О, праведное пламя!

      Пророку не дано знать своего будущего. Алые всполохи играли вокруг, как блики от шёлковых одежд, вывешенных на просушку на солнце, голоса в голове не умолкали, предупреждая о чём-то неведомом и манящем.       Юнги помнил о своём проклятии ежечасно. Но просто жил, ожидая этого. Занимался своими делами, выходил на башню читать по звёздам, выращивал цветы, среди которых становилось всё больше красных всех оттенков, проводил вечера за чатурангой и не заговаривал о своём безумии с Намджуном, не тревожа его душу.       Он встретил его на лестнице — своё безумие в алых одеждах, покрытых дорожной пылью, с расплескавшейся под ресницами звёздной ночью. Тот шёл в окружении слуг с поистине царственной осанкой.       Словно мягкая лапа кота, с которым Юнги некогда сравнивал Намджун, ударила в грудь. Остановила сердце, ослепила всполохами, заставила на миг потерять дар речи.       Прорицатель замер на месте, резко, с шумом выдохнул и быстро, вкрадчиво заговорил, неотрывно глядя на юношу в алом:       — Раненый лебедь в заморском пруду крылом прикрывается; так юноша нежный в чуждой толпе, защиты не знающий. Путник усталый нуждается в ложе, в вине и в одежде. Руку мне дай, сын Аполлона, долог был путь твой; учтиво позволь встретить тебя, обогреть и утешить. К ложу златому взойди, не побрезгуй, тебя заклинаю, хлеб и оливки, вино молодое — всё поднесу я. Багрянцем шелков стан кипариса позволь опоясать, рубины и злато едва ли способны кудри украсить.       Слуги, что сопровождали дельфийскую диковину по приказу генерала, онемели (возможно, как раз таким способом Юнги получал к себе в покои именно немых слуг), а Тэхён расхохотался в повисшей тишине, и этот смех звучал как-то потусторонне в узких коридорах дворца.       — Пленительны речи твои, хоть и забавны, словно ты евнух при царском гареме, — отозвался он, отсмеявшись. — Но вижу, что наделён ты особым зрением, слышу в них искренность и поклонение, поэтому веди.       Тэхён царственно подал Юнги руку — сумасшедше красивую, несмотря на все следы на коже, — невзирая на слуг, что вели его не к прорицателю и даже не в гарем.       Прорицатель преодолел несколько ступеней, что разделяли их, принял его ладонь в свою, почтительно и даже робко, едва сдерживая головокружение от реальности своих видений. Но обратился к растерявшимся слугам с обычной властной уверенностью:       — Наш гость дождётся царя царей в моей башне. Я о нём позабочусь. Ступайте.       А потом вернул взгляд, что все во дворце считали пугающим, Тэхёну.       — Прошу, следуй за мной. Придётся немного пройти вверх. Надеюсь, твоих сил после долгой дороги достанет на это. Или мне взять тебя на руки?       — Я пойду сам, — ответил Тэхён, но опирался на руку, пока они преодолевали ступени. — Слишком долго я просто сидел или ехал на лошади. Так недолго ходить разучиться.       Он бросал на Юнги любопытные взгляды, пока они поднимались, а ближе к концу всё же спросил:       — Как мне тебя называть?       — Ты, видящий, можешь называть меня по имени, данном при рождении, — Юнги. Назовёшь мне своё? — прорицатель распахнул перед ним тяжёлые двери, вводя в свои покои. — Прошу, располагай моим жилищем как собственным.       — Воистину, все мучения жизни человеческой лишь временны, — заявил Тэхён, оглядевшись. — Прекрасно ты живёшь, Юнги, достойно и красиво.       Он подошёл прямо к цветнику, миновав ещё одни двери, склонился к пышным ярким розам и шумно втянул носом их аромат. А затем обернулся и представился:       — Я Тэхён. Благодарю тебя за гостеприимство. Обещаю чрезмерно не шалить.       Улыбка, правда, обещала совсем другое. Юнги моргнул, заворожённый её красотой. Но надобно было вспомнить об обязанностях радушного хозяина — и вокруг забегали слуги. Принесли горячей воды и чистые одежды, накрыли низкий стол кушаньями.       — Мне оставить тебя или развлечь беседой? Примешь помощь слуг для омовения или позволишь мне служить тебе?       — Пусть они уйдут, — ответил Тэхён, сбрасывая с плеч накидку, чей подол был грязнее, чем мысли воина, оказавшегося в комнате, полной обнажённых женщин. — А ты останься. Если хочешь, — добавил он тем самым голосом, который нервировал Чонгука — детским, чистым и невинным.       Но под одеждами, что падали на пол, скрывалось вовсе не дитя. Тэхён был стройным, но не маленьким и слабым. Он был мужчиной, молодым, чарующим, соблазнительным и безумно привлекательным — во всех смыслах этих слов.       Широкая белая накидка Юнги складками опустилась на пол рядом. Оставшись в тонкой нижней рубахе, он вновь взял Тэхёна за руку и помог опуститься в воду.       — Я останусь, — хрипло произнёс Юнги. — Отдыхай, Тэхён. Я позабочусь о тебе.       Он смочил водой чёрные кудри, разбирая их длинными пальцами, прежде чем втереть в них мыльный корень.       Тэхён откинул голову, прикрывая ресницы. Раскинул руки на бортики мраморной купальной чаши. Его длинные ноги не помещались в ней, пришлось и их закинуть на противоположный бортик, а после тихо простонать от блаженства.       — Что ты потребуешь взамен? — спросил он, не открывая глаз.       — Ничего, — ответил Юнги, бережно промывая его волосы. — Услуга слишком мала, чтобы требовать платы. Видеть тебя перед собой — уже удовольствие.       Пришлось не раз смыть мыльный раствор с волос, прежде чем Юнги счёл их чистыми — путь и правда был долог. Он отжал с них воду и закрепил короткие кудри драгоценной заколкой на затылке, дабы не мешали, а потом, мгновение промедлив, взял в руки кусок шёлковой ткани. Касаться тела Тэхёна ладонями было немыслимо.       Желанно, но немыслимо.       — Я не слишком хорош в этом, но после могу позвать обученных служанок, чтобы они размяли твоё тело ароматными маслами, — негромко предложил он, проводя тканью по широким плечам.       — Не нужно, — тут же отказался Тэхён, приподнимаясь из воды. — Достаточно лишь омовения. И я ужасно голоден, могу сожрать всех служанок, хоть с маслами, хоть без, если не съем чего-то повкуснее.       — Подожди ещё немного, — хрипловато усмехнулся Юнги, стараясь не слишком любоваться скульптурной красотой, пока сосредоточенно и не затягивая вымыл всего драгоценного гостя с головы до ступней. А после подал белую рубашку.       — Я обещал тебе багряные шелка, но пока прошу удовольствоваться белыми, — улыбка притаилась в уголках губ.       — Мужчины во всём мире одинаковы, — хмыкнул Тэхён, забираясь в ту рубашку, но не капризничал по поводу её цвета.       Тёплая вода и заботливые руки, еда, дожидающаяся на столе — из-за пустых капризов Тэхён мог этого лишиться, он это чувствовал всем своим нутром, без всяких видений.       — Дворец окутан вуалью печали и скорби, — заявил он, когда выбрался из воды. Вновь подал Юнги руку, предлагая отвести себя к столу. — Что здесь случилось?       — Царица оставила нас этой весной, — ответил тот. — Царь царей утешается в Пасаргадах. Тебе придётся подождать встречи с ним.       Вновь появившиеся слуги забрали грязную одежду и принесли горячие горшочки на стол — такого голодного гостя немыслимо было накормить только фруктами, орехами и сластями. Юнги наполнил его тарелку горячим пряным бульоном, снял крышку с густого мясного рагу с ароматными кореньями, разломил тёплую лепёшку.       — Прошу, утоли свой голод.       — Ещё ты обещал вино, — напомнил Тэхён, устроившись над этим великолепием.       И если держался и ходил он завораживающе чинно, грациозно и легко, то ел сейчас перед Юнги, как зверь, которого годами не кормили. Нельзя сказать, что генерал держал его на голодном пайке в пути — он просто не доехал бы живым. Но та еда не шла ни в какое сравнение с тем, что сейчас попадало Тэхёну в рот.       — И ты совсем не против конкурента? — спросил он, когда сильный голод был утолён. — К твоему царю я не приду, как наложник, даже если он будет на этом настаивать. Мои таланты вовсе не в этом.       Юнги наполнил золотую чарку вином, подал ему и только тогда ответил:       — Я знал, что до исхода этого года царь услышит предсказания иного пророка. Если им станешь ты, я не против. В тебе я вижу силу и знание.       Он придвинул ближе блюдо с оливками и козьим сыром. Тэхён взял кусочек и запустил его в рот, задумчиво прожевал, разглядывая собеседника.       — Но и в тебе достаточно силы. И знаний даже больше. Ты просто так готов мне уступить? Или всё-таки твоя забота имеет корыстную подоплёку? — спросил он, не отводя глаз. Под этим взглядом, кажется, цветы могли завять. Ну или распуститься.       — Моя семья одержима безумием — это расплата за многие знания. Я и так продержался много лет, — Юнги говорил откровенно, скрывать это не было смысла. — Что толку выцарапывать у льва ещё несколько месяцев власти у царского трона? Я не буду воевать с тобой, Тэхён.       — А жаль, — усмехнулся тот, отпив вина. — Была бы неплохая битва. Звёзды бы шатались.       Он посмотрел куда-то в сторону, помолчав, а потом вернул свой взор на прорицателя.       — И я не вижу над тобой безумия. Усталость, разочарование, что-то не слишком разборчивое… Но это не безумие. Сейчас оно тебе точно не грозит.       Пророку не дано видеть своего пути, но Тэхёну Юнги поверил сразу же, хоть и изумился — так сильно, что даже не почувствовал облегчения от этих слов. Но улыбнулся открыто:       — Тогда, возможно, я ещё развлеку тебя битвой.       — Совсем другое дело, — довольно отозвался Тэхён. — А что видишь ты? — спросил он, с хитрецой во взгляде. — Помимо моей силы и ума?       — Признаться, я видел только твоё появление. — Юнги снова наполнил его кубок и себе плеснул вина. — Всё, что касается тебя, было от меня скрыто в ворохе алых шелков и всполохов. Сейчас, когда ты здесь, надеюсь увидеть больше. И узнать тебя не как видение, а как человека.       — А я совсем тебя не видел, — откровенностью на откровенность отвечал Тэхён. — Я много лет молил богов о ином месте, где смогу приносить пользу, ответом мне стали видения Персеполя. Но я не знал, что здесь меня настолько достойно встретят. Признаться честно, если бы я знал, украл бы у генерала лошадь и гнал быстрее, пренебрегая остановками.       Он снова рассмеялся, низко и грудно, прервал свой смех глотком вина и довольно выдохнул, откидываясь на подушки.       — Ты не был свободен, — тихо заметил Юнги, наслаждаясь звуком его смеха. — Очень несвободен, если Персеполь кажется тебе, эллину и сыну Аполлона, достойным местом. Здесь всё исходит от царя царей, даже мы, видящие будущее, под его властью. Но здесь никто не стянет твои руки путами, Тэхён.       Он потянулся за гребнем, вырезанным из драгоценного египетского кедра, и коснулся им чужих волос.       — Попробуй орехи, с мёдом они очень хороши, а я причешу тебя.       — Нам, видящим, нигде не знать свободы в абсолютном смысле, — отозвался тот, попробовав угощение и перекатывая его во рту языком, играясь перед тем, как раскусить. — И власть наших видений, и требования силы, и просьбы людей — всё это сковывает нас не хуже, чем верёвки. Но всё же становиться человеком, жить в удобствах и позволять себе отдыхать в отдельных покоях — это та свобода, которой я искал. А с остальным смириться проще.       Тэхён вновь откинул голову, подставляя её под руки Юнги. Ресницы задрожали и сомкнулись. И изо рта вновь слышался выдох блаженства.       — Велика сила, но и цену за неё мы платим немалую, каждый свою, — согласился Юнги, гребнем укрощая буйные волосы. — Я сделаю всё, чтобы ты не нуждался ни в чём, а после царь царей одарит тебя сверх меры.       Он достал высокий флакон, открыл резную крышку — плеснулся в воздухе аромат розового масла — и принялся втирать его в волосы, пересушенные летним солнцем, несмотря на капюшон.       — Почему ты не хочешь, чтобы слуги к тебе прикасались?       — Потому что достаточно натерпелся от чужих рук, — ответил Тэхён, теряя блаженную улыбку. — Знаю, что твои слуги не сделают мне ничего плохого, как и ты, но… Не хочу.       — Тогда я вдвое ценю доверие, что ты мне оказал, позволив позаботиться о тебе, — мягко заметил Юнги. — Ты хочешь спать? Пойдём, я провожу тебя в опочивальню.       — Обычно я не быстро засыпаю, — признался Тэхён, поднявшись на ноги. — Ты посидишь со мной? Расскажешь что-нибудь о жизни дворца?       — Сколько угодно, — кивнул тот. — Посижу и расскажу.       Его постель была мягкой и удобной, простыни даже летним днём казались прохладными и манящими. Юнги задернул тяжёлые занавеси, погружая комнату в полумрак, и сел рядом с постелью.       — У царя Персии сейчас нет царицы, но жён и наложниц предостаточно, как и детей. Последнего, юного царевича Арсама, он любит превыше прочих, его будущее беспокоит царя особо, — начал он. Рука тянулась снова коснуться ладони Тэхёна, и он позволил себе это, огладил пальцы и легко сжал их.       Тот вытянул ноги, быстро пряча их под покрывало. Холодно не было, но и на изящных лодыжках виднелись следы от прошлого, отметины несвободы. Тэхён привык ко всем следам на своём теле, к тому, что будущее открывалось его кровью и страданиями. Но сейчас словно стеснялся этого, не желал, чтобы гостеприимный прорицатель слишком многое увидел сразу.       — Расскажи ещё, — попросил он тихим голосом, не убирая руку.       От Юнги веяло спокойствием и заботой; в тепле и сытости, в комфорте Тэхён расслаблялся, но прикосновение к руке сейчас рассматривал не менее внимательно, чем слушал речи персидского прорицателя.       — Сейчас во дворце только министры и чиновники, я и глава стражи, — продолжал Юнги. — Ты его вскоре увидишь, мы частенько ужинаем с ним и проводим вечера между его обходами за чатурангой. Он умный и достойный человек. С царём вернётся Сокджин, советник в его делах. Если ты ему понравишься, твоя жизнь будет приятной и лёгкой. Для этого много не нужно — всего лишь сообщать ему пророчества понятным языком, — он ласково хохотнул. — Мне это не удалось, но он тоже иногда заходит сюда.       — Я редко нравлюсь людям. В основном, они меня боятся, — хмыкнул Тэхён, всё же прикрывая глаза, но не убирая руку. — Надеюсь, здесь у меня получится прижиться. Пока мне даже нравится.       Он перевернулся на бок, глядя на Юнги из-под ресниц.       — А что за беды приключились в царских конюшнях? — спросил он, хоть и слышал это среди перешёптывания слуг, а не почувствовал, как прочее, нутром.       — После смерти царицы лошади вышли из подчинения, — Юнги мимолётно нахмурился: ржание и сгустившееся над дворцом беспокойство он хорошо слышал, но не вмешивался. — Их можно успокоить только священной кровью, но для этого царю потребуется ещё одна царевна из Абисинда.       — И много крови, в том числе чужой, — продолжил Тэхён с тихим вздохом. — Жаль, я не умею укрощать животных. А так бы быстро сделал себе имя здесь.       — Их мало укротить, — мягко сказал Юнги, вновь огладив его пальцы. — Носитель священной крови должен передать себя и свою власть над ними царю царей. Только так они будут спокойны и будут подчиняться. Не жалей, Тэхён, предсказаниями ты сделаешь себе имя вернее, чем в царском гареме.       — В гареме уж точно не сделаю, — тот цокнул языком. — Я не умею быть послушным и ублажать, хотя меня пытались научить.       Он внезапно шевельнул рукой, поймав пальцы Юнги своими и попросил:       — У тебя есть свечи? Можешь принести одну и поджечь?       Юнги помедлил, пережидая шум в ушах от его слов, встал и принёс невысокую свечу в бронзовом резном светильнике.       — Что ты хочешь сделать? — с любопытством спросил он, поджигая её от едва тлеющих углей в треножнике.       — Посмотреть, как она горит, — отозвался Тэхён, любуясь крошечным пламенем. — В тех местах, где я жил раньше, в той комнате, где меня держали, на стенах были факелы. Всегда танец огня меня успокаивал перед сном. Сейчас мне спокойно. Но это, наверное, мой ритуал. Пока не посмотрю, точно не засну.       — Я запомню, — пообещал Юнги. — У тебя всегда будет вдоволь зажжённых свечей, прекрасный. В этой комнате каждый находит самый сладкий и спокойный сон.       Тэхён устроился поудобнее, подложив под подушку левую руку, прикрыл ресницы, но не закрывал глаза полностью, лёжа молча и наблюдая за свечой.       — Юнги, — вновь заговорил он. — А ты видишь сны?       — Простые сны? — переспросил тот, вновь сев рядом. — Не пророческие, а простые сны? Нет, этого мне не дано.       — И я не вижу. Никаких вообще, — отозвался Тэхён. — Закрываю глаза, погружаюсь в сплошную тьму, пока не открою их вновь, просыпаясь. Никогда не видел. Хотел бы, но тут я точно бессилен. Их не призвать, как вмешательство богов или плохую погоду. Но люди часто обращались с вопросами, как трактовать сны, рассказывая в красках то, что явилось им ночью. В такие моменты мне приходилось нести полную околесицу...       — Кто знает, может здесь, в этом месте, тебе удастся увидеть сны. Но даже если нет, не печалься. Просто отдыхай, твой сон никто не потревожит, — пообещал Юнги. — Просыпайся, когда выспишься и вновь проголодаешься.       — Я не привык так часто есть, — Тэхён улыбнулся ему уже совсем сонно, переведя взгляд от пламени. — Но спасибо.       А скоро его веки потяжелели и сон пришёл — обычный, знакомый, сплошная чернота, ни звука, ни движения там не было. Но вздрагивал Тэхён во сне, как будто что-то видел. И кутался плотнее в одеяло, словно летним днём замёрз. Юнги набросил на него ещё одно одеяло и снова сел рядом.       Смотреть на спящего хотелось нестерпимо, но прорицатель отвернулся к стене, лишь слушая чужое дыхание. Было удивительно спокойно, словно впереди не будет никаких волнений, никаких тревог.       Тэхён проснулся, когда уже совсем стемнело. Второй раз за время, что он спал. Провёл во сне чуть больше суток. Ночь опустилась на Персеполь и погрузила большинство людей в сон. А Тэхён потянулся на мягкой постели с мычанием и открыл глаза.       — Ты просидел здесь всё это время? — удивлённо спросил он, заметив Юнги.       Тот пошевелился, распрямил спину и обернулся, щуря глаза на очередную догорающую свечу.       — Я задумался и задремал, — хрипло ответил он. — Ты отдохнул?       — Да, — выдохнул Тэхён и выбрался из-под одеял, усевшись так, что находился очень близко к Юнги, опасно близко. — Есть пока не хочется. Чем займёмся? — вкрадчиво спросил он.       — Можем подняться наверх, посмотреть на звёзды, — Юнги вновь коснулся руки Тэхёна, словно в ней был какой-то магнит, притягивающий его помимо воли. — Или погулять по ночному дворцу. Но это лучше оставить на день, когда ты сможешь всё увидеть.       — Пойдём наверх, — легко согласился тот. — Мне нравится смотреть на ночное небо, просто так, не в поисках ответов.       Он выпутался из одеял целиком, — рубашка задралась почти до бёдер.       — Не нужно шёлка, но одежда бы мне пригодилась, — хохотнул Тэхён, поправляя её.       — Твою одежду пока не вернули, но моя в твоём распоряжении, — Юнги встал и подал ему длинную накидку, ловко уложил складки, касаясь только ткани, и заколол тяжёлой фибулой. — В белом ты тоже пленительно красив.       — Сойдёт, — решил Тэхён, оглядев себя. — Могу я задавать тебе более личные вопросы?       — Конечно, — кивнул Юнги, снова взяв его за руку и увлекая через комнаты к лестнице вверх. — Ты волен спрашивать о чём угодно.       — Я не привык, что их во мне так много, — улыбнулся Тэхён, позволяя себя вести. — Но глядя на тебя, мне хочется спросить: откуда ты родом? Ты не похож на прочих персидских мужчин, что я видел. А видел я их немало — в отряде генерала, что привёз меня сюда, их больше сотни. И что ты подразумеваешь, когда говоришь о моей пленительности? За этими словами я слышал лишь корысть или похоть, но в тебе я этого не чувствую.       — Я родился здесь, но мой отец был родом из Фив, — Юнги обернулся к нему: по ступеням своей башни он ходил столько раз, причём и с завязанными глазами, что мог не смотреть на них. — Я подразумеваю… Что ты прекрасен. Но тебе нечего опасаться.       — Не опасаюсь, — Тэхён мотнул головой, медленно шагая вверх. — Я не боюсь. Мне просто любопытно слышать это и даже интересно не понимать, что стоит за подобными словами.       — Я впервые вижу человека, чья красота заставляет сердце биться сильнее, слова грозят остановить его, а сила и знания равны моим, — глухо сообщил Юнги. — Я восхищён, Тэхён.       — И что мне с этим делать? — с загадочной улыбкой спросил тот, но шевельнул рукой и переплёл их пальцы, как будто подъём по ступеням давался тяжело и только с помощью прижатых друг к другу ладоней можно было дойти до самого верха.       — Со мной ты волен делать всё, что хочешь, — выдохнул Юнги. — Или не делать ничего. Только тебе решать, Тэхён. Ты же хотел быть свободным?       — Наверное, мне нужно время, чтобы осознать это, — дельфийский прорицатель улыбнулся шире и что-то забавно буркнул себе под нос.       Он действительно не думал, что здесь с ним будут настолько хорошо обращаться. Дадут выспаться, накормив. Назовут прекрасным, будут восхищаться, не ожидая ничего взамен. Как будто только здесь, только позавчера ему разрешили жить по-настоящему. Но разве не об этом он молил богов?       — Ты сможешь достать для меня краски? — спросил он, когда длинная лестница уже почти подошла к концу. — И… камни, на которых можно рисовать, — добавил, шагнув на каменную площадку.       Ветерок обласкал его щёки, взметнул волосы, а звёзды, казалось, нависали прямо над башней. Спящий Персеполь был как на ладони в своём мраморном величии.       — Какого размера камни? — Юнги придержал свободной рукой взметнувшуюся накидку. — Я достану. Ты хочешь рисовать?       — Любого, — ответил Тэхён, вдыхая свежий ночной воздух, и заулыбался от того, что даже голова закружилась. — Иначе я разрисую тебе всю башню, — пошутил он и сам же засмеялся.       А потом прибавил:       — Я часто рисовал на стенах своего жилища. Но красок у меня не было. Поэтому… Приходилось кровью. Или углём, когда я оставался слабым после пророчеств. Мне самому интересно, что сейчас получится.       — Твоя кровь слишком дорога, — очень серьёзно заявил Юнги, его глаза блестели в звёздном свете. — Я найду тебе краски и камни. Но если их будет недостаточно, придётся пожертвовать башней, — уголки губ дрогнули в улыбке.       Башня — такая малость для этого невероятного мужчины, в чьих глазах Юнги видел целую вселенную.       — Я же здесь такого нарисую, что слуги все перепугаются и перестанут заходить вообще, — открыто засмеялся Тэхён, опустившись прямо на камни.       Он свесил ноги с парапета, вовсе не пугаясь высоты, и посмотрел вверх, на бесконечную звёздную россыпь. Юнги опустился рядом, не касаясь его.       — Красиво, правда? — он запрокинул голову. — Я люблю приходить сюда в любое время. Встречать рассветы и закаты, смотреть на звёзды ночью или город днём. Даже эти дэвовы лошади сегодня притихли. Хотел бы я надеяться, что Намджун просто решился перерезать горло каждой и избавить нас от этой беды, но вряд ли…       — Красиво, — согласился Тэхён, не шелохнувшись. Он мог так сидеть часами, а сейчас, хоть и не был ни к чему привязан, всё равно шевелиться не хотел, погружаясь частью сознания в бездну над ними. — Я очень люблю небо. Кажется, что глядя на него, я становлюсь ещё ближе к богам. Когда-то я сам придумал, что в звёздах могу найти все ответы, лишь бы меня отпускали на них посмотреть. И иногда ответы действительно мне являлись, смутные и странные, но я их видел, не жертвуя своей кровью.       Он помолчал недолго и всё же посмотрел на Юнги, повернув голову.       — Расскажи мне ещё о тех лошадях, — попросил он. — Мне интересно. И о Абисинде…       — Это далёкая страна, на юге, на границе с Индией, — начал Юнги, ногтями царапнув мрамор парапета, чтобы хоть так удержаться от прикосновения к чужой руке, что манила его. — Она славится своими золотыми табунами, эти лошади прекрасны по стати и огнегривы. Некогда царь привёл себе царицу из Абисинда и золотой табун, но сейчас, без неё, лошади вышли из повиновения. Так что их пришлось возвращать с полпути в Пасаргады обратно, и стражники, сильные мужчины, едва справились с этой задачей.       — Огнегривы? — переспросил Тэхён, чуть щурясь, словно что-то ослепило его, хотя даже луна сегодня была прозрачной. — Как тот… — он не договорил, прикусив краешек губы.       — Кто? — Юнги повернул к нему белеющее в темноте лицо. — Генерал спрашивал тебя о своём доме и ты видел его наложника?       Тэхён кивнул, не подтверждая это вслух, чтобы не прогневать богов, раскрыв чужие тайны.       — Так необычно, когда рядом сидит человек, способный видеть, — прошептал он, вздрогнув плечами, но тут же заулыбался.       — Мой отец говорил, что видеть мало. Иногда нужно догадаться, читать в лицах, а то и просто хорошо подумать. Моё предположение вызвано просто мыслями. Кто бы на его месте не спросил об оставшихся дома. — Юнги снова обратил лицо к небу. — Но ощущение необычное, ты прав.       Пальцы Тэхёна шевельнулись и совсем легонько погладили руку Юнги.       — Вот это тоже… очень необычное ощущение, — произнёс он, вглядываясь уже в городские просторы и продолжая водить по светлой коже своими более тёмными пальцами.       Выдох Юнги был сладостным, он не успел остановить в себе этот звук, задушить его, но не стал о нём жалеть. Это было справедливо, он же слышал, как Тэхён вздыхал от удовольствия при купании.       — И здесь я тоже соглашусь, — с мягким рокотом признался он: запястья у него были чувствительными, и простое прикосновение было лаской.       Он опустил взгляд на мелькавший в галерее ниже огонёк.       — Кажется, ко мне гости. Тот самый Намджун, глава царской стражи. Придётся возвращаться, иначе он поднимется сюда, а его нога не слишком рада моим лестницам. Не хочу заставлять его подниматься на лишнюю сотню ступеней.       — А можно я побуду здесь ещё немного? — попросил Тэхён, накрывая его руку своей полностью и посмотрев на них — его пальцы действительно были темнее, чуть изящнее. Но у Юнги были красивые руки. И приятно прохладные. — Познакомлюсь с ним попозже.       — Хорошо, — под таким прикосновением Юнги бы на что угодно согласился. Доверие, что он чувствовал от этого чарующего мужчины, было даже приятнее, чем его прикосновение. — Но если почувствуешь прохладу, не сиди долго.       Тэхён кивнул и отпустил его с благодарной улыбкой. А Намджун добрался до покоев прорицателя и просто сел на то место, на котором всегда сидел, когда они играли вечерами. Юнги, где бы тот ни находился, Намджун готов был ждать хоть до утра — так даже лучше.       — Что привело тебя сегодня? — тот появился через несколько минут и сразу же разлил вино по чаркам. Глотнул из своей и присмотрелся. — У тебя усталый вид. Что я пропустил?       — Мне негде спать сегодня, — буркнул Намджун, глотнув вина. — И завтра, наверное, тоже. Хотя я попробую найти себе другое место, но это решение должен одобрить владыка. К Сокджину я тоже пойти не могу. Его же нет. Да и… Расстались мы не на хорошей ноте.       Он поставил пустую чарку на стол, осушив до дна, и пояснил:       — Чонгук передал мне своего наложника. Хосока. Я долго с ним воевал, но всё-таки оставил его в своей комнате отдыхать. Вот это и случилось, если кратко.       — У тебя в комнате красивый наложник, а тебе негде спать? — Юнги приподнял бровь. — У меня не получится, извини. Моя кровать занята. Но как так получилось, что Чонгук отдал тебе Хосока?       — Вот так вот, значит? — горько усмехнулся Намджун. — Кем занята твоя кровать? Я обязан его увидеть, если мы всё ещё друзья! А получилось… Ну вот так вот получилось, — он развёл руками. — Ты же не думал, что Чонгук воспримет новости о ребёнке жены от другого мужчины как благо? Спасибо, что все живы.       Почесав кончик носа, он добавил:       — И не собираюсь я с ним спать!       — Ты его увидишь, если он придёт, — Юнги улыбнулся с непривычной нежностью. — Или в другой день, но ты обязательно его увидишь. А что касается Чонгука и его семьи… — Он подлил гостю вина и подвинул ближе блюдо с фруктами, на этот раз — засахаренными. — Я думал, домочадцы генерала смогут сообщить ему версию событий, которая его устроит. Они не смогли этого сделать?       Намджун выгнул бровь от удивления ещё на той улыбке. Да так и застыл, выслушав до конца.       — Какая версия событий его устроила бы, кроме правды? А правда очевидна: дети не появляются из ниоткуда. Тем более — такие, особенные дети. И того, что случилось, уже не изменить.       — Я дал Хосоку обещание молчать и не хочу своей смерти, — без улыбки сказал Юнги. — Сейчас — особенно не хочу. Но им было что сказать. Что же, что сделано, то сделано. Что ты собираешься с ним делать дальше?       — Да думал зайти к одному другу-прорицателю и посоветоваться с ним, — хмыкнул Намджун, испытывая лёгкое негодование поверх общей усталости и разочарования, что спать, сегодня, видимо, придётся в башне.       Не в этой, а в той, что нравилась Сокджину. А завтра можно навестить казармы и посмотреть, нет ли там свободного места. Впрочем, проблемы с местом для сна — сущие пустяки, учитывая остальное.       — Не знаешь, когда он прибудет? — добавил Намджун с тихим смешком.       — Друг-прорицатель перед тобой, — Юнги усмехнулся. — А если ты о Сокджине, то вернётся он в конце лета, если не осенью. Наберись терпения. А что касается советов… Если Хосок тебе не нужен, отдай его Сокджину, тот придумает, куда пристроить такую красоту.       — Так долго ждать, — вздохнул Намджун, покрутив в пальцах чарку. — С ума сойду в этом дворце точно я. Первым. И не уверяй меня в обратном, я чувствую, что близок к этому. Того и гляди сам что-нибудь устрою, а потом поеду к владыке с просьбой меня за это наказать. Там хотя бы увижу его… перед смертью.       — Твоей смерти я не вижу, — Юнги заставил себя вынырнуть из благостного покоя и вгляделся внимательнее. — Но ты и правда очень устал. Можешь остаться здесь, на диване. Я готов проиграть тебе пару партий, чтобы вернуть тебе веру в себя и самообладание. Ты ужинал сегодня?       — Не помню, если честно, — отозвался Намджун. — Но и не хочется. Спасибо, что не прогоняешь, когда у тебя там… что-то такое, что заставляет твои глаза так сиять. Вообще не представляю, что там, но подозреваю, что человеком этот мужчина является лишь наполовину.       Это была шутка, но в целом, Намджуну тоже стоило бы подумать о своих прорицательских талантах.       — Давай сыграем, может, отвлекусь…       — Ты удивительно прав, — очень серьёзно кивнул Юнги, прежде чем встать за доской. Он всё же кликнул слуг, и те принесли лепёшек, сыра и холодного мяса, нарезанного ломтиками. — Твой родственник не рассказал, кого он привез во дворец?       Юнги ловко расставлял фигуры, глядя на Намджуна больше, чем на доску.       — Это прорицатель из Эллады. Он должен быть представлен царю, когда тот вернётся, но до этого времени я предложил ему располагать моими покоями как собственными.       — Ни слова, — Намджун мотнул головой, с сомнением глядя на еду. Та выглядела очень привлекательно, но аппетита и впрямь не было. — Какой, однако, ты гостеприимный с заморскими прорицателями, — подначил он. — С друзьями-то не всегда такой.       — Когда ты не получал здесь отдыха и угощения? — удивился Юнги. — Разве что когда я был слишком занят. Я даже пустил тебя в свой цветник!       Он кинул кости первым и, не задумываясь, передвинул первую фигуру.       — В первые дни нашего знакомства точно не получал, — ответил Намджун, забирая кости. — Хотя советы ты давал мне неплохие.       Он не успел сделать второго хода, как дверь отворилась и вошёл Тэхён, заставив мужчин обернуться.       — Там дождь пошёл, — заявил вошедший, хотя оправданием это не звучало, скорее — озорным хвастовством. — О, а вы играете? Я вам не помешаю? — и не дожидаясь ответа, опустился рядом с Юнги, разглядывая изумительную резьбу на фигурах и доске, протягивая к ней кончики пальцев.       Намджун еле удержался от прыгнувшего на язык комментария. Мол, кажется, первое место по красоте в Персеполе у мужчин теперь делили двое. Но вовремя прикусил язык, запрещая себе о подобном даже думать.       — Это я надеюсь, что не помешаю вам обоим своим присутствием, — произнёс он и кивнул в знак приветствия.       — Надо же! — весело удивился Юнги. — А я считал, что выжал небеса досуха. Боялся, что сухмень погубит урожай этим летом. Ты не помешаешь, — и он снова коснулся руки Тэхёна. — Это мой друг, Намджун, глава стражи. А это Тэхён, прорицатель из Эллады.       Он повторялся, Намджун бы догадался и так, но учтивость требовала представить обоих по всем правилам.       Намджун внимательнее вгляделся во второго прорицателя, негромким эхом повторяя:       — Из Эллады… А языком владеет, будто местный.       — Мне приходилось заниматься языками, — легко отозвался Тэхён, прекрасно его услышав. — В святилище, где я жил раньше, приходили разные народы. Да и свободного времени у меня было в избытке.       Намджун мотнул головой, прогоняя странное наваждение. Казалось, что они встречались где-то раньше — глаза Тэхёна чудились знакомыми. Но глава царской стражи точно никогда не был в Элладе, когда он служил, все битвы случались в районе Египта.       — Достойно уважения, мне тоже нравятся чужие языки, — сказал он, делая свой ход.       А рука Тэхёна под пальцами Юнги чуть-чуть расслабилась. Тот нежно огладил её, сгребая кости второй ладонью.       — Намджун останется сегодня здесь, — сказал он, выкинув их на доску и хмурясь от неудачного броска. — Но он не потревожит твоего отдыха. Ты не проголодался?       Удачного хода не вышло, но было только начало игры. Хоть Юнги и говорил о грядущей победе Намджуна, но разве сладка победа без битвы?       — Ещё нет, — едва ли не мурлыкнул Тэхён, повернувшись к Юнги всем телом. Казалось, что сейчас он его обнимет и ласковым поцелуем отблагодарит за заботу.       Намджун даже смутился, отводя глаза в сторону доски, размышляя над своим ходом. Интересно, когда Юнги сидел напротив них с Сокджином, он себя также чувствовал?       — Это хорошо, что твой друг останется, — добавил Тэхён, заглядывая Юнги в глаза. — Вы сможете подольше поиграть, а я понаблюдаю. Потом ты и меня научишь, да? — и голос его, хоть и оставался мужским, звучал сладостно.       — Научу, если таково твоё желание, — откликнулся тот. И заворожённо потянулся второй рукой поправить завиток волос на высоком лбу.       Когда он это сделал, Тэхён хихикнул и поддел пальцы Юнги, которые тот не успел убрать, кончиком носа, а затем отвернулся к доске, размышляя над своим же жестом. Не понимая — это что такое было?       Намджун на свою беду увидел именно это и снова прикусил язык. Эта партия игры в чатурангу грозилась обернуться самой короткой за всё время. И самой проигрышной для Намджуна — он сделал вовсе не тот ход, о котором размышлял, и который помог бы ему победить.       Юнги коротко хохотнул.       — Кажется, чтобы заставить тебя отвлечься и проиграть, я должен был не класть на твои колени самого красивого мужчину в Персеполе?       Он бросил кости, очень удачно передвинул фигуру и обернулся к Тэхёну.       — Сначала я хотел спросить, зачем ты желаешь мне проигрыша? А теперь и не знаю, что спрашивать.       — Может, я хотел увидеть, какое у тебя бывает лицо, когда ты проигрываешь, — игриво отозвался тот, а в бездонных глазах вовсе не прятались озорные искры. — Но, конечно, я на твоей стороне.       — На Сокджина я не отвлекался, его присутствие мне наоборот помогало, — Намджун и не надеялся, что Юнги его сейчас услышит, лишь бурчал негромко, особенно, когда снова сделал неудачный ход.       — Но ты способен выиграть и без него, — напомнил ему Юнги, под покровом ниспадающей с плеча накидки лаская ладонь Тэхёна — очень осторожно, кончиками пальцев, почти бездумно. — И что же ты собираешься делать с Хосоком? Надеюсь, ты…       Он бросил кости, но даже не посмотрел на них, подняв взор на Намджуна.       — Ты же не собираешься отправить этого парня в конюшни?       — Нет необходимости, — ответил Намджун, пересекаясь с ним взглядом.       Сложно было смотреть только на Юнги, не переводя глаза на Тэхёна, но тот сидел с таким видом, что и смотреть на него было как-то неловко. Столешница и плащ мешали обзору, но Намджун невольно подумал, что такое выражение лица бывает у Сокджина, когда пальцы Намджуна спускаются по его животу и подразнивают головку члена.       — Но что с ним делать-то? Не оставлять же его запертым до осени в моей комнате?       — Себе не заберу, — быстро сказал Юнги. — Для моих слуг он слишком красив. А для чего иного… Проклянёт ненароком, а я ещё Тэхёну дворец не показал.       — С утра подумаю, сейчас голова уже пустая, — вздохнул Намджун, дожидаясь своего хода. О том, что ещё есть шанс победить, он уже и не мечтал. Эта партия осталась за Юнги. Но усталость перекрывала горечь поражения. — Наверное, хватит на сегодня. Я прилягу, не буду больше вам мешать… общаться, — кивнул он. — Приятно познакомиться, Тэхён.       — И мне… приятно, — отозвался тот на томном выдохе, как будто вовсе и не о знакомстве. — Поздравляю, Юнги! — и обернулся к прорицателю. — Ну, показывай своё лицо победителя, я тоже хочу его увидеть!       Юнги смотрел на него с торжеством и довольством, пусть партия и была слишком коротка, пусть Намджун явно был рассеян, но нечастая победа всё равно радовала.       — Я могу показать тебе правила, если хочешь, — сияя глазами, предложил он. — Или утром, если ты решишь отдохнуть. Но позволь, я провожу тебя в опочивальню, пусть Намджун отдохнёт.       — Бери фигуры, продолжим в постели, — заявил Тэхён, ослепительно улыбнувшись. И вышел первым, прекрасно ориентируясь, хотя провёл здесь всего-то сутки, но уже запомнил, что и где.       — Спокойной ночи я желать не буду, но если что, я крепко сплю, — сказал Намджун.       — Какого ты обо мне мнения? — Юнги весело фыркнул, собирая доску и фигуры. – Он просто забавляется.       Он удалился с доской в спальню, но почти тут же вернулся — с одеялом, которым укрыл Намджуна.       — Если проснёшься раньше меня, потребуй у слуг завтрак. Не уходи голодным, — мягко сказал он. — Доброй ночи, Намджун. Утро вечера мудренее. Разрешим мы твою беду.       — Спасибо, — негромко, но благодарно ответил тот, оставляя всё прочее на завтра. — Иди уже. Доброй ночи.       Прорицатель вернулся в свою спальню и зажёг несколько свечей, молча расставив их около ложа в какой-то только им самим постижимой симметрии. Неспешно расстегнул тяжёлую фибулу — золотой симург вспыхнул в тусклом свете — шагнул из стёкшей к ногам ткани и опустился на кровать, тут же притянув Тэхёна к себе за руку.       — Обещал не шалить, а дразнил моего гостя, — выдохнул Юнги.       — Всего лишь помогал тебе победить, — с невинной улыбкой отозвался Тэхён, устраиваясь поудобнее. — Да и как его не дразнить, когда у него такое лицо? — он негромко хохотнул. — И тебе прекрасно известно, что не всяким словам прорицателей стоит верить…       Он взял одну фигурку — красного слона — и покрутил её в пальцах, разглядывая со всех сторон.       Юнги тихо рассмеялся — отчитать этого взрослого ребёнка было совершенно невозможно. Да и не хотелось.       Он расставил фигуры на доске, рассказывая, как ходит каждая, с чего начинается игра и какие расклады приводят к победе. Его голос снова смягчился, стал глубже — когда-то давно его учил чатуранге отец. Юнги и не думал, что и ему придётся кому-то объяснять правила, во дворце — лучше или хуже — играли все. Но рассказывая о тонкостях любимой игры, испытывал странное удовольствие.       Тэхён сосредоточенно слушал и внимал. Уже не баловался и не дразнил. У него не было наставников или учителей — свой дар он получил от матери, что была пифией в Дельфах. Но этот факт — единственный, который он о ней знал, она слишком рано умерла, оставив его сиротой.       Тэхёна никто не учил. Он учился сам. Познавал свою силу через кровь, узнавал этот мир, в основном, через просьбы паломников и их рассказы. Но сейчас ему было очень интересно слушать Юнги. Его голос Тэхёна почти завораживал, как и движения пальцев, передвигающих фигуры.       — Кажется, всё понятно, — кивнул он, когда объяснения подошли к концу. — Попробуем сыграть? Обещаю не жульничать, — вот тут он снова хитро улыбнулся.       Юнги фыркнул, не слишком веря обещаниям, и расставил фигуры. Вложил в пальцы Тэхёна тяжёлые прохладные кости.       — Начинай. Я подскажу, если что.       Тэхён несколько раз подкинул их в ладони, как заправский шулер, гипнотически глядя при этом на Юнги. А затем выкинул на постель и сделал первый ход, согласно числам.       — Намджун действительно выглядит хорошим, достойным человеком, — сказал он, передавая кости и ход Юнги.       Тот мог бы взять их сам, но почему-то так было интереснее для Тэхёна — касаться его руки вновь и вновь.       — Сюда заходят и другие, но не задерживаются, — Юнги на миг удержал его пальцы, провёл указательным по его запястью и бросил кости рядом. Передвинул фигурку на доске и тем же образом — из ладони в ладонь — передал кости Тэхёну.       — Но вид у него уставший очень, — продолжал тот, вновь слегка играясь перед тем, как выбросить кости на покрывало. — Тяжёлая служба у главы охраны, судьба тоже непростая.       Он делал броски правой рукой, а фигуры переставлял левой. Словно не хотел, чтобы Юнги касался той ладони, где не было живого места от порезов.       — Дворец такой огромный, а спать негде, — фыркнул он.       — Да, не у всех есть такие обширные владения, — улыбнулся Юнги. — Ничего, решим вопрос с его огненным приобретением, и Намджун сможет спокойно вернуться к себе. Но решить его надобно очень деликатно. Ты сейчас напрасно это делаешь, — заметил он на очередной ход Тэхёна. — У тебя есть ещё вариант.       — Ты планируешь меня запутать? — усмехнулся тот. — Твои ходы я не предвижу, но ситуацию на поле и то, что сделаю в дальнейшем — легко. Ты ведь не забыл, с кем ты играешь? — и глаза его ярко сверкнули игривым вызовом.       — И в мыслях не было тебя путать, ты же только учишься, — Юнги вновь огладил его запястье. — Но не буду комментировать, если хочешь.       Это была первая игра Тэхёна, но Юнги играл, как с серьёзным противником. Оскорбить этого невероятного человека снисходительной небрежностью в ходах было так же немыслимо, как и вольно прикоснуться к нему.       — Ты можешь комментировать, — разрешил Тэхён. — Ты волен говорить всё, что захочешь, Юнги. Всё, что ты думаешь. Равно как и не говорить, если твои мысли не стоит озвучивать.       Улыбка на очередном ходе после этих слов вышла почти демонической, а когда Тэхён передавал противнику кости из ладони в ладонь, то внезапно слегка царапнул по ней ногтями.       Юнги вздрогнул, сжал ладонь на мгновение, поймав чужие пальцы, но тут же отпустил. И ответил ровным голосом:       — Не хочу и впрямь тебя запутать. Вдруг ты из тех людей, что постигают любую науку сами, не желая непрошенных советов.       — Что есть, то есть, — отозвался Тэхён, перебирая пальцами несколько фигур за пределами доски, что уже снял с неё в свою пользу. — Но ты опытнее. И, возможно, чуть умнее, — это снова звучало как вызов. — Расслабься, Юнги, — тут же добавил почти шёпотом и притих, не сводя с него взгляда.       Он был благодарен прорицателю за приём и заботу, но ведь видел, что тот на самом деле не такой уж и душка. И на язык остёр. И настроение у него бывает не самое благостное. Тэхён это видел лишь призрачно, как неразличимые человеческому глазу образы, но признавался и себе, и оппоненту по игре, что хотел бы увидеть своими глазами. Наверное, так ему будет ещё легче освоиться здесь.       Тот коротко усмехнулся и, сняв одну из фигур Тэхёна, пожал плечами:       — Я слишком мало знаю тебя, чтобы сравнивать, кто из нас умнее. Но опытнее, да и старше, да. Может, я уже вошёл в тот возраст, когда начинают раздавать советы и учить молодых?       Он собрал кости ребром ладони, но не вложил их в руку Тэхёна, а опустил на покрывало рядом с его рукой.       — Почему? — удивлённо моргнул тот, не скрывая вопроса, не пытаясь его сдержать. И потянулся не к костям, а к пальцам Юнги. — Почему ты не положил их мне в руку?        — Последнее прикосновение было слишком чувствительным, — предельно откровенно сказал тот. — Позволь мне короткую передышку.       — О, — рука Тэхёна отползла назад, так и не коснувшись. — Хорошо. Я понял, — добавил он и опустил взгляд на доску. Так внимательно, кажется, впервые глядя на неё за всю недолгую игру. Он так задумался, что чуть не забыл про оставленные кости.       А над следующим ходом тоже долго думал, хотя тот был вполне очевидным — и приносил ему ещё одного слона.       Юнги сам протянул ему открытую ладонь.       — Прости. Не дело нарушать ритуал игры. Но не пускай в ход ногти, хорошо? У меня слишком чувствительные ладони, это как разряд молнии.       — Не буду, — обещал Тэхён. И этим словам можно было верить.       Он перекинул кости в ладонь противника и убрал руку.       Хотя ему отчаянно хотелось сильнее сжать запястье Юнги, почувствовать силу его руки и показать свою — если тому было неприятно, Тэхёну стоило послушаться и сдерживать подобные желания. Его самого не слушали, он просто шёл от противного и старался не делать так сам.       — А чему ещё ты мог бы научить меня? — спросил он после недолгого молчания, когда фигур на доске осталось ещё меньше.       И судя по быстрым подсчётам, пока выходила ничья.       — Не только говорить, но и читать на разных языках, — предложил Юнги, задумавшись. — Обращаться со священным соколом. Выращивать цветы. Всему, что я знаю, я готов научить тебя. И всё показать.       Он вновь передал кости Тэхёну, продлив прикосновение к пальцам.       — Ты слишком опасаешься. Я не настолько изнежен, хотя знаю, что эллины считают нас, персов, именно такими. Ты можешь прикасаться свободно, только не царапайся.       Тот кивал, принимая всё, что предлагал Юнги. Ему всё казалось интересным, особенно цветы и птицы — таких умений он точно не мог познать в каменной темнице.       А потом провёл подушечкой большого пальца по запястью Юнги, отвечая уже на последнюю фразу:       — Я не считаю тебя изнеженным, не опасаюсь, — поспорил он, мотнув головой. — Мы, верно, ещё окажемся в ситуации, когда ты попросишь меня прекратить баловаться с твоими цветами или дразнить твоих друзей. Не обещаю, что послушаюсь. Но что касается физических вещей, связанных с тобой, если ты попросишь, я не буду их повторять, даже если мне будет трудно этого не делать.       — С цветами? — Юнги забавно округлил глаза и засмеялся. — Развлекайся, как тебе будет угодно, но к возвращению царя их должно быть достаточно на пышный букет. Желательно белый. В остальном я тебя не сдерживаю.       Он сжал пальцы Тэхёна и вдруг поднёс к губам, быстро и невесомо целуя костяшки.       — Если тебе очень захочется что-то сделать, скажи мне об этом, я придумаю, как осуществить твоё желание без ущерба для себя самого.       — Мне не очень нравится белый цвет, — пальцы Тэхёна дрогнули, а взгляд он опустил почти смущённо. — Так что не беспокойся за белые цветы. И…       Он сделал очередной ход левой рукой, так и не убирая правую.       — …и как это можно сделать без ущерба для тебя? Если мне снова хочется провести ногтями по твоей коже? — негромко спросил он, не поднимая глаз. — Выход только один — этого не делать.       И забавно нахмурился, словно этим выходом он точно не пойдёт.       — Я обтянут кожей весь, — подсказал Юнги, — не только ладони. Ты можешь выбрать плечо, к примеру. И вонзить в него ногти, как кот.       Его мысль метнулась к белому цвету, что не нравился его гостю. Одеяло можно было заменить. Купить ярких тканей и сшить Тэхёну новые одежды. Только с самим Юнги, белокожим, замотанным в белое, было ничего не сделать.       — Плечо прикрыто тканью, — фыркнул Тэхён, глядя на него исподлобья. — Не просить же мне тебя раздеться? А из открытых, доступных мест только ладони, лицо и шея…       Он задумался над последним вариантом так серьёзно, что стоило бы начать переживать.       — Нет, всё же это не лучшая идея, — сам решил, мотнув головой.       — Не говори никому, что мы серьёзно это обсуждали, — Юнги совершенно по-мальчишески улыбнулся и потянул подол длинной рубахи, обнажая одну ногу до колена, стройную, но сильную от ежедневного хождения по лестницам. — Царапайся уже и продолжим игру.       — Правда, можно? — уточнил Тэхён, разглядывая ступню и лодыжку прорицателя внимательнее, чем доску перед собой. Там-то всё было понятно — правила не сложные. А здесь…       — Можно, — подтвердил Юнги, проглотив лишние слова. Как вообще партия в чатурангу обернулась тем, что он с четверть часа уговаривал другого мужчину его оцарапать, лишь бы тот не расстраивался?       Тэхён ещё раз взглянул ему в лицо, словно одного слова и предоставленной на растерзание ноги было недостаточно, чтобы он окончательно поверил. Его пальцы прикоснулись к белой коже очень осторожно, присели на краешек пальцев ног, словно от любого резкого выдоха могли вспорхнуть и улететь, испугавшись. А потом, едва ли дыша, Тэхён повёл вверх по ноге Юнги, всё смелее надавливая ногтями, но не причиняя боли, стараясь не причинять.       — Как… интересно, — прошептал он, наблюдая за едва заметным следом, который тут же исчезал.       — Интересно? — задумчиво переспросил Юнги и поощрил. — Не стесняйся, можешь сильнее, если тебе хочется.       — Да, — подтвердил Тэхён, взглянув на него. — Как будто мне не нужны краски и камни. Я могу рисовать на тебе, — и закусил губу в улыбке, но смелее надавил под коленом, пытаясь обхватить ногу пальцами.       Юнги едва заметно шевельнулся от щекотки, но ногу не убирал, глядя мягко и заинтересованно.       — Я могу раздобыть тебе хну, — предложил он. — Это такой порошок, его разводят в воде и наносят рисунки на кожу. Потом хна высыхает, а рисунок остаётся.       — Не боишься, что я нарисую на тебе что-нибудь некрасивое или… неприличное? — улыбался Тэхён, всё легче и свободнее водя пальцами по его ноге, по всей, что была в зоне его видимости и доступа. Но о том, что хотелось забраться под ткань и потрогать уже там, он не признался бы даже под пытками.       — Скрою одеждой и как-нибудь проживу со знанием, что на мне что-то неприличное, — Юнги весело фыркнул. — К тому же, это не на всю жизнь. Пара недель и рисунок сотрётся. Так чего же мне бояться?       Доска была позабыта, но он не торопил Тэхёна. Во-первых, было приятно. Во-вторых… Это был Тэхён, и вернуть собственную ногу под покров одежды было сродни лишить ребёнка игрушки.       Юнги, так часто непримиримый и резкий, до странного не возражал против происходящего.       Порой Тэхён сам не понимал, что происходит у него в голове, откуда что берётся и чем объяснить его поступки. Но то, что он делал сейчас, можно было бы оправдать желанием попробовать что-то новое — Юнги был первым человеком, кого Тэхён так касался: по собственной воле, рассматривая и разбирая на атомы взглядом не от злости. Разбирая и самого себя, где-то на периферии, ненавязчиво. Потом, попозже, перед сном можно будет заняться этим более детально. А сейчас только пробовать, чувствовать и впитывать каждый вздох человека напротив.       Он на несколько мгновений убрал руку, но не вернулся к доске. Та точно осталась позабыта, там где до победы или поражения оставалось всего несколько ходов. Тэхён вовсе не думал о том, что он делает — он уже рисовал. Без красок, крови или угля — на белой ноге Юнги собственной слюной, щедро облизнув свои пальцы перед этим. И узоры, которые он вырисовывал влажными подушечками, точно нельзя было назвать некрасивыми. Загадочными — это да. И совсем чуть-чуть неприличными.       Юнги тряхнуло ещё раз, но он не проронил ни слова протеста. Молча смотрел на чужие пальцы на своей коже, угадывая в полумраке рисунок. Чувствовал прохладу в местах касаний и жар от близости Тэхёна рядом — и не просил его прекратить.       Если таким было его безумие, Юнги был готов принять его. Тэхён поднял к нему взгляд, тронутый лёгкой дымкой, и открыл было рот, словно хотел о чём-то попросить, но тут же захлопнул, шумно вздохнув.       — След слишком быстро исчезает, — пожаловался он ещё несколько мгновений спустя. — Я бы попробовал порисовать хной.       Ему самому не хотелось прекращать, но просьба, которую он так и не озвучил, заставила это сделать. Казалось, произнеси он это, то полетел бы в пропасть, так и не обретя крыльев.       Он перевёл взгляд на доску, неосознанно поглаживая уже покрывало рядом с ногой, и прибавил:       — Наверное, мы можем потом закончить эту партию. Ты сколько уже нормально не спал?       — Значит, раздобудем тебе хну, — заворожённо согласился Юнги и моргнул, словно выныривая из глубокого озера, наполненного не прозрачной водой, а мыслями и ощущениями. Набросил подол на ногу и согласился вновь. — Доиграем завтра. Час и правда очень поздний, нужно отдохнуть.       Он собрал вышедшие из игры фигуры в полотняный мешочек, бережно поднял доску и переместил всё это на широкий подоконник.       — Свечи ещё горят. Их довольно или принести ещё, Тэхён?       — Вполне хватит и одной, — отозвался тот, выпутываясь из верхней одежды. — Ты…       Он замер, когда обернулся через плечо.       — Ты будешь спать вместе со мной?       — Я посплю сегодня с Намджуном, — ровно отозвался Юнги. — Нам нужно будет обсудить его дело с утра, а он уйдёт довольно рано. А ты отдыхай, я не буду тебя будить, пока ты сам не проснёшься.       — Ладно, — выдохнул Тэхён и вновь отвернулся. Кончики пальцев почему-то горели, словно он трогал не белую кожу, а пламя свечи последние полчаса. — Попробую заснуть, — добавил он, забравшись уже под одеяло. — До завтра, Юнги.       — Доброй ночи, Тэхён, — ласково откликнулся тот, белой тенью туша одну за одной свечи вокруг кровати, оставив единственную рядом с изголовьем.