***
Жан онемел, открыл рот, чтобы что-то возразить, но Оливия повторила просьбу. — Лив, эта шутка стара как мир, — он погладил её по волосам, бережно завел их за ухо,— ты же не думала, что я и вправду стану требовать от тебя секса, только из за глупого спора? — А я не шучу Жан… — щеки моментально залились краской,— уж лучше это будешь ты, чем какой нибудь мудак в виде Порко. — Так стоп, стоп, стоп. Ты сейчас сильно расстроена,— он в который раз провел большими пальцами по её щекам, размазывая оставшуюся влагу, немного отпрянул,— но все пройдет… Просто дай себе немного времени. Я думаю у вас с Порко, определенно, есть еще шанс. Я ведь знаю, как сильно он тебе нравится. Оливии он не нравился, давно уже была по уши в него влюбленна. От этих мыслей стало еще грустнее. Но хуже всего было, что даже Жан открыто отказывался от нее. Она отпрянула, уныло свесила голову, задышала дробно. — Тебя… я тоже не привлекаю, да…? Жан дернулся, всерьез пригляделся, не понимая вообще, что происходит. Его что, сейчас, получается на полном серьезе приглашают в постель? А он как дурак тут отказывается? — Ты в зеркало смотришься, Лив? Как ты можешь такое спрашивать? — Почему тогда нет, Жан? Вы парни только и делаете, что думаете о сексе… А я… я будто наоборот отталкиваю… Жан прикрыл глаза, устало вдохнул и выдохнул полной грудью. Ну что этой расстроенной дурочке сейчас сказать? Как привести в чувства? Не прыгать же в постель с ней всерьез, в самом то деле. — Ты ведь в курсе, что мы с тобой, вообще-то, друзья? — Жан попытался найти еще какие нибудь тщетные аргументы в свою защиту. — А ты разве не слышал, о существовании секса по дружбе? Смех Жана залил всю оставшуюся тишину в парке, а в голове вообще все превратилось в непереваренную кашу. — Фильм смотрел такой, ага. В Реале это бред собачий, Лив. И ты не глупая, отлично это знаешь. Она и знала. Знала и верила, что не существует всей этой чепухи как «секс по дружбе», да и вообще дружба между парнем и девушкой казалась, чем то очень-очень смутным. Ну не считая её и Жана, конечно же. Они, считай, выросли почти вместе, там влюбляются было и не во что. Слишком хорошо знали друг друга. Но причина импульсивного порыва была лишь в том, что обида мерзкой пиявкой въелась в солнечное сплетение и уже как час, остро подсасывала кровь. Если Порко позволил себе эту грязь, то она позволит себе еще больше, еще отвратительнее. Сделает это, почти с первым встречным. «Почти» повторно отбилось эхом в голове. Да и плевать! Жану она доверяла и поэтому могла сделать с ним то, чего Порко теперь никогда не достанется; откровенно и так приторно сладко. Что когда он узнает, кровопийца в его груди не просто хлебнет крови, а сожрет его изнутри. Абсолютно. Со всеми потрохами! Проблема была лишь в благоразумии Кирштайна. Он отказывался. Слишком хорошо её знал, для того, чтобы позволить после, разочарованно грызть себя изнутри. — Ясно… Дальше своей Аккерман, ничего не видишь, — Оливия злобно отмахнулась, но продолжила смотреть в глаза. Жан открыл рот, что бы возразить, что то, но она метнулась вперед, и со всей дури впилась ему в губы. Закрыла глаза, неуверенно смяла нижнюю. Жан замер. Встал столбом совсем. Целоваться было неудобно — она еле дотягивалась до его лица, стоя на цыпочках. Он не шевелился. Губы снова дрогнули, влажно прихватили теперь верхнюю. Секунда, две… и она сдалась. Отпрянула, открыла глаза, аккуратно вытерла губы. Жан так и не шевелился, лишь нервно сглотнул. — Ладно… прости… — голос болезненно задрожал, — Господи, какая же я дура. Последнее в пол голоса, почти шепотом. Отказ Жана медленно растёкся по венам, горячим металлом. В смятении Жан смотрел на все как на театр абсурда. Губы все еще горели от прикосновений, кровь прилила к лицу и оно явно успело раскраснеться. Он словно в замедленной съемке, наблюдал как Оливия наклонилась за телефоном и сумочкой, заметил как еле дрожат её руки и снова покраснели глаза. Она выпрямилась, отряхнулась, вытерла лицо, размазывая окончательно в грязь свою тушь и развернулась к нему. Да, вид был не из лучших. Вся зареванная, глаза опухли, превратились в две огромные полусферы на миловидном лице, да еще и с черными разводами по шелковой, бледной коже. Но он посмотрел на нее и даже не успел об этом подумать. Он вообще соображал уже плохо. Резко дернул её за запястье и прижался к губам. Сердце ударило в горле, ритм сбился к чертят собачим. Теперь Оливия стояла как в копанная. Он отпрянул на миг, чтобы глотнуть воздуха, взглянул в глаза и снова поцеловал, трепетнее, мягче. Новый поцелуй отрезвил. Она словно очнулась, пришла в себя, но не оттолкнула. На этот раз даже на встречу ему поддалась. Они целовались робко, будто вообще первый раз в жизни это делали. Интересно, дружеские поцелуи всегда такие? До чертиков трепетные, но отчаянно будоражащие? Жан целовал её осторожно, еле касаясь погладил спину. Оливия робко в ответ коснулась его шеи, завела руки, скрестила их сзади. Жар вокруг разрастался с невероятной прогрессией и останавливаться совсем не хотелось. Он приблизился еще сильнее, обнимая увереннее, почти вплотную прижимая за талию. Поцеловал глубже, немного слаще, губу прихватил своими. По телу прошлось электричество, не просто прошлось— его прошибло. Серьезно? Нежные поцелуйчики с Оливией? С расстроенной, заплаканной девственницей, которую знает пол жизни? Он давно поставил для себя жирную точку, в своей голове. Все его влюбленность в неё, осталось совершенно в далеко забытом прошлом. Но его прошибло так, что он аж встрепенулся и этот ток явно распространился на Оливию. Она отстранилась, облизнула нижнюю губу и это выглядело до чертиков прекрасно. У Жана сладко заныло в паху. Какого черта вообще, сейчас происходит? Они по прежнему стояли слишком близко. Дыхание горячо коснулось его губ и он как ведомый, в смутном тумане снова потянулся к ней. Звонок телефона раздался на весь парк, птицы сидевшие на деревьях в миг зашуршали и взмыли в небо. Они спохватились, отпрянули друг от друга, Оливия даже уперлась вытянутыми руками ему в грудь. Будто малолеток тут поймали за греховным деянием, ей-Богу. Она схватила телефон, тыкнула в экран, хрипло ответила: — Да? — С тобой все в порядке?! Где тебя вообще носит? Я кучу сообщений тебе написала, вся испереживалась тут! — Саша вопила в трубку как сумасшедшая. — Все в-в-впорядке… я просто хотела побыть немного одна… В телефоне послышался обреченный долгий вздох, после которого последовала многогранная тишина. — Ты доберешься до дома? С тобой же ничего не переключится? — Не переживай, я вызову такси… — После произошедшего разговор не клеился, да и желание говорить равнялось нулю, —увидимся завтра… — Хорошо. Обещай хотя бы написать, как доберешься до дома! Оливия кивнула и отключилась, будто Саша могла увидеть этот жесть сквозь телефон. — Я отвезу тебя… — голос Жана просел, он тихо покашлял в кулак, — если ты не против… Нам все равно в одну сторону, если ты не забыла. Оливия недоверчиво кивнула и они пошли обратно к кинотеатру. Говорить было страшно, а то что сейчас произошло вообще в голове не вязалось, по этому они так и молчали всю дорогу обратно. Байк грозно заревел, Жан натянул перчатки на руки и протянул Оливии расписной шлем. — А ты? — Взволнованно спросила Лив. — Надевай, а то напугаешь людей своим хеллоуинским макияжем. — Подмигивая сказал он, убирая байк с кикстартера. — Садись сюда и постарайся не тянуть меня за собой на тормозах. А, и еще, не ударь меня шл. Не успел он договорить, как она впечаталась ему в лоб. — Господи, прости! — судорожно растирая место ушиба, причитала она, — голова с ним такая… тяжелая. — Ты сегодня окончательно меня убить решила? Держись покрепче, — он перехватил запястье, что так старательно растирали его лоб и сам завел её руки себе за талию. Оливия послушно его обняла, осторожно прижалась к нему грудью. Пошлого в этом ничего не было, но после поцелуя, даже простые касания казались слишком неловкими. Ночные огни быстро замелькали перед глазами, звук мотора мотоцикла гудел в ушах, заглушая собственные мысли. Прохладный ветер ласково касался кожи, красиво взъерошивал каштановые волосы Жана, нервно теребил подол юбки. Жан вкусно пах. Пах замшей и ягодным одеколонном. Даже сквозь шлем ощущалось. Она прикрыла глаза, аккуратно положила голову ему на спину, понимая, что вся нелепая эйфория навязанная, и притянутая за уши, ей же собственноручно, из за жгучей обиды, которую нужно было спрятать подальше. Было ли это честно по отношению к себе? Конечно же нет. Тушить обиду таким образом явно было неправильно. Но мысль о том, что Порко поступал с ней так же и даже хуже, мутили в горле не меньше алкогольного опьянения. Жан и в правду мог отвлечь. Это была не плохая идея. Она забудет Порко, как страшный сон. А потом вступит в новые здоровые отношения и Жан как друг направит её на этот верный путь, а может даже поможет найти спутника, по старой, крепкой дружбе. Они остановились у её дома. Жан помог стянуть шлем, положил его на сиденье сзади, пригладил её взъерошенные, черные как смола, волосы. — Постарайся больше не плакать, ладно…? — Он щелкнул ее по носу. Излюбленный жест с самого детства. Оливия смущено улыбнулась. Обняла его, теперь точно, совершено по дружески. Прошептала: — Спасибо... Они постояли так еще несколько минут. Он даже поцеловал её в макушку волос. Пусть успокоится, раз с ним спокойнее. Он ведь не черствый урод. Понимает насколько ей сейчас может быть больно. — Оливия, — хотел было, что то спросить, но она не дала договорить. — Поедем вместе Жан? Просто повеселимся, ничего более…— Зеленые глаза блеснули в свете уличного фонаря и выглядело это чертовски завораживающе, — обещаю приставать больше не буду. Никаких поцелуев, честно! — Вот блин, а мне уже понравилось… — он скорчил расстроенную гримасу. — В пятницу буду ждать тебя и не забудь купальник, дуреха, а то купаться заставлю голой. — Он надел шлем, с наигранной серьезностью, поднял визор и глаза при таком освещении показались цвета пьянящего виски. Красиво… — Но согласился я не потому что ты меня засосала. Я просто очень люблю море…***
Впечатления от поцелуя рассеялись как густой ночной туман, после восхода жаркого солнца. Стоило только с силой захлопнуть входную дверь и острое ощущение, того что её предали, сразу холодно задышало в спину. Горькая обида начала накрывать второй волной. Даже мысли о поездке теперь не могли отвлечь. Да и вообще никакие другие тоже. Оливия вообще не понимала как ей теперь быть, как вести себя перед Порко в универе… А самым ужасным казались осуждающие нарекания друзей, которые все таки, так чертовски оказались правы. Саша хорошая подруга. Один минус— язык за зубами держать не умела. А значит завтра о ней и Порко будут знать не только Жан и Блаус, а еще Конни, Армин и быть может даже Микаса. С ней они теперь тоже стали одного поля ягоды. Брошенки— так они с Сашей её и окрестили, после того как Эрен порвал с ней ради по непонятным причинам. Дыхание становилось все тяжелее и тяжелее, мысли потоком кружили и бились о остатки осознанности. Последняя нервная натянулась так, что в одну малейшую секунду могла лопнуть. Какие только очки она носила все это время? Явно не розовые, под ними хотя бы хоть, что то иногда проглядывается. Запоздалое прозрение подкралось так же незаметно, как и болючие ощущение ножа в спине. Порко ведь реально был далек от нее, слишком далек, чтобы начинать строить с ним серьезные отношения. Оливия скинула с себя обувь, сбросила небрежно одежду на стул, а вот идти и отмывать лицо от испорченого макияжа не осталось сил. Она рухнула на кровать, достала из под себя одеяло, нервно дергая кутаясь в него. Всхлипнула сначала один раз, тихо-тихо, чтобы никого не разбудить дома, а после уткнулась с силой лицом в подушку и заплакала.