, солёными огурчиками и помидорами черри, лежал зажаренный до хрустящей корочки молочный поросёнок. Выглядел он очень аппетитно. А аромат — потрясающий! Альфа глянул на омегу и… испугался. Побледневший супруг, схватившись за живот и прикрыв рот ладонью, с ужасом смотрел на поросёнка. Чонгук понимал, что он пытается справиться с позывами тошноты. Быстро вскочив на ноги и подхватив супруга на руки, он вбежал в зал. К нему навстречу уже спешил один из официантов.       — Где…       — Там! — указал рукой молодой человек.       Чонгук ринулся в указанном направлении, вбежал в уборную. Чимина стошнило прямо в раковину. Пока его выворачивало наизнанку, альфа стоял рядом, придерживая за плечи и подавая бумажные салфетки. Чимин только успевал поблагодарить, как его снова накрывали новые приступы. Через добрых полчаса Чонгук вынес обессиленного омегу на руках из ресторана, где их уже ждал автомобиль.       Посетители обеспокоенно переглядывались, перешёптывались, провожая взглядом пару. Только на кухне ухмылялся шеф-повар и ждал, когда проигравший официант отсчитает нужную сумму.       — ¿Cómo supiste que estaba embarazada? — поинтересовался недовольный официант.       — ¡А-а-а-а! — протянул шев-повар. — Verás, solo las embarazadas pueden comer mi sopa de cereza. ¡Y el lechón lo confirmó todo! — парень на эти слова только фыркнул, но тут же спросил: — ¿Sabes quién va a nacer?       — ¡Claro! ¡Omega!       А в это время, пока ехали в машине на виллу, Чонгук успокаивал плачущего супруга:       — Это же поросёночек, Чонгук! Как можно есть ребёночка?       Альфа молчал: он не знал, что и сказать.