Небо хочет упасть

      Он не бежит. Просто идет быстрым шагом, время от времени оборачиваясь – проверяет, следует ли за ним его новый знакомый. Мальчик не помнит имени, даже школьной программы и некоторых терминов, что знали дети, но… В общем-то, не так страшно.              С ног юношу сбивают неожиданно. И его спутника, как назло, не видно – тот был более физически развит, чем студент медицинского, кажется, до катастрофы учился в кадетском – носил военные жетоны – и с легкостью бы отбил его у нападавших.              Его силком кидают на колени, бьют перед этим в лицо, отшвыривают в сторону гитару, которая жалобно звенит, выворачивают карманы и сумку через плечо. Там недописанная курсовая, размытый вчерашним дождем студенческий и лекции.              — Звать тебя как, скажешь может?              — Я.. не помню, — цедит юноша сквозь стиснутые зубы, морщится, сглотнув кровь.              — Не помнит он, как же...              — Смотрите, чего нашёл! — слышится голос со стороны. Мальчишка совсем, тощий и белобрысый, вертит в руках потерявший свое назначение студенческий билет, — Написано "медицина". Народ, да он врач!              — Врач? — один из старших по-свойски тянет гитариста за волосы, — Значит им и будешь. Чё умеешь?              Гитарист стискивает зубы только крепче, уже почти ожидая удара за молчание. И его же получает – сильная пощечина заставляет его голову беспомощно мотнуться в сторону. Юноша шипит, пригнувшись чуть ближе к земле.              — Мальчики, а что это вы делаете? Ой, да у нас гость! – студент дергается, поднимая взгляд. Говорит это девчонка, совсем еще ребёнок – ей лет 14, не больше, — её рыжие волосы ухоженными волнами лежат на плечах. Даже на фоне остальной шпаны, новых бандитов и поветрия этого времени, она выделяется. И, к своему ужасу, понимает юноша, имеет слишком уж явное влияние на одного из главарей.              — … А мордашка у него миловидная, — с сожалением тянет эта девчонка, — жаль портить, да?              Она выходит вперед, и остальные расступаются, пропуская её.              — Развяжите руки, я не бью связанных, — чеканит девочка, и кто-то сразу кидается исполнять. Юноша растирает ранее пережатые запястья. Он смотрит на неё, задубевшим рукавом стирая с губ кровь. А рыжая девчонка смеётся и с размаху бьет его по рёбрам тяжёлым носком ботинка.       Гитарист откидывается назад, даже не успевая выставить руки для опоры, заваливается на бок, ударяя дужку очков о камень. По очкам идет трещина, слава богу, что они не разбиваются. Девчонка скалится, ставя ему ногу на грудную клетку, и давит. Резкими рывками, явно ставя себе цель: покалечить, но не убить. Юноша хрипит, тонкими, слабыми пальцами впиваясь в её ногу, давя изо всех сил на связку и резко дергая в сторону. Рыжая падает в сторону с визгом, подтягивая ногу к себе. Главарь рычит, дергаясь в её сторону и поднимая на ноги, предельно нежно и заботливо отряхивая от пыли.              — Ты охуел?! – он с кривым волчьим оскалом кидается к гитаристу, замахиваясь. Ладошка девушки вдруг ложится на его плечо.              — Не пачкай руки, Шеф. Давай-ка мы его… Мальчикам отдадим поразвлечься? Не люблю руки пачкать. Он ваш, мальчики!              Пацан злобно щурится, но послушно поворачивается к ней, расплываясь в ухмылке.              — Вы её слышали. Вперёд, он ваш.              Гитарист шипит почти отчаянно, пытаясь пнуть резко кинувшихся к нему малолетних мучителей. Отбивается, царапает кому-то руку до крови, вцепляется зубами в чьё-то запястье. Шпана отскакивает от него с визгом. Рыжая девчонка фыркает, даже прихрамывая, умудряясь идти красиво, словно хищный зверь к добыче.              — Неумёхи. Держите его за ноги.              Юноша опирается на руки, пытается отползти, перекатиться в сторону, но девичьи пальчики вдруг резко вцепляются в его волосы, откидывая голову назад.              Пальцы, измазанные пылью, затыкают ему рот, царапают щёки отросшими ногтями, проводят по губам и лезут в глотку. Он бессильно пытается кусаться, но пальцы в волосах тянут резче. Руки рыжей девчонки переползают на шею и обхватывают горло ошейником, сдавливая, лишая доступа к кислороду. Чужие руки сдирают штаны и разводят в стороны колени.              Гитарист задыхается. Мечется в хватке, хрипит, судорожно пытается хотя бы затылком удариться, чтобы отключиться. Рыжая держит его голову на своих коленях и скалится. Мир опасно кренится, глаза застилают слёзы боли и бессилия. Грязные руки впиваются в бедра. Больно. Больно...              Кажется, он кричит. Кажется, кусает руку, чужую, не руку девчонки, пытающуюся зажать рот. С каждой попыткой сопротивления, становится лишь больнее. Горше. В поясницу отдается жгучая боль, заглушённая удушьем.              — Н...не на... Не надо больше... Что угодно...              Девчонка хлопает в ладоши, и шпана разбегается по сторонам, как речная волна. Гитарист смаргивает слёзы, застилающие глаза. Девичья ладошка поднимает его очки и проходится по щекам, размазывая влажные солёные дорожки, смешивая их с пылью.              — Меня зовут Рита, — она скалится и наклоняет голову, — а ты будешь Гитарист. Будешь ведь? И что надо сваришь...              У него хватает сил только кивнуть. Едва заметно, всхлипывая и с болью сглатывая. Следы чужих рук черными пятнами-синяками расплываются на бледной шее.              Она помогает ему одеться, словно милостивая сиделка. А после кому-то что-то приказывает — ему приносят какие-то ампулы из разграбленной аптеки, разводят костер, швыряют в его сторону какой-то котелок.              Он дожидается ночи. Дожидается ночи и бежит, прихватив радиоприёмник, лежавший рядом с уснувшим усиленным препаратами сном главарём. Хромает, шатаясь на месте, задыхаясь от боли.              — Нашёлся! — полушепотом вскрикивают вдруг недалеко. Его спутник спрыгивает с балки упавшего здания, подскакивает, протягивая руки. Гитарист отшатывается.              — Нам надо бежать, — мальчишка резво подныривает ему под руку, помогая выпрямиться. Дышать становится больно до нетерпения.              — Я не могу. Мне нечем дышать, я задыхаюсь... — сипит юноша, полностью облокотившись на своего спутника, — надо молиться, чтобы не выяснилось, что она переломала мне рёбра...              — А кому молиться?              — Богам, малыш. Забытым, как теперь выяснилось.