Lazarus sign

— Как это понимать? — первое что услышал Джон, когда его голова показалась из воды. Обожженные легкие болели так, что саднящее запястье теперь не казалось большой проблемой: подумаешь, порезался бритвой, с кем не бывает, правда? Одеревеневшие руки отказывались грести и то крохотное расстояние до бортика показалось юноше почти непреодолимым. Про сведенные судорогой ноги Джон вспомнил не сразу. Казалось, будто он вообще не чувствует ровно половину себя, а то и все три четверти. Странное ощущение, если подумать. Наконец, промокший до нитки, Джон доплыл до бортика, чтобы изо всех сил зацепиться за первую кафельную ступеньку обледеневшими пальцами. Подросток неуклюже ухватился за идеально гладкие края такого же холодного, как его собственная кровь, мрамора, покачиваясь на воде, норовя снова уйти обратно на глубину, подтягиваясь на онемевших руках все выше и выше, отплевываясь от стоячей воды и пытаясь отдышаться. Как только Джон, наконец, достиг последней шестой ступеньки, неведомая сила тут же осушила бассейн и Константин присвистнул бы от удивления, если бы на это остались силы. Мельком взглянув на рану, подросток отметил, что кровь и не думала останавливаться: весь рукав рубашки и все запястье окрасилось крапом, а под ногтями залегли почерневшие альмандиновые корочки, как если бы он все еще был жив и пытался регенерировать, но юноша все еще помнил, что совершенно точно сегодня умер. Сколько прошло времени с момента его появления здесь Джон не знал, как и того, что от него хочет эта миловидная блондинка с абсолютно черными белками глаз. Точнее, она могла бы быть миловидной, если бы была полностью девушкой, а не огромным антропоморфным пауком. Одна пара конечностей оказалась человеческими руками, причем обе были правые, а две задние пары отростков стучали по кафелю, будто туфли на огромном каблуке или хитиновые ноги краба, но эти внушительного размера ходули были покрыты пушистыми паучьими волосками. Эта дама не пугала Джона, скорее, он ей сочувствовал: наверно, было не удобно таскаться на паучьих ножках по такому скользкому полу с папками или кофе для начальства, к тому же с двумя правыми руками можно забыть, где на самом деле право, да и от левой руки иногда тоже есть польза, например, на ней всегда можно перерезать вены. Девушка снова посмотрела на посетителя с долей гнева и раздражения, будто ее совсем не смущало, что юноша сейчас десять минут беспомощно барахтался в осушенном бассейне полуразрушенного особняка где-то, бог знает где. Впрочем, Джон уже успел прийти к выводу, что богом и Раем тут не пахнет. Скорее всего, его отправили в Преисподнюю, как самоубийцу, поэтому сейчас он абсолютно промокший и продрогший стоит, неловко переминаясь с ноги на ногу, пачкая идеально белый кафель рубиновым. Если бы Джон умел выращивать из крови кристаллы, то стоял бы сейчас не в луже, пахнущей железом и чем-то тошнотворно-сладким, а в окружении искрящихся цветов, ранящих любого, кто дотронется до них, своими маково-красными лепестками. Куда делись тот демон и огромный волк? Что это за место и кто эта женщина? Если это все еще Ад, то почему здесь вода? Возможно, Джон имел в руках все ниточки, чтобы сделать вывод, но голова шумела от дождя, который с силой ударял по стеклянному куполу крытого бассейна. Здание выглядело помпезно в свои лучшие годы, но сейчас оно изрядно поистратило свой лоск: краска местами облупилась и выцвела, а на некоторых окнах не было стекол. Особняк был довольно просторным, по крайней мере, Константин так подумал, хотя знать наверняка не мог, ведь бассейн был отделен от остальной части этажа толстой стеной колонн. С другой стороны, кто, как не богачи, могли себе позволить построить персональный бассейн размером с холл больницы? Кроме суккулентов и кактусов здесь ничего не выглядело живым. Даже застывшая во времени исполнительная паучиха казалась скорее статуей, нежели чем-то, что может существовать в этой реальности и издавать звуки человеческой речи. Константин в очередной раз поразился способностям человеческого мозга: он успел увидеть, по крайней мере, трех демонов, ему едва не откусили руку, он чуть не утонул, а теперь, оказавшись черт знает где, стоит и любуется архитектурой, разговаривая с гибридом женщины-вамп и огромного тарантула. К горлу подкатил комок, когда рука не нащупала ни одного удара сердца под промокшей рубашкой. — Я умер, да? — хрипло спросил подросток и тут же почувствовал жгучее желание спрятаться от этого изучающего взгляда секретарши. Она сделала пару шагов к стеллажу с документами и принялась листать странную папку, местами облитую чернилами. — Это не я решаю, а начальство, — не сразу ответила паучиха, и Джону показался ее голос даже несколько мелодичным. — Тогда мне нужно к вашему боссу, — обреченно улыбнулся юноша, украдкой пытаясь пригладить мокрые непослушные волосы. Со стороны стеллажа послышалось фырканье. — Вас нет в списках, молодой человек, — с нажимом проговорила паучиха. — Ну так впишите, чего вам стоит? — Как это, «впишите»? — натурально удивилась секретарша, сверкая черными белками. Она снова вернулась к изучению папки то и дело хмурясь. Видимо, прочитанное ее не очень-то вдохновляло. Аккуратная прическа немного растрепалась, поэтому девушка постоянно раздраженно заводила выбившуюся прядь за ухо. Казалось, ей стоило просто титанических усилий не потерять самоконтроль и Джон почти ей сочувствовал. Почти. — Здесь вам не Земля: у нас установленный тысячелетиями порядок и его нельзя нарушать. Сегодня должны были преставиться 719 тысяч 852 грешника, — пальцы скользили по листам чернильной книги, перескакивая с одной строчки на другую. — Мы их уже приняли, распределили по ведомствам, а вас, молодой человек, в списке нет. — Выходит, в документах ошибка, если я тут, — проговорил Джон. Через мгновение юноша оказался прижат к полу и почти придавлен огромными паучьими ногами. Человеческие руки смяли многострадальную рубашку, когда тонкие пальцы обеих правых рук принялись тряски посетителя за грудки. — Я работаю здесь пять сотен лет, и ни одной ошибки, — истерично шептала секретарша. По исказившемуся в гневе лицу пошли пятна. Джон был готов снова отдать богу душу, но судьба решила иначе: спустя несколько долгих секунд бассейн наполнился запахом озона. Этот свежий, пьянящий аромат дождя вскружил подростку голову, когда он, как ненормальный вдыхал мертвыми легкими свежий воздух, пропитанный грозовыми нотами. — Мирабелла, моя дорогая, будь добра, сделай нам кофе, — этот голос. Джон не видел его обладателя, но чувствовал затаившуюся в каждом звуке силу. Секретарша тут же подобралась, приосанилась, и ее лицо снова приобрело мягкие, почти ангельские черты лица. Почти. — Хозяин, к вам тут... — не успела договорить паучиха, и по звуку было понятно, что ее гневную тираду остановили движением руки. Послышались мягкие шаги по кафелю. — Я разберусь, — проговорил некто в черном костюме. Высокий статный мужчина с зачесанными назад короткими волосами насмешливо смотрел на распластавшегося на полу подростка в порванной одежде. — Тебя как будто через мясорубку пропустили, приятель. Дай помогу, — в этот же миг одежда на юноше приобрела опрятный свежий вид, чего не скажешь о самом Джоне. Константин перестал что-либо понимать, перестал чувствовать что-либо, кроме жара, а может, это был холод, который в больших количествах чувствуется как тепло, как огонь костра, от которого непременно хочется раздеться и лечь спать, положив под щеку обледеневшие ладони. Не отрываясь, снизу вверх он смотрел и смотрел на человека напротив и не мог взять в толк, что же в его внешности не так. Аристократичный прямой нос, острая линия челюсти, русые волосы, тонкие губы... А потом подростка будто током прошибло: эти нечеловечески грустные, пропитанные тоской и болью глаза ошеломляли. Неоновый кобальт льдистых радужек загорелся, и юноша на мгновение оглох и онемел. Джона затрясло как после героиновой ломки или переохлаждения, а он все не переставая смотрел и смотрел в лицо напротив, чтобы увидеть бескрайний космос и мириады взрывов, прогремевших одновременно на дне неоновых зрачков. То был свет в его первозданном виде, огонь и вспышки гроз. То был прерванный полет и холодные капли на коже. То был вопль, срывающийся на рык и исчезающий за грудиной, как раз там, где остался след от копья Михаила. — Люцифер, — прошептал Джон, когда его израненной руки коснулась чужая пылающая ладонь. Предплечье засветилось черным. Надрезы снова начали саднить, будто их залили спиртом, а неровные полосы на запястье отторгали корочки едва-едва запекшейся крови. — Угу, — пробормотал задумчиво владыка Ада, но руку не убрал. — Ты планируешь вставать, Джон Константин?

***

— Ну-с, рассказывай, — деловито проговорил Люцифер, плюхнувшись на кожаный диван. Джон занял скромное место напротив. Юноша до сих пор не мог прийти в себя от того, что произошло несколько минут назад, и сейчас он все больше и больше пытался поверить в то, что это это ему просто снится. Скоро он проснется, привязанный к лавке в кабинете экзорциста или очнется в своей комнате на чердаке, где единственное окно было замуровано еще пять лет назад. Очнется и больше ничего не вспомнит об этом дне. — Вы все и так видели, — Джон равнодушно пожал плечами. — Да, но я хочу лично от тебя услышать, почему ты совершил самоубийство, — проговорил Сатана и отхлебнул виски. От алкоголя подросток отказался, что вызвало у владыки Ада лишь недоумение. — Меня пичкали наркотой, не выпускали на улицу и не давали общаться с друзьями. Я хотел разорвать этот круг и освободиться, — прошептал Константин после долгого молчания. — Ой, блять, — вздохнул Люцифер, похрустывая оставшимися от напитка кусочками льда. На его лице была написала крайняя степень скуки. — Ну ты же, вроде, умный малый. Неужели ты не помнишь наставления пастора Хеннеси? «Всякий, совершивший грех самоубийства...» — ...подлежит вечным мукам в Геенне. Там будет плач и скрежет зубов, — пробормотал юноша, теребя рукав своей клетчатой рубашки. — Вот-вот, — одобрительно хмыкнул владыка Ада, откинул голову на спинку дивана и прикрыл глаза. Воцарилось молчание, прерываемое лишь тиканьем часов. Джон успел удивиться, ведь зачем бессмертному инфернальному существу вообще отсчитывать время? — Подытожим: Джонни не нашел в себе мужества жить дальше и бороться. Как результат, он малодушно вскрыл вены и умер на целых три минуты. Теперь это унылое говно сидит передо мной, владыкой Ада, и жалуется на свою горькую долю. Думаешь, я тебя пожалею? Ты просто слабак. В Преисподней таких даже не едят — брезгуют. — Иди ты к черту! — возмутился юноша, чем вызвал очередной приступ хохота. Все пустые склянки в кабинете мгновенно полопались, разлетелись в разные стороны, а парочка осколков даже рассекли Джону скулу. Константин вскочил с места и до хруста сжал кулаки. Какое Люцифер имел право насмехаться над ним? Константин не совсем понимал, что делает, но необузданный гнев вел его в этом порыве. — Я терпел боль всю свою жизнь и я вправе сделать выбор. Я требую, мать вашу, уважения! — Оуууууу, малыш, не волнуйся ты так, — снисходительно цокнул Сатана, с нескрываемым наслаждением наблюдая, как фигуру юноши обвивает сизая дымка, больше похожая на обломок серого крыла. — А то ты со страху мне аж целых два матных слова сказал. Видела бы это твоя мамуля, — мечтательно закатил глаза Люцифер. — Ты, небось, ни разу даже не напивался, не говоря уже о сексе. Кишка тонка, я верно говорю? — Захлопнись! Я не намерен больше это терпеть, — прорычал Джон и встал перед Сатаной на колени. — Вижу, ты собрался восполнить пробел в сексуальной сфере. Извини, приятель, с этим вопросом тебе лучше к Бальтазару. Ты не в моем вкусе, — проворковал Люцифер, оценивающе разглядывая кроткое лицо юноши в обрамлении каштановых прядей. Свет люминесцентных ламп искажал настоящий оттенок алебастровой шеи, которую никто никогда не покрывал засосами в собственническом порыве. Никто не вжимал это стройное тело в матрац, утопая в гортанных стонах, никто даже не целовал эти губы, Джон был полностью невинен. Люцифер представил эту картину и усмехнулся. За размышлениями он не сразу понял, что подросток пытается сделать, а когда осознал, зверь внутри него заинтересованно поднял голову. — Ну, сука, держись. Domine Iesu, dimitte nobis debita nostra, salva nos ab igne inferiori, perduc in caelum omnes animas, — пол вокруг задрожал, а книги на обширных стеллажах заходили ходуном. Обломок серого крыла стал приобретать очертания первых трех перьев. Сатана от негодования снова закатил глаза и встал, — praesertim eas, quae misericordiae tuae maxime indigent, — воздуха перестало хватать в аккурат перед последним словом, и Джон встал на четвереньки, окончательно измучавшись. — Amen. Едва юноша упал лицом на дорогой персидский ковер, его подняли за волосы, заставляя смотреть, как рушится объятая огнем библиотека и горят картины с изображением адских мук. Дым лез в глаза, но подросток с озверением вглядывался в пространство перед собой. — Как ты мог, Джонни? В моем доме молиться не мне, а Ему! Сначала ты режешь вены, зная, что тебя ждет, а потом просишь, чтобы тебя вернули назад. Никогда не думал, что поступаешь нелогично? — прошептал Сатана прямо в ухо своему гостю. — Как Господь вообще тебя выбрал в ряды своих воинов, если ты самоубийца? — Никто меня не выбирал, — выдавил из себя Джон вместе с последними крохами воздуха. — Это пока. Придет время, и тебя призовут. До тех пор я слежу за тобой, Джон Константин. Когда час настанет, Ад сделает все, чтобы Небеса отвернулись от тебя. А теперь прощай. Дальше наступило удушье, которое, по наблюдениям в очередной раз умирающего сознания длилось неприлично долго. Константин был готов поклясться, что он целую вечность слушал отдаленный вой сирен и ощущал холод накрахмаленных больничных простыней. Когда Джон был готов сойти с ума, он, наконец, проснулся.