Ясу почувствовала грубые пальцы на своих плечах, которые, определённо, оставляли яркие синие следы на нежной коже. Девушка вскинула голову ровно в тот момент, когда сухие губы прижались к её открытому от шока рту. Ясу дёрнулась всем телом, но была жёстко остановлена рукой, накрутившей черные локоны на кулак. Тёмные глаза напротив зазывали её сдаться, расслабить уставшее тело, окунуться в этот сладкий, тягучий, как мёд, омут. Отдаться наконец этой неадекватной, болезненной любви, которую испытывал к ней Рен. Девушка застыла, шумно выдыхая через рот, наконец свободный от чужого языка, но внутренне вся сжалась. Она закрыла воспалённые от долгих рыданий веки, мечтая, что исчезнет, раствориться, да хоть провалиться сквозь землю прямиком в Ад, лишь бы не испытывать этого нездорового чувства, которое тянуло внизу живота, распыляя жар по всему телу.
— Ты же всё равно будешь моей. Рано или поздно, Ясу, — мужчина улыбался, или скалился, сжимая девушку всё сильнее и сильнее в крепких руках. Он был хищником, поймавшим пташку, мелкую и слабую, но всё ещё трепыхающуюся в его когтях. Эта охота затянулась, но так ему становилось лишь интереснее. Любопытно, как долго эта птичка ещё выдержит, пока он окончательно не доломает её…
— Опять эту чушь читаешь?
Я подскакиваю на месте от неожиданности, выронив телефон из рук на пушистый плед. Розовый чехол скользнул по ладоням, пока я безуспешно пыталась спасти его от скатывания на пол. Послышался тихий стук от столкновения экрана и деревянного пола.
— Чёрт, Мийя, твоё имя тебе совершенно не подходит, — с опаской переворачивая телефон, убеждаясь, что стекло цело, я гляжу на свою соседку, которая, громко распахнув дверь ванной, принялась перебирать баночки со всевозможными кремами, стукая ими друг об друга. Послышался её громкий смех в ответ на мою реплику, а затем в дверном проёме показалась чёрная макушка. Длинные волосы девушки скользнули по её оголённому плечу. Видимо, на улице сегодня стояла удушливая жара, раз Мийя, с которой я уже два года делила одну маленькую квартирку на двоих, оделась в своё самое короткое и открытое платье, лиф которого держался на честном слове, а не на бретелях.
— Ты весь выходной свою похабщину читаешь? — Мийя плюхнулась рядом на разложенный диван.
Я молча перевожу взгляд на свой рабочий стол, пространство вокруг которого было полностью обложено и обклеено газетами, иначе бы мы никогда не расплатились за ремонт и стен и полов. Посередине стола гордо возвышался настольный мольберт, на котором, как король на троне, блистал холст с идеальным пейзажем туманного леса с высоты птичьего полёта. Я должна была сдать его в понедельник, и с пятницы я уже испортила и изрезала несколько холстов, добиваясь совершенства, фотографического вида.
— Вау, великолепно! — подруга встала и подошла ближе к мольберту, внимательно вглядываясь в линии тёмно-зелёных елей, — Лучшее, что ты писала!
— Ты мне льстишь, — фыркнув, откидываясь обратно на подушки, натягиваю плед выше на грудь. Сломанный кондиционер в нашей съёмной квартире работал как ему самому вздумается, и сегодня он, видимо, решил превратить нас в замороженные куски мяса.
Я вновь открыла страницу книги на сайте, ища глазами строчку, где остановилась. Мийя не понимала меня, ей было чуждо читать про психологические качели и абьюзерские отношения, которые так привлекали меня. В книгах, конечно. В жизни я никогда не встречала подобного отношения, мои бывшие парни даже никогда не повышали на меня голос. Я часто задумывалась, смогла бы я выдержать те психологические пытки, а иногда и физические, которым часто подвергались героини моих любимых книг. И приходила к выводу, что нет. Та страсть, граничащая с помешательством, ярость на одной чаше весов, и кричащая любовь на другой. Это невероятно привлекало и манило, но и выдуманные героини частенько ломались под гнетом жестоких тиранов, влюбляясь в них и отдавая себя на растерзание, а уж их авторы могли сделать настолько морально сильными, насколько хотели сами. Я, конечно, не считала себя слабой, но и проверять свои границы мне не хотелось.
Мийя снова исчезла в ванной, я услышала шум воды. Оставшись одна в комнате, погрузилась вновь в чтение, полностью окунаясь в омут переживаний и чувств главной героини, представляя себя на её месте, анализируя её действия, задумывалась, как бы я ответила или поступила на её месте.
— Джун, я возьму то твоё серое платье? — Мийя не имела привычку лазать по чужим вещам, но, как я уже заметила, сегодня она была излишне возбуждена. Видимо, причиной этому служило открытие нового ночного клуба, в который подруга собралась идти вечером с компанией из нашего университета.
Я успела схватить её за тонкую руку за мгновение до того, как подруга открыла мой шкаф. Старательно придавая лицу безразличное выражение, улыбаюсь, мягко оттягивая подругу к центру комнату.
— Оно не здесь, я его в стирку кинула, извини, — моя улыбка стала шире и мягче. Мийя кивнула, моментально отвлекаясь от меня и моего шкафа и побежала в свою комнату, чтобы выбрать наряд. Мне не нравилось скрывать что-то от подруги, которая, безусловно, безоговорочно мне доверяла. Но эта тайна во благо, я уверена в этом. Я бросила взгляд на часы. Восемь вечера.
— Поторопись, за тобой скоро заедут, — кричу в направлении соседней двери и плюхаюсь обратно, потонув в мягком плюшевом пледе.
— Ты точно не пойдёшь со мной? — я покачала головой. У меня было ещё много работы над холстами, которые необходимо было сдать. Привычка оттягивать всё до последних дней в очередной раз сыграла надо мной злую шутку, — Но ты помнишь, что на следующей неделе ты обещала сходить со мной? Если клуб мне понравится, конечно.
На это я киваю, вновь широко улыбнувшись светящейся нетерпением подруге. Я любила куда-то ходить, любила танцевать, отвлекаться от сложной учёбы в университете искусств. И всегда с готовностью присоединялась к подруге и её компании, но не сегодня.
— Повеселись там, Мийя-чан, — вновь кричу я выбегающей, громко цокающей каблуками ярких туфель, подруге. Мийя вдруг резко остановилась, нелепо покачнувшись на высокой платформе. Я с удивлением наблюдала, как мгновение назад полыхающая радостью подруга, неуверенно поджала алые губы.
— Джун, — её обычно звонкий голос еле слышно прошелестел по комнате, достигая моих ушей, — Ты знаешь, что в среду нам нужно…
Я вздохнула, вынуждая себя растянуть губы в улыбке, в очередной раз.
— Я помню про оплату аренды, Мийя-чан. Беги уже, отдохни там за меня тоже.
Подруга кивнула чуть увереннее, накидывая кожаную короткую куртку на платье нежного василькового цвета, и вышла за дверь. Я откинулась на подушки, наконец расслабив щеки, которые уже начинало немного сводить от улыбки, и прикрыла глаза ладонью.
Учёба в университете Тама стоила не так дорого по меркам Японии, но моим родителям и эти деньги доставались невероятным трудом. Они остались жить в деревне, выпнув меня во взрослую жизнь, на растерзание огромному Токио, занимались скотоводством и, по меркам сельской жизни, зарабатывали хорошо. Но, конечно, для жизни в большом городе, эти накопления оказались смехотворными. Учёбу они оплачивали вовремя, но на аренду квартиры не хватило бы.
Я снова почувствовала мерзкий укол совести, подумав о родителях. О моих простых, светлых родителях, свято уверенных, что их дочь учится настолько хорошо, что ей предоставили общежитие. Вздрогнула, почувствовав, что прокусила губу до крови, слишком задумавшись. Встряхнула головой, будто это могло помочь очистить голову от скверных мыслей, и вновь вернулась к чтению.
Мийя вернулась в четыре часа утра, первые лучи рассвета уже проникали в открытое нараспашку окно. Пьяная подруга разбудила меня, шумно разуваясь в коридоре. Я тихо посмеивалась над ней, пока помогала раздеться, умыться, и заботливо оставила таблетку от головы и графин с водой на тумбочке у её кровати. Мийя то шептала, то слишком громко, икая, несла всякую чушь о соулмейтах, и о красивом парне, с которым сегодня танцевала всю ночь. Как я разобрала из её бессвязной речи, подруга сокрушалась, что красавчик не оказался её родственной душой. Ох, я знаю, как Мийя хочет быстрее встретить эту самую пресловутую родственную душу, и как боится, что её соулмейт окажется не таким идеальным, каким она уже много лет его себе рисует в воображении.
Соулмейты. Я фыркнула раздражённо, укладываясь наконец в свою кровать, надеясь вновь провалиться в сон. Вот чего мне ещё точно не хватало для полного комплекта проблем. Конечно, молодая душа и тело требовало любви, заботы и надёжных отношений, и я частенько не могла избавиться от этих мыслей. Погружалась поглубже в учёбу, берясь за сверхурочные задания, или зарывалась в свои книги, черпая оттуда ту маленькую дозу душевных страданий, помогающую ненадолго приглушить воющую изголодавшуюся душу. Пропаганда соулмейтов сквозила в каждой дораме, каждой песне, каждой статье в газетах, которыми я обклеивала стену. Мир сошёл с ума на родственных душах. Но и без неё можно было жить, можно было любить того, кого сам захочешь, или не любить никого вовсе. Мои родители были тому доказательством — они много лет вместе, не являясь соулмейтами, и теплее отношений, чем у них, я не видела никогда.
Я вновь погружаюсь в свои фантазии, ухожу в свой маленький тайный мир, дверцу в который я никогда и никому не приоткрою даже на щель. Представляю своего идеального мужчину, погружаясь в сон, краешком замутнённого сном сознания осознаю, что он подозрительно похож на главного героя книги, которой сегодня я посвятила слишком много времени. Ох, пора завязывать с чтением.
***
— Иноуэ Джун, вы как всегда отличились, — молюсь любому Богу, который услышит меня, чтобы не вмазать по самодовольному лицу преподавателя живописи. Низкий лысый мужчина с красным лицом, протирая потный лоб платком, рисует в своём журнале иероглиф, в котором я без труда угадываю оценку «Очень хорошо». Я недовольна. Сжимая руки в кулаки, пряча их за спиной, и выжимаю вежливую улыбку.
— Благодарю, Имада-сэнсэй.
Преподаватель кивает мне, окидывая недовольным взглядом. Я ему не полюбилась сразу, как и он мне. У нас слишком разное представление об искусстве: искусство, по–моему скромному мнению, это то, что идёт изнутри творца, его душа, мысли, чувства, его биография, его будущее и настоящее. По мнению Имады же мы все должны писать картины так, чтобы они нравились исключительно ему. И пусть картина не будет отражать своего художника, будет мертвой, главное, чтобы сэнсэю нравилось. Это был непрофессиональный подход, но выбора не было. Остаётся только дотерпеть ещё два года учёбы, и затем, как птица, которую наконец выпустили из клетки, размять крылья и выпорхнуть в свободный мир, где никто не станет диктовать, как именно тебе рисовать дурацкое дерево, горы или небо, или что угодно.
— Ну как? — Мийя подлетела ко мне, как только я переступила порог аудитории, тихо прикрыв за собой дверь.
— Сойдёт, — отмахиваюсь от подруги, нежно поглаживая холсты, зажатые под подмышкой. Оценка сэнсэя не обижает меня, лишь слегка задевая внутреннего творца, но я достаточно уверена в себе и своём таланте.
— И у меня «сойдёт», — подруга морщит аккуратный носик, вызывая у меня ухмылку, — Отметим вечером?
Я леденею на мгновение, осознав, что не успела придумать достойный повод избежать сегодня вечером компании подруги. Сажусь на корточки, молниеносным движением развязываю и начинаю заново завязывать шнурок ботинка, тяну время перед ответом. Шестерёнки в мозгу крутятся с бешеной скоростью, вспоминая, какие причины для отсутствия дома я придумывала не так давно, чтобы не облажаться, назвав их снова. Не вызвать подозрение.
Помощь приходит неожиданно, в виде нашего одногруппника. Томоэ симпатичный, высокий, у него красивые длинные волосы, завязанные в неизменный густой хвост на макушке. Я знаю, что он нравится Мийе, заметила, как она краснеет и теряется при нём. Мои брови взлетают вверх в удивлении, когда Томоэ обращается к Мийе, спрашивает о её оценке, и предлагает вечером посидеть в кафе. Подруга мнётся, я вижу, как она скручивает ремень сумки на плече. Чёрт.
Я встаю так быстро, что на секунду темнеет в глазах, и подхватываю подругу под руку.
— Конечно, она согласна! — я игнорирую полный недовольства взгляд Мийи, прожигающий мне щёку, и лучезарно улыбаюсь парню перед нами.
Томоэ, не будучи дураком, явно замечает мою небольшую сценку, и понимающе хмыкает. Кивает Мийе, бросая ей, что позвонит ей ближе к вечеру. Я провожаю его широкую спину, когда чувствую болезненный тычок в ребро.
— Ай, — потираю бок, но не сдерживаю смеха, — Чем ты недовольна? Он же красавчик, не глупый, не нищий, — загибаю пальцы, перечисляя достоинства одногруппника.
— Я не хотела так легко соглашаться, — Мийя притворно дует щёки, но тоже не выдерживает, подхватывая мой смех.
— Ну вот, у тебя свидание с горячим парнем, а я останусь дома опять читать свою «похабщину», — мне кажется, что моя улыбка неестественно широкая, но не могу заставить себя свести губы. Слишком всё удачно сложилось. В этот день фортуна на моей стороне.
***
Кондиционер продолжает попытки превратить меня в большой кусок льда, пока я наношу макияж, пританцовывая под ритмичную музыку из динамика телефона. Помаду наношу особенно толстым слоем, зная, что она чуть сотрётся, пока я буду трястись в такси, доезжая до места своей работы. Точнее, подработки. Назвать это полноценный работой, делом своей жизни, язык не повернётся. Подработка предполагает всего пару часов, раз в неделю, и ещё два часа призывно поулыбаться, разводя охмелевших мужчин на больший чек в баре, забрать наличку и домой.
Открываю шкаф, выуживая из непрозрачного пакета с верхней полки сегодняшний костюм. Если Мийя когда–нибудь найдёт его, я не смогу придумать достойное оправдание. Врать подруге надоело, как и родителям. Ох, особенно родителям. Не думаю, что они смогут оправиться от моей лжи, если она вскроется. Я оберегаю свой постыдный секрет, как мать оберегает беззащитное дитя, агрессивно защищаю своё враньё, из раза в раз испытывая маленькую смерть части своей души, когда приходится снова открывать свой рот, из которого льются лживые слова. Встряхиваю головой, тщательно облитые лаком кудри больно бьют по лицу, и это вынуждает быстрее вынырнуть из своих мыслей. Такси уже ждёт внизу. Быстрее переодеваюсь, надеваю сверху длинный плащ, крепко завязываю его на талии. Да, плащ в такую жару выглядит странно, даже поздним вечером редкие прохожие разгуливают в лёгких летних одеждах. Но выбора нет, переодеваться на работе не хочется.
«Как проходит свидание???» — по-дурацки хихикаю, набирая сообщение подруге. Знаю, что она покраснеет, как только прочитает его, а мне безумно нравится смущать её.
«Это обычная встреча в кафе! Мы пьём кофе!» — ответ приходит моментально, и я зажимаю зубами нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Таксист итак поглядывает на меня недовольно, явно заметив мой очень яркий макияж, и зная наше место назначения. За год, который я занимаюсь этим, я привыкла к подобным взглядам, но провоцировать на них лишний раз совсем не хотелось. Телефон пиликает в руке.
«Он рассказывает о своей семье. Ты знала, что он внук художника, очень известного? Это так здорово!»
«Ты уже придумала имена вашим детям?» — в этот раз я всё же несдержанно фыркаю, маскируя смешок, и ловлю взгляд таксиста в зеркале заднего вида. Сдерживаюсь, чтобы не закатить демонстративно глаза.
«Тебе нужно меньше читать эти дурацкие книжки!!! В жизни всё так быстро не бывает, как там!!! Всё, я отключаюсь. Целую.»
«Кстати, я поехала к Ино. Буду поздно. Целую.» — чёрт, за своими шутками я совсем забыла предупредить подругу о том, что она не обнаружит меня дома, когда вернётся. Щека непроизвольно дёргается, пока я очень быстро набираю текст. Ещё одна ложь. Ведь никакой Ино не существует, она создана моей фантазией, как крайний вариант моего времяпрепровождения. Точнее, Ино то существует, это имя моей «коллеги», но я к ней уж точно никогда бы не поехала, однако её имя было первым, что пришло на ум ещё полгода назад, когда выдуманные причины моего отсутствия дома закончились слишком внезапно.
«Передавай ей привет!» — мои щёки пылают от стыда, когда я читаю это, но я быстро привожу себя в норму.
Расплатившись с таксистом, который оказался очень неприятным типом, окинувшим меня липким взглядом и пожелавшим «хорошей ночи», я обхожу здание, направляясь уверенным шагом к чёрному входу. Это вход для сотрудников, запрятанный в переулке, куда едва проникает слабый жёлтый свет фонаря. Это шумный район, даже слишком шумный. Ещё не войдя внутрь, я уже чувствую вибрацию музыки, которая неприятно отдаётся во внутренних органах. На ходу развязываю плащ, стягивая с плеч, чтобы сразу бросить его в гримёрную, когда ощущаю на своих оголившихся лопатках взгляд. Я точно уверена, что одна в переулке, среди мусорных баков. Сжимаю маленькую сумочку, очень быстрым движением нахожу перцовый баллончик, который всегда беру с собой на работу. Спина будто горит, но я, не решаясь повернуться и этим спровоцировать своего таинственного наблюдателя, дёргаю на себя тяжёлую железную дверь, погружаясь в мир фиолетового цвета, дорогого алкоголя, удушающего коктейля различных духов и табака, и расслабленно выдыхаю. За мной никто не заходит, я специально прислушиваюсь, прячась в чёрных тенях у стены. Усмехаюсь про себя, что впервые почувствовала себя в безопасности в этом клубе.
Плащ летит в открытую дверь гримёрной, вместе с сумочкой. Расправляю плечи, натягивая на лицо блаженную улыбку женщины, которая одурманена атмосферой пошлых взглядов, мерзко ощупывающих полуобнажённые тела.
Сегодня я открываю шоу.
