***
Снова этот оглушительный скрип, эхом отражающийся от стен. Я заснула, и сонное сознание не сразу фокусируется и идентифицирует фигуру, спускающуюся по ступеням. Ну конечно, это Санзу, одетый в спортивные штаны, и снова у него на голове небрежный пучок. Это путает, как будто с момента моего заточения не прошло и дня. В голову приходит осознание, что никто не знает, что я здесь. Кроме Томоэ. Но разве он станет помогать мне? Те пьяные слова о его беспокойстве за меня вряд ли означали, что он действительно стал бы спасать меня, тем более от Санзу. Мужчина садится передо мной на корточки. Ведёт пальцами по моей щеке, убирает спутанные волосы. Я все ещё жмурюсь от слишком яркого света, он оставил дверь открытой, и половину подвала залило жёлтым свечением. Заставляю себя приоткрыть хотя бы один глаз, сфокусировать расплывающееся зрение на лице Санзу. Меня выводит из себя его выражение: крайняя степень обеспокоенности, как будто это не из-за него я здесь. У Санзу блестят глаза, как у кота в темноте. — И к каким выводам ты пришла? — его голос такой мягкий, как любимый тёплый плед. — Что ты психопат, — Санзу усмехается, — Зачем ты это делаешь со мной? — Когда-нибудь я расскажу тебе. Он всё ещё гладит моё лицо, а я внутренне кричу от своего неконтролируемого желания прижаться к нему ближе. Забраться к нему на колени, чтобы он обвил меня руками, делясь со мной необходимым мне теплом тела. — Сколько я здесь? — Три дня. Я цепенею от ужаса. Три дня сейчас ощущается, как целая жизнь. Целых три дня я была словно заживо похоронена, с едва работающим фонариком. Целых три дня моим единственным развлечением было изводить себя до истерики мыслями, заставлять мозг работать с такой силой, что в итоге я просто теряла сознание от моральной усталости. — Харучиё, нельзя так поступать с людьми, — я еле шевелю губами, пока говорю ему такие очевидные вещи, как ребёнку. — Даже с теми, кто сделал тебе больно? — Санзу наклоняет голову набок, и пучок повторяет это действие. — Тогда почему ты ничего не сделал с Майки? — я наступаю на лёд без коньков, надеясь, что не упаду и не разобью лицо себе в мясо, — Майки ведь тоже сделал тебе больно. Кажется, Санзу задумывается. Продолжает перебирать пальцами мои волосы, пока я всё ещё лежу на боку, щекой принимая спасительный холод земли, ведь внутри всё горит от прикосновения мужчины. — Майки… Ты права. Он сделал мне безумно больно, но я ничего не смогу сделать с ним. Майки — мой король, — улыбка Санзу вымученная, грустная, уголками вниз. Я не хочу думать ещё и об этом, анализировать его слова. Я слишком устала. Мне так хочется спать. Я не открываю глаз, даже когда чувствую тёплую руку, что ложится поверх моей талии. Санзу лежит рядом со мной, я чувствую горячее дыхание на своём лице. Аромат одеколона и табака, так ярко перекрывающий запах сырости подвала, окутывает меня, убаюкивает. — Я делаю всё это ради тебя, Джун. Но ты должна перестать обманывать меня. — Я не обманываю тебя, Харучиё, — я вздыхаю, и даже вздох громче моего голоса. — Томоэ и ты… Я взрываюсь. Распахиваю глаза так резко, что Санзу даже осекается на полуслове. — Перестань! Между мной и Томоэ никогда ничего не было, нет и не будет! — Санзу всё ещё молчит, и я принимаю это за хороший знак. Он только вздыхает, так тяжело, как будто невероятно устал возиться с нерадивой мной. Я раздражена, но сдерживаю себя. Нельзя провоцировать его ещё больше. — Тебе нравится та квартира, в которой ты живешь? — неожиданный вопрос. — Да, очень, — я удивлённо приподнимаю брови, — А что? — Это хорошо. Мы молчим какое-то время, просто трогаем друг друга. Нежно, но требовательно, как изголодавшиеся друг по другу любовники. — Расскажи что-нибудь о себе, Харучиё. Видимо, мне удалось достичь нужного эффекта, потому что Санзу продолжает молчать. Он изучает моё лицо, шею, плечи, возвращается к лицу. Он смотрит так жадно, словно не видел меня вечность. Его пучок растрепался, волосы змеями разметались по земле, и я осмеливаюсь захватить одну прядку. Пропускаю её сквозь пальцы, затем тянусь к его щеке. Повторяю все те действия, что Санзу делал сам со мной, провожу кончиками ногтей по гладкой коже, очерчиваю выпуклый шрам. Кажется, Санзу даже не дышит, лежит слишком неподвижно, как кукла. — Что ты хочешь знать? — в наступившей тишине красивый баритон кажется ещё более бархатистым, пропускает по мне разряд тока. Я пожимаю плечами. Как ответить? Я хочу знать всё, и одновременно я не хочу ничего знать о нём. — Ты совсем никому не доверяешь? — Санзу кивает, — Почему? — Не хочу, чтобы лезли в душу. — Как жаль, ведь я ужасно любопытная, — я улыбаюсь, уголки рта больно натягиваются из-за совсем сухих губ. Санзу наклоняется ко мне, а я не отодвигаюсь. Замираю, как оленёнок под прицелом ружья. Его губы невероятны: они тёплые, влажные, уносят меня прямиком в открытый космос, но тут же возвращают на землю, когда мужчина отодвигается. Я сдерживаю стон разочарования, ведь поцелуй длился жалкую секунду. — Вставай, пошли наверх, — мне кажется, что я ослышалась, и я подскакиваю так резко, что мгновенно возникшее головокружение сбивает с ног. Санзу ловит меня, но не просто удерживает, а прижимает к себе, утыкаясь лицом в шею. Мне хочется сказать ему, что я грязная, ведь целых три дня каталась по земле в истерике, но, кажется, Санзу наплевать. Он прижимается губами к линии челюсти, а я сжимаю зубы максимально плотно, чтобы стон не вырвался из меня. Санзу отскакивает от меня так резко, что я лечу вперёд, втыкаясь ладонями в сырую землю, зачерпнув её пальцами. Санзу поднимается по шаткой лестнице молниеносно, кажется, что ступени не выдержат такой эксплуатации, и захлопывает дверь с бешеной силой, погрузив подвал в мрачную тишину. Меня мелко трясёт, пока я всё ещё стою на четвереньках, упираясь взглядом в свои грязные руки. Мне хочется взвыть из-за его издевательств. Я не выигрываю в этой игре, ведь мне никто не объяснял правила. Я плюхаюсь на задницу, отряхивая ладони, и в ту же секунду замираю, потому что прямо над головой разносятся громкие голоса. Шаги, будто прямо у меня на макушке, и я морщусь от вибраций. Санзу ходил тихо, как будто парил над полом, и я совсем не слышала его, пока он не приближался непосредственно к двери. Эти шаги чужие — догадка пронзает виски — я бросаюсь к лестнице, быстро поднимаюсь по ступеням и уже заношу кулаки, чтобы ударить деревянную дверь, ведь это может быть Томоэ. — …спрятался здесь, никто и не узнал бы твоё новое убежище, — точно не Томоэ, но голос насмешливый, будто его обладатель невероятно веселится, — Но машинка то твоя всё равно приметная. Ярко слышится улыбка в голосе. Мужчина явно очень доволен собой. Я тянусь ухом как можно выше, чтобы услышать больше. Перебираю в голове, чей же это может быть голос, он ведь точно знаком мне. — А подружка твоя где? Здесь прячешь? Шаги раздаются гулко, и слишком громко. Я задерживаю дыхание, как будто оно может выдать меня. — Спроси у Томоэ, это он за мной подчищал, — голос Санзу расслаблен, я и в нём слышу улыбку. Мелодичный смех бьёт по ушам. Теперь я уверена, что мужчина стоит прямо на двери, но не видит её из-за пыльного коврика. — Да ладно? А тело где? — мужчина слишком притворно удивляется. Я зажимаю рот, когда осознание сшибает с ног. Ран Хайтани. Его сложно не узнать. — Тебе тело отдать? Некрофилией заинтересовался? — Санзу смеётся, — В реке покоится. Но есть фото, хочешь глянуть? — Конечно хочу, — мне дурно. Кто в здравом уме хочет смотреть на фотографию трупа? — Реально убил, охуеть, — этот голос намного ниже. Возможно, это брат Рана, тот самый, чью голову Санзу чуть не прибил к двери, как охотник приколачивает трофейные головы дичи, — Совсем ёбнулся, Санзу? — Она мне не нужна, слишком назойливая была, а по-хорошему не понимала, — Санзу вновь смеётся, а я захлёбываюсь его цинизмом по отношению к убитой девушке. Тошнотворный ком подкатывает к горлу, и я шумно сглатываю его. — Жаль, жаль, — снова плохая актёрская игра, — А я хотел поразвлечься со ней. Ты бы поделился с нами, конечно же, Санзу? Мы же всё же товарищи. Я не слышу ответа Санзу, ведь спускаюсь вниз, отступаю спиной назад, пока не упираюсь лопатками в ледяную стену. Мне дурно. От их отношения к невинной убитой девушке. От того, как Санзу относится к этому. От того, что я запросто могу стать следующей. Что мешает ему отдать меня Рану вместо той девушки, а затем так же хладнокровно убить? Я сползаю по стене, прижимаю руки ко рту, сдерживаю громкие всхлипы. Я не хочу напоминать о себе, хочу оттянуть момент расправы над собой. Пожить ещё немного, пропитаться сыростью подвала. Слёзы обжигают опухшие веки.***
Дверь резко распахивается, а я всё ещё продолжаю сидеть у стены, сжавшись в комок, как продрогший котёнок под мостом. Теперь ещё и закрываю лицо ладонями, чтобы резкий свет не ослепил, и выгляжу, наверняка, абсолютно жалко. Санзу опускается возле меня, убирает мои руки от лица. Я смотрю на него и вздрагиваю от того, насколько у него непривычный взгляд: потерянный, загнанный, как у животного в клетке. — Санзу, я хочу домой, — я шепчу отчаянно, ни на что особо не надеясь. Меня трясёт, как на ледяном ветру. — Мы должны уехать отсюда немедленно, Джун, — глаза у мужчины горят безумием, и я только сильнее начинаю плакать, уже не сдерживая визгливых всхлипов, — Не плачь. Я никому не отдам тебя. — Её же готов был отдать, — я шепчу сбивчиво весь бред, который генерирует сейчас мой мозг. Стираю слёзы с щёк дёрганными резкими движениями, царапая кожу ногтями. — Они думают, что это тело — твоё. Кровь леденеет, застывает смолой в жилах. Он сказал им, что убил меня, потому что…потому что что? — Зачем я им? — Ты не зачем. Они хотят достать меня, — сквозь пелену слёз я вижу, как руки Санзу сжимаются в кулаки. Губы мужчины сжаты крепко, лишь подбородок раздражённо подёргивается. Он похож на человека, который держится из последних сил, чтобы не уничтожить всё, что попадётся на пути, — Они знают, кто мы друг для друга. — Вы же, вроде, друзья… Санзу ухмыляется, чем прерывает меня. Я замолкаю, почувствовав, что выпалила невероятную глупость. — Ты такая наивная, Джун, такая светлая, — его взгляд обволакивает меня, как колыбельная, утешая и успокаивая. —Куда мы поедем? — К тебе домой. Слёзы останавливаются, их сдувает моё удивление. — Почему туда? — Я заселил своих людей почти в каждую квартиру. Никто не сможет подобраться к дому. Хайтани ещё нужно для начала найти твой адрес, мы выиграем время. Та власть, которой обладает Санзу, пугает, но и невероятно манит. Он протягивает мне ладонь, и я принимаю её охотно. Я чувствую напряжение, что не отпускает меня, сковав всё нутро, и одновременно радость, что смогу попасть к себе домой. Там я готова запереться и не выходить из квартиры столько, сколько надо. — А потом я познакомлю тебя с Майки. Это необходимость. Моё сердце падает вниз, распластавшись где-то под пятками Санзу.