̶S̶a̶v̶e̶ Sell Your Soul

— Красивый, правда? — Что? — Сонхва оборачивается на голос. — Ёсан. Красивый, — Хонджун облизывает палочку, которой только что размешивал кофе, и присаживается на край стола. — Повезло ему с внешностью. — Да, — отзывается Сонхва и прокашливается. К чему Хонджун начал этот разговор, непонятно. Почему решил обсудить именно внешность и именно Ёсана — тоже сложный вопрос. Сонхва впервые всеми силами старается не слушать, что ему говорят, воспринимает слова Хонджуна как белый шум, который все равно оседает на подкорке. «Красивый» вертится над головой назойливой мухой и врезается в стекло «не ты». И как же иронично, что именно Ёсан заметил у него покраснения на коже. Как оказалось, аллергия на новый консилер. Макияж пришлось экстренно снять, а остаток фотосессии провести вместе со стаффом, убеждая всех, что к врачу ему не нужно и антигистаминной таблетки достаточно. Муха жужжит громче, врезается в щеку, и хочется ее прихлопнуть. Приходится терпеть, потому что его самобичевания не поймут. Зато вечером, в одиночестве в собственной комнате, можно отыграться. Влепить себе пощечину и за дурные мысли, и за зависть к Ёсану, и за свою уродливую внешность. Щека горит красным, как позорный флаг, ладонь тоже жжет, но самым сильным ударом оказывается уведомление о том, что Ёсан начал прямой эфир. Хуже ведь уже не будет, думает Сонхва, прислоняя телефон к зеркалу на столе, но сегодня все против него: Ёсан уже снял макияж и, смущенно улыбаясь в камеру, благодарит за комплименты. Сонхва сжимает кулаки на коленях, но продолжает смотреть. Ёсан рассказывает, как прошел день, и Сонхва ждет забавную историю про хёна, что покрылся красной сыпью и мало того, что чуть не сорвал фотосессию, так еще и выглядел как неудачная пародия на пятнистый аквагрим. Ёсан меняет тему и по чьей-то просьбе показывает свои уходовые средства, приближает лицо к камере, демонстрируя несуществующие расширенные поры, а Сонхва одним ударом сбивает телефон на пол. Да, он урод, но вовсе необязательно, чтобы все тыкали этим ему в лицо, как будто он сам не знает! В дверь кто-то стучит. Сонхва поднимает телефон, стыдливо блокирует и бросает на кровать. Отворачивается, проходя мимо зеркала, и впускает Хонджуна. — У тебя что-то случилось? Я слышал, как что-то упало. У Хонджуна на лице беспокойство, и Сонхва хочет назвать его плохим актером. Точно так же, как минуту назад называл себя уродом. Это все злость, Хонджун тут ни при чем. Сонхва мотает головой и закрывает дверь. — Правда? Внутри что-то с хрустом ломается, Сонхва возвращается к стулу и оседает на нем грудой хлама. — Ты сегодня утром, — слова произносятся сами, и нет никакого способа их удержать, — говорил, что Ёсан красивый. Хонджун просто смотрит, смеряет взглядом, прикидывает и — кивает. Сонхва уже знает ответ, но тлеющий уголек надежды все же заставляет спросить: — А я? — Ты себя в зеркало видел? — Хонджун усмехается, а Сонхва жмурится и мотает головой. Так бывает только в фильмах про подростков, Хонджун не мог такое сказать, ему послышалось. — Я рад, что ты наконец это признал. Честно, я думал, понадобится больше усилий, но твоя зависть была так очевидна, — Хонджун опирается одной рукой на стол, второй на спинку стула, наклоняется к лицу Сонхва, и зеркало покрывается тонкой паутиной трещин. — Завистливая душонка, такая маленькая и легкая, без проблем помещается в кулаке, но раздражает, как надоедливая муха. Да? — изображая сочувствие, Хонджун поджимает губы. Сонхва смотрит на него огромными глазами. Хонджун несет какой-то бред, но этот бред отзывается бешено бьющимся сердцем. — Я избавлю тебя от этого бремени, от вечного чувства вины, от бесконечного самоуничижения. — Как? — воздух режет горло, и Сонхва задерживает дыхание. — Ты ничего не почувствуешь. Поцелуй оставляет на губах трепет хрупких крылышек, и, когда за Хонджуном закрывается дверь, Сонхва разваливается на кровати и с фейкового аккаунта пишет Ёсану комментарий, что его родимое пятно — идеальная цель для дула пистолета.