Проигравшая сторона

***

− Я не идиот. Телефон всё ещё в руке Джона. На его лице экспрессия, а не безумная тревога, как мгновением ранее. Глаза прищурены, руки скрещены на груди, он рассматривает меня. Взгляд сердитый, разоблачающий. Нет, Джон не идиот. Я стараюсь не смотреть на него. Теперь я ничего не могу с собой поделать. Подняв голову, я пытаюсь сохранить невозмутимое выражение лица. − Практически все такие. Это легкомысленное замечание, защитный маневр, попытка вывести его из себя. Ты не можешь угнаться за ним. Никто не может. Теперь его руки сжаты в кулаки. Инстинкты Джона подсказывают ему ударить кулаком, когда он зол. (От раздражения он иногда ругается на меня, когда я веду себя как задница; но доведённый до крайности, он не крикун, мой Джон. Несмотря на блог, он в значительной степени человек дела, а не слов.) Он выдавливает из себя слова: − Я знаю, что это такое. Ты собираешься меня бросить. То, как он произносит эти слова, говорит мне о том, насколько я ошибался насчёт Джона Ватсона. Я поверил его словам и проигнорировал то, что подсказывала мне моя интуиция с той ночи у Анджело. Это правда, Джон не гей; но хриплость его голоса, блеск его глаз говорят о том, что он влюблён в меня, а я потратил месяцы впустую, притворяясь, что не думаю о таких вещах. И теперь, в этот момент осознания, мне придётся продолжать играть эту роль: высокофункционального социопата, бесчувственной машины. − Откуда у тебя эта нелепая идея? О, точно. Это то, что ты делаешь. Учитывая широкий спектр возможностей, ты неизбежно остановишься на наименее вероятном выводе. Сжав челюсти, Джон закрывает глаза, на его лице отражается настоящая физическая боль от этих слов. (Да, слова могут причинять сильную боль; это я знаю по опыту.) − Ты планировал это несколько дней. Этот звонок... − Открыв глаза, Джон поднимает телефон. − Не я контактный телефон миссис Хадсон в экстренных ситуациях. Ты. И ты смотришь на свой телефон каждые тридцать секунд. Он не зазвонил − пока. Очевидно, он зазвонит, очень скоро. − Он кладёт устройство на стул. − Ты действительно думал, что я выбегу отсюда, чтобы ты мог встретиться с ним один? Насколько хорошо ты меня знаешь? Х-м-м? Блестяще, Джон. Ещё одна вещь, которую я слишком часто упускал из виду. Джон абсолютно не идиот. Он эмоционален, но не истеричен. Ради бога, он был хирургом на поле боя. Он застрелил кэбмена. Вспыльчив, устойчив под давлением. Конечно, он не собирался просто убегать отсюда, представляя, что миссис Хадсон ранена и умирает. Что ж, это дерьмовый план. Мне придётся импровизировать. − Ты доктор, − я замечаю, что мой голос понизился до сдавленного шепота. Прочищая горло, я стараюсь говорить разумно. Стараюсь не быть эмоциональной развалиной, каким я на самом деле являюсь прямо сейчас. − Если ей больно... − Я неубедителен даже для своих собственных ушей. − Нет, Шерлок. Я не уйду. Даже если это правда, она у парамедиков. − У него упрямый вид, лицо капитана Ватсона. Но есть кое-что ещё. Он не просто защищает меня. Я причинил ему боль. Видя, что всё идёт не так, как я планировал, я меняю тактику. − Прости. Его лицо каменеет. − Как долго? − Шесть месяцев. Это ложь. Я понятия не имею, сколько времени это у меня займёт. Но это то, во что мне нужно верить, что я скоро вернусь. Я не смогу уехать, если не поверю в это. Я буду один, без Джона, который защитит меня от моих слабостей, которых много. Одинокий, буду жить в дырах, менять имена и телефоны с каждым новым пунктом назначения. Я переживу падение, но как только я приземлюсь, я буду бежать, всегда бежать, всегда в нескольких минутах от поимки, пыток, смерти. По крайней мере, в течение года. Я не уверен, что смогу это вынести, но я должен притвориться. − Ты бы... − Пойти с тобой? − Его лицо даёт ответ. Как бы ему ни было больно, каким бы дерьмовым ни был план, он, без вопросов, пошёл бы со мной. Он всегда так делает. Но я не могу просить его об этом. Он бы дал это, но я не могу принять. Эгоистично, я полагаю, нуждаться в нём так сильно, что я не могу рисковать его жизнью. Даже если он никогда не простит меня. Я думаю, это возможно. − Ты будешь ждать меня? − Ублюдок. − Убрав телефон в карман, он отводит взгляд, вытирает глаза рукавом. − У тебя хватает наглости просить меня подождать тебя? − Его смех отрывистый, без юмора. − Полагаю, это то, что я всегда делаю. О, ты хорошо меня выдрессировал. Ты приходишь и уходишь, когда тебе заблагорассудится, а я жду, готовый следовать за тобой, как верный пёс. − Джон. Опустив голову, он ей качает. − Если ты будешь знать, что я жду, это сохранит тебе жизнь? Это что-то, что могло бы изменить ситуацию? − Да, могло бы. Пожалуйста, Джон. − Я мог бы помочь тебе. Я мог бы убедиться, что ты вернёшься домой. − Его глаза слишком яркие, голос умоляющий. Я выжгу из тебя сердце. − Я вернусь домой. Но ты... ты должен остаться здесь. Они должны поверить, что я мёртв. На мгновение я надеюсь, что он примет это. Моя смерть должна выглядеть правдоподобно, а у Джона лицо как открытая книга. Слишком жестоко говорить ему, ты должен горевать, но если он узнает, что я не умер, все узнают. Брать его с собой тоже сопряжено с риском, на который он может пойти добровольно. Однако я не хочу и не дам ему выбора. Это должно сработать. Другого плана нет. Джон замирает на долгое мгновение. Когда мой телефон вибрирует, он хмурится. «Я жду. ДМ» − Ты собираешься сделать это независимо от того, что я скажу. − Выражение лица Джона совершенно потерянное. − Ты уедешь, и я не буду знать, где ты и вернёшься ли ты. − Но ты будешь ждать. − Моя уверенность невелика, но я хочу уверенности, мне нужно услышать это от Джона. − Пожалуйста. − Ублюдок. − Джон собирается с силами, делает шаг к двери. − Они убьют тебя, если узнают. − Какая это ошибка. Я уже знаю это, но колёса вращаются, и я прошёл точку, за которой могу остановиться. Если Мориарти убьёт Джона, я с таким же успехом могу умереть сам. Да, есть другие, кого нужно защищать, но без Джона... − Другого выхода нет... − Нет. − Джон поворачивается, делая шаг ко мне. − Ты не можешь объяснять сейчас, не тогда, когда ты мог сказать мне часы назад, дни назад. Ты не оставил мне выбора насчёт своего ухода, но я действительно могу сказать тебе, чтобы ты заткнулся на хрен прямо сейчас. Выражение его лица пугающее − челюсть сжата, глаза горят. Я знаю, почему крупные мужчины отступают от этого маленького, безобидного на вид доктора. Если этот кулак встретится с моей челюстью, останется отметина. Ударь меня, пожалуйста. Оставь на мне свой след, причини мне боль так же сильно, как я причинил тебе. Я хочу гнева Джона, хотя бы потому, что лучше быть обиженным, чем видеть, как он уходит, не заботясь. Гнев означает, что ему не всё равно. Он грубо притягивает меня к себе. Рука на моём плече твёрдая. Другой рукой он обнимает меня, притягивает к себе, когда наши губы соприкасаются. Моё удивление настолько велико, что я забываю ответить на несколько мгновений. Затем я, задыхаясь, целую Джона, будто он − единственное, что поддерживает во мне жизнь. Я мечтал об этом, но не думал, что у меня когда-нибудь это будет. Джон, возможно, не мог хотеть меня так сильно, вот почему я всегда предпочитал тоже этого не хотеть. Но я любил, всегда. Поцелуй наводит на мысль о том, что могло бы быть, если бы я позволил. Как и сам Джон, он одновременно нежный и яростный. Он отстраняется, тяжело дыша. − Тебе лучше не умирать, − говорит он низким голосом, почти рычанием. Шесть месяцев − нет, год, по крайней мере. Возможно, целых два. Нет способа узнать. Я унесу этот момент с собой, куда бы я ни пошёл, что бы я ни выстрадал. Джон не узнает, возвращаюсь ли я, а я не узнаю, ждал ли он. Такова цена жизни Джона. Цена моей ещё не подсчитана. − Если ты захочешь... если я тебе понадоблюсь, Майкрофт знает, как со мной связаться. Отступая, Джон бросает на меня последний взгляд. Не говоря больше ни слова, он выходит за дверь. Его шаги затихают вдали. Я шепчу: − Прости меня. − Для нас обоих. Сейчас нет безопасного места. Я остаюсь на ночь в одном из своих убежищ, встаю на сером рассвете и беру кэб до аэропорта. Мои кудри исчезли; то, что осталось от моих волос, светло-каштанового цвета. На мне чужая одежда. У меня на шее, под рубашкой, висят жетоны Джона. Он мне их не дарил. В какой-то момент он поймёт, что они пропали, и узнает, куда они делись. Или, по крайней мере, кто их забрал. Одна маленькая нерешённая проблема между нами. Когда я вернусь, Джон захочет их вернуть. Ему придётся спросить. Проходит шесть месяцев, прежде чем Майкрофт выслеживает меня. Он, конечно, знал план со всеми его недостатками и разумно организовал способ, которым мы могли поддерживать связь. Его доверие ко мне, как всегда, минимально. Я виню в этом тот факт, что вырос в его тени, всегда изо всех сил стараясь соответствовать стандартам успеха, которые он установил. Он видел, как хулиганы бросили меня в утиный пруд, как Виктор Тревор, первый парень, соблазнивший меня, полностью одурачил меня, и как я жил на улице, приняв передозировку кокаина и морфия в ночлежке. В каждом из этих случаев он спасал меня от моей собственной глупости. Это создает между нами привычку; он ожидает худшего, а я его обеспечиваю. Мы сидим в кафе в Праге, потому что этот разговор (по мнению Майкрофта) должен вестись лицом к лицу. Он верит в это, потому что знает меня. Более того, как опытный переговорщик, он понимает, когда нужно позвонить по телефону, когда отправить доверенное лицо, а когда вы должны сказать все сами, лично. Или увидеть своими глазами. Он выглядит раздражённым. − Ты скорее недооценил задачу. Или, возможно, переоценил свои способности завершить его. Как и в случае с большинством задач, в процессе выполнения она выросла. Я знал, что шесть месяцев − это плохая оценка, но я думал, что на данный момент я продвинусь дальше. Мне не нужна помощь Майкрофта, но, возможно, придётся оставить эту дверь открытой. Я пожимаю плечами. − Я был оптимистом, вот и всё. Это займёт больше времени, но это будет сделано. − Я могу предоставить тебе людей, которые помогут. Честно говоря, Шерлок, твоё эго − твоё самое большое препятствие. Если бы ты только признался... − Мне не нужны твои люди, брат. Я работаю один. − Ты не подготовлен для такого рода работы. Я ставлю тебе высокие оценки за участие в расследовании и за понимание работы под прикрытием. Но ты не меткий стрелок, и твои навыки рукопашного боя ослабли из-за отсутствия практики. Криминальные авторитеты, с которыми ты имеешь дело, нанимают людей намного крупнее и лучше обученных, чем ты; они могут быть не слишком сообразительными, но физически ты им не ровня. Ты рассеянн, торопишься закончить. И ты один. У тебя недостаточный вес, ты слишком много куришь и снова принимаешь наркотики. Не отрицай этого. И я видел, как ты защищал свой левый бок, когда вошёл. Колотая рана? Я игнорирую его замечание. Майкрофт, как обычно, прав: я совершал ошибки. Но я учусь быть более осторожным. Если за мной будет таскаться правительственный агент, это только замедлит меня. Это просто вопрос формулирования каждой ситуации, чтобы мне не приходилось полагаться на свои самые слабые навыки. − Сколько раз ты пытался завербовать меня? − отвечаю я. − Ты говоришь это с тех пор, как я бросил Кембридж. И я был твоей опорой не в одном маленьком деле. Он прищуривает глаза, смотрит на меня свысока, задрав свой длинный нос. − Это совсем другой масштаб. Я признаю, что отчасти несу ответственность за твоё восприятие того, что задача была тебе по силам. Но теперь, когда мы знаем, как далеко простирается хватка Мориарти, пришло время тебе позволить мне помочь. Я чиркаю спичкой, закуриваю ещё одну сигарету. В этом я тоже виню своего брата. Впервые позволив мне закурить, когда мне было всего пятнадцать, Майкрофт никогда не препятствовал этой привычке, похоже, считая её приемлемой альтернативой вещам похуже. Джон, сын двух заядлых курильщиков, ненавидит это. Мне, конечно, придётся бросить, прежде чем я вернусь. Никотин действует, и я блаженно выдыхаю. − Хватка мертвеца настолько сильна, насколько крепка его память. Мориарти уже забыт. Всё предприятие разваливается без руководителя, − говоря сам как мертвец, я вижу иронию. Сколько людей помнят Шерлока Холмса? Майкрофт скорчил гримасу. − Что означает, что он превратился в гидру, и чем больше голов ты отрубишь, тем больше их вырастет. Пожалуйста, рассмотри моё предложение. Тебе стоит только попросить. На самом деле есть только одна вещь, о которой я хочу спросить Майкрофта, и я не уверен, что смогу вынести его ответ. Майкрофт, естественно, знает и ничего не скажет, пока я не спрошу. Вместо этого другой вопрос: − Лестрейд уже разобрался с ситуацией Мориарти/Брук? − Мистер Лестрейд был в отпуске. Когда его восстановят в должности, он, безусловно, не будет заниматься этой ситуацией. − Майкрофт ждёт, затем, наконец продолжает. − Доктор Ватсон съехал с квартиры на Бейкер-стрит. Кстати, я оплачиваю аренду, так что миссис Хадсон не придётся искать новых жильцов. Моё разбитое сердце совершает зловещий скачок. − Почему он съехал? − Я бы предположил, что он устал жить с твоим призраком. − Теперь он ухмыляется. − Не будь идиотом, Шерлок. Я ничего не сказал, и он не подал виду, но для меня очевидно, что ты ему сказал. − Я не сказал ему. Он догадался. − Ах. Хвала доктору. Это скорее поднимает его в моих глазах. Всё равно, я бы не стал рассчитывать, что он дождётся твоего возвращения. − Почему нет? Он пожимает плечами. − А ты ожидал, что он это сделает? Я помню вопрос, оставшийся без ответа. Пожалуйста. В последний раз, когда я видел Джона, дверь за ним закрывалась. − Что ж, младший брат. Он может удивить нас обоих.