***
— Ещё раз. Медленный вдох, медленный выдох, — голос Нади очаровательно тягучий, словно мёд. Они сидят на подушках у Руслана на веранде прямо на полу, и та делится с Егором тонкими сигаретами Кристины, что прихорашивается у зеркала для поездки в город. Они сладко-мятные на вкус, и не такие противные, как у Руслана. Дым мягкий, горячий во рту, и Егор снова медленно вдыхает, почти не чувствуя желания выхаркать лёгкие. Холодок обволакивает внутренности, а язык ловит сладость, когда он медленно выдыхает опьяняющий дым обратно. В голове звенит блаженная пустота, отдающая в мышцы приятной слабостью. — Умница, — улыбка касается губ Нади, когда она протягивает ему пепельницу. Тонкая палочка между длинных пальцев кажется чужеродной. У Егора красивые руки, можно сказать изящные, но всё равно это выглядит так странно. Руслану идут его мужицкие сигареты. Егор думает, что Жене они пошли бы даже больше, только он никогда не видел его курящим. Впрочем, он и в целом то почти его не видел. — Ладно, куряга, хватит с тебя на сегодня, туши. Егор следует указанию Нади и тушит сигарету, оставляя её в пепельнице. Кристина, как раз закончившая укладывать волосы, забирает пачку и запихивает её в сумочку. — Тебе купить что-нибудь в городе? — с доброй улыбкой спрашивает она. — О! — лицо Егора вытягивается. Глоток цивилизации! — Редбулл, если можно, а если не хватит, то обычный адреналин, — он достаёт бумажник и протягивает последние деньги. Чёрт, так жалко тратить их на ебучий энергетик, но хочется. — Замётано, — они бьются кулаками, отчего Егор немного выпадает, не ожидавший этого, и со стороны ворот слышится сигнал автомобиля. — Ну скоро вы там? — стонет Марго, высовываясь из окна поло Руслана. — Щас, — отвечает Кристина, подкрашивает губки, чмокает ими и быстро сбегает по ступенькам. Дверь в машину распахивается, а она влетает туда за секунду, устраиваясь рядом с Марго. Удобно быть миниатюрной. — Давай, удачи разобрать чердак, — Надя подмигивает, мимолётно погладив Егора по щеке, отчего тот краснеет, и они вместе доходят до ворот, где ребята едут в одну сторону, а он идёт в сторону дома. Губы всё ещё пощипывает от фильтра сигареты, и он прикасается к ним пальцами, стирая этот вкус. Чёрт, от него наверняка воняет… бабушка прибьёт. Но мать же говорила, что ему уже девятнадцать? Значит, он может решать за себя сам!***
— Пиздюк! — крик за дверью не останавливается. Егор едва успел спрятаться в коридоре, захлопнув дверь перед бабушкиным носом, потому что у той в руках был топор. Ну изначально она им мясо рубила, но теперь точно порубит его кости. — Мне девятнадцать! — истерически заявляет Егор, пытаясь отстоять свою независимость. — Ты пиздюк! Я отца твоего вырастила, и он единственный в классе не курил. Олежка закурил в своём этом университете, потому что мало его ремнём пиздили, теперь ещё и ты? Нет уж! Не на моих глазах! А ну отворяй дверь! — стук в эту самую дверь слишком агрессивный, чтобы подчиниться. — А ты убери топор! — предлагает он, смотря на трясущийся в петлях крючок. Мда, не особо надёжная защита. — Ты ещё указывать мне будешь, что делать? В моём доме? Да я тебя… В щёлочку двери просовывается нож, поднимая крючок. Брови Егора поднимаются вместе с ним. Недолго думая, он бежит в гостиную, раскрывает окно настежь и выпрыгивает из него, как лягуха, едва не переломав себе ноги о каменные клумбы. Блядство! — Паразит! Всё мамке расскажу! — кричит бабка ему вслед, пока Егор бежит к калитке. Страх бьётся в горле комом, а по пути он цепляет взглядом оставленную собой же в тени цветов тарелку с пирогами. Вот и есть чем заняться, пока Рая успокоится. Калитка грохочет за спиной, а Егор так и не останавливается, пока не оказывается на достаточном от дома расстоянии. Конечно, вряд ли бабка за ним побежит, но топор ведь запустить ей ничто не мешает… — Егорка, ты чего мчишься, как сумасшедший? — удивлённо спрашивает идущая с пакетами женщина. Егор в который раз поражается, откуда, блять, в этой деревне все его знают, но только пожимает плечами. — Опаздываю, бабушка просила пироги отнести, — важно рассказывает он этот пиздёж, и женщина охает о том, какой же он хороший парень. «Да-а, надеюсь, Рая не собирается трепать ещё и о сигаретах, а то это никакой личной жизни!» Асфальт снова плавится под кроссовками, но после обеда машин стало больше, чем в полдень. Егор поправляет кепку на голове, заправляя в нее выпадающие пряди волос, и с голодом смотрит на пироги. С завтрака ничего не ел… ну не обидится же Женя, если он съест один? Егор долго выбирает, какой хочет, в итоге берёт самый большой. Он оказывается с мясом, да таким вкусным, что Егор съедает ещё один… В итоге пирогов к концу пути остаётся шесть штук, хотя было десять, и он решает, что взял свой процент за доставку. Как же его заебало мотаться туда-сюда, если честно. Был бы дом Жени хоть чуточку поближе! Или будь у Егора машина, то совсем другое дело. И план бы его шёл как по маслу. А какой, у него, собственно, план? Пялясь на верхушки сосен, где виднеется стучащий дятел, Егор едва слюну не пускает от мыслительного процесса. Дом Жени уже за поворотом, а он так и не определился, как лучше себя вести. Брать напором? В конце концов, у Егора есть страховка в виде слов о том, что Женя сам к нему приставал. Пусть это и низко, да и вряд ли он когда-либо так скажет, зато дарит иллюзию безопасности. Просто наведываться почаще? Так он и так уже второй раз за день идёт туда! Нет, точно нужно организовать какой-то транспорт, хоть тот же велосипед, потому что пешком по жаре ходить невыносимо, а Руслан не может вечно быть его извозчиком. Знакомая калитка оказывается перед носом. Собаки вяло поднимают головы, явно мучаясь от жары. Их шерсть выглядит мокрой, видимо, Женя оросил их водой, чтобы было проще пережить жару. Егор робко стучит в калитку, но, плюнув, решает что третье вторжение уже не будет удивительным. Протянув руку через забор, он открывает калитку, и собаки тут же срываются к нему, все трое. Ноги разжижает слабостью, а страх резко бьёт в грудь, но Егора прибивает к месту паника: вместо того, чтобы бежать, он замирает и зажмуривается, но… собаки не лают. Более того, они облизывают его руки и голые коленки, заставляя хихикать от щекотки. — А, мяса захотели? Извините, не могу вас кормить без разрешения хозяина, — сочувственно сообщает Егор, будто они могут понять, и треплет каждую по очереди, удерживая одной рукой тарелку повыше, чтобы они не достали. — Вот гадюки, — раздаётся хрипловатый голос с крыльца, и Егор подпрыгивает. — А защищать меня кто будет? На пироги позарились, ясно всё с вами, — Женя машет рукой, медленно спускаясь по ступеням. Сегодня он одет в майку-алкоголичку, и ему она до неприличия идёт, хотя Егору такие никогда не нравились. Видимо, на Жене всё выглядит хорошо. Вот и чёрные рабочие брюки тоже отлично смотрятся на его хоть и коротких, но таких рельефных ногах… — А тебя какие черти принесли? Я же говорил — не нужны мне пироги. — А меня бабушка заставила, — на ходу придумывает Егор. — Можно я им один дам? — Да хоть два, они ж не отстанут, — улыбается уголком губ Женя, чуть потягиваясь. Егор с радостью выполняет указание, одним глазком смотря на то, как красиво вытягиваются руки Жени к небу, а мышцы наливаются под кожей. Поймав ответный взгляд, Егор смущается и поворачивается обратно к собакам. Ну вот, теперь не нужно объяснять, почему пирогов так мало. Не то чтобы Женя бы спросил, но вдруг! — Давай тарелку, переложу и помою, а потом верну, стой здесь, — Женя подходит к нему, забирая тарелку из рук, а потом вдруг принюхивается. — Чем от тебя воняет? — Э, наверное, костром, — выкручивается Егор, хотя сам не знает зачем. Только вот Женю это не убеждает. Он вдруг хватает его за ворот футболки — в который раз уже?! — и притягивает ближе, втягивая носом запах у его щеки. — Пиздишь, — низко выдыхает он, и Егор качает головой. — Тебя кто врать учил? Уши, да щёки краснющие, — услышав это, Егор мгновенно подтягивает руки к лицу, чувствуя, что оно и вправду горит. Становится ещё стыднее, но раз начал позориться — надо идти до конца. — Мне просто жарко, — отмахивается он, делая шаг в сторону, но сильная рука не позволяет этого сделать. А потом эта самая рука просто берёт и так хуярит ему по горбу, что слёзы на глазах выступают. — Ай! Да что ты вечно дерёшься, я не пойму? Что я сделал тебе? — хнычет Егор, но вырываться не пытается. Странное иррациональное чувство вины клубится в груди, пробиваясь румянцем на лице, и он опускает взгляд, едва дыша. Ещё и близость Жени до невозможного пудрит мозг, и Егор с ещё большим стыдом чувствует, что даже от такого простого, да ещё и болезненного взаимодействия его член решает подать признаки жизни. Позорище. И всё же, успокоить гормоны у него выходит, стоит вспомнить отца. Получать по шее Егору ещё не приходилось: отец предпочитал ремень, да и то чаще пугал, чем правда бил. Но глаза Жени горят огнём и на отцовские угрозы это совсем не похоже. А ещё его аромат снова оставляет в смешанных чувствах. Сегодня к нему примешался лёгкий запах свежего геля для душа, и Егору хочется облизать его кожу рук до самой груди, а потом… — Тебе голова на что дана? — тон Жени вызывает детский испуг. Он глухой и холодный, как могильная плита, и не обещает ничего хорошего. — Если прыгать с крыши позовут — тоже побежишь? — А если и да? — упёрто вздернув нос, Егор тут же опускает его обратно, вжимая голову в плечи, когда крепкая ладонь снова бьет в основание шеи. — Убил бы тебя, да толку, — вздыхает Женя, а потом вдруг резко дергает за плечо, разворачивая к себе лицом. Рядом с губами виднеется едва заметный синяк, что поставил ему Егор. Это навевает воспоминания о том, что Женя назвал его шлюхой, но злости отчего-то нет. Он такой невысокий. Угрюмый и обычно безразличный. Но прямо сейчас в его глазах плещется что-то такое, отчего кровь в венах стынет. Серые глаза и узкие зрачки гипнотизируют, пуская по коже дрожь. Такой красивый рисунок у них, Егор и не замечал раньше, да и как бы он это сделал? От неловкости из-за столь пристального взгляда он опускает глаза ниже, и становится только хуже. Вздох срывается у него с губ против воли, а распахнутые глаза никак не могут оторваться от бледных поджатых губ. Нельзя. Тогда точно убьет. — И на что ты пялишься? — рыкает Женя, возвращая в реальность. — В одно ухо влетело — в другое вылетело? — Нет, — мотнув головой, Егор стыдливо прикрывает глаза. — Я всё понял. Больше не буду. И то ли Женя правда верит, то ли пытается его мотивировать, но происходит неожиданное: мозолистая ладонь, от которой не доводилось ожидать чего-то хорошего, рассеянно треплет его по торчащим из под кепки волосам, а спустя мгновение Женя разворачивается и уходит, как обычно молча. Но это не имеет значения. Наверное, как и улыбка, что растягивает губы Егора до боли. Но кому какое дело? Он так и стоит в ожидании несчастной тарелки с этой лыбой, а когда Женя возвращается, то может наблюдать занятную картину: усевшись на скамейку во дворе, Егор наперебой наглаживает собак, что ластятся к нему, как к родному, и безнадёжно улыбается.***
Расходятся с Женей они быстро, что, мягко говоря, Егора расстраивает. Но пироги переданы, так что приставать к нему больше не за чем. Нужно было тщательнее продумывать свои планы… А по дороге домой он встречает Раю у магазина и отчитывается ей об отнесённых пирогах, надеясь, что это сгладит их расставание. — Хвалить не буду, — резко отрезает она, впихивая тканевые сумки, полные продуктов, ему в руки. — И мамке всё равно расскажу. — Да рассказывай, — грустно вздыхает он, понимая, что сам виноват и не отвертеться теперь. — Только я больше не буду. Правда не буду, — и в слова эти Егор верит, чувствуя, что какой-то дурман на него налетел или бес вселился, иначе объяснить себе он свои эксперименты не может. Стоит сказать спасибо Жене: его ладонь ещё несколько дней останется на шее напоминанием о том, что никотин — зло. — Не верю, — качает головой она, глядя куда угодно, лишь бы не на Егора. Тогда тот выбегает прямо перед ней и идёт спиной, стараясь смотреть ей в лицо: — Я обещаю, — проникновенно клянётся он. — В следующий раз, если так случится, я приду и можешь сколько хочешь меня ругать! Но я обещаю, что больше не буду. Мне не понравилось. — Зачем пробовать тогда? — Интересно стало. — Лучше б тебе учиться интересно было, — охает она, открывая калитку. — Кстати, а учиться-то ты будешь? Мне отец говорил, тебе заниматься надо. — Надо, — вновь вздыхает Егор, заходя во двор. Герцог приветственно машет хвостом, облизываясь, но дать взамен ему нечего. — Тогда разбирай чердак и вещи уже свои тоже разбери. Сегодня больше помогать ничем не надо, — она забирает у него тяжелые сумки, словно вообще не ощущает их вес, и идёт в дом. Егор скачет за ней. — Ой, правда? Спасибо, бабуль! — искренне радуясь, он обнимает её за чердак, на что она съёживается, явно не привыкшая к такой ласке. — Ну всё-всё, что ты как щенок прилип, тяжело же, — выпорхнув из его рук, она ставит сумки на кухонный стол. — О, а у тебя нет велосипеда или, может, мопеда? — решает поинтересоваться Егор, потому что хоть деревня и маленькая, но если он будет ходить туда-сюда, то совсем отощает. — Велосипед есть, но тебе не дам, мне он самой нужен. Хочешь себе — иди заработай и купи новый, — убирая всё в холодильник, строго бубнит Рая. — Эх, да я так до следующего года не заработаю, — опечаливается Егор пуще прежнего, усаживаясь за стол. Бабка достаёт молоко и хотя бы оно скрашивает ситуацию — молоко Егор всегда любил и готов пить даже просто так, тем более своё! Наблюдая за тем, как обалдуй потягивает молоко прямо из банки, пуская молочные капли по подбородку, Рая, видимо, смягчается: — В гараже дедова девятка стоит. Но её много лет не заводили, там чинить и менять всё надо, а это дороже велосипеда, наверное. У тебя права-то есть? — Бабушка! — почти давясь молоком, Егор подпрыгивает на стуле, бросаясь её обнимать. — Да это… я о таком и не мечтал! — почти визжит он, тычась лицом в плечо Раи, а та даже обнимает его в ответ, но в своей манере: совсем немного и ненадолго. — И права у меня есть! Как раз на механику сдавал! Отец заставил, я не хотел, а оказалось не зря! — Погоди радоваться, ты её ещё не видел. Чинить точно придётся. А у нас механиков в деревне разве что батька Валеркин, да и тот больше по рабочей технике, поговаривают, что Руслан немного соображает, да Женька Пахарев. Только он тебе помогать не станет, ты перед ним себя в плохом свете показал. А к Руслану тебя не пущу, так и знай! — Рая… — светясь лампочкой, вздыхает Егор. — Дак это ж замечательно! — кажется, Рая вообще не понимает причины такой радости, но Егор и не собирается объяснять, только снова её обнимает. Его план обрастает пунктами, и улыбка растягивается до ушей, когда он представляет, как он придёт со своим фирменным взглядом побитой собаки к Женьке и будет умолять его помочь с машиной! — Иди чердак разбирай, надоел ты мне тут внизу ходить и будить по ночам, — снова брюзжит бабка, вернувшись в своё обычное состояние, но это настроения Егору не портит — наоборот, он снова вспоминает про чердак и сердце пускается в пляс. Ощущение, будто он вновь вдохнул отравляющий дым, что опьянил его голову, дарует какую-то странную слабость и предвкушение. Это будет лучшее лето в его жизни.