***
Найти в себе силы выползти из помещения получается с трудом и адскими мучениями. Конечности ломит при каждом шаге, а по коже проходятся мурашки от прохладного воздуха в квартире: весна выдалась совсем не солнечной. Канцелярский нож парень оставляет на столе, даже не взглянув на совместное с Кисой фото на той же полке. Нужно убраться в комнате, да и себя привести в божеский вид не помешает. Что угодно, лишь бы не думать. Ничего, кроме белого шума Боря не слышит, щурится — свет режет глаза. Хенк одевается настолько быстро, насколько это возможно с тянущей болью в ногах и руках. От неë действительно становится чуточку легче. Вымученно вздохнув, Хенкин по памяти складывает учебники в рюкзак. Только вот смысла идти в школу больше нет — парень знает, что Ваня не придёт. Кое-как блондин убирает содержимое пенала, распихивает по полкам бумаги, тетради, папки. Пространство становится таким же пустым, как и мысли в голове. Взгляд падает на пакет с Машиной кожанкой: завтра нужно будет передать еë Анжеле. Подойдя ближе и достав куртку, Боря понял, насколько мир стал незначительным.***
Ваня просыпается в удивительно нейтральном настроении. Единственное, что остаётся неизменным — безуспешные попытки касаться практически всей поверхности кожи. Миллиметр за миллиметром, всë напоминает о прошлом. Всë рушится, стоить увидеть на кухне Антона. Блять, и откуда этот чëрт только взялся? — Доброе утро, ма... Ой, бля, — с мужчиной он не здоровается, лишь презрительно морщится. — Доброе, Ванечка. Вот, Антон меня до работы сегодня проводит. А ты садись, садись... Покушай хоть. Со стола на Кислова смотрит каша. Абсолютно беспонтовая и такая же унылая, как и мужчина рядом. — Не, мам, откажусь, пожалуй... Антон, давай, хэть, — парень жестом руки указывает в сторону гостинной. — Я сейчас, подожди минутку. Они удаляются в глубь квартиры, и Киса начинает диалог: — Что за хуйня? Сначала ты еë до работы провожаешь, а потом что? Жить с нами будешь?.. Спасибо, что ты ещë хоть на человека стал похож... Более-менее. — Вань, ты же сам всë понимаешь. Ларисе очень плохо сейчас... Давай просто не будем ругаться и нервировать друг друга? — кажется, у мужчины и в правду исключительно добрые намерения. — Пообещай, что маме не навредишь. Ты и так дров наломал уже столько, что не разгрести... Хуй со мной, ты хоть представляешь, что с ней было все эти годы? — он чувствует как начинает заводиться. — Не представляю, но очень раскаиваюсь... Извини... — Похуй уже, чë извиняться, — выдыхает, — но имей ввиду, один проëб — и я не то, что выстрелю, я тебя распну прям на карнизе, понял? — Хорошо. Ты сам как? — Не важно. Кашу мою можешь съëсть... Пожалуйста. Антон воздерживается от дальнейших комментариев и со снисходительным взглядом уходит на кухню. Киса же оседает на диван, смотрит пустыми глазами в стену. Может, стоит реально попробовать? Хотя бы ради мамы. В моменте становится стыдно за все свои косяки, которые Лариса уже приняла как данное. Пора взрослеть, Маша была права. Из прихожей доносятся какие-то шебуршания, гремит обувная ложка. Парень выглядывает через коридор в тëмное помещение и смотрит на одевающуюся мать. — Всë, Вань, мы пошли! Пока! — Пока, мам, — на удивление себе, он даже машет. Дверь хлопает, и два силуэта уходят в подъезд. Кислов возвращается на кухню, кривится при виде сомнительной каши в тарелке и ставит чайник. Пока вода закипает, парень просматривает уведомления в телефоне. Внимание привлекает иконка календаря. — Блядство... Для большей достоверности Ваня лезет в контакты, ищет входящие звонки. Неделя прошла быстро, завертелась канителью, вот он и упустил момент, когда до обещанной дуэли осталось... — Хуй да нихуя, блять! — телефон летит на стол, и по стеклу паутинкой разрастаются новые трещинки. Гаджет Ваня всë же поднимает, и, дëргая ногой, звонит Гене. Каждый гудок отдаётся звоном в ушах, и чувство приближающегося пиздеца накатывает подозрительно резко. — Ну, ну! Алло! — напряжение сгущается на маленькой кухне и проходит через тело будто физически, — Привет! — Привет, Кис. Как твоë ничего? — Хуëво, Ген, хуëво! Ты помнишь, что там послезавтра намечается? — не смешно ни грамма, если быть честным. — Помню-помню... Так себе, конечно, перспектива... Что делать будем? Ты реально с этим мудачьëм стреляться решил? — тон теперь звучит абсолютно серьёзно, — тебе не кажется, что это дело бесполезное? Он же прикончит тебя к чертям! — Я поэтому и звоню... У него ж совсем ничего святого нет! Хуже, чем Хенк, блять! — имя срывается с языка, рассекает густой воздух. — А что с Хенком опять?.. Может, его отцу звякнуть? Ну, они тип могут наряд прислать, не? — Нихуя, пускай эта мразь вместе с Раулем сдохнет! Если я его ещë раз увижу — реанимация не спасёт! — Ой, блять, как вы меня заебли, если честно, оба... Ладно. Придумаем что-нибудь. Могу приехать секундировать, раз дело такое. Короче, маякни ближе к завтрашнему дню, — судя по щелчку, Зуев прикурил сигарету, — главное не ссы, разберёмся. — Умеешь успокоить! Лан, в любом случае, спасибо. Ты где сейчас? — По знакомым ныкаюсь. Самому страшно пиздец. — Бля... Давай, аккуратнее там. Свидимся. — Ага, пока. Гена кладёт трубку, и Ваня выключает чайник. Чтобы хоть немного успокоиться, парень заваривает крепкий кофе. Горячая горькая жидкость буквально проваливается в желудок, обжигает собой пищевод. — Блять... К Мелу зайти что ли...***
Утро выдаётся смутным, пустым и незначительным. Уставший вид отца вгоняет в ещë большую тоску, но поговорить с ним следует обязательно. — Па... Можно с тобой поговорить? Ну... Наедине, — Хенк обещает себе когда-нибудь перестать менжеваться перед Константином. Не сейчас. — Можно, только быстро, — мужчина проводит рукой по голове и вздыхает, — Оксан, давай в комнату. Девушка уходит, и на еë место сразу же падает Хенкин. — Ну, Борь, жалуйся. Что опять случилось? — Пап, тут дело такое... Рауль послезавтра собрался с Ваней стреляться... — слова будто застревают в горле. Константин Анатольевич мгновенно напрягается. — Откуда информация? — не доверяет. — Кудинов сам ему звонил, когда мы в больнице были. Можете патруль организовать? — Где конкретно? У нас патрули и так по всему Коктебелю. — Я тебе позже скажу. Просто будь готовым на всякий случай, — Боря с абсолютно стеклянными глазами встаёт и направляется в комнату. — Блять... Когда же это закончится..? — мужчина оставляет кружку в раковине и уходит отсыпаться в гостиную. Рюкзак собран заранее, но надеть его на плечи — то ещë испытание. Режущая боль никуда не делась, а ранки покрылись неприятной корочкой. Ужасающая картина. Сегодня чуть теплее, чем вчера. Удивительная расслабленность мешается с тревожностью, стоит вспомнить о шуршащем пакете в руке. Дорога опять приходит быстро: пара поворотов, перекрëсток, палатка... Но всë равно родные улицы кажутся совсем чужими, если коротать время пути без Вани. Острую скуку не глушит даже музыка — «Щенки», на которых Киса любезно подсадил Хенка.«Давай проживëм ещë один день в ненависти,
Только ненависть может нас с тобою спасти»
На входе в школу его досматривают — даже спустя полторы недели полиция не может успокоиться. В принципе, всë правильно. Раздевалка и кабинеты мелькают в бесконечном калейдоскопе младшеклассников с цветастыми галстучками и бантиками. Привычная картина, но глаза никак не могут уцепиться за что-то одно. Наконец, удаëтся зайти в кабинет истории. Одноклассников насчитывается дай Бог половина, но среди них те, с кем Боря более-менее общается. Он сразу высматривает глазами Анжелу и, скинув рюкзак, подходит к ней с чëрным пакетом. Девушка же о чëм-то болтает с Ритой, но вид еë слегка встревожен. — Привет, — он переводит взгляд на девушку рядом, — привет, Рит. Анжел, можешь это Маше передать? — Хенк ставит пакет на край парты и тупит в пол. — Привет... А что это? И Маше какой? — Э-э-э... Ро... Рогожан, ну, та, с Феодосии. Поняла? — вспомнить фамилию Кисиной возлюбленной получается с трудом, — там кожанка еë. — Ого... А почему Ваня сам не передаст? Чë там у них вообще? — Бабич, на удивление ничего не знающая, с недоверием косится внутрь пакета. — Ну, сложилось так, Анжел. Давай, рассказывай, чë там дальше было? — Хенкин благодарно кивает Рите за то, что та влезла в диалог и умела перевела тему. — Ладно, передам всë. А дальше... Продолжение уже Хенка не интересует и он уходит к своей парте, раскладывает учебники. — А, Борь! — его снова окликивает одноклассница,— я сегодня к Егору в больницу пойду после второго урока. Ему что-нибудь нужно от тебя занести? — Нет, ничего. — Окей...***
Стрелка настенных часов медленно перетекает к одиннадцати. Ваня отчаянно выдыхает и выходит на улицу, пряча ладони в карманах куртки. Остановка находится совсем недалеко, и по абсолютно счастливому стечению обстоятельств автобус ждать долго не приходится. Кислов с неким недоумением смотрит на бабушку, которая шарахается от него аж на другой конец транспорта. В голове мелькает резонный вопрос, будет ли он так же в старости бояться молодëжи. Присевши на сидение у окна, парень хмурится задумавшись. Вроде, дела начали налаживаться: с Хенком уже всë понятно, Мел вот-вот выйдет из больницы, а Гендос и сам выкрутится — не маленький. Только вот размывает позитивные настроения контрастная мысль о неизбежности поражения в дуэли. Идею всë-таки оповестить полицию Киса отгоняет. Сами справятся. Парень выходит на остановке у больницы и направляется в здание. — Здравствуйте, Ирина Константиновна! — он здоровается с женщиной в регистратуре, но та даже не поднимает на него взгляд. — Без бахил не пущу, — видимо, за полвека работы она научилась определять нарушителей порядка каким-то особым образом, подвластным только работникам госучреждений. — А... Я в аптеку сейчас зайду, не переживайте. Мне бы талончик к Анне Ивановне. Женщина встаёт и начинает копаться в стеллажах с медкартами. — Кислов? — Кислов. Ирина Константиновна опускается на скрипящий стул и размашистым почерком пишет на бумажке направление. — На, — дружелюбный вид она так и не принимает. Улыбнувшись, Кислов как и обещал пошëл в аптеку, честно оплатил бахилы и практически взлетел на второй этаж, где располагается кабинет педиатра. — Здравствуйте! Можно справку взять на пару дней? — Вань, ты что ли? — Собственной персоной. Можете написать, что у меня там... Ну, не знаю... Насморк какой-нибудь? Температура? Как обычно, в общем, — сев на кушетку рядом, он сделал максимально жалобное лицо. На всякий случай, чтобы прокатило. — Кислов, ты опять пьяный что ли? — Да вы что! Я завязал! — Киса наигранно всплëскивает руками и едва не валится на пол. — Театр по тебе плачет... Ладно, давай напишу. На сегодня и завтра? — Ну... — Как же ты надоел. До следующего понедельника дам тебе справку. Я всë-таки не уверена, что ты трезвый. — Спасибо большое! Практически выдернув из рук женщины заветную макулатуру, Кислов взглянул на время: половина первого. Нужно зайти к Мелу, поэтому он направляется в другое отделение: минует Ирину Константиновну в регистратуре, поднимается по лестнице и по длинному коридору переходит во второе здание. На подходе к палате Егора стоит девушка, в которой Киса на своë удивление признаëт Анжелу. Девушка стоит с пакетом в руке, не решаясь зайти. — Опа, а ты что тут делаешь? — шатен появляется буквально из ниоткуда, как кажется Бабич, от чего она аж отпрыгивает в сторону, — бля, да почему вы все шарахаетесь от меня сегодня? — И тебе привет, Вань. Ну вот, как видишь, Егора навестить пришла. — А ты приëмное время видела? Ещë как минимум полчаса сидеть, — в подтверждение своих слов Киса садится на лавку, — и вообще, почему тебя с уроков отпустили? — Не важно. Будешь заходить? — судя по голосу она явно устала, — и ты сам почему в школе не был? Хочется ткнуть бесячей однокласснице в лицо справкой и крикнуть на весь коридор что-то вроде «пососи!» или «схавала?», но парень держит себя руках. — Заболел. Ну так что, ты идëшь? — Пошли. В палате пахнет лекарствами и ещë чем-то горьким, присущем только больнице. Меленин сидит на кровати, вертит в немного подрагивающих руках кубик-рубик и с улыбкой смотрит на гостей. — Привет, ребят, — парень смущенно глядит на Анжелу, и Ване становится слишком тошно от этой картины. — Так, — Кислов хлопает себя по карманам в поиске сигарет, но запоздало вспоминает о запрете на курение, — давайте, обжимайтесь тут, я выйду. Только Анжел, быстрее, пожалуйста, мне тоже с Мелом поговорить надо, — и, не оборачиваясь, покидает небольшую комнату. Время ожидания тянется мучительно медленно, нагнетая обстановку с каждым вздохом. Киса расхаживает туда-сюда по клетчатой плитке, теребит в пальцах телефон и проверяет время стабильно раз в двадцать секунд. Терпения хватает только на пять минут, и парень беспардонно заходит обратно в палату. — Всë, Анжел, время посещения закончилось, либо можешь за дверью подождать. Дело прям срочное. — Вань, ты не обнаглел? — Ну я же говорю, что срочно! Сейчас, дай мне десять минут и сиди тут сколько хочешь, — Мел на диалог никак не реагирует, слишком уж Ваня выглядит встревоженным. — Окей... Я вернусь ещë, — она улыбается нежно, гладит забинтованную голову напоследок. Бабич оставляет пакет на подоконнике и отправляется ждать в коридор. Такая наглость хоть и безмерно злит еë, но она понимает, насколько друзья важны для Егора. Кислов тяжело опускается на койку, упирается руками о колени. Все слова вдруг застревают комком в горле, и виной этому — чувство страха и траура. Сама Вселенная будто нашëптывает Ване о том, что живым с дуэли он не вернётся. Почему-то парень и сам в это верит. — Хэй, Кис, что случилось? Нервный ты какой-то, — Мел поднимает глаза, полные недоумения. — А, да не, в порядке всë. Соскучился просто. Вот жду, пока твоя бедовая головушка заживëт, ха, — шутка выходит слишком наигранной. — Допустим, поверю... А с Хенком у вас что? Прояснилось хоть что-нибудь? Давай, выкладывай. Вопрос ощущается ударом под дых, и в носу неприятно щиплет от накатывающих слëз. Только этого ещë не хватало... — Ты что хочешь услышать? — А ты как думаешь? — Бля, ну... Пиздец там, короче... Я не знаю, как это сказать, — не врëт, правда в растерянности. — Я не давлю, Кис. Но можешь хоть намëк дать, чтобы я чуть представление заимел о том, как вас мирить? — Не помиримся мы... Я... Он... И всë, конечная. Любые попытки глотнуть больше воздуха становятся неудачными. Горячие слëзы блестят сквозь тëмные ресницы, скатываются вниз на свитер и джинсы по розовым щекам. — Эй... Ну ты чего раскис? Там что-то пиздец страшное? — парень придвигается ближе, откладывает головоломку в сторону и невесомо кладёт ладонь на плечо шатена. Кислов отворачивается, прячет красное лицо в сгибе рукава. Плакать при Меле не стыдно, и он, по-факту, единственный, кто остался рядом, но воспоминания не дают посмотреть ему в глаза. — Да, пиздец... — среди всхлипов эти слова практически не слышно, но Егор всë равно понимает. — Если хочешь — мы можем закрыть тему. Расскажешь, когда будешь готов. — Нет, Мел, я попытаюсь... — тяжело выдохнув, парень продолжает, — я загасился на левой вечеринке, блеванул на Машу... Ну, ты помнишь еë да? Ну и там завертелось всë... Короче, я согласился на... Блять. Меленин слушает внимательно, впитывает в себя каждое сказанное слово не перебивая, и Ваня благодарен за это. — Он опять пургу свою гнать как-то невзначай начал, а я и согласился... Но я не виноват! Я ж угашенный был, только отошёл, а он специально момент выцепил! — Киса начинает говорить громче, с нескрываемой ненавистью. — Не виноват, Вань... Не виноват... — А дальше... — вроде, только успокоился, но опять не сдержался, заплакал. Перед глазами стоит влажная пелена, комната вокруг плывёт, и очертания смешиваются так же, как это было в тот самый момент. Мел даже подумать боится, что же конкретно произошло, надеется, что все догадки — просто воображение. — И вы..? — Нет... Практически... Он мне... Блять! — шею будто сдавливает колючей проволокой, стоит выжать из себя хоть ещë один звук. — Я понял. Прости... На Ваню снова накатывает даже после такого размытого рассказа без особых подробностей. Дышать легче не становится, наоборот — только хуже, ведь вину свою он тоже остро чувствует и понимает, варится с ней в одном котле. — Ты сам прости, устроил я тебе тут загруз, — шмыгает громко, утирая влажные дорожки, — я уйду сейчас. Спасибо за всë. — Можешь остаться, раз всë так получилось... Ты не виноват. — Ладно, хрен с ним... М, а что в пакете? Что тебе Анжела таскает? — дабы совсем не убиваться, Кислов решает перевести диалог в самое дальнее русло, и парень рядом не задаёт лишних вопросов — всë понимает. — Посмотри, если интересно. На первый взгляд ничего неожиданного: йогурты, яблоки, сок какой-то... Только вот внимание привлекает не еда, а нашивка на чëрной кожаной ткани, лежащей в глубине пакета. В ней Киса сразу признаëт куртку Маши и, отшатнувшись, произносит тихое «блять». — А? Что-то не так? — Да не, я случайно перепутал срок годности с партией, вот и подмал, что Бабич тебя стравить решила. Всë в порядке, не переживай, — он неловко улыбается, всë ещë зарëванный и всхлипывающий отходит к двери, — ладно, Мел, выздоравливай! Скоро зайду ещë раз обязательно. Пока! — Пока! Настолько мутный вид друга сильно насторожил Егора, но разбираться с этим придëтся позже. В коридоре Ваня проносится мимо Анжелы, полностью игнорируя еë существование. Чувство стыда поглощает разум полностью, вытесняя собой любой здравый смысл. Реальность возвращается на лестнице, когда звук уведомления разносится эхом по пространству.неизвестный
Послезавтра, в 17:00, на хуторах за городом.
Оружие моë.
13:02
Именно в этот момент Кислов распрощался с жизнью.