***
Август в Питере хандрил - от какой-то одной ему известной тоски лил ливневые слёзы, прятал солнце за нахмуренными облачными бровями, огрызался редкими грозами. Очередной дождь медленно вползал в квартиру колдовки, воруя оттуда свет и подменяя его жидкими серыми сумерками. Неуютно. Ангелина сидела на кухне, рассеянно дуя на травяной чай в большой кружке. Она не выспалась, поэтому бесконечно зависала, уставившись в какую-нибудь точку. Ей сегодня впервые за месяц приснилась Джебисашвили. И Изосимова до этой ночи была уверена, что внутренне разобралась с той ситуацией, притопила её в никак не желающей замерзать полынье своего озера, плотно задымила горящими травами в родных лесах под Петербургом, когда приходила на ритуалы. Лина её не тревожила - ни одного звонка или сообщения. Колдовка хотела думать о Джебисашвили с мстительным злорадством, перебирая в голове варианты того, что могла наплести женщина своей матери. Но получалось думать только с плохо скрываемым беспокойством, от которого Ангелине хотелось грязно ругаться. А сегодняшний сон добил объёмными воспоминаниями, привкусом моря на губах. В нём Лина улыбалась своей солнечной улыбкой, шептала хриплым голосом и касалась её тела с чарующим бесстыдством. Изосимова проснулась с зарождающимся в горле стоном и потом долго смывала призрачные отпечатки Джебисашвили прохладной водой. Женщина дёрнула головой, прогоняя наваждение. Глотнула чай, тут же сильно зажмурившись - не остудила до конца. Вытирая выступившие слёзы кончиками пальцев, Ангелина выцепила взглядом тёмный след от ожога на уже здоровой руке. В голову тут же ворвались картинки, где обеспокоенная Джебисашвили бинтует её ладонь, а потом прижимает колдовку к себе, в безотчётной нежности касаясь волос губами. Изосимова тоскливо выдохнула. Остаётся надеяться, что воспоминания уйдут так же быстро и неожиданно, как и пришли. Главное, что Лины здесь нет, а уж со своей головой колдовка справится, не первый год живёт. До этого безмолвный телефон ожил коротким оповещением. Интересно, это сын, которому что-то нужно, или очередной поклонник, который присылает ей в личные сообщения фотографию непонятно зачем вылитого в воду воска и спрашивает, проклят он уже сейчас или будет позже. Ангелина разблокировала телефон и с минуту смотрела на экран, чувствуя прилипший к грудной клетке жар. Вода в полынье забурлила, норовя вытечь и гордо омыть плотный лёд. "Знаешь, я тут заметила, что у Луны катастрофически не хватает знаний русских сказок" Ни приветствия, ни дежурного "как дела?". С места в карьер, прямо в тонкую полоску уязвимости, которую Ангелина, как ни старалась, не могла заморозить до конца. Изосимова нахмурилась, не в силах придумать достойный ответ. Напечатала только короткое и безликое:"И?"
"Ну, я подумала, что за прошедший месяц ты вспомнила ещё парочку и с нетерпением ждёшь, когда расскажешь ей их перед сном" Какая наглость! Какая беспардонность! Какое тепло грубо рвётся к ней в душу, отодвигая на задний план желающее ощетиниться раздражение. До этого неприметная тоска по Лине вдруг завертелась волчком в солнечном сплетении, обращая на себя всё внимание. Ангелине пришлось даже положить ладонь на это место, чтобы хоть как-то успокоить чувство, пока оно не пробурило в ней дыру. Ангелина начала печатать притворно-возмущённое "ну знаешь". Но Лина перебила её даже в переписке. "Мы уже не в том возрасте, чтобы скрываться друг от друга. Я по какой-то неясной причине хочу тебя видеть, Ангелин. И у тебя скоро день рождения, а я всё ещё ничего лучше когтеточки не придумала. Это надо как-то исправлять" Ангелина не хотела смеяться, честное слово. Но хохот вырвался против воли, заставив серые сумерки в недоумении разбежаться по углам. Ангелина вернула внимание телефону, чувствуя, как вдруг стало легче дышать. Она начала набирать текст, продолжая улыбаться. Линовский вихрь снова перевернул всё с ног на голову."И что ты предлагаешь?"
"Я тут посмотрела билеты. Не то чтобы я уверена, но, кажется, 18 и 19 места уже заняты одним медиумом и одним очаровательным ребёнком. Поезд, кажется, прибудет в Питер послезавтра. Но это, конечно же, ничего не значит""Я не уверена, но, кажется, я для чего-то освобождаю раскладной диван"
"А хозяйская спальня свободна?""Не наглей, девонька"
***
Лина встречала свой день рождения в ночном поезде в Питер. И ей казалось, что это сейчас самое лучшее место для начала 39 года жизни. Она не до конца понимала, почему приняла это решение и трясётся в сонном поезде. Просто колдовка уехала только из её квартиры, но не из воспоминаний. Ангелина забыла на тумбочке свою книгу, и Лина прочитала философские метания Сартра, регулярно выпадая из повествования, потому что представляла, как эти страницы листает Изосимова, хмуря брови. Буквы пахли знакомым пряным табаком, и Джебисашвили иногда ловила себя на том, что водит носом по воздуху, будто пытаясь взять след. Она уже давно не маленькая, у неё за плечами череда разных отношений, даже развод, поэтому она отдалённо понимала, что с ней происходит. Не давала чёткого названия, ограничиваясь простым и невнятным "что-то я скучаю", но в глубине души понимала. И из-за этого смутного осознания не довела свою ложь до конца - не сказала матери о выдуманном расставании. Училась говорить правду, но всё ещё не полностью, поэтому посвятила женщину лишь в то, что колдовка уехала, а Лина скучала. И решило всё простое мамино любопытство, заключённое в вопросе: "А когда Ангелина приедет? Или в этот раз ты к ней едешь?". Джебисашвили тогда смутилась, пробормотала что-то плохо различимое, но избавиться от мерцающей ярким светом идеи не смогла. Она дала Изосимовой целый месяц на то, чтобы смириться с произошедшим. И больше ждать не позволяли ни тоска, ни отсутствие терпения. Поэтому Лина, не долго думая, купила билеты на поезд, пообещав Луне увлекательную поездку в Питер и, возможно, знакомство с одной ведьмой почти из сказок. Джебисашвили изначально хотела заявиться сюрпризом, но вовремя вспомнила о ребёнке, которому явно не стоит видеть разбирательства двух взрослых женщин. Вероятно, Изосимова в чём-то была права - ответственности Лине стоит поучиться. Но всё складывалось как нельзя удачно - где найти наставника в этом вопросе она знала. Не знала только одного - как встретит её колдовка, но решила, что пора что-то предпринять. Особых иллюзий старалась не питать, но купила небольшую когтеточку - просто для того, чтобы побесить Изосимову. А из небрежно брошенной на кровать сумки торчала упакованная в пузырчатую плёнку глиняная трубка в форме совы. И Лина во чтобы то ни стало вручит эти странные подарки женщине, которая умеет замораживать смехом и отогревать янтарными крупинками в болоте глаз, пьёт коньяк с удивительным спокойствием и целуется так, что для того, чтобы сгореть, не нужен костёр. Если Ангелина прогонит её с порога, Джебисашвили с этим справится. Лина не врала тогда, когда сказала, что боится только не попробовать всего, что может. И всегда остаётся вариант, что Изосимова пустит. В квартиру, в размеренную и привычную жизнь, в самый центр непролазного тёмного ельника, где хранится её недоверчивое сердце. И ради этого варианта стоит пробовать.