Не вижу уважительной причины Монетой торговать сто раз на дню… И хорошо, что до моей кончины Ты не узнаешь, где её храню. Марк Постернак
— Доброе утро, Билли. «Билли» на поверку оказалась женщиной. От неожиданности она встрепенулась и резко обернулась на гостя. — Ох, Сэм, дурачок! — беззлобно охнула хозяйка особняка (походившего на огромный пряничный домик). Седеющую голову командора стражи против света было не разглядеть. Но, чтобы почувствовать его рассеянно добродушную улыбку, глаза были не нужны. Сейчас и впрямь было утро: по-весеннему тёплое и по-анк-морпоркски удушливое. Форточки на ночь предусмотрительно не запирались — чтобы впустить немного прохлады. Оттого сейчас стекло их беседе не мешало. — Тебе повезло, что я не дракончик, а то после таких шуточек отскребал бы ты меня от стен! — хохотнула леди Сибилла Овнец. Она подошла к окну поближе, чтобы видеть Сэма. Сибилла была не просто “жаворонком”. Если хочешь посвятить жизнь драконам, для начала посвяти им каждое своё утро. Здоровый сон становился вещью почти мифической (общая черта всех счастливых молодых мамочек и стражников). Но Сибилла не сетовала и каким-то чудом даже умудрялась высыпаться! Ваймс завидовал ей белой завистью. Он часто спрашивал себя: от кого он стережёт её? Сибилла не нуждалась в защитниках: в её жилах текла кровь великих воинов и победоносцев. Более того, как показывал опыт, Сэм не редко становился своеобразным магнитом для опасностей, отчего куда спокойнее жилось поодаль от командора, нежели подле. И всё же, было что-то такое во взгляде леди Овнец, что заставляло Ваймса снова и снова срываться с места и бежать сломя голову на борьбу с преступностью. Он помогал ей как мог. И не раз. Ваймс обезопасил участок леди Сибиллы от покушений множеством изобретательных ловушек, она в любой момент могла обратиться за помощью лично к командору городской стражи, а в любом участке её бы встретили как герцогиню. Один её писк, и вся стража будет поставлена на уши. Это было меньшее, что он мог для неё сделать. Его пленяли в ней самоотверженность, бьющая ключом энергия и отнюдь не светская сила духа. Она искренне верила, что в каждом человеке есть крупица добра. Позволяла бы ей длинна рук, и она бы обняла весь мир! И Ваймс чувствовал, что не заслуживал всего этого... — Страшно представить, — улыбнулся Ваймс, неуклюже пожимая плечами. — Я проходил мимо. Заметил у вас в выгребной яме одну юную особу, — он кивнул, предположительно, в том направлении, где в последний раз видел ту самую «особу». — Я с ней уже побеседовал. Студентка-ассасин. На тебя контракта нет, на меня — тоже. Говорит: «Проходила обязательную практику». — И как же так случилось, что она упала? — изумилась Сибилла. — Ума не приложу, — фыркнул Ваймс. — Должно быть, она не ждала, что черепица уедет у неё из-под ног. — Ох, бедняжка! — всплеснула руками леди Овнец. — Сэм? — Да? — Это же сейчас не твоя злорадная улыбка? — Нет, что ты! Конечно нет. — ответил Ваймс — оплот честности, доброты и милосердия. Только сейчас Ваймс в знак приветствия по-товарищески пожал Сибилле руку. Да, этикет предписывал целовать даме ручку. Но он никогда не делал этого прежде и не сделал бы впредь. Не оттого, что не знал приличий, не оттого, что Сибилла была недостаточно «дамой». Он просто считал это... несправедливым. Неправильным. Они были самыми что не на есть «хорошими друзьями». Ваймсу с ней было хорошо. Даже слишком... Ваймс просто не представлял свою жизнь... «благополучной». Хотя, конечно, многие бы ему возразили — весьма лицемерно говорить о чуждости благ и роскоши, когда ты герцог. Но Ваймс никогда бы не взял того, чего не заслужил. Хотел ли он от жизни именно этого? Он замечательно проводил с ней время: с таким внимательным слушателем вечера проходили незаметно. И всё же отчего-то Ваймс не мог быть с леди Овнец слишком долго. Что-то из раза в раз гнало его с порога. Долг? Служба? Чувство вины?.. Женщина уткнула локотки в подоконник и скрестила запястья. Многие привычки Сибиллы едва ли можно было назвать светскими — на вряд ли резиновые сапоги и комбинезон для работ в драконюшне считались писком моды среди знати, — но именно в такие моменты, когда ей удавалось выглядеть так живописно и непринуждённо одновременно, в ней узнавалась самая богатая женщина Анк-Морпорка. Даже узкая оконная рама не могла её потеснить. Сибилла словно искажала пространство вокруг себя, так что даже море расступилось бы перед ней. В своём нежно-розовом чепце и ночной сорочке леди Овнец выглядела до того солнечно, что хотелось сказать ей «замри!» и послать за портретистом. Румяный солнечный свет чудесным образом молодил её. В прочем, Сибилла в любом возрасте была юна. — Ты в гости или просто заглянул? — с улыбкой поинтересовалась она. — Просто ты как-то обмолвился, и я подумала... — Прости, Билли, сегодня никак. Меня ждут во дворце. — Божечки, в такую рань! Ещё и после ночного дежурства?! — искренне возмутилась она. — Я не со смены. Ты же помнишь, времена другие. Я вообще в патрули теперь почти... Не хожу... — Ваймс вздохнул, растянув губы в невесёлой улыбке. — Утренняя прогулка. Ноги сами к тебе завели. — О, ну это тоже славное дело, — просияла «Билли». — В нашем возрасте полезно дышать свежим воздухом. А что там Хэвлок? Ваймс пожал плечами. — Кто его разберёт... — пробурчал он и поспешил закончить — Терпимо. Вот сам гадаю, что он приготовил мне на этот раз. — Ваймс почесал затылок. Все слова разбежались. И так всегда... — Мне, наверное, уже пора. Вроде я всё сказал. Я зашёл поздороваться, ну и вот... Поздоровался. — Ваймс кашлянул. — Прости, что снова так бесцеремонно тебя покидаю. — Ох, конечно, ничего страшного! Ступай, удачи тебе! Передавай Хэвлоку, что если он продолжит тебя донимать — будет иметь дело со мной! И заходи почаще. Тебе у меня всегда рады! Попьём чаю с бисквитами, как в старые добрые. Ваймс смог лишь улыбнуться ей в ответ. — Обязательно. Если его светлость не подкинет мне ещё работы, — добавил он про себя. — Ловлю на слове! — хихикнула она — Ой, подожди-ка! Сибилла исчезла в тени за окном и куда-то умчалась. Вскоре её румяное лицо, которое почти не тронули мимические морщинки, показалось вновь. — Это тебе перекус! —сказала Сибилла и протянула Сэму через форточку бумажный свёрток, от которого пахнуло неприлично большим количеством калорий и холестерина. Ваймс уже знал, что там, и оттого принимать такой подарок было неловко вдвойне. Любой стражник знал толк в сэндвичах с беконом, а сэндвичи Сибиллы (разумеется, если избавится от овощей) были, по представлениям Ваймса, пищей Богов. Сэм взял в руки «перекус». — Спасибо, — растерялся Ваймс. — Не стоило, правда. — Да мне ведь не сложно. — отмахнулась Сибилла. Ваймс не смог возразить. Если бы Сэм женился на этой женщине, сложно представить, как бы переменилась его жизнь. Для него не могло быть супруги лучше Сибиллы. Равно как и для неё не могло быть мужа хуже, чем Сэмюэль Ваймс. После напасти с драконом, он подумывал, не посвататься ли к ней. Но время шло, а к моменту, когда Ваймс вновь вспомнил о предложении, стало ясно, что брак лишь усложнил бы отношения между ними. Они, не сговариваясь, решили оставить всё как есть. И в этом были свои плюсы! Для начала, Сэм не мозолил Сибилле глаза слишком часто. Из-за перерывов она не успевала заметить в нём изъянов и устать от него. А ещё, Ваймс просто не мог себе позволить огорчить эту женщину. А при его постоянных побегах на службу это было бы неизбежно. Он был бы просто не в состоянии выбирать между семьёй и долгом. Едва ли два этих понятия в жизни Ваймса могли сосуществовать. И наконец был ещё Он. Он был всегда, Ваймс всегда о нём помнил и всегда к нему возвращался. Даже если бы он женился, его бы всё равно тянуло к Нему. Сэм давно понял, что увяз в этой дрянной почти зависимости по самые уши. Какой бы Бог не отвечал за любовь, над Ваймсом он определённо пошутил даже слишком зло. Обрести счастливую жизнь с добрейшей женщиной, дожить до почтенной старости и поняньчить внуков? Или изводить себя безответной губительной привязанностью к бессердечному ублюдку? Ответ очевиден! И что бы тогда было? Что, если бы из-за Ваймса огонёк Сибиллы потух? Такой человек, как Билли, — думал Ваймс, — должен озарять тьму, созидать и сохранять. Она рождена, чтобы светиться. Ваймс при всём желании не смог бы отнять леди Сибиллу у мира. Он знал, что она должна принадлежать всем, как и сам Сэм. Ведь он «полисмен» — человек города. А с недавнего времени, ещё и дипломатическое лицо, что делало его если не человеком мира, то большей его части так точно. — Я уже говорил, что ты ангел? —мягко обратился к ней Ваймс. — Каждый раз, — хохотнула Сибилла в ответ. — Ох, Сэм, куда же летит время... Посмотри на нас. Кажется, ещё вчера ты был капитаном. Я рада, что Хэвлок разглядел твои таланты, но не загрузил ли он тебя вместе с тем? Всё точно хорошо? У тебя измученный вид. — Я со всем справлюсь, дорогая, не переживай. Сибилла вздохнула. Её чуткое сердце её никогда не обманывало, а вот Ваймс — постоянно. И разумеется леди Овнец знала. Таков был Сэм Ваймс и его забота. Когда же кто-нибудь позаботится и о тебе? — подумала она про себя. — Ох, ладно. Будь осторожен, Сэм, не обижай никого. Спасибо, что заглянул! — Всегда рад! — козырнул Сэм и отошёл от окна, когда в нос ему ударил новый запах. Что-то пробилось сквозь вонь Анка и аромат сэндвича с беконом и принесло с собой воспоминания... Поднимают ноги и летят, и летят, и летят... Смрад сирени... Ваймс оглянулся и заметил притаившийся у изгороди кустарник. Сэм шагнул к нему и притянул к себе лиловую гроздь. Боги, уже? — подумал Ваймс и отломил веточку, которую тут же закрепил на своём шлеме. Ему пора было идти во дворец. Он наверняка уже ждал его. Подождёт ещё, — угрюмо рассудил Ваймс и покинул участок леди Сибиллы.***
Интуиция Ваймса не подвела. Он и впрямь уже ждал. — А, Ваймс. Вот оно... Всё всегда начиналось с этого. Мысли Ваймса содрогаются как от землетрясения. Но ничего. Это лишь «игра». Уйти ему никто не позволит, но об этом стоило задумываться прежде чем «сесть за стол». Нужно не подавать виду. Собраться с силами, разжать кулаки — как будто ему хватит духу хотя бы раз пустить их в дело! — сделать безразличный мордер. Спросит — ответь. И не смотри. Не смотри на него, ради всего святого! Просто вырежи его из своей картины мира! Лишь тогда станет хоть сколько-нибудь выносимо. Как долго продолжалось их противостояние? Лет пять? Десять? Изо дня в день топтать порог Продолговатого Кабинета и терпеть, терпеть, терпеть, потому от него этого ждут. Потому что быть терпеливым, покорным — послушным Ваймсом — самое полезное, что он мог сделать для Него. Выкуривать из себя сантименты, валить самого себя измором — ну же, будь мужиком! Ты не простишь себе, если раскиснешь! Только не из-за этого ублюдка! Это произошло не сразу. Совсем... Сначала был дракон. Затем было ружие. После было жутко... Было чудно, волнующе, неловко, стыдно, мерзко, гадко, липко... Тепло, трепетно, томительно. Поначалу он игнорировал. Потом игнорировать перестал. Тогда он начал забывать. Пытался забыть. Пробовал нырнуть с головой в работу, но лишь раскроил себе нос о камень реальности на дне, ибо его работа неизбежно возвращала его сюда. Пробовал говорить по душам с Сибиллой, но и у неё не было ответа: слишком светлая, слишком чистая, слишком искренняя, да к тому же не познавшая радости замужества. Она никогда не любила кого-то конкретного — она всегда любила всех. В какой-то момент, почти отчаявшись, он подумал: «А чего я, в самом деле, боюсь?». Отважился намекнуть: коснулся руки — нежно, тревожно. Его светлость лежал в своих покоях бледнее мёртвого, замогильно дышал в бренном сне. Хотя бы попробовать. Ваймс не мог найти слов. Он надеялся, что Ветинари его... почувствует. Поймёт всё без лишней мишуры. Боги, да с оборотнями в Убервальде было не так ужасающе сложно! Взаимность... Нет её — пиши пропало, есть она — ещё страшнее. Он хотел «прощупать почву». Но нельзя прощупать то, что давно ушло из-под ног. Он надеялся. Верил. Когда-нибудь, всё прояснится. Даже в Анк-Морпорке иногда видно солнце. Ничего... Ветинари либо был в бреду и не запомнил того нежного касания, выражавшего больше, чем любое сопливое письмецо, либо намеренно вычеркнул этот случай из своей памяти, чтобы более к нему не возвращаться. Тогда Ваймс отчётливо осознал, где было его место. Потом был Клатч. Думал — умрёт. Либо один, либо они оба, потому что Ваймс не мог отделаться от мысли, что уж в этот-то раз игра, что затеял Ветинари, не сойдёт ему с рук. Если с ядом он ещё понимал, что в любой момент может вывезти патриция из города ради его же безопасности — куда подальше, под собственную защиту, где никто не найдёт, лишь бы жил! — то на суде он погибал. Всё не должно было закончиться так... Ещё никогда он так не боялся. Ветинари не могли казнить. Ваймс никогда не ходил в храм не по работе, но тогда он молился за Ветинари! Ведь иначе всё будет кончено: для города, для жителей, для стражи. Для него... Он не мог позволить этому случиться. И Ветинари выкрутился! Ваймс злился на него за истерзанную душу! И был благодарен за оправданные ожидания... Да, он бранил патриция, клял, опасно шутил про пеньковое фанданго. Но это всё от беспомощности. И отчего же Ветинари — всевидящий патриций Анк-Морпорка — к Ваймсу был слеп и глух? Он не видел его отчаянных попыток доказать свою преданность. Не замечал самоотверженности командора. Не слышал слов, что звучали в молчании Ваймса. Всего этого он не замечал — или делал вид, что не замечал. Были ещё «подачки». Боги, как он их ненавидел! Хуже плевка в лицо, удара под дых! Неужели Ваймс настолько недостоин? Неужели от него нужно откупаться, как от попрошайки?! Почему из раза в раз Ветинари словно говорил ему: «Вот твоя прибавка к жалованию! Продолжай быть таким же кретином. Город должен работать — работай и ты!» Отсюда приказы, поездки к чёрту на куличики. Отсюда бессоница. И отсюда круги под глазами и искрящиеся нервы. — Я предполагал, что Вы опоздаете. Писали письмо, как я понимаю. Учитывая сложившиеся обстоятельства, я отменил заседание. Выражаю свои глубочайшие соболезнования, сэр Сэмюэль. Ваймс вопросительно взглянул на Моркоу. Тот лишь многозначительно пожал плечами. Взгляд Ваймса зацепился за изящную, холодную, как и он сам, руку патриция, опустившуюся на грудь возле... Лиловой веточки у отворота. — В такой прекрасный день, — не унимался Ветинари — Хотя надвигается гроза. Он словно издевался... Нет. Он определённо издевался! Он прекрасно знал. Знал, конечно, что сегодня за день! И всё равно пометил себя «знаком». А вот что он значит, интересно, его светлость догадывается? Или это лишь «шелуха» мелочь, пустяк! Проблемы чужих переживаний Ветинари никогда не заботили. — Как продвигается поимка убийцы господина Рукисилы? — поинтересовался патриций как бы между прочим. — Вам ли не знать? — почти выплюнул Ваймс. Их взгляды скрестились. И хоть Ветинари стоял к Ваймсу лицом, сам Ваймс лица патриция не видел. Запретил себе видеть... Да, вот так. Только с напускной желчью, только с окаменевшей рожей. С Ветинари по-другому было нельзя, прах его побери. Его едкие замечания и под соусом из хорошего тона не сошли бы за искреннюю доброжелательность. Для Ветинари он был никем. Именно он — Хэвлок Ветинари — подарил ему титул герцога — он же мог его и отнять. Фортуна не будет улыбаться Ваймсу вечно, и грёбаный лорд Ветинари не упускал ни единой возможности напомнить об этом. Ваймс чувствовал это в каждом движении его светлости — сам его надменный внешний вид говорил об этом. Рано или поздно придётся платить. И тогда улыбнётся уже сам Ветинари. Ваймс даже не терьер, нет. Очередной инструмент. Всего-то... Функция. Как и его секретарь. Нет, конечно, Ваймс ни в коем случае не считал Стукпостука "человеком второго сорта", Боже упаси. Руфус был расторопным малым, весьма сообразительным, свои обязанности исполнял исправно, а главное, он работал, а работа с Ветинари сравни ежедневному подвигу — Ваймсу ли не знать. Но Стукпостук следил за порядком на столе патриция, а Ваймс был вынужден ежедневно следить за порядком на улицах. За порядком в людских головах, потому что оттуда всё и начинается. Оттуда и лезет вся человеческая пакость! Беспорядок всегда в голове. А Ветинари всё никак не мог угомониться. Он использовал Ваймса, словно тот был какой-нибудь молоток — забивал и выдёргивал гвоздики, цеплявшие его наряд. Успех? Значит будет и награда. И вот Ветинари уже сооружает из Ваймса этакий ножик с кучей приспособ — тут и штопор, и отвёртка, и опасная бритва, — всё для решения любых задач: от бытовых до политических. Но Ваймс был никаким не ножом. Он и молотком-то в сущности не был. Ваймс был всего лишь топором — простым и эффективным. Но хуже было то, что этот топор осознавал суть своей работы. Молотки не жалуются, когда их используют не по назначению. Даже непробудившиеся големы не спрашивают, для чего они что-то делают. Просто делают. А Ваймс не мог не думать о своей работе, о её целях, задачах, смысле. И чем чаще Ветинари пытался с помощью своего "топора" сочинять элегии, тем больше ярости вскипало в Ваймсе. Боги, когда всё стало так сложно?! — Но даже я не всемогущ, командор. — с улыбкой ответствовал патриций. И это слова самого могущественного человека на Диске, — угрюмо рассуждал Ваймс. Ты не человек! Что ты за тварь? Отчего, всё, к чему ты прикасаешься, становится неразрешимым?! В дверь постучали. Ваймс и Моркоу посторонились. Вошёл Стукпостук. — Сообщение для его светлости, милорд. — произнёс тот и протянул Ветинари конверт. Патриций, соблюдая этикет, передал его Ваймсу. — Прямиком с семафора! — воскликнул он — Карцера загнали в угол. Новый Зал Незримого! Я должен там быть! — Как волнительно, — вздохнул Ветинари — Погоня не ждёт. Но разве ваши люди не могут обойтись без Вас, командор? Ещё чего? Он не бросит своих людей, не позволит ходячему бедствию, вроде Карцера, беспрепятственно передвигаться по городу, чинить беспорядки и разбой и дальше убивать ни в чём не повинных граждан. Граждан его грёбаного города! И пусть этот нахальный, бессердечный ублюдок даже не пытается возразить! Это была дуэль двух влюблённостей. И Ветинари её проиграл. Счёт 5/4 в пользу Анк-Морпорка. Ваймс хмыкнул. — Это моя работа, сэр. Шестерёнки должны вращаться, стражник должен бегать. — констатировал он. Туше. Или, как выражаются в Тенях: «Схавал, хмырь?!» Ветинари предпринял последнюю попытку... Чего? Поиздеваться? Отговорить? Задержать Ваймса? Ради чего? — И что же Вы намерены предпринять, командор? — Я буду Сэмюэлем Ваймсом где и когда нужно, прах меня побери! — прорычал Ваймс со всей серьёзностью, а про себя подумал, как же жалко, должно быть, он сейчас звучит. Кто такой сейчас «Сэмюэль Ваймс»? Явно не тот, кем можно напугать. — Что ж, в таком случае, я полагаю, наш город под надёжной защитой. Задержание Карцера лишь дело времени, не так ли? — улыбнулся патриций — Не смею Вас больше задерживать. Ваймс развернулся на каблуках и вылетел из кабинета. По коридору ещё долго эхом разносились его приказы, пока часы в приёмной патриция продолжали мучиться от аритмии.***
На Саторской площади Ваймсу пришлось сбавить ход, чтобы отдышаться. — Докладываю, сэр, — к великой радости Ваймса, без лишних расспросов начала Нюня (целая и невредимая к ещё большей радости) — Пара троллей регулировала уличное движение неподалеку, я направила их к Шлюзовому мосту. Потом появился сержант Детрит, и я приказала... посоветовала ему войти в Университет через главные ворота и забраться куда-нибудь повыше. Ваймс молча кивнул докладу капрала. Боги милостивые, таких бы офицеров как Нюня, да побольше! Ваймс определённо гордился гномихой. — Достойно придумано. — Спасибо, сэр. Не могли бы Вы встать поближе к стене, сэр? — Зачем? Что-то со звоном отскочило от булыжников. К тому моменту Ваймс уже силился стать единым целым с ближайшей стеной. — У него арбалет, сэр, – доложила Поподополу. — Мы думаем, он забрал его у Рукисилы. Но он неумело с ним обращается. — Хвалю, капрал, — только и смог выдавить Ваймс. — Отличная работа. Пять с плюсом. И тут Ваймс огляделся. Вокруг кипела жизнь: сновали прохожие, мирные граждане, зеваки, торгаши, которые и не думали сворачивать свои лавки! Как же не вовремя... Ваймс чертыхнулся. — Надо бы снять его оттуда да поскорее, — заключил Ваймс — Начнёт палить в белый свет, заденет кого-нибудь. Ваймс отдал распоряжение сделать предупредительный выстрел. Через минуту он уже отряхивал с плеч штукатурку и перья — айда Детрит, айда Миротворец! — Ну что ж, пожалуй, мы хорошо его предупредили. — Сварли передаёт, преступник перестал двигаться, сэр, — доложила капрал. — Да неужели? — с плохо скрываемым злорадством ответил Ваймс. После залпов из арбалета Детрита преступникам очень везло, если у них всё ещё было чем подвигать. Ваймс поправил ремень. — А теперь можешь отдать мне свой арбалет. Я лезу туда. — Но, сэр, Вы же говорили, что никто не должен пытаться его арестовать! Вот почему, когда мы его обложили, я немедленно связалась с Вами! — Все верно. Его арестую я. Прямо сейчас. Пока он пересчитывает свои части тела, чтобы убедиться, все ли на месте, — Ваймс уже было начал карабкаться на здание, когда странный порыв дёрнул его обернуться на гнома. — Сэр, ну не в одиночку же! — протестовала Нюня. — Вспомните, как легко он разделался с Рукисила! Это опасно! Ваймс выругался себе под нос. — Боишься опасности — не иди в стражу. Прости, капрал, но это не аргумент. Не забудь предупредить Детрита, что я иду. Если я и умру сегодня, то я бы предпочёл сделать это в полной комплектации. Ваймс уже нашёл, за что зацепиться, когда беспокойный взгляд Нюни отвесил ему подзатыльник. Ну, вернее сказать, пендаль... Он остановился. Вздохнул. Нюня — умница, как всегда. Это и впрямь опасно, и больше всего Ваймса пугало то, что его это нисколько не отталкивало. В последнее время, он вовсе стал почти зависим от риска. И что-то ему подсказывало, что виной тому снова был Он. Ходить по острию ножа, с завязанными глазами над бездной? Пожалуйста! Всё, лишь бы отвлечь свои мысли от Него, чтобы избавиться от потребности в постоянных пятнашках со смертью, унять беспокойное сердце, даже если для этого придётся его остановить. Какой отвратительный пример он подавал своим офицерам... Не дай Бог кому-то в голову взбредёт стать таким же! А если он всё-таки умрёт? Об этом он подумал?! Проклятье, да его же запишут в чёртовы герои! А Ваймс терпеть не мог героев и подвиги... Зато он любил своих ребят. Желал им только лучшего. Первое, что он спрашивал в начале и конце рабочего дня: «Сколько?» И когда в ответ он слышал «Все живы, сэр», Ваймс вздыхал с облегчением. Стражники, как и их семьи, заслуживали того, чтобы их жизни ничего не угрожало. Оттого преступления Карцера были для него ещё более бесчеловечны. Такие негодяи не должны свободно разгуливать по городу. Даже если Ваймс не спустится с этой крыши живым, он обязан выполнить свою работу. И пусть патриций засунет свои возражения себе в жопу! В печи воображения Ваймса подкинули дровишек. Он отчётливо увидел перед собой два льдистых голубых огонька, услышал голос. « — Ох...» — говорила тень в его видении, — «Какая досада. Я выделю из бюджета часть средств на достойные похороны его светлости. Спасибо, что сообщили мне эту прискорбную весть. Пришлите мне список достойных кандидатов на замену. Не смею вас больше задерживать». Ложь. В этих словах нет и намёка на скорбь! Он не будет скучать по Ваймсу, как игрок не будет скучать по пешке! Тогда почему он не переставал бороться? Почему рисковал? Спасал его жизнь, хоть знал, что это ни к чему не приведёт? Сэм заработает новые шрамы. Сибилла будет волноваться. Ему будет плевать... Стало горько... Его передёрнуло не то от собственных мыслей, не то от заползшего под одежду порыва ледяного ветра. — Ладно, давай так, — Ваймс порылся в карманах и выудил из их недр один шестипенсовик. Аверс монеты украшал гордый профиль Ваймсова мучителя. Взглянув на него, Ваймс грустно улыбнулся сам себе — он видел монеты и раньше. Конечно, с герцогским жалованием, такая мелочёвка попадала к нему всё реже. Но только сейчас отчего-то маленький блестящий блинчик он именно рассмотрел. Монеты чеканили, меняли, тратили, воровали, теряли, копили, переплавляли, чеканили заново, но их тяжесть на ладони всегда успокаивала. От чеканного патриция становилось кисло на языке. Монета была настоящая, но картинка казалась фальшивой. Или фальшивой была сама модель, когда с неё чеканили валюту? Прикосновение к холодному металлу странным образом заставило его задуматься: «А он на ощупь такой же холодный?» Ваймс прогнал сентиментальные мысли. Сейчас нужно работать. — Смотри, — обратился он к Нюне, наклонившись достаточно, чтобы было видно то, что лежало на его ладони — Его светлость — я вернусь с успешно задержанным Карцером, решка — ну... — Ваймс многозначительно развёл руками, ловя перепуганный взгляд Нюни. И всё же это подействовало, ибо капрал, вместо того, чтобы отговаривать Ваймса, скрестила пальцы на обеих руках и зажмурилась. — Давайте. — процедила она, едва шевеля перенапряжёнными челюстями. Ваймс щелчком запустил монету в полёт, и... Сильный порыв ветра сбил её с траектории. Ваймс пару раз неловко махнул руками и даже коснулся шестипенсовика, но лишь отбил его от себя, чертыхнулся. Ну ладно, шлёпнется на землю и тем кончится. Черта с два! Монетка приземлилась на ребро, издевательски дзинькнула и покатилась дальше. Нюня разомкнула веки, помчалась за шестипенсовиком. Гномиха старалась изо всех сил, но было уже поздно: через миг монета нырнула под решётку слива, послав стражникам на прощание воздушный поцелуй. Постояли. Посмотрели. Помолчали. — И что это значит, сэр? — проморгавшись, спросила Нюня. — Что теперь я не смогу потратить эти шесть пенсов в «Ведре». — заключил Ваймс и полез на крышу.