Этот клоун всегда такой?
***
На Кубе мы находились уже практически неделю, когда случилось это. Это произошло в тайном логове Фрэнка Вудса. Разруха, песок и пальмы уже осточертели. В печенках сидела и вечная жара, и отсутствие адекватных заданий. Иногда мы выходили на разведку в поисках зацепок по местоположению семьи Монтальвано. Необходимо было найти главу семьи, чтобы остановить поставку наркотиков в ближайшие государства. Так нам сказали. Сарда имеет гражданство Британии, вот только в Королевстве его давно нет. Пришлось ехать на родину, «расспрашивать» его семью. Недавно наши вылазки увенчались успехом и мы обнаружили порт, принадлежащий его сыну, но так и не зачистили его. Наше ожидание затягивалось, мы уже несколько гребаных палящих дней ждали отмашки генерала и потихоньку сходили с ума. Все относились к заданию слишком беспечно. В этот раз всю 141-ую раскидало по свету по нескольким мелким заданиям. Наше дело казалось самым плевым. Прямо сейчас маемся ерундой вместе с Дельтой под большим тентом, служившим импровизированной столовой. Роуч, Гоуст и капитан Прайс — вот все, кого отправили на гребаный край света запекаться вместе со мной. В разгар ночи мы частенько напивались ромом и пивом, а утром выходили тренироваться до наступления испепеляющей жары с полудня. Темень ночами здесь стояла непроглядная и поэтому те, кто хотел потравить байки, выпить и покурить в теплой компании пододвигали лавки ближе, под тусклую лампу, у которой вечно парили мотыльки. Наша база находилась в глуши. Ори сколько угодно — за две мили только пляж и тропики. Ором я и занялся: — И этот французский рокер слез со сцены и говорит мне: «Ты сейчас точно бифштексом станешь»... или типа того, бля, я не помню. Там точно было что-то про еду. А я смотрел на его рот, он слюной брызгал, попадало даже на бармена и музыкантиков, которые держали его с обеих сторон. Его багетный квартет больше был похож на семью чихуахуа. Все такие маленькие, глаза навыкате. Половину слов Алекс Мэнсон и Джозеф Боуман, командование Дельты, пропускали мимо ушей, хотя сидели ближе всех. Слушали, кажется, только Прайс и Роуч. А Гоусту наша компания была совершенно не интересна. Начало он еще вроде бы слушал, но сейчас отвернулся окончательно. Стоял у дальнего стола, как и любил — скрывшись в темноте, скрестив руки на груди. — Я и решил врезать! Но рот был настолько большой, что мой кулак просто… просто провалился туда! Мы охуели. А он был пьян, вы не знаете, как! И я тяну, и он тянет… Парни прочухали, что это уже полный пиздеж и закатили глаза, пуская тихие комментарии. Всем насрать, если честно, что я там несу, как и мне. Просто хотелось веселить этих ребят. За неделю мы неплохо поладили со многими из Дельты. И это было немаловажно для четкой координации на вылазках. — И вот я тяну особо сильно. И все, и пиздец. — Я встал в позу навострившего уха охотника, жестикулирую как театральный актеришко. — Кулак вылетает со скоростью света, прямо с его передними зубами, клянусь, четыре зуба! И моя рука летит пря-амо мне в лицо. — Я там был. — За плечо меня берет Прайс. — Забирал его из бара без сознания. — Не-ет, какой позор. — Откинулся назад Роуч. Послышались легкие смешки вокруг. Даже Алекс и Джозеф отвлеклись от карт и сигарет, чтобы пустить колкость в мой адрес. — Я не отключался, сэр, серьезно. Не, не, я помню! Помню, что сказал потом. Я спросил… Не знаю, по какой причине я тогда развыступался, пьяная голова не давала покоя. Оглядывал всех, искал, кто засмеется точно. — Я говорю: могу угостить только сыром. — Помутненным взглядом искал поддержки. — Ну? Кто догадался? Я заметил, как Гоуст повернулся, будто хотел ответить… Нет, конечно, нет. Он не шутил при мне ни разу, вряд ли ему нравится, что юмор существует. По крайней мере мой. Но его глаза точно теперь смотрели на меня в предвкушении неожиданной развязки. Остальные не подали виду, но хотя бы молчали, чего было даже много, так что я смотрел только на Гоуста. Я привык не ждать никакой реакции от него, хотя мне польстила эта крупица внимания. — Рокфор! Юморнул я знатно, сверчки зашумели сильнее. Но вот о-он, непотопляемая черная глыба, камень во плоти, сморщил свои темные глаза, что блеск в них сверкнул словно молния. И тут же исчез. Плечи попытались скрыть его тихий смешливый выдох и, клянусь всеми богами, он отвернулся довольный. Чтобы, конечно, вернуть себя в состояние камня. Его не могла тронуть моя шутка, потому что она была полной парашей, которую я придумал на ходу, чтобы мы задержались еще на некоторое время в этой продуваемой со всех сторон палатке. Возможно, его равновесие пошатнула комичность ситуации с отсутствием смеха. Возможно, моя тупость. Возможно, необъятная харизма. Но это неважно, ведь это произошло и увиденное не изменить. Мир остановился на этом самом моменте, развернулся и стал крутиться в другую сторону. Когда я увидел, как Гоуст проявил свою первую хрупкую позитивную эмоцию. Он ведь посмотрел на меня и издал бесшумный смешок. Да, такое было. И длилось оно вечность. Вечное гребаное мгновение. Я смотрел на него до тех пор, пока он не повернулся снова и не смерил грозным взглядом. Облажался. Холод вернулся во взгляд и ударил меня поддых. Голова опустилась, плечи снова напряглись. Он глядел на меня исподлобья, говоря всем видом: «Мне похуй, что ты видел, ничего не было». Но мне явилась открывшаяся черная дыра. Я будто стал видеть больше, понимать больше. Узнал, что у этих глаз есть свой цвет, свой спектр эмоций. Что он способен на эмпатию. Ко мне. К тому, кто его раздражает, с кем ему приходится постоянно быть начеку. Темный угол, в котором стоял Гоуст уже не казался таким черным. Я каким-то неведомым образом теперь улавливал каждое микродвижение лейтенанта, ощущал, что он живой. Огромные мышцы, ремни, стягивающие его ляжки и талию, а эта балаклава… Черт бы ее побрал, зачем он ее носит? Он не снимал ее ни разу, а я даже не задумывался над этим. — Этот клоун всегда такой? — Алекс перекатил зубочистку в другой уголок рта. Я повернулся на его вопрос с намерением отрицать услышанное, но все равно искоса посматривал на Гоуста. Что-то треснуло во мне. Я не мог воспринимать теперь Гоуста как раньше. Часть моего тела будто была возле Гоуста и общалась на немом языке, а другая вела себя как обычно — шумно, весело, беспечно. Лейтенант опустил руки на края столешницы, к которой до этого была приложена только его задница. Взгляд стал искать что-то вокруг. Точно, он ничего не пил весь вечер. О, нашел бутылку. Осматривает так внимательно. По какому параметру оценивает ее пригодность? Гоуст пытается уйти, пока никто не начал рассказывать что-то еще. Надеется, не заметят и отпустят прибухнуть в нашем подобии дома — бетонной казарме, которая стояла рядом. Все-таки взял пиво, незаинтересованно осмотрел нас. Глаза задержались на сержанте Фрэнке Вудсе, а на меня даже злобно не зыркнул. Почему на нем? Спина лейтенанта казалась уставшей, задумчивой. Она стала отдаляться от общего веселья, пока не пропала вовсе. Выждав момент я направился за ним. Дождался, пока все разговоры не иссякли и будто не из-за любопытства вошел в казарму. В глубокой тьме увидеть что-то было тяжело. Свет не был включен, единственным источником освещения оставались фонари по периметру, лучи которых заползали в не слишком свежее помещение из кривых окон. Все наши кровати были отделены друг от друга болотной тканью, которая слегка просвечивала. Будто она могла спасти нас от храпа Прайса. Я услышал как медная крышечка отскакивает от горлышка, а пиво начинает дышать. За одной из ширм скрывалась грозная фигура. Я только смутно разглядел ее тень. Широкая спина выпрямлялась для глотка, а голова поворачивалась к окну, как к единственному интересному предмету. Пиво стукнулось о стенки бутылки и успокоилось. Гоуст даже не снял маску, видимо, только приподнял снизу. Я понял это, ведь голова осталась такой же плотно обтянутой. Загадочный, сука. Я облокотился плечом к стене и не осмелился подойти. Чувствовал, что он не из-за интровертности не захотел пить с нами. Ему просто это было не нужно. Мы не нужны. Сослуживцы для него — любимая работа, заработок, обязанность. Никакие не помощники или необходимые предметы инвентаря. Ему незачем было сидеть с нами, незачем поддерживать хорошие отношения. Незачем расточительно расходовать те три грамма эмоций, которые у него остались. Но назревал от всего этого вопрос: какое мне дело? Если все черное, то какого я могу различать столько оттенков? И почему я задаю вопросы?***
Алекс поднял всех с рассветом, даже раньше. Генерал Шепард доложил о начале миссии. Все, как и всегда, должно пройти гладко. Есть семья террористов, есть два подразделения. И, очевидно, кто должен одержать верх. — Сегодня перед нами цель — младший из семьи Монтальвано. Динос. Он взял на себя самую большую часть бизнеса — транспортировку между странами. Кокаин перевозится на его кораблях раз в неделю, в остальные дни он работает в белую. — Его баржа нужна живой. И по возможности нужно узнать у Диноса, где его отец, — скомандовал Прайс. — Какое нам дело до груза? — Джозеф держал свой М16, уже готовый просто застрелить его. На самом деле, я тоже. Мне плевать на то, сколько кило он перевозит, это не отменит его будущих страданий. Отец Сарда был главой всей этой хуйни, которую они ворочают у границ США. По сведениям, он распространяет заразу на все материки. Государства гоняются за его головой как полоумные, перекладывая ответственность за его дела друг на друга. — Соуп, Боуман, Гоуст. Никто не должен покинуть здание порта. — Есть, сэр, — в один голос ответили все трое. Прямо синхронистки мы с мужиками. За утро я впервые услышал голос Гоуста, в потоке шума брифинга. Он, очевидно, не смотрел на меня. Думаю, его не злит мой взгляд, скорее, отвлекает. Как бы он не старался это скрыть, но он способен чувствовать. Притупленно. Армия дала ему панцирь, в котором он мог бы спрятать даже это. Заебись, наверное, — устрашающе непробиваемый всегда, бесконечно. Поднимает себе самооценку. Вид его даже мне внушает трепет. Постоянно, как смотрю на него, думаю, что хочу быть еще брутальнее, еще выносливее. Хочу быть лейтенантом, прямо как он, а лучше капитаном. Эта уверенность в себе, в своих умениях, заряжала не только меня. Пожалуй, это и есть главная черта Гоуста. Без выебонов, он просто был одним из лучших в деле. А выражение глаз-то… стекло, шипы. Возможно, были случаи, когда ублюдки убивали себя раньше, чем он подойдет ближе. А от моего лица можно только захотеть целиться точнее. — Ты понял, Соуп? — Кто-то инструктировал меня. Вот блять, это плохо, я прослушал инструкции. Человек не должен мешать солдату. Иначе человек умрет. — Да, сэр. — Будем внимательны с тем, чего от меня ждут. Не первая вылазка, догадаюсь. — Сержант, на пару слов. — Сзади меня окликнул проникновенный холодный бас. Я повернулся к нему без страха и махнул рукой: — Элти! Готов к долгожданной миссии? Мой любимый дурачок внутри проснулся и готов нести херню. Может, у меня это защитная реакция — улыбаться и тупить? Никто не имеет право осуждать. Но дыхание все равно сбилось, когда лейтенант подошел крайне близко ко мне. Он почти прижался в плотную, опустив лицо, чтобы смотреть на меня как можно более давяще, ведь я был ниже него на пол головы. Мощная грудь прижалась к моей, почти толкая. Я отшатнулся назад. Это был вызов?! Что ж, тогда я его принимаю. Прижался к нему в ответ и поднял подбородок выше, хитро скалясь. Черт, я могу видеть просто непозволительно огромную часть его лица — глаза в камуфляже и переносицу. Даже брови немного. Этот опасный чертила смотрел на меня классическим взглядом «почему ты не понимаешь очевидного». А я и рад не понимать, если мне объясняют именно так — с долей эротики. Правда, не помню, когда брови стали эротикой… Сказывается отсутствие бабы. Мысли мутнеют от не снятого сексуального напряжения. Он обратил внимание на меня, а после вчерашнего я знал, что если смог один раз его расколоть, то эта брешь за мной навсегда. — Коммуникатор, — сказали сухо. Так вот, что ему нужно. Зачем? Блять, я все прослушал. Допустим, настроить внутренний канал связи. Блядство, главное не подавать виду. — Это одно слово, лейтенант. — Искрометно надеялся я на успех, вытаскивая прибор из кармана. Он просто забрал его и молча ждал, пока я догадаюсь о чем-то. Не догадался. Тогда он наклонил голову в одну сторону, затем в другую, словно показушно разминая шею. Затем выдохнул, глубоко и уставше. Железная грудь поднималась и опускалась точь-в-точь как тикают часы. Мне казалось даже я вторил ей. Все ясно, я таки его взбесил вчера слежкой. Вот только не чувствую в ауре ненависти или злобы. Здесь что-то другое. — Насмотрелся? — Равнодушно спросил он. Ему было похуй, что я отвечу. Я должен был понять намек. — Прости, элти. Я был пьян. — Голова сама собой качнулась в знак неодобрения своих мыслей и склонилась. О, блин. О-о, блять. Я почувствовал чарующий запах его тела. Бля, как же он нежно пахнет собой, так легко и мужественно. Еще не одет в «броню», грудь так близко, всего лишь тонкая ткань футболки. Повседневная балаклава... Как я сразу не почувствовал тепло между нами? Мы никогда не были так близко. Я никогда не видел его так близко! Пока я стыжусь своих мыслей, могу же оценить рельеф его груди, верно? Ради исследования, конечно. Глаза незаметно просканировали выпуклости и снова опустились виновато, чтобы не спалиться. У мужской груди возможно измерить размер? Могу с точностью сказать, что размером они как две дыни. Сочные, округлые и твердые настолько, насколько это нужно. У него даже грудь больше моей, вот собака… Мне, конечно, жаль за свое поведение и мысли, но не слишком. Это ведь живой интерес. Да и чего он ожидал? Мог добиться только внимания своим видом. Ну, и страха, у кого-то, кроме меня. Он чертовски сильный и… блин, он только что из душа? Насколько часто он моется? Спит в душе, что ли? От его одежды пахнет так свежо. А я меж тем окружен своим потом, состою из него, одежда давно кое-где промокла. Стало мерзко от себя. Я машинально вдохнул и меня опять понесло в «живой интерес». В голове туман и желание дотронуться до его выпирающих частей тела. Нахуя он так близко? Унизить меня даже чистотой черной футболки? А, может, добить подготовленным к апокалипсису телом? Я задаю много вопросов! — Мне стоит переживать о миссии? — Удар по яйцам (фигурально). — Что? Нет! — Я придурок. — Я профессионал. Осаживать он умеет. Мне сразу расхотелось шутить для него. Для него? Элти выдержал паузу, заставляя меня напрячься, но дышать же я не переставал. Пока есть время, пытался понять его запах, заодно заглянул ему в глаза. Так они, похоже, карие… слишком темно. Еще и прищур этот агрессивный, чертовски горячий. В зрачках бы переливался свет, если бы он постоянно не хмурился вот так и не прятался в тени. Я знаю, я чувствую, что эти глаза когда-то были чистейшими прозрачными озерами. В них можно было видеть смех, они были созданы, чтобы быть счастливыми. Но сейчас все заросло тиной и покрылось копотью войны. Не переживай, Гоуст, я справлюсь с этим. Моя самооценка не подорвана, я покажу тебе все, что умею. Даже если я нахрен не знаю, где моя позиция. Меня привлекло неожиданное чувство тепла внутри живота. С Гоустом я в надежных руках. Это и есть связь, неосязаемая. Это не дружба, не соперничество. Чувство успеха? Будто я… проникся еще одной частичкой этого неизведанного человека. Это как пройти войну бок о бок, как доверить жизнь. Он не бросит меня, как бы сильно я его не бесил. Хрупкий узкий мост показался между нами. Не знаю, был ли он всегда? Живешь вот так, думаешь, что какой-то человек всегда будет далеко, как бы близко он не подходил. Что даже не имеет личности, только скилы, которые полезны для дела. Но вот он уже Саймон Райли в теле Гоуста. В твоем теле. Господи, сколько мы стоим, минуту? Моих мыслей хватит на целый вечер гиперфиксаций. Гоуст закатил глаза и отпрянул. Хоть бы на моем лице сейчас ничего кроме тупости не выражалось, молю. Я заметил, как на моей футболке хаки выступили потные следы в местах, где мы соприкасались. Надеюсь, ему не будет противно от моего пота. Блять, как же хорош запах лейтенанта. Лед, уголь, гребаная мощная машина. Мое тело автоматически доверилось ему, даже сил прибавилось. Сегодня я точно не умру. Он не допустит этого. Хочу, чтобы он делал так постоянно.***
Сбор закончили к концу дня и уже ночью заняли свои позиции. Очень удачно, что территория порта оказалась почти безжизненной. Пробраться на нее по темени не составило труда. Портовое здание больше походило на склад. Более разрушенный изнутри, чем на фото в материалах. Улизнуть оттуда можно было только через главные ворота или крышу. Как я понял потом, ворота держали Прайс, Старик Фрэнк и Алекс. Гоуст и Роуч прикрывали из засады. Я чувствовал прицел Гоуста, следующий за нами с Боуманом, словно ангел-хранитель. — Элти, — вызвал я его через наушник. — Соуп, — сухой позывной раздался в моем ухе. — Что общего между компьютерной игрой и евреем? — Скажи мне. — Cut-сцена. — Невероятно. Ладно, что-то тебя точно насмешит. Мы еще долго стояли по краям от открытых люков на железной крыше, ожидая, пока «крысы» начнут показывать носы. Через некоторое время в конце самого длинного пирса пришвартовалась нужная нам баржа. Мы ждали, пока вся команда покинет судно и зайдет в ангар. — Дельта 1–2, готовьсь, — раздался Прайс по общему каналу. — Браво, ловим их по периметру. — Контакт! — Крикнул Алекс. Начали. Наши ворвались с главного входа, когда никто не ожидал. Пока мы просиживали задницы, изредка отстреливая бегающих людей через люки, внутри происходило кровопролитие. Зачистка проходила успешно. Последнее ненужное тело было добито выстрелом в голову от Гоуста, когда покидало здание. — Отличный выстрел, Гоуст. — Ну не мог я совсем не отвлекаться на него. Теперь, извини, я подмечаю твою крутость. Все затихло. Пока двое наших искали Диноса по всему зданию, я и Джозеф направились к барже. Необходимо осмотреть покинутое судно. Боуман пошел вперед и забрался по мостику на палубу. Следов людей не видно и не слышно. Мертвая тишина и только плеск волн. — Боум, Соуп, на 12 часов. — Только и успел скомандовать Гоуст, поставив красную отметину прицела на грудь женщины, вылезшей из трюма. — Гринго, вы поздновато, — шипела она. Мелкая, агрессивная, писклявая псина. — Padre говорил, что вы придете. Динос оказался Диной. Загорелой молодой девушкой, державшей в руках детонатор. Охуевать от дезинформации времени не было. Необходимо было обезвредить тварь. — Какие же вы неподготовленные… — Обижалась она, размахивая угрожающим устройством. Я нацелил на нее винтовку. — Не стрелять. Она нужна живой, — сказал Прайс. — У меня ценный груз, если не забыли. В наше время так сложно найти полезных заложников, согласны? — Брось пульт, Дина! — Командовал я. Она говорила правду. Хоть ее лицо было искажено темнотой, голос не врал. На борту были невинные люди и она вполне могла прикончить и себя, и их. — Зачем? Такие idiotas не могут ничего решить словами. — Нестабильная пыталась угрожать нам, но мы лишь обдумывали пути отступления на всякий случай. — Вы все равно прихлопнете меня. И пойдете дальше убивать мою семью. Она смотрела на нас отчаянным взглядом. Точно взорвет. — А ты? Солдатик с ирокезом, — обратилась она ко мне. — Готов умереть за свой отряд? А? Конечно, нет, вы все предадите любого ради себя. Наемные гринго. Я полезнее вас. Блять, я не хотел воспринимать речь Дины. С ее стороны, конечно, все выглядит именно так — опять мы безвольные орудия убийства. Только говорит это каждый первый отбитый террорист со своей исковерканной идеологией. Она еще слишком мало знает. Моложе меня, может, ей и восемнадцати нет. Неплохой повод припугнуть ее, показав, что нас нужно бояться. Джозеф будто понял мое желание и всадил пулю прямо в ногу. «Хотеть сделать» и «сделать» — разные вещи. Выстрел оказался лишним, мы все это поняли. Боуман поддался на провокацию и, как оказалось, это пустило псу под хвост наше задание. Кричащая тварь упала. — Брось пульт! — крикнул я. — Пошли на хуй! — Она взялась одной рукой за ранение. — Джонни, прыгай в воду. Сейчас же! — Раздалось в моем ухе. …«Джонни», да? Пиздец, как сексуально звучит, когда его произносишь ты. — Либо говори, либо сдохни! — командовал Боуман. Бешеная сука демонстративно нажала на кнопку. Писк раздался еще неприятнее, чем ее голос. Через пару мгновений судно начало трескаться от давления изнутри. Так выходил взрыв откуда-то из трюма. Все произошло в одно мгновение, в то же самое, как меня назвали «Джонни». Так он запомнил мое имя, хотя и так ясно, что память у него идеальная. Он не мог не запомнить. — Соуп! — Снова этот голос, уже нервный. Биение сердца прервалось вновь, на этот раз, чтобы протрезвить меня. Это кричал инстинкт самосохранения. Я резко вернулся в реальность и бросился за борт. Раздался глухой скрежет металла и… бум. Под водой все будто далеко. Я закрыл глаза и через пару секунд успокоился, стараясь не захлебнуться. Как только я понял, что на поверхности безопасно, спешно стал всплывать. Очухался быстро, сразу сосредоточился на своем состоянии. Но в сердце кололо две вещи — невинные жертвы и коммуникатор со сладким голосом, потерянный теперь где-то на дне. На берег нам с Джозефом помогли выбраться Прайс и Алекс. Я повернул голову к охуевающему Боуману. Кажется, сегодня мы заново родились. Увидел, как бежит к нам Роуч, а вот Гоуста нигде не было. Без наушника стало непривычно, будто без бронежилета. Кажется, это была пробная опека и за последующие нужно доплачивать. — Ты как, сынок? — Волнительный Прайс дороже настоящего отца, ей богу. Я кивнул, что все в порядке. Осмотрел команду, затем понадеялся увидеть баржу, но увидел лишь обломки. — Дельта, Браво, сюда. — Полагаю, прозвучало в ушах у всех, кроме меня. Мы обратили внимание на другую сторону пирса. Туда тоже долетели обломки. Ящики с кокаином обуглились, развалились и жалобно плавали на поверхности. Но самое интересное было вокруг них. Я подошел к Гоусту, который, оказалось, ждал нас на мокрых деревяшках пирса. — Это Дина? — спросил я у элти. Прощупываю почву для примирения, но пока глухо: ни ответа, ни взгляда в мою сторону. На ящики приземлилось обугленное мясо. Оно раскинуло конечности и плавало кверху брюхом. Ничего приятного в этом не было, я поморщил нос от смешения запахов тлеющего мяса и цветущего моря. Nach í an bhitseach í, убивать непричастных? — Дина здесь. — Показал Прайс на другой разорванный труп, плавающий прямо возле нас. — Твою мать. — Алекс описал ситуацию красноречивее всех. — Так значит, они, правда, перевозили людей… Мы окинули взором всю территорию, кое-где еще оставались маленькие костры, но благодаря им было лучше видно тела, один за другим попадающиеся нам на глаза. Они всплывали или мы не сразу поняли, что искать, но к концу миссии мы насчитали около десяти человек.***
До базы добрались за пару часов. С тяжелым сердцем обо всем доложили начальству. Это был неудачный успех миссии. Казалось, отрезали путь для кокаина Сарды, но потеряли мирных жителей и информатора. Думаю, Дина бы ничего не рассказала об отце, но, возможно, о бизнесе или подельниках разболталась бы. Гоуст злился. Я теперь различаю твои оттенки черного, элти. На кого направлена эта эмоция? Как будто тихо внутри грызет себя за провал. Желваки проступают, а взгляд весит тонну. Он не смотрит на меня, потому что знает, что обязательно отчитает. Так взял и отчитал бы, черт возьми! Я чуть не пострадал из-за этого голоса, теперь было физически необходимо, чтобы он же вылечил меня. — Будем ждать экспертизы. Может, уцелели документы или опознавательные части тел, — доложил Прайс. — Отдыхайте, пока мы ничего не можем сделать. А я не мог отдыхать, шоковое состояние, которое помогало мне сосредоточиться, спало, адреналин не давал мне успокоиться, руки дрожали. Такое бывает, когда убиваешь людей, а потом чуть не подрываешься — обычное дело. Практически всю миссию я держал себя в руках. Не отвлекался на голос в моем ухе, не думал о зубодробящем прищуре, шутил как обычно и не обижался, что не слышу смеха в ответ, но в последний момент, когда еще одна нить связала нас, я не выдержал. Потерял бдительность на секунду. Такое интимное "Джонни". Он никогда меня так не называл. А Гоуст и не думал, наверное, что это может отвлечь. Для него все имеют имя и все они звучат одинаково. Да, война не место для человека.