Modus Vivendi

      Крохотная ладошка обхватила его мизинец, и маленькая ручка потянула вперёд, заставляя переступить порог. Грейнджер суетилась рядом и, судя по звукам, пыталась в последний момент натянуть на сына шапку и шарф.       — Скорп… Ну постой хоть минуту на одном месте. Я не могу застегнуть мантию.       — Мам… — запротестовал малыш. — Мы только на секунду. Я хочу посмотреть не летит ли сова.       Драко невольно улыбнулся. Сегодня для Скорпиуса должны были доставить его первую детскую метлу. После долгих препирательств Гермиона сдалась уговорам сына и всё-таки отправила сову с заказом. В этом споре Драко сразу же решил держать нейтралитет, хоть и прекрасно понимал желание сына, потому что хорошо помнил, как сам в детстве с нетерпением ждал своей первой возможности полетать. Но так же он понимал и знал все волнения Гермионы и её страх, связанный с полётами на метлах. Особенно когда дело касалось их сына.       Своим упрямством Скорпиус даже слишком походил на мать, хоть и был внешне полной копией отца. Драко не терял надежды, что когда-нибудь всё-таки увидит сына и его улыбку своими глазами.       За эти годы, благодаря Гермионе, мир перестал быть серо-чёрным. И не только в метафорическом смысле. Она не переставала пробовать всё новые целебные рунические формулы и составы зелий. Теперь его глаза видели очень размазанные цветные пятна. Одно они узнали точно, прогресс сильно зависел от его эмоционального состояния. Ведь первые цветные вспышки Драко увидел в тот момент, когда Гермиона призналась ему, что беременна.       — Пап. Папа, сова. Сова летит! — прервал его мысли счастливый крик сына.       — Конечно, родной, — Грейнджер ответила за него, протискиваясь мимо Малфоя через узкий дверной проём.       Она помогла сыну распаковать его метлу и угостить сову заготовленным для неё совиным печеньем. Драко услышал, как сова, клацнув клювом, взлетела. Бурое пятно направлялось в свой домик на заднем дворе их дома.       С тех пор, как Малфой впервые переступил порог этого маленького домика, прошло десять лет. И именно здесь они с Грейнджер обрели свой мир и покой. В этих затерянных и позабытых всеми просторах Йоркширских вересковых пустошей. И были счастливы.       — Драко, ты счастлив? — она не устанет спрашивать, хоть и знает ответ.       — Ты знаешь, что сделает меня абсолютно счастливым… — уже привычно отвечает он и целует покрытую веснушками щеку.       Нежно и трепетно. Словно впервые. Всегда словно впервые.       — Малфой, ты опять? У нас есть сын, совсем скоро родится второй, а ты всё никак не смиришься с тем, что я не ношу твою фамилию? — Грейнджер упрямо вздергивает подбородок и не успевает увернуться от ещё одного поцелуя.       Уже в губы. И уже не нежного, а требовательного. До дрожи в коленях. Бушующих и берущих верх гормонов.       — Тебе даже не обязательно брать мою фамилию, я не настаиваю на этом. Я лишь хочу называть тебя своей женой, — на ощупь он ловит её руку и подносит к губам, второй гладит округлый живот.       — Ты неисправим, — он целует безымянный палец, то место, где должно быть кольцо.       — И я не отступлю… — рука нащупывает в кармане кожаный футляр. — Грейнджер, это пятьдесят шестой раз, когда я спрашиваю тебя. Ты будешь моей женой?       — Да, — кричит за неё Скорпиус, уже какое-то время наблюдающий за родителями.       — Это нечестно… — Гермиона целует его щёку и шепчет, — Да, Малфой. Твоя взяла.       Драко не верит своим глазам, потому что видит силуэт её улыбки. Нечёткий и расплывчивый. Но он видит, как она улыбается ему. Его Грейнджер. Его цель, смысл и способ существования.