Передай моей душе, что я дома.

Майки не выглядит как человек, который может обладать такой силой и властью, чтобы подмять под себя весь криминальный мир Токио. Я даже подумываю в шутливой форме сказать ему об этом, пока не сталкиваюсь с ним взглядом. Я меняю своё мнение о нём в ту же секунду, ведь чёрные, как обсидиан, глаза утягивают меня в свой омут, лишая всех мыслей в голове. Майки выглядит так чужеродно в моей квартире, что я ёжусь при каждом взгляде на него, посильнее закутываясь в домашний кардиган. Санзу меняется в то же мгновение, как лидер Бонтен переступает порог. Ухмылка, которую Санзу дарит мне, стирается с его лица, как ластиком. Он мрачнеет, его взгляд тяжёлый, спина прямая, как стрела. Санзу стоит за спиной Майки неподвижно, когда тот размещается на стуле в кухне. Майки поглощает меня омутом чёрных глаз. Молчит, задумчиво пожёвывая губу. Я заставляю одеревеневшее тело подняться со стула, предложить ему чай. Кивок в ответ кажется настоящим благословением, ведь я могу занять себя хоть чем-то, чтобы избежать игры в гляделки. — Хайтани, говоришь, распоясались? — голос Майки тихий, он почти шепчет, незаметно шевелит белыми, как снег, губами, — И что же я должен, по-твоему, сделать? Я смотрю на мрачнеющего больше и больше Санзу, замерев с кружками в руках. Отмираю, когда Санзу начинает говорить, и быстро ставлю дымящийся напиток перед Майки. Он улыбается мне совсем краешком губы, но глаза остаются безэмоциональными, и это безумно пугает меня. Мне любопытно, хоть и страшно узнать, что произошло с этим человеком, что сделало его таким? Но одёргиваю себя, вспомнив, что он травмировал Санзу, когда сам ещё был ребёнком. Неужели он был таким всегда? Жестоким и пугающим, как затаившаяся ядовитая змея, намерений которой ты не можешь предугадать. — Защиты, Майки. Я прошу защиты для Джун. — Джун, — Майки тянет моё имя, как будто пробует на вкус. Кивает своим мыслям, — Красивое имя. — Спасибо, — я стараюсь изо всех сил, чтобы мой голос звучал ровно. — А что ты можешь предложить в ответ на защиту, Джун? — и тут моё тело леденеет. Я замечаю слабый испуг на лице Санзу и это окончательно выбивает меня из колеи. Мозг абсолютно не соображает — его заволокло обсидиановым туманом.   — Джун ничего не может предложить, Майки, — голос Санзу пусть и спокойный, но я вижу его мечущийся взгляд, — Но у меня проси всё, чего хочешь. — Ты и так сделаешь всё, что я захочу, Бешеный пёс, — руки Санзу сжимаются в кулаки, но Майки увлечён разглядыванием своего чая и не замечает этого. Майки поднимается со стула так легко, словно его тело бесплотное, как у призрака. Полы его чёрного плаща развеваются, задевая чашку, хоть и не роняя её. Он намного ниже Санзу, даже ниже меня, но смотрит на нас свысока. Это некомфортно, но я не выдаю своих ощущений. Может, я так боюсь его, что придумываю себе всё это? — Пусть девушка подумает, что она может предложить мне и передаст через тебя, Санзу. Майки идёт по коридору бесшумно и расслабленно, но Санзу срывается за ним. Я не видела Санзу таким возбуждённым, это напрягает ещё сильнее и без того напряжённое тело. Он хватает лидера за руку, но, вопреки моим ожиданиям, Майки не одёргивает её. — Майки, они убьют её. Она дорога мне, — я впервые слышу такое отчаяние в его голосе, и моё сердце сжимается. Мне хочется крикнуть ему, чтобы он прекратил, что мы справимся сами, лишь бы не видеть его унижения. Но я продолжаю стоять в оцепенении в дверном проёме кухни, и наблюдать, как Майки поднимает руку, проводит Санзу по макушке, которую тот охотно подставляет. Как собака. Мне противно, начинает подташнивать. — Есть кое-что, Санзу. Кое-что очень личное для тебя, — Майки задерживает руку на розовой макушке, продолжает перебирать пряди пальцами, вновь, судя по задумчивому лицу, уносясь куда-то в свой далёкий, таинственный мир, — И тогда я обеспечу ей защиту. — Скажи имя, Майки. — Брахман мешается. Теснит нас, — я нахмуриваюсь, хоть и понимаю, что речь о какой-то группировке. Но почему это должно быть таким личным? Санзу молчит, мрачнея ещё сильнее. — Подумай до завтра, Санзу. И напиши мне короткий ответ. Я буду ждать. Я выхожу из оцепенения, когда входная дверь закрывается с хлопком. Санзу так и остаётся стоять в коридоре, глубоко погружённый в свои мысли. Мне хочется расспросить его, вновь сковырнуть очередную гноящуюся рану. Но я, наученная горьким опытом, благоразумно молчу, и ухожу в кухню, чтобы убрать нетронутый чай.

***

Санзу часто молчаливый и холодный, но сегодня он превосходит сам за себя. За оставшийся день он не проронил ни слова, лишь смотрел в стену, невидящим взглядом листал каналы на телевизоре в бывшей комнате Мийи, иногда уходил на лестничную клетку для проверки, смотрел в окно долгие минуты. Я боюсь трогать Санзу в этот момент, поэтому, когда он закуривает сигарету на кухне, я не возражаю и молча открываю форточку. Глубокой ночью никому из нас не спится. Я лежу на своей кровати, заторможено листаю список фильмов на ноутбуке, а Санзу вновь стоит у окна, опираясь плечом о стену. Его лицо заметно расслабилось, и я ловлю этот момент, вынуждая его оторвать глаза от созерцания улицы. — У меня начинается учёба через неделю… Санзу кивает. Я ожидала новых запретов, но, может, его мысли слишком заняты чем-то другим, поэтому никаких возражений я не слышу. — Что за Брахман? — я задерживаю дыхание, влипая взглядом в постер какого-то фильма, ожидая ответа. — Почти такая же большая группировка, как Бонтен, — я киваю, — Майки недоволен, что они подсиживают нас. — Понятно, — я чувствую себя очень неуверенно, и не задаю следующий вопрос, который так и вертится на кончике языка. Вместо этого я говорю, — Посмотрим фильм? Санзу кивает, и стягивает футболку через голову, ведь кондиционер снова решил работать, как ему вздумается, и в этот раз он пытается поджарить нас, как на гриле. В комнате темно, лишь экран ноутбука ярко освещает моё лицо и стену позади, но я замечаю чёрное пятно на белоснежной коже. Прямо над сердцем. Я щурюсь, вглядываюсь, и Санзу замирает, видимо, даёт мне возможность как следует рассмотреть нечто, напоминающее ханафуду. Татуировка кажется очень знакомой, хотя я никогда и не держала эти карты в руках. Шея Хайтани, точно! — У вас парные татуировки с Хайтани? — я понимаю, насколько глупо это звучит только, когда Санзу разражается громким смехом, запрокинув голову и демонстрируя мне идеальную длинную шею. — Нет, такая у каждого члена Бонтен. — А если кто-то захочет выйти из группировки? Татуировка — это серьёзно, на всю жизнь… — Милая, — Санзу улыбается мягко, будто объясняет неразумному ребёнку, но у меня мгновенно теплеет в груди от его ласкового обращения ко мне, — Никто не выходит из Бонтен. Живым.

***

Я не могу сосредоточиться на происходящем на экране, пока Санзу так близко. Его одеколон проник мне в мозг и превратил в кашицу, не иначе, ведь я абсолютно, непоправимо и глупо прощаю Санзу всё, что он сделал со мной, начиная с угроз и заканчивая чёртовым заточением в подвале, из-за одной только вещи: он защищает меня. Расправляет крылья, как огромная хищная птица, и накрывает меня ими, прячет от тех, кто, как я считаю, может вообще лишь забавляться, жестоко шутить над Санзу, а не строить действительно реальные планы моей расправы. Мужская рука тяжёлая, давит на плечи, но эта тяжесть приятная. От его кожи идёт жар, концентрируясь внизу моего живота. Его кожа словно шёлковая, плечо прижато к моему плечу. Санзу задумчив, пока следит за сюжетом фильма, а я смотрю лишь на его профиль. — Харучиё, — тянусь к ноутбуку, из-за чего мне приходится нагнуться к Санзу, слишком близко, и ставлю на паузу, — Могу я задать вопрос? Он напрягается: я чувствую стальные мышцы своим плечом, когда случайно задеваю его грудную клетку. Кивает, явно ожидая снова вопроса про Брахман. Я бы действительно спросила об этом, но что-то внутри яростно сдерживает меня, тянет за повод, невидимым запретом сковывая мой рот каждый раз, как я приоткрываю его в намерении задать вопрос. — А как же камеры, о которых ты говорил? — я вижу тень непонимания на мужском лице, — У клуба. Лицо Санзу разглаживается, и он тихо посмеивается. — Никаких камер не было, Джун. Были лишь Хайтани, с той самой вашей встречи в ВИП-комнате. Мне становится жутко. Я начинаю немного осознавать, что вляпалась в действительно кошмарную историю, и что братья Хайтани не ценят ни на грамм человеческую жизнь. Для них всё — игра, а я так глупо попалась им на прицел. Они уже тогда придумали какой-то план на меня, а Санзу сориентировался так быстро, что убил… Осознание прошибает до липкого пота. — Та девушка... Ты поэтому?.. Санзу кивает и сразу же жмёт плей, подчёркивая этим, что мои вопросы закончены. Меня смущает собственная реакция: я испытываю невероятное тепло, обжигающее изнутри, потому что Санзу защитил меня ценой чужой жизни. И одновременно с этим я боюсь этого ощущения, и боюсь человека, способного на подобные поступки, пусть и ради других, но ещё больше я боюсь себя. Ведь я действительно думаю не об этой девушке, что лишилась жизни из-за меня, не о её близких, которые, наверняка, страдают, а только о себе и Санзу. Может, я становлюсь другим человеком рядом с ним? Имеет ли право на жизнь эта моя новая личность? Мийя когда-то говорила, что соулмейты становятся единым целым, разделяют не только одну судьбу на двоих, но и личность. Мне хочется верить, что во мне есть что-то хорошее, чем я могу поделиться с Санзу. Я сама прерываю наш просмотр ещё раз, и тянусь к чувственным мужским губам. Санзу отвечает мгновенно, словно весь день, вечер и половину ночи он ждал этого шага от меня. Он сминает мои губы, делится со мной горячим дыханием со слабым привкусом табачного дыма. Санзу настойчив, но в этот раз эта настойчивость нужна мне, жизненно необходима, как кислород. Я кусаю его губы, пока он спешно откладывает ноутбук, вслепую нашаривая прикроватную тумбочку. Тёплые пальцы пробегаются по моим рукам, наверх, по оголённым плечам, шее, зарываются в волосы. Я тоже протягиваю руку, тяну за резинку, и пряди Санзу рассыпаются по плечам. У него очень красивые волосы, и, вопреки разным стереотипам, добавляют ему лишь мужественности. Я провожу ногтями по его макушке и слышу приглушённый, еле слышимый, стон из занятых моим ртом губ. Делаю себе внутреннюю пометку, что Санзу нравится, когда трогают голову. Санзу почти разрывает тонкую ткань моей майки, пока раздевает меня. Тянет меня вниз, чтобы я сползла на подушку, и нависает сверху, полностью закрывая своей фигурой мне свет из окна. Так, что я не вижу ничего, довольствуясь лишь тактильными ощущениями. Его волосы щекочут моё лицо. Провожу руками по его щекам, шее, спускаюсь на крепкие плечи и грудь. Санзу тихо рычит, как приласканное дикое животное, и от этого звука узел внизу живота завязывается до лёгкой боли. Он подготавливает меня мягко, но я всё равно едва не вскрикиваю, зажимаю себе рот ладонью. Не хочется перебудить весь дом, пусть он и больше, чем наполовину, заполнен подчинёнными Санзу, которые, наверняка, и слова не скажут на шум. Санзу гладит меня по животу второй рукой, пока первая вырисовывает невообразимые узоры у меня между ног. От того, как сильно я закусываю кожу на своей ладони и зажмуриваюсь, у меня чуть не выступают слёзы. Я вслепую протягиваю руку, ищу торс мужчины, глажу крепкие мышцы, что ещё сильнее напрягаются от моих прикосновений. Санзу входит аккуратно, не торопясь. Дышит шумно, утыкается носом мне за ухом. Даёт мне необходимое время, будто знает, что прямо сейчас моё предательское сознание подкидывает мне картину прошлого: ту самую ночь в родительском доме. Я не прекращаю гладить широкую мужскую спину, словно это может помочь мне избавиться от таких лишних сейчас видений. И, действительно, помогает. Дыхание выравнивается, и я призывно целую Санзу, позволяя ему начать двигаться. Он так нежен со мной, что мне самой приходится подталкивать его, намекать, что он может чуть отпустить повод, что удерживает его. Но Санзу непреклонен: он медлительный, мягкий, и уютный, окутывает меня заботой, как самое драгоценное сокровище. Это заставляет меня всё же сорваться на стоны, а мужчина в ответ прикрывает глаза в удовольствии. Санзу заботится обо мне, поэтому заканчиваю я первой. Это оказывается невероятно быстро и легко, возможно, в этом замешана связь соулмейтов, а может, я действительно начинаю растворяться в этом человеке. Когда мы засыпаем, переплетая наши ноги, я слышу тихое: — Не смей оставить меня, Джун, ведь ради тебя я собираюсь убить свою сестру.