Si vis amari, ama.

... И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки. Аминь. - От души благодарим, батюшка! - Хорошего Вам дня, отец Димитрий! - Ступайте, хорошие мои. И в доме Господа не бегайте. Отец Димитрий потрепал несколько мальчишек по непослушным волосам, улыбнулся. Маленькие пяточки собирались было пуститься наутёк, но виновато осеклись, теперь ступая мерным шагом на выход из храма. Архимандрит смерил их отеческим взглядом, глубоко вздохнул, немного помассировал виски пальцами, голова побаливала с самого пробуждения, даже было немного сложно встать с утра с постели. Развернулся к алтарю, где сегодня он собирался навести чистоту. Туда он и вошёл мерной поступью, глубоко три раза поклонившись, перекрестившись и прочитав молитву. Глаза его сначала расширились, а затем улыбка расплылась ещё шире. Но немного ёкнуло сердце, а та улыбка спала с его лица. На жертвеннике, где разместились только распятие и лампада, сейчас возлежала белая лилия. - Серёженька, ну что же ты делаешь... Согрешил же, глупый. Он огляделся по сторонам, пытаясь найти виновника этой проделки, ведь он наверняка каким-то образом проскользнул внутрь, да так ловко, что Димитрий не заметил ни его появления, ни исчезновения. Мальчик не имел права заходить в алтарь и прекрасно это знал. Димитрий являлся его духовным отцом вот уже двадцать лет, Сергей давно должен был усвоить простейшие правила. Но храм, судя по всему, был пуст, как и несколько раз до этого. В последние две недели в уголках храма стали появляться белые лилии. Каждый день в какой-то отрезок времени отец Димитрий обязательно находил свежий цветок, немного сетовал на своего духовного сына, слегка качал головой, но с робкой улыбкой его поднимал. Он ставил свеженькие перед иконой Богородицы, порой убирая начинавшие вять цветочки, теперь же там образовался маленький душистый букет. Архимандрит делал шаг назад, крестился, с любовью кланялся, оглядывал развернувшуюся картину влажными глазами. Так и сейчас он осторожно приблизился к жертвеннику, подбирая тонкими пальцами пахучую лилию, приложил её к носу, в груди теперь разливалось тепло. Но на глаза навернулись слёзы, которые он поспешил утереть большим пальцем. Димитрий шмыгнул носом, прогнал порочные мысли прочь. - Вот, чего это я? Прости меня, Господи. - перекрестился, развернувшись к престолу, поклонился. - Эгоистичный я человек, совсем эгоистичный, грех тяжёлый. - В чём же грех, отец? Архимандрит вздрогнул, чуть ли не выронив лилию из рук. Развернулся к источнику шума, видеть который он сейчас не мог. Поспешил выйти с алтаря, не забыв в который раз перекреститься. Перед аналоем, стоявший сразу перед амвоном, стоял человек, с интересом рассматривавший икону архангела Михаила. Димитрий замер. Он давно не испытывал такого непонятного страха. Его нутро задрожало, задрожали и пальцы. Под рясой пробежался будто бы и замогильный холод. Вьющиеся тёмные волосы, чёрные одежды, скрытые под такой же чёрной накидкой. Руки в чёрных перчатках уместились на ручке его серебряной трости. А от его улыбки подгибались ноги. Отцу Димитрию совсем, совсем не хотелось иметь с этим человеком никаких дел. Нельзя. Так неправильно. Так думать о мирянах это преступление, он обязан был помогать добрым словом каждому нуждающемуся. - Прости, Господи. Я сегодня совсем как не свой. - он покачал головой, отгоняя злые и оскорбительные мысли. - Добрый день, батюшка. Мужчина поднял свою голову, улыбнулся, не сходя со своего места. - И тебе день добрый, сын мой. - Сын, говоришь? Темноволосый хмыкнул, снова перевёл взгляд на икону. Его тонкие губы расплылись в улыбке, от которой у архимандрита пробежались мурашки. Но он не успел ничего ему сказать, тот снова повернулся, теперь разглядывая тёмными глазами цветок в чужих руках. - А, лилия! Цветок чистоты и непорочности. - начал он спокойным голосом. - Говорят, Гавриил явился с ним перед самой Марией с известием, что она станет матерью Божьего сына. - Верно. Священник спустился с алтаря, теперь двинувшись навстречу незнакомцу на ватных ногах, но остановился на значительном расстоянии. Что-то как будто мешало ему сократить то расстояние, как будто он знал, что подойди он ближе, то что-то случится. Димитрий пытался унять непонятную дрожь, теперь забившая его тело. - Архимандрит Димитрий. Как тебя зовут, сын мой? Мужчина смерил священнослужителя интересным взглядом, уголок его губ дёрнулся в подобии усмешки. - У меня... много имён. - заговорщицки произнёс он, смерив свою перчатку взглядом, сжав и разжав пальцы. - Но ты, батюшка, можешь звать меня... Михаэлем. - Вот как? - на секунду Дима позабыл о страхе, его карие глаза радостно сверкнули, совсем как у ребёнка. - Это очень хорошо! Ты уже, наверное, понял, что ты стоишь в храме, освящённом во имя святого архангела Михаила. - Вижу. Тот бросил взгляд на икону, что-то странное скользнуло на лице этого человека, вновь заставившее Димитрия передёрнуться, а его весёлость улетучиться. - Михаэль, говоришь? Ты не отсюда, правда? Я не видел тебя здесь раньше. - Не отсюда. - Михаэль немного рассмеялся. - Из далёких краёв к нам приехал? Акцент у тебя интересный. - отец выдавил из себя улыбку, всё внутри него кричало, что нужно было бежать. А за паству свою теперь болело сердце. За Сергея болело. - Можно и так сказать! - мужчина весело вскинул брови. - Я... отовсюду и из ниоткуда одновременно. Дима не нашёлся, что сказать на такое странное заявление. Судя по одежде, выглядел этот человек далеко не бедняком. Но и богатым не выглядел тоже. Мог ли он скитаться, мог ли искать пристанище? Пришёл ли он в этот храм, чтобы найти убежище и поддержку? Димитрий будет обязан ему это предоставить, хоть и стыла сейчас в жилах кровь. - У тебя нет дома, сын мой? Как же так вышло? Если ты не против, что я задаю такие вопросы. - Не против, отче. Знаю, что Вы - человек добрый и спрашиваете из желания помочь. Что довольно удивительно, учитывая Ваш сан. Человек, назвавшийся Михаэлем, рассмеялся чуть громче, и его смех неприятной волной прошёлся по чужим ушам. - Меня... отец прогнал из дома, так скажу. - кудрявоволосый поправил свои перчатки, сжал рукоятку трости. - Натворил ты чего, Михаэль? Так знай, что не поздно покаяться, и если... - священник запнулся, напуганный своими же обязанностями. -... если нужно, я тебя выслушаю. Ты пришёл в правильное место. Он рассмеялся ещё громче, Димитрий же перевёл взгляд на икону, на секунду показалось, что на лике святого Михаила пробежалась слеза. Он перекрестился, чем привлёк внимание гостя храма. - Что же ты, отец, боишься чего-то? Мы же в храме Господнем, бояться нечего. Он нас защитит, верно? - Верно. Милость и защита Божия безгранична и всеобъемлема. - прошептал Димитрий, поцеловав свой крест. - Да, действительно. - хмыкнул. - Ты вот, батюшка, почему же не подумал, что, быть может, не сын то был виноват? А, может быть, отец? - Родных детей не выгоняют просто так из дому, сынок. - Бывает выгоняют, представляешь! - Михаэль игриво поднял брови. - Ежели действительно невиновен ты ни перед отцом своим, ни перед Господом нашим, то следует вернуться тебе в дом родной, да прощения попросить. - Даже и не виноват если? - "… Если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный, а если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших...". Знаю, молится о тебе твой отец, ведь пожалел он, что ушёл ты от него. Раскаивается, хочет, чтобы вернулся ты обратно. - Я в этом сильно сомневаюсь. - Михаэль провёл рукой по лицу, унимая улыбку. - Простить вам друг друга следует, помириться. Начало ссоры - как прорыв воды; оставь ссору прежде, нежели разгорелась она. - И не знаешь ты ничего, Димитрий, не можешь знать. Смешные вы, священники. Отчего-то даёте людям надежду, бросаетесь словами, смысл которых и сами не всегда понимаете. Лишь бы что-то ляпнуть, чтобы очередной глупый мальчишка замолчал, лишь бы поверил в праведность ваших слов. - Злоба в тебе говорит, сынок. Грешно это. Ты выговорись, отпусти... - Злоба? - мужчина искренне изумился, со смешным огоньком разглядывая священника. - Отец Димитрий, да я не помню, когда злился в последний раз! Это, знаешь ли, Его работа. - указал пальцем в потолок, снова сжимая трость. - То потоп всемирный, то десять казней Египетских! Михаэль рассмеялся сначала тихонько, затем громче. Дрожь священника усилилась. - И так, по мелочи: хворь смертельную новорождённому за грехи родительские; али работяге и кормилицу семьи из пяти детей ноги на лесопилке отрубить. Чего же он, проклятый такой, позволяет себе раз в неделю выпить? - Работник, склонный к пьянству, не обогатится, и ни во что ставящий малое мало-помалу придет в упадок. - Да, поэтому пять маленьких ртов теперь будут умирать от голода. Его-то и правда лучше не гневать, иначе чертей на себя можно накликать! - Окстись, сынок! - архимандрит перекрестился, глаза его широко раскрылись. - Что же ты за ерунду говоришь? Покайся, прошу тебя. - Отец... когда королю угодно кого-то устранить, он не делает это сам, правда? - Михаэль покровительственно улыбнулся. - И даже не поручает это ближайшим сподвижникам. На это у короля есть... особые люди. Дима не ответил, говорить вообще больше не особо хотелось. Тот человек, наконец-то, тронулся со своего места, теперь проходясь вдоль алтаря. Он рассматривал убранство, изящно вертел головой, рассматривал иконы, фрески. С любопытством тянул шею, пытаясь всё рассмотреть. Священник молча стоял, не в силах ни тронуться с места, ни отвести взгляда от этого странного иностранца, который, в итоге, замер спиной к нему и произнёс: - Богородица ждёт свою лилию, отец. - Д-да, разумеется. Димитрий вздрогнул, поспешил к иконе, где заботливо добавил цветок в композицию, поправил лепестки, улыбнулся. - Так в чём же грех твой? - Михаэль развернулся, теперь вглядываясь в такого же цвета глаза с расстояния нескольких метров. - Грех мой? - Да. Внутри алтаря ты о чём-то сетовал, а голос прямо жалобный. - Сын мой... негоже такие вопросы задавать служителю церковному. Да и вообще кому-либо. Нужно быть скромнее. - священник немного насупился, но не злился он вовсе. Мужчина хмыкнул, снова переводя взор куда-то под высокий потолок. - Венчание здесь скоро будет, правда? - снова подошёл к иконе. - Будет, только откуда же тебе это известно? - священник неподдельно заволновался, свёл вместе брови. - Да так… Михаил нашептал. От тихого голоса встали дыбом волосы. Хотел было Димитрий остановить чужие руки в перчатках, потянувшиеся к лику архангела. Но было поздно, пальцы коснулись иконы, а вместе с тем как будто чем-то раскалённым прошлись по нутру батюшки. Он очень тихо простонал, наблюдая за чужим лицом. - И ты, отец, венчания того не хочешь, правда же? - О чём же ты говоришь? - Дима совсем не понимал, что это был за странный человек. - Для меня будет в радость повенчать моих детей духовных. Я их ещё совсем маленькими видел, воспитывал. Для меня не будет большей радости, чем соединить их души вместе на веки вечные. Соединить перед Богом нашим. - Отец. Отец, отец… - Михаэль покачал головой, на губах его расплылась ехидная усмешка, он обернулся к собеседнику. - Кому как не тебе знать, Димитрий, что врать - это грех. Сердце застыло, горло будто сжало тисками. У архимандрита ещё никогда не было такого странного мирянина. Будто и земля под ногами дрогнула. Не к добру... Двери храма скрипнули, батюшка вздрогнул, развернулся. Лицо его сразу просветлело, ведь на пороге был Сергей Нечаев. Он знал, что перед тем, как зайти, парень перекрестился трижды, прочитал молитву и только потом тронулся внутрь. Дима не отрываясь за ним наблюдал, даже и забыл про нечаянного гостя. Сергей быстро до него дошёл, теперь возвышаясь над священником всем своим высоким ростом. На лице - самая светлая и добрая улыбка, которая расплылась ещё двадцать лет назад в люльке. Была она такая же, когда Дима лично принимал его от священника из купели, став его крёстным. Мальчик не плакал совсем, лишь смеялся младенческим смехом и не спускал голубеньких глаз с совсем молодого монаха. - Отец Димитрий, благословите. Сергей сложил ладони вместе, раскрыв их в просящем робком жесте. Слегка склонил голову, прикрыв глаза. Всегда такой послушный и ласковый... Славный, славный мальчик. Архимандрит с улыбкой осенил его крестным знамением, затем наложил свою руку поверх чужих ладоней, нежно сжимая. - Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. С губ священника сорвался лёгкий выдох, когда мягкие губы коснулись его кожи. Они задержались на его кисти слишком долго для простой благодарности, но Димитрий не считал это чем-то плохим. Он знал этого парнишку с младенчества, знал его нрав и характер, знал всего его переживания, знал его душу. Сергей Нечаев очень добрый человек. Порой он даже казался ему ангелом. - Что ты здесь делаешь, сынок? - ласково улыбнулся. - Благословение Ваше было нужно, батюшка. Дело есть у нас с Екатериной важное, после Венчания планируем. - После Венчания? Мой мальчик, неужели...? На лице Димитрия отразилось счастье и даже какой-то маленький страх, который он быстро в себе поборол. - Деток планируете, правда же? - Да маловаты мы для деток пока, отец! - Нечаев слегка рассмеялся. - И правда, сами ещё дети. Облегчение пробежалось приятной волной по его телу. Сам архимандрит не удержался, провёл ладонью по волосам своего крестника. - Переезжаем мы, отец. Повисла недолгая тишина, во время которой улыбка спала с красивого лица Димитрия, брови его на короткое мгновение заломились, но он быстро взял себя в руки, приняв прежнее своё выражение. - Вот как. Это хорошо, Серёженька. В городок побольше? - Да. Где работы больше, где... где ребёнка будущего сможем вырастить. От чего-то говорил Сергей немного притихшим голосом, а на слове "ребёнок" и вовсе отвернул голову. Дима знал его слишком долго и слишком хорошо. - Что случилось, мой хороший? Отчего невесел? - Не знаю, отец, как будто душа не на месте. - Ну что же ты так, что на душе у тебя? - Правильно ли мы поступаем с Катюшей, переезжая? Ведь родились здесь, выросли, ведь... Хотел парнишка что-то сказать, но видно было слова застряли на полпути, подавил он их внутри себя. - Серёжа. - священник коснулся его запястья. - На всё воля Божья. Значит поселил Он в ваших головушках мысль такую, значит хочет Он так. А не понравится вам, так Он вас обратно попросит вернуться, правда же? - Да, да... Вы правы, Ваше Высокопреподобие. Сергей робко улыбнулся, заметив светлое лицо своего духовного наставника. С ним с самого раннего детства всегда было рядом тепло и уютно. Он никогда не хотел от него уходить. В первых классах Нечаев сбегал с уроков, лишь бы провести время со своим крёстным отцом. После школы он провёл год в послушниках, хотел стать монахом, лишь бы быть ближе к такому потрясающему человеку. Было это немного подло с его стороны, ведь нужно было становиться ближе к Богу... не к священнику... Всё же, не было это его призванием, сам отец Димитрий и дал ему это понять. В священники Сергей не годился вовсе. Но Дмитрий Сергеевич неустанно за всё хвалил. Хвалил прилежность и старательность, трепал нежной рукой его волосы, целовал в лоб. Те поцелуи ещё долго горели на его коже, а на щеках расплывался румянец. Тогда мальчику казалось, что его касался сам Господь. Настолько Дмитрий Сергеевич был Святым и Великим. От имени и отчества мальчик отвыкал долго. Сам Сергей не помнил, в какой момент крёстный при нём назвался полным именем вместе с фамилией, но маленький карапуз быстро это запомнил, чем смущал бедного монаха при других таких же монахах и послушниках. "Дмитлий Селгеич Сеченоф! Гулять хочу, гулять! Мы сколо пойдём!?". "Конечно пойдём, мой ты несмышлёныш." Тогда монах Дмитрий вскоре брал маленького Сергея на руки и они только вдвоём шли, куда вели монаха ноги. Те воспоминания приятно теплились в груди молодого парня до этого дня. Порой ему казалось, что никаких других у него и не было вовсе. Тогда он спохватывался, шлёпал себя ладонью по макушке. Была же у него невеста, как же он так мог. Ведь и с ней хорошие воспоминания были! Тогда он добегал до иконы, крестился, каялся. Екатерина Муравьёва была потрясающей девушкой, будущей матерью. О такой девице можно было только мечтать. Сергей стал сиротой при рождении, жил он в доме её матери, они выросли вместе, теперь собираясь скрепить свои жизни друг с другом уже навсегда перед самим Господом. Но любые с ней воспоминания всегда перебивались лицом человека, на чьих руках он просидел всё детство, не желая спускаться вниз. Он обожал купаться с ним в речке. Пресные капли ярко переливались на худых плечах молодого человека и мальчик утирал их пальцами. Был он для ребёнка действительно неземным. Дмитрий Сергеевич смешно жмурил один глаз, морщась на солнце, что-то говорил своим мягким и таким приятным голосом, от которого Сергей не раз засыпал у него на груди. С возрастом, правда, желание сидеть у него на руках постепенно пропадало, появлялось другое. И когда юноша понял, что давно перегоняет Дмитрия Сергеевича по росту и по ширине плеч, возникло в нём страстное желание уже самому священника носить на руках. Расплакался он и недавно, в прошлом году. Eму тогда исполнилось девятнадцать, а через месяц после этого умерла Зинаида Петровна, мать его теперь невесты. Она и сама ему была матерью. Последним её желанием было видеть своих детей как равных друг другу, хотелось ей видеть их обвенчанными, хотелось с небес смотреть на внуков. Ведь видела она, как дочка её на Серёжку заглядывается. Сергей и Екатерина долго обнимались, пообещали друг другу волю матери исполнить. Катя призналась в своих долгих чувствах, а Сергей погладил её по голове, что-то пробурчал в ответ. Слегка напуганный внезапной смертью Зинаиды, её просьбой, признанием девушки, которую он считал сестрой, и собственными непонятными чувствами, он кинулся к своему Дмитрию Сергеевичу, буквально сбив того с ног. "Мой мальчик, будет тебе, будет." Его гладили по голове, даже целовали в макушку. Ему говорили, что всё будет хорошо, что Сергей не один. А сам он вжимался Диме в грудь, обхватывая его худое тело крепкими, ещё юношескими руками. Не стесняясь плакал. Он быстро забыл о смерти Зинаиды, ему тогда было страшно и грустно от другого. Ему казалось, что забирают его от его Дмитрия Сергеевича. И казалось так и сейчас. - Серёженька, тебя ещё что-то мучает, правда? Ты всегда можешь рассказать своему крёстному отцу всё, что пожелаешь. - Знаю, за это Вас благодарю. Просто... - Слушаю, сынок. - священник добро улыбнулся, пытаясь подбодрить. - Это больше Екатерине хочется, если честно. Переезжать. А у меня... душа и сердце не на месте. Выглядел парнишка и правда слишком печально, что и у самого Димы что-то внутри заболело. Хотелось ему на секунду поднять свой голос, хотелось попросить его остаться, никуда и никогда не уезжать, ведь не выдержит священник без его присутствия и дня. Но так было положено. Родители рано или поздно отпускают от себя своих детей. Птенцы вылетают из гнезда. Родители... Он горько усмехнулся. - Всё хорошо, Серёжа, это поначалу так. Всё новое пугает, особенно, когда ты молод. В конце концов, вы вдвоём всегда сможете приезжать в гости, или же вернуться обратно насовсем. Но попробовать стоит, не попробуешь - не узнаешь. - Вы правы, пожалуй, как и всегда. - маленькая буря постепенно угасала. Она всегда гасла рядом с Дмитрием Сергеевичем, только он усмирял все его ураганы и переживания. Он один. - Хочешь, мы с тобой прогуляемся? Постараемся прояснить твою головушку. Я сейчас не занят. - Правда? Мальчишка так искренне засветился радостью, будто правда был ангелом. Рядом с ним и сам архимандрит чувствовал себя так, будто был на Земле настоящий Рай. - Да, позволь мне только попрощаться с... Димитрий развернулся, но в храме были только они вдвоём. - С кем, отец? - Нечаев тоже обвёл глазами помещение. - Ты не видел никого, когда сюда вошёл? - под кожу проникли нехорошие мурашки. - Не видел, здесь и не было никого, вроде как, когда я внутрь зашёл. Только Ваш милый образ. - Да... - священник залился странным румянцем, он отвёл янтарного оттенка глаза, как будто и стыдно стало. - Сегодня я сам не свой, сынок, ты не обращай внимания. Архимандрит перекрестился, за ним повторил и крестник. Видимо, и правда встал сегодня Дима не с той ноги. Возможно, что Господь посылает какие-то испытания. Видимо за то, что нехорошие мысли лезут в светлую голову. Эгоистичные. И правда, вряд ли здесь был кто-то сегодня, видение то было нехорошее. Он тронулся на выход, за ним следом поспешил и паренёк. - Пойдём, сынок. - С удовольствием. - Серёжа, ты мне скажи, глупый ты мальчик, зачем на алтарь посмел ступить? Грешно это, покаяться надо, даже если и намерения у тебя были самые благочестивые. - На алтарь? - Сергей изумился. - Отец Димитрий, я бы никогда не ступил туда ногой без Вашего разрешения. - Серёженька. - зашептал мужчина, покосившись. - Ну что же ты... и врать мне теперь задумал? - Никогда бы я не посмел, поклясться могу! - Не клянитесь именем Моим во лжи, и не бесчести имени Бога твоего... - Дмитрий Сер...! Батюшка. - поспешил исправиться парень. - Слово даю, не заходил я туда. - А лилия как же там оказалась? - Лилия? Не врал ему Серёжа, понимал он это, видел по честным красивым глазам. Думалось Димитрию, что привиделось ему, что помутнел его рассудок. Крутились у него в голове мысли с тех пор, как объявил Сергей Нечаев, что венчаться собирается. С тех пор переживал он сильно, теперь же расплачивался, Господа разгневал. - Не бери в голову, мой мальчик, сегодня с утра мне глупости мерещатся. - С Вами всё хорошо, отец? Видно было, что не на шутку парень перепугался, запереживал. Миленький, глупенький. Вызвал он улыбку на красивом лице. - Да, всё прекрасно. Пойдём. Димитрий вывел своего крестника наружу, выбросив из головы глупую сцену, которой совершенно точно не случилось наяву.