Реальность в «здесь и сейчас»

— Фу, блять, нет! Отойди от мангала, я сам все сделаю. — Но, Блиц, — Мокси пытается возразить ему, но получает только шутливый толчок в бок, когда Блиц встаёт на его место и начинает проворачивать шампуры с мясом. — Кыш, ты не дорос до того, чтобы готовить шашлык, — говорит нарочно слишком серьезным тоном, будто это не он три дня назад кидал фотки в рабочий чат, где остервенело раскачивался на детской пружинной качели в форме единорога. — Иди помоги девочкам нарезать овощи.       Девочки, а вообще по сути только Милли и Октавия — Луна усиленно создаёт вид активной деятельности, пока залипает в телефон — стоят у раскладного столика и нарезают овощи. Милли ловит взгляд Мокси, направленный на неё и улыбается, отвлекается от огурцов и кивает. Эти двое, Блиц уверен примерно на тысячу процентов, существа четырехмерные и общаются через недоступное всем остальным четвертое измерение. Мокси улыбается тоже, а потом разворачивается и вздыхает особенно обречённо. — Пойду утоплюсь, — взгляд направляется к спокойному течению водной глади, через которую можно разглядеть даже дно. — Ты смотри в воду уже нельзя залазить, иначе тебя утащит водяной, БЛЯТЬ! — к нему подскакивают слишком резко, трогают за талию, и он натурально подпрыгивает, хотя сразу узнает кто это. Слишком знакомое ощущение от положения рук. — Столас, какого ты так подкрадываеешься.       Блиц звучит недовольно. Он очень хотел закончить народную мудрость про водяных и августовские купания, потому что кошмарить Мокси — занятие бесконечно веселое, особенно для Блица. — Пхах, прости, но ты был слишком увлечен углями, — Столас смеётся прямо на ухо и желание злиться даже в шутку тут же пропадает. — А должен был тобой? — шепчет на ухо, но достаточно громко, чтобы всё ещё пялащий на воду Мокси мог услышать. — М-м, может быть, — Гоэтия окружает его, клюет в шею и улыбается довольным котом. — Господи, пожалуйста, — Мокси возводит глаза к небу, — когда их конфетно-букетный период закончится… — Никогда, милый, — Милли появляется рядом, и Мокси забывает про всё вокруг, переплятаея пальцы с женой. Они вместе идут к воде, что-то щебеча с отвратительно сладкими лицами. — И это он нас ещё упрекает, — Блиц смотрит им в след. — Не утопитесь вместе, лады?       В ответ получает только большой палец от Милли. Тем не менее речка встречает их упавшим в нее Мокси, поскользнувшимся на травянистом обрывочном берегу, и Блиц ржёт в голосину, слыша как тот ругается на вороний язык начальника. Этот день обещает быть весёлым.       Погода стоит прекрасная, дождь вроде не планируется, хотя Блиц никогда не доверяет метеорологам полностью, познавший ужасы ветра и снега в «солнечно, плюс пятнадцать» ещё в студенческие годы. Солнце не печет так сильно, как делало бы это в середине июля, и от того, стоять перед раскалёнными углями не кажется адской пыткой, хотя пригревает неплохо.       Они собрались здесь такой странно огромной компанией сразу по нескольким поводам. Во-первых, Октавия поступила. Результаты истории вышли лучше, чем она ожидала. Блиц, к собственному удивлению, разделял её радость и радость её отца, который в одно утро вскочил с новой двухместной кровати с громким криком, разбудившим всех соседей. Октавия долго стояла на перепутье выбора между Питером и, внезапно для всех, Калининградом, упорно игнорируя существование столицы. В итоге сегодня они отмечают поступление в БФУ. И вчерашний день рождения Октавии.       В памяти ещё хранятся моменты того, как на свое восемнадцатилетие они с сестрой организовали блядушную пьянку на заброшке и убегали пьяные то ли от ментов, то ли от бандитов. Хотел бы он встретиться с ней сейчас, но она уже два года игнорирует его существование и скорее всего сменила номер на иностранный. Вия после своего праздника не выглядела помятой, наоборот, она была полна сил и бодро скакала по поляне, помогая то с одним, то с другим. В своих предвкушении и вдохновленности она до безумия походила на отца. Блиц не может сказать точно, где это чувствовалось сильнее: в машине, когда она со Столасом во всю глотку кричала сопливые попсовые хиты, или сейчас.       Октавия все ещё привыкает к существованию Блица, но они находят общий язык маленькими капельками, стекающими по душе приятными следами. Они оба ненавидят клоунов и считают «ОНО» комедией, любят панк-рок и готовы голову отдать на то, что психологический портрет Столаса можно сложить из Лазарева.       Вторым поводом стал день рождения фирмы. Им годик, они малютки, но успешные и со служебной машиной, которую приобрели неделю назад. Фургон был не новым, но стильным черным и приятным на вид, значительно расширял возможности работы. Ему больше всего, кажется, радовалась Милли, чем сам Блиц, торжественно вручивший ей ключи со словами: «Если что, то ты главная». Мокси в тот день закатил глаза особенно сильно.       Блиц, признаться, последний раз выбирался на природу неприлично давно и даже попискивающие в высокой траве у берега комары, прилипчиво щекочущие кожу и кусающиеся, вызывали странное наслаждение. Аромат готового мяса распространялся по округе и смешивался с запахом нагретой солнцем травы и болотистым привкусом пресной воды.       Блиц лезть в воду не хотел, Столас остался как-то равнодушен к этой идее. Из них всех только Луна с Октавией нацепили купальники и окунулись несколько раз. Милли лишь с грустью посмотрела на них. Время за готовкой прошло незаметно, он вертел свинину с одного бока на другой, поливал водой, и слышал на фоне то шутливую мелкую ругань то Луны с Мокси, то Октавии с Луной. Столас тёрся рядом, щебеча что-то про погоду, про чудесное место, и про то, что им надо было взять палатки. Блиц лишь однозначно и четко ответил отказом. Ни за что на свете он не согласится на ночёвку в лесу. Ему хватило детства и историй с облеванным пьяным батей в машине. Своя кровать, особенно новая с артапедичнским матрацем была неприкасаемой лежанкой навсегда — он ни на что её не променяет. Будь его воля, он бы как Физзаролли отказался от предложения, только в этот раз он сам выступил инициатором, а значит права дать заднюю у него не было априори. — Милс, ты чего не пошла? — спрашивает Блиц, пока снимает готовые кусочки с шампура. Все уже собрались за столиком в ожидании еды. Девочки даже успели высохнуть. — Я бы хотела, но не сложилось, — она смотрит на Блица, сердито поджав губу. Её выражение так и говорит, что Блицу стоит понять все без лишних слов. — А, точно, — он догадывается сразу же, и просто не может не воспользоваться возможностью пошутить. — Мы должны выпить за то, что ты не беременна!       Мокси давится куском хлеба от этих слов. За них Блиц проклят уже трижды и точно будет гореть в аду после смерти, но продолжает. — Я бы не пережил твоего декрета на второй год агенства, — Луна хлопает задыхающегося Мокси по спине.       Столас тихо хихикает на это, Луна не реагирует, Милли кивает и пытается помочь Мокси, а Октавия хмурится, предпочитая не комментировать. Она уже почти свыклась с тем, что единственный, кто ценит стрёмные, иногда абсолютно абсурдные и неподходящие панчи Блица, — это её отец. — Разлейте кто-нибудь вина, е-мае, у меня руки грязные, — Луна берет уже открытую бутылку тут же, останавливающую дрогнувшую в решительности Вию, и начинает разливать алкоголь по стаканчикам. — Мне не надо, я за рулём, — Столас поднимает руку. Он и правда за рулём, а Блицу остаётся порадоваться, что они на одной машине. — Я тоже, — Милли повторяет движение Гоэтии. — Помянем! — Октавия говорит это настолько мрачным тоном, что Блиц и Луна прыскают. За эту улыбку кто-то конкретный ему отомстит. Он чувствует это на неосязаемом уровне своей интуиции. — Зачётный шашлык, пап! — говорит с набитым ртом Луна. — Конечно, Луни-и, я же его готовил!       Он тоже вгрызается в кусок. Реально хорошо. Хвала богам купленный маринад не оказался фуфлом. -Ладво, я перфый, — если родственность Октавии и Столаса можно было оценивать по их внешности и некоторым повадкам, то его и Луны — по полному игнорированию приличий. Он проглатывает, наконец, и продолжает — тосты это мой конек! Чтоб хуй стоял и деньги были! — Тц, — Мокси почти смиренно игнорирует фразу. Почти. — Кароче за хороший отдых! И чтобы Мокси разучился закатывать глаза.       Они чокаются пластмассовыми стаканами и принимаются за еду полноценно. Обсуждают всякую ерунду, поздравляют Вию с прошедшим праздником, желают удачи ей, фирме и друг другу, шутят и смеются. Блиц не может вспомнить, когда в последний раз он участвовал в чём-то таком. Найти друзей, как М&М, было невероятной удачей и высшим благословением, то оказаться в какой-то момент семьёй — немыслимо. Он считал себя давно забракованным в этой стезе. Затертые человеческой памятью картинки возвращаются новыми — глянцевыми — фотографиями с зубастыми улыбками и новыми лицами. Это непривычно до иголок на кончиках пальцев, но вызывает улыбку. Такую же зубастую и искреннюю.       На третьем круге тостов они заканчивают, ещё немного бродят по округе парочками и в итоге прыгают по машинам, когда мангал и стульчики со столом были собраны. Они едут обратно вчетвером. Девочки сидят на заднем сидении и переключают через AUX один трек на другой. Столас ведёт машину, но Блиц то и дело ловит его мимолётные взгляды, которые цепляются за разомлевшую улыбку и откидную на спинку голову. Винный туман прозрачной водой в крещение оставляет лёгкую тяжесть во всем теле. Блиц ловит руку Столаса, которая нагретым на солнце камнем отдает тепло его бедру, переплетает пальцы и выглядит это как те самые картинки в интернете с сопливым цитатами про любовь. Дорога и обочина с желтеющими берёзами сливаются в мешанину, фокусом которой становится профиль Гоэтии, такой же величественный, каким он был в театре, только более счастливый и расслабленный.       Вслед за берёзами сливаются и действия после приезда: разложить вещи, умыться, вздохнуть. И вот Блиц снова здесь.       Он стоит с сигаретой в руке, алкоголь выветрился пока они ехали обратно. Во дворе уже темно, только свет жёлтых фонарей окрашивает асфальт — августовское солнце неумолимо быстро прячется за горизонтом. На душе до дурости приятно, он курит в одиночестве, чтобы насладиться моментом. Раствориться в ощущениях от дня — он давно не чувствовал себя таким уставшим и полным сил одновременно. Эта усталость не закрывает глаза, не хочет оставить гул в голове, она успокаивает и негой обволакивает тело. Дым выходит из лёгких свободно, будто Блиц наконец дышит полной грудью, не стискивая от напряжения зубы.       Он будто курит сигарету с кнопкой. Какой-нибудь ягодной, потому что во рту чувствуется знакомый, но все ещё не совсем привычный отголосок сладости. Давно забытой. — Блиц? — скрепит несмазанными петлями балконная дверь от толчка Столаса, и голос его аккуратно скользит следом. — Ты чего тут? — Думаю. — Присоединюсь?       Блиц протягивает ему зажигалку и сигарету. Столас чиркает колесиком несколько раз и прикуривает, придвигаясь с первым выдохом ближе к Блицу. Его тело теплое, приятно греет бок, и Блиц думает, что именно это ощущение отдает виноградом на языке. °•°•°~~°•°•°~~°•°•°       Столаса наполняла детская, неподдельная радость от того, что он своими глазами созерцал нахождение общего языка между дочерью и Блицем. С Октавией Луна подружилась стремительно быстро и стала той, кого дочь называла подругой, только не такой безличной, какой были её подружки из школы или интернета. Это безличие, которое никогда не становилось хоть немного человечным, в последнее время наталкивали его на мысль, что Октавия была одинока. Без настоящих друзей, который у самого Столаса тоже не было, и потому хоть и старше на пять лет, но всё-таки живая и появляющая на глазах Луна вселяла спойствие и надежду.       Поездка в середине августа к речке показалась Столасу великолепной идеей. Он никогда не был на подобных выездах: Стелла не любила аутентичную природу, ей по вкусу приходились бассейны и спа в курортных городах на крышах пятизвездочных отелей. С Блицем он пробовал все то, что даже не казалось существующим в прошлой — супружеской — жизни: начиная скорострелкой, заканчивая шашлыком на природе.       Блиц не любил показывать свои чувства, он не был против их публичного проявления, но просто не мог отдавать много, как это делал сам Столас, поэтому крутиться вокруг него и целовать в шею-щеки-плечо в приливе нежности, казалось само собой разумеющимся. В ответ ему улыбались и флиртовали, продолжая наблюдать за насаженными на шампуры мясом. И Столас бы продолжал так делать весь оставшийся день, только был отослан подальше, когда левая часть вспыхнула огнем от вытопившегося жира и чуть прожарила до тонкой углевой корочки несколько кусочков.       Блицу шло быть сосредоточенным: он стоял с умертыми в бока руками и внимательным взглядом сверлил мангал, не обращая внимания ни на друзей, что-то галдящих в паре метров, ни на тонкий дым от углей, который то и дело разворачивался в его сторону и обдавал неприятным запахом. Блиц стоял в окружении ещё зелёных деревьев, дальше которых виднелась поляна высокой, местами пожелтевшей от знойного летнего солнца травы, и казался подходящим. Он шутил шутки, слушал рок, смотрел шортсы на Ютубе, когда хотел расслабиться, не любил мыть посуду и трепетно относился ко всему, что было связано с лошадьми. Он был живым и настоящим, и был часть жизни Столаса — его эмоций, его быта и его чувств. Это приносило наслаждение и уверенность в завтрашнем дне, которой Гоэтии так не хватало большую часть жизни, какой бы поминутно расписанной она не была.       Столас подслушал диалог невольно, даже не хотел, просто прошел призраком рядом и зацепил отрывок, ставший медовым бальзамом для сердца. — Ёпт, это рыба! — голос Октавии сквозил удивлением, когда она резким движением двинулась в воде и притянула Луну ближе, рукой указывая перед собой. — Странно, они тут быть вроде не должны… — А ты откуда знаешь? — Блиц как-то заливал про рыбалку, снасти и поведение рыб, — Луна сказала это таким будничным тоном, будто ничего странного в её словах не было от слова совсем. Сочетание самих понятий по типу рыбалки и Блица Баксо в одном предложении уже хватало для появления неверия на лице. Брови Столаса поползли вверх, подражая эмоциям дочери. — Блиц? Ты серьезно? — Я всегда серьёзна, — хмыкнула Луна и двинулась в сторону глубины — дальше от берега. — Он… Знаешь, он похож больше на того, кто купит бухла по паспорту и скинет мем с членами. Старший брат?       Это попытка Октавии описать свое отношение к Блицу вызывает невольную улыбку у Столаса. Он боялся, действительно боялся, что Вия может не принять их отношений или в итоге его самого, даже читал всякую «муть» — выражаясь простым языком Блица — в интернете, где на форумах рассказывали иногда отнюдь не комедийные истории. — Похоже на него, но иногда он может быть серьезным. Только когда ты из семь дней большую часть слышишь шутки, хочется больше поддержки, но Блиц он не умеет так. А твой отец, наоборот, — Луна улыбается недолго и ловит взглядом Столаса на берегу, замеревшего неуместной берёзой, разворачивается без слов и заплывает глубже. — С заботой папы круто иметь друга как Блиц, — последнее, что услышал Столас, когда уходил от туда в сторону мангала и машин.       Что ж, Столас чувствует не только улыбку на своем лице, но и непреодолимую радость в душе. Принятие, вот чего он так желал и на что так надеялся все это время. Октавия приняла его бойфренда — слово примяком из глупого амерканского сериала из двухтысячных, но Столасу кажется, что оно идеально подходит под его жизнь. И вместе с ней радость за счастье отца делит Луна, потому что что-то в её тоне было похоже на тон Вии, когда она прощалась со Столасом или справлялась о его делах. С этим осознанием хочется воспарить почти так же, как хотелось на кровати в тяжёлый июньский день, ставший новой отправной точкой в жизни Столаса, ставший датой начала отношений. Не просто секса, не приятной и комфортной дружбы, в которой сердце иногда изливалось переживаниями от переполняющих его нереализованных желаний и чувств, а отношений — настоящих, с поцелуями, свиданиями и глупыми вещами. Такими, как слово бойфренд.       Этот день остаётся фотографиями на телефоне и картинками в воспоминаниях, где все близкие ему люди с улыбками на лице говорят о еде и планах на будущее. Он завершается тем, что они возвращаются уставшие, перегретые и сытые, оставившие кучу шуток и диалогов на берегу реки, но счастливые и расслабленные. Октавия с Луной выпрыгивают из машины около дома последней, оставив отцов наедине друг с другом и огромным количеством походных вещей, на часть разгрузки которых уходят последние силы.       Сейчас Столас смотрит, как темный силуэт на фоне открытого балконного окна обрамляет отблеск луны и улицы. Сколько раз он видел эту картину — Блиц курит на балконе, морозя пятки. Раньше Столас не придавал этому постоянному ритуалу значения, но сейчас он научился читать его смысл. Блиц рефлексирует на свежем воздухе с сигаретным дымом в лёгких, и эта рефлексия может отличаться. Как-то само собой разумеющимся стало то, что когда он стоит полностью спиной, скрестив ноги и уперевшись одной рукой в бортик балкона, означает печаль, а поза полубоком, когда локоть одной руки стоит на перилах — отдыхом. Сейчас Блиц стоит именно так. Он просто освобождает мысли от насыщенного дня и приходит в себя, чтобы не гнаться за каждым остаточным впечатлением, когда они будут лежать вместе в темноте с выключенным светом и засыпать.       Появившиеся за это лето многочисленные цветы размеренно покачивают своими листьями вслед за тюлем от сквозняка, бегающего по полу от приоткрытой двери. Место по левую сторону от Блица пустует и Столас не хочет оставлять его таким. Хочется заполнить пространство и скрасить одинокую задумчивость. — Присоединюсь? — спрашивает Столас, когда Блиц лишь подтверждает его предположение.       Ему ничего не говорят, а протянутая сигарета и зажигалка в руке отвечают красноречивее всех слов. Он закуривает и повторяет позу Блица, притираясь к боку. С ним готовы делить этот момент и он знает, что ещё целую сотню подобных, и это знание натягивает улыбку на губы и возбуждает желание гладить, обнимать и целовать. Хочется жить на полную, попробовать ещё тысячу всего нового и затащить Блица в кемперскую прогулку с ночёвкой долгими уговорами, не принимая никаких отказов. Здесь и сейчас хочется оставить отпечаток в памяти на всю жизнь, потому что счастье Столаса хранится в простых моментах как этот.