***
Следующее утро не было столь радушно к ней. Провозившись с подготовкой к зачету до трех ночи, Марина заснула, даже не переодевшись и не умывшись. Какой бы отличницей и умницей та не была, студенческая жизнь оказалась больным пинком на жизненном пути. И сейчас она летела до следующей остановки, пытаясь левитировать между препятствиями, которые так услужливо подставляла судьба. Но даже в такое утро, девушка не потеряла своей собранности, начав новый день, по обычаю, с зарядки. Сделав аккуратный макияж, надев выглаженное чистое платье и уложив волосы, Марина позволила себе выйти за пределы квартиры. Внешний вид — это чуть ли не половина хорошей репутации. А от этого девушка не намерена была отказываться. Мысленно повторив ключевые моменты перед тестом, Марина неспеша двигалась к университету. По пути заскочила в полюбившуюся за время пребывания в Японии кофейню. Кофе — залог бодрого утра. В голове тем временем пронеслась идея завести побольше знакомств в чужой стране. И хоть это сулило привязанность к кому-либо, но также это могло способствовать укреплению ее позиции в социуме Японии. Неспешно пройдя по коридору первого этажа университета, Марина свернула в сторону лестницы. Лифт в это время был излишне полон, да и пройти несколько пролетов по ступенькам не составляло труда. Лекционные аудитории были огромные, вмещая в себя около трехсот студентов. Марина часто приходила пораньше, чтобы занять место поближе к лектору: так и слышно все и видно с доски. Корпя над учебниками, погружаясь частенько в экран ноутбука, девушка сильно посадила зрение. По-хорошему стоило записаться к офтальмологу, ведь нынешние линзы совсем не спасали. Ранее выписанные диоптрии уже не подходили. На часах большая стрелка еще не показывала и восьми утра, тогда как на первом и втором ряду уже сидело несколько десятков студентов. Она не одна такая, ранняя пташка. То небольшое, но весомое количество студентов со всего потока имели точно такую же привычку — приходить немного раньше. Марина, продвигаясь между студентами, заняла одно из пустующих мест на первом ряду. По левую руку от нее оказался парень, контрастно выделяющийся из толпы своими малиновыми волосами. На секунду девушка столкнулась со взглядом точно такого же цвета глаз, узнавая в своем временном соседе капитана баскетбольной команды. Будучи левшой, Марина умудрилась несколько раз задеть локтем руку своего соседа-правши. Из-за таких ситуаций она корила себя, что не заняла место у самого края, пусть то было бы и на пару рядов выше. — Извините, — тихо бросила Марина лишь бы не отвлекать других. — Ничего страшного, — учтиво, но как-то отрешенно ответил парень, для удобства слегка отодвинувшись от девушки. Так они бы чувствовали себя чуть свободнее. — Не подскажите, какое кандзи пятое в седьмой строке? — спросила Марина, как только начался перерыв. Преподаватель старался выводить каждую закорючку и штрих предельно аккуратно, но даже это не спасло. Девушка, придав виду чуть более строгий и непринужденный вид, обратилась к соседу. Вместо этого сосед добродушно и, возможно, несколько снисходительно улыбнулся, придвигая свою тетрадь ближе к русской, указывая двумя пальцами куда-то в свой конспект. Быстро переписав необходимое, Барановская склонила голову в знак благодарности. — Акаши Сейджуро, — представился студент. Все знали его не только из-за активной внеучебной деятельности. Это же имя светилось всегда в списках самых преуспевших. Акаши всегда занимал первое место в рейтинге. — Марина Барановская-Фельцман, можно просто Барановская, — собственное имя сорвалось слишком легко, после чего девушка отвернулась, посчитав столько короткий диалог оконченным. Продолжая писать конспект, Марина периодически поглядывала в учебник. В конце лекции должен быть зачет, и у нее есть еще немного времени на повторение. Ближе к четырем часам небо заволокло тучами. Первые капли дождя упали на землю, а после уже ливень застилал взор на ближайшие сто метров. Соприкасаясь с разгоряченным асфальтом площадки вокруг здания, он создавал пар, делая погоду еще более удушающей. Группа студентов столпилась у выхода из университета. Часть уезжала на машине домой. Кто-то вооружился зонтиком и продвигался в самый центр стихийного бедствия. А были те, кто возвращался обратно в здание. — Я на машине, подвести тебя, Барановская-чан? — спросил один из парней, вставая рядом с русоволосой. Огивара Тору не был лишен красивой внешности, оттого пользовался популярностью среди девушек. Но нравилась ему больше неприступная иностранка — европейская внешность, прекрасная успеваемость и столь манящая неподатливость. Она выделялась среди самых обыкновенных девушек. Разве не мечта? — Я пережду непогоду в стенах университета, Огивара-кун, — ответила Марина, вставая со скамейки, одной из тех, что были в укрытии от дождя. Поравнявшись с первым красавцем курса, девушка оказалась не сильно ниже парня за счет высокого каблука лакированных лодочек. А уж на фоне японок русская казалась непостижимой горой Фудзиямой. И вовсе не стеснялась модельного роста, наоборот гордилась, подчеркивая еще больше соответствующей обувью. -Зря отказываешься, Барановская-чан, — самодовольно улыбнулся парень, зачесывая пальцами непослушные темные волосы назад. — Я прекрасный водитель. — Не сомневаюсь, Огивара-кун. Как-нибудь в другой раз, — одарив спокойным, почти ничего не выражающим взглядом парня, девушка поспешила ретироваться. Эта непогода нервировала. Минуя цокольный этаж, Марина прошла в раздевалку. Университет предоставлял тренажерный зал своим студентам для профилактики здорового образа жизни. Мысли путались, и нужно было хоть как-то снять накопившийся стресс. Сколько еще времени понадобиться, чтобы залечить раны? Как долго она будет бояться сесть за руль или довериться кому-то? И как долго будет помнить тот дождливый день, когда вся жизнь перевернулась вверх тормашками? Марина не знала. Дождь навевал тоску, нагонял непролитые слезы. Встав на беговую дорожку, девушка с быстрого шага перешла на бег. Громкая музыка в наушниках заволокла пеленой разум. Стало как-то легко и невесомо. А тем временем цифра дистанции перешла за три километра. Задумавшись, Марина не уследила за собственным темпом, с грохотом свалившись с беговой дорожки. Ноги давно налились свинцом от перенапряжения. Наушники слетели — Марина услышала громкий стук своего сердца и тяжелое дыхание. Перенапряглась, увлеченная тяжелыми мыслями. — Черт! — выругалась девушка, совершенно не контролируя родную речь. А потом почувствовала, как кто-то взял ее за руку, помогая подняться. — Благодарю за помощь, — чуть склонившись, как того требовал этикет, девушка хотела поскорее уйти, дабы не продолжать столь неловкий момент. Ей не нравилось показывать собственную слабость. — Подожди, — снова остановил ее незнакомец. В этот раз девушка подняла глаза, созерцая перед собой уже знакомого юношу с малиновыми волосами, пряди которых слегка прикрывали такого же цвета глаза. «И думай потом, что японцы все на одно лицо: темноволосые и узкоглазые», — пронеслась в голове глупость, после чего так же быстро улетучилась. — Ты обронила, — Акаши протянул наушники, из которых все еще доносилась музыка. Его цепкий взгляд быстро оглядел иностранку, в то время как в ее душе отвращение к самой себе начинало обжигать. Такие ситуации били по собственному эго, заставляли показать слабость. Марина начинала ненавидеть себя за слабость и нелепость. Корить за то, что оказалась в столь неловкой ситуации. Сейджуро не смог скрыть удивление, наблюдая за похолодевшим взглядом Барановской. Студентка с излишне ровной осанкой и читавшимся высокомерием не походила больше на ту растерявшуюся девчонку, упавшую с беговой дорожки. Она была подобно статуэтке — изящной, достойной стоять на самой лучшей полке, но такой неживой, декоративной. И идеальной во всем. Иностранка, сдавшая японский язык на высший балл и не побоявшаяся претендовать на общее обучение. Великолепная успеваемость: ее имя часто красовалось на первом месте, соседствуя с его собственным. И никогда не было замечено ниже второго места. Акаши уважал таких людей. И сейчас, увидев эту студентку вновь так близко, он ужаснулся. В этих глазах цвета стали Акаши видел Императора. Личность, завладевшая на года телом, была такой же — самоуверенной, высокомерной, холодной. Но не лишенная благородства: ведь Император самолично уступил Сейджуро свое место, отдав тело навсегда. Или не навсегда? Пропустив мимо ушей ее благодарность, Акаши еще секунду понаблюдал за удаляющейся фигурой, чуть прехрамыващей на левую ногу, прежде чем ступить на беговую дорожку, ту самую, с которой умудрилась упасть студентка. На табло высвечивалось семь километров. Акаши подумалось, что эта девушка хороша не только в учебе, но и в выносливости. Должен ли он был предложить сопроводить Барановскую в медицинский кабинет? А если та сильно ушиблась? Нехорошие мысли быстро покинули голову Акаши. Он зачем-то переживает за ту, кто даже не является приятельницей. На смену ее раздумий пришло не только внутреннее, но и внешнее опустошение. Марина не заметила, как переоделась, как, передвигаясь по мокрым дорожкам, дошла до дома, отворяя дверь жилища на ближайшие годы. Дом, выполненный в европейском стиле — одна из редкостей в Японии, на которую, по случайности, Марина с отцом смогли натолкнуться. Один из дорогих районов, почти приближенный к центру, казался бельмом в Токио. Европейские дома не соответствовали общему традиционному стилю, оттого выделялись, но все равно имели место быть. Заперев дверь, Марина скатилась на пол. Эти два с лишним месяца оказались затишьем перед бурей. Быть сильной — большая ноша. И если нести ее слишком долго и беспрерывно, то можно сойти с ума. Марина плакала, выпуская все накопившиеся эмоции. Впервые за несколько месяцев одиночество вновь разлилось едкой жидкостью где-то в груди, отравляя организм. Еще немного…немного слез, чтобы дальше продолжать казаться сильной и не показывать собственную слабость. Еще немного, чтобы снова обрести возможность и ресурсы идти дальше по головам. Она сможет. Она сильная. Она слабая…одинокая и брошенная. Ее душа, ее любовь умерли в тот ненавистный день, когда машина упала с моста. Тогда шел дождь. Тогда погибла мама, а Марина простилась с собственной личностью.Глава 2.
30 марта 2024 г. в 18:23
Утомительный, но не менее хороший день подходил к концу. Солнце клонилось к закату, обещая наступление белой ночи. Дела в студсовете заставили задержаться до шести вечера. Но для трудоголиков-японцев это, в какой-то мере, даже рано. Те могли работать круглосуточно и без выходных. Марина, привыкшая к тяжелым умственным нагрузкам, все равно чувствовала себя вымотанной.
Присев на скамейку около университета, девушка позволила себе ненадолго расслабиться. Впереди ее ждали небольшие хлопоты по дому и несколько десятков страниц материала, который необходимо было разобрать к завтрашней паре. Но она справится, и не такую трудность приходилось преодолевать. Все знали ее, как преуспевшую во всем студентку, но никто не мог и помыслить какой тяжелый труд и сколько бессонных ночей стоят по другую сторону медали.
Знала лишь она сама и ее отец, что так был близок сердцу, как бы Марина не отрицала, ссылаясь на то, что чувства для слабых.
Открыв учебник по политологии на местном языке, девушка впилась взглядом в кандзи. В такие моменты Марина даже начинала думать на японском, на секунду отрываясь от реальности и забывая родную речь. Каждое слово переводилось сверхбыстро, даже не требуя времени на мыслительную обработку информации. Так, будто она была рождена японкой, впитывая речь страны Восходящего солнца с молоком матери. Иногда Барановской думалось, что так и есть.
Это произошло через пару месяцев после автокатастрофы, когда Марине не посчастливилось потерять мать. Сама она на несколько месяцев задержалась в больнице с серьезной черепно-мозговой травмой и парочкой переломов. Буквально заново училась жить. Уже выписавшись домой и как-то наблюдая за подругой, столь внимательно глядящей в экран телевизора, девушка никак не могла понять с каких пор русские начали снимать фильмы с азиатами. Пока не поняла, что понимает почти каждое сказанное предложение на японском. Это было больше на интуитивном уровне, ибо ранее этот язык никогда не изучался Барановской.
Непонимание и удивление — вот что чувствовала юная Марина вначале. Первый купленный учебник по японскому для начальных классов оказался освоен за неделю. Каждое слово, каждое грамматическое правило воспринимались как что-то некогда забытое, будто восполнение старых знаний. Пока в расход не пошла куда сложная литература. Параллельно этому Марина считала про мистику и переселение душ, о том, как некоторые после травм и комы заговаривали на чужом для себя языке или выдавали знания, ранее не знакомые для себя.
А потом девушка просто приняла. Пусть это будет чудо, которое дало ей преимущество в жизни. И Марина двигалась бы и дальше, поступила бы в какой-нибудь СпбГУ или улетела бы в Евросоюз или США. Начала бы строить карьеру там. Но чуть позже ей начали сниться сны. Сюжеты были разные, реалистичные — слишком уж яркие, чтобы думать будто то простое сновидение.
Частенько, закрывая глаза, Марина чувствовала как погружается в нечто иное. Чувствовала шум многолюдных улиц, видела яркие неоновые вывески: периодически слепившие рекламные ролики только-только зарождались в этом месте, но уже вносили свой вклад в развитие обстановки. Высокие здания сочетались с буддистскими храмами, а в окружении одни люди азиатской внешности.
Узкие улочки, вымощенные гладкой плиткой. Так не похоже на широкие асфальтированные тротуары ее дождливого города. Во сне часто солнце, теплый влажный климат. Она не чувствует холода.
В каком-то из снов она помнит длинную юкату и на ощупь не самые удобные гэта. И там, в сновидениях, отовсюду слышна японская речь. Несомненно, снилась Марине страна Восходящего солнца. Годов 80-90-х. А может это ее сознание воспроизводило японский, что так усердно изучала девушка в последнее время? Снились сны от дневных впечатлений. Картинки из учебников блуждали в голове, создавая калейдоскоп.
Чуть позже перед глазами начали мелькать и другие сцены, задействовавшие все ее сенсорные анализаторы. Проваливаясь в глубокий сон, Марина чувствовала вкус зеленого чая, который ранее никогда не пила, ощущала умиротворение и запах благовоний. Марина не любила зеленый чай, но не после этого сна. Отныне тот стал любимым напитком. Чувствовала боль, когда неких незнакомец наносил чернилами замысловатые узоры и символы на ее белоснежную кожу. Чуть позже русская набила точно такое же тату уже в реальности, как воспоминание о сне. Но было ли то всего лишь сновидением?
Она начала видеть лица тех, кто ранее казался серой большой массой незнакомых людей. Знакомая гетерохромия на светлом аккуратном личике, обрамленном темными густыми волосами — отражение в зеркале пробирало до мурашек. На нее смотрели уверенно, с прищуром. Этот взгляд Марина не могла спутать ни с чьим. Ведь это были ее глаза, смотрящие на нее будто зеркальная гладь.
Через какое-то время сомнения заменились в веру о том, что это далеко не игра сознания ночью. Что-то большее.
В одну из ночей Марина видела то, что пыталась забыть треклятый месяц. Видения о чужом убийстве, о том как собственная рука самолично перерезала чье-то горло, а кровь незнакомца окрасила свободные от одежды участки ее кожи. Алая жидкость оказалась на пальцах, забилась под пальцы. Двоякое ощущение: нетипичное данной ситуации спокойствие сменилось тревогой, и некий страх поселились в душе. Она помнила взгляд невинных темных глаз еще мальчишки. Вместе с тем, как серел взгляд человека, Марина ощущала, как стынет собственная кровь. Смирение пришло быстро.
Эти воспоминания-сновидения ворвались в жизнь девушки, став ее частью, оставив после себя неизгладимый отпечаток на личности. Интерес двигал Мариной в будущем, когда та обдумывала планы на жизнь. Это повлияло на выбор университета, стремление оказаться в стране, менталитет которой претил русской душе. И все оттого, что второе естество, приходившее по ночам и обозревающее ту другую жизнь, тянуло девушку на вторую по духу родину.
Мимо нее сновали студенты. Чужие разговоры под смех нервировали чуткий слух. Время на часах* перевалило шесть, но это не значило, что двери университета закрыты. Те же спортивные клубы продолжали работать до восьми. Оглушительно захлопнув книгу, Марина вдохнула приятный запах лета, подставив лицо последним лучам солнца. Стоило идти домой, ведь учебная деятельность еще не закончилась.