Танго втроём: драбблы и мини

Вова стонет. Стоит прихватить его за отросшие волосы на затылке, прикусить краешек уха — сам задницу выше задирает. Костя всегда обожал в нём эту готовность подчиниться тому, кому Вова доверяет. Косте вот доверял. Айгуль лежит рядом — сама стала приходить, когда восемнадцать исполнилось, раньше даже не заглядывала, если они шумели — только, бывало, платонически поспать забиралась. А теперь и вещи в спальню перетащила, обжилась — только пока одни поцелуи и разрешает. Костя не обижается — у него есть Вова, у Вовы — он, Айгуль — взрослая девочка и сама решает, чего хочет. Он ей это ещё много лет назад пообещал, когда покрытый кровью Вова притащил её с собой: маленькую растрёпанную птичку в школьной форме. Сам же Колика выследил, выпустил ему кишки с особой жестокостью и прикопал. Менты не нашли пока — крот в ментовке ему бы доложил. Вова стискивает пальцами край подушки и Айгуль своими тонкими пальчиками чешет ему за ушком. Как кота, смешно даже — если не знать, что эта зона у Вовы самая эрогенная. — Давай, родной, — Костя поддаёт бёдрами, давит ему на поясницу, прогибая сильнее… Хриплый, приглушённый подушкой вопль — Вова дрожит, оседая на постель прямо так, как был, полусогнутым. Костя выходит, стаскивает презерватив, кладёт ладонь на член… И встречается глазами с Айгуль. — Давай, родной, — шепчет она, будто смакуя вкус этой фразы у себя на языке. Дыхание перехватывает. Косте хватает пары движений кулака, чтобы кончить — так его пробирает её участие. Айгуль — красивая и притягательная, они с Вовой в последнее время часто ловили друг друга на долгих взглядах ей вслед. Их отношениям как семьи скоро лет шесть стукнет, она так долго была им как младшая сестрёнка… Чтобы не двигать Вову, Костя падает у стеночки — кровать у них широкая, добротная, ещё человека положить хватит — и закуривает. Затягивается заполошно, пытаясь отдышаться, и неверяще, почти с больным удовольствием смотрит, как Айгуль кончиками пальцев размазывает его сперму по Вовиной пояснице. Задумчивая такая, будто картину рисует, а не прикасается к мужчине. Костя отводит глаза от греха подальше, потому что честно старается руки при себе держать, не лезть в личное пространство своих партнёров лишний раз, когда они наедине и уязвимые… И тут Айгуль поднимается. Пружины скрипят, когда она аккуратно перешагивает Вову, такая по-женственному изящная в тоненькой ночной рубашке. Костя взгляда не отводит и дышать боится. Он думал, что этот день настанет, но всё равно — так внезапно. Айгуль перекидывает ногу через его бёдра, устраивается на коленях — чуть поодаль, чтобы не коснуться опавшего члена, — и наклоняется. На его бёдра ложатся горячие ладони, Айгуль чуть прогибается в спине, смотрит пристально снизу вверх. Костя, как под гипнозом, затягивается поглубже и прижимается губами к её губам, выдыхает дым Айгуль в рот. Она курит. Иногда. И только поэтому, наверное, вместо того, чтобы некуртуазно закашляться, Айгуль касается его языка своим, приглашая во французский поцелуй. Костя задушенно стонет, порывисто обнимает её лицо с одной стороны — во второй руке сигарета — и целует по-настоящему, лижется, как придурошный подросток. Ему крышу сносит от того, что она сама пришла, сама пригласила, отвечает охотно — сколько раз до того отворачивалась, если сильно распалиться, потому что воспоминания о единственном сексе были ужасные. Опомнившись, Костя чуть отстраняется, смотрит ей в лицо пристально, мол, нормально? Айгуль открывает глаза, и от её взгляда он стонет вслух, потому что там наконец-то огонь, пламя, пожар, в котором можно сгореть, а не уютный костерок, в котором они годами с Вовой грелись. Айгуль кладёт ему руки на шею, крепко вдавливая пальцы, выбивает этим ещё один стон, и снова тянется вперёд, целует, ведёт в поцелуе уверенно, будто так всегда было, будто она тут самая главная… Да так и есть. Костя дрожит аж от желания опрокинуть её на постель, но знает, что нельзя. Он не хочет ни пугать её, ни провоцировать дать отпор — всё-таки драться её учил чемпион по боксу в своём весе Вовка. — Дай, — раздаётся снизу хриплое, будто тот Костины мысли слышал и отозвался, — ты щас пепел уронишь. Костя разжимает пальцы, обнимает лицо Айгуль теперь так, как хочется, и напрягает ступни, чтобы не дать мышцам сработать в желаемую сторону и всё-таки подмять Айгуль под себя. Справа раздаётся шуршание, шорох затушенной о пепельницу сигареты, скрип пружин — и Вова накрывает ртом его полувставший уже член. Костя сдавленно стонет Айгуль в рот, приоткрытые губы к приоткрытым. — Какой ты красивый, — шепчет она в ответ и, не дав ему опомниться от внезапного комплимента, наклоняется чуть ниже и лижет его шею, прихватывая зубами кожу. Костя кончает до обидного быстро: но ему уже и не семнадцать, а, чёрт возьми, тридцать два. Айгуль, растрепанная и счастливая, смеётся, пряча лицо у него на плече. Костя гладит её по волосам, дурея от щекочущего разгорячённую кожу дыхания. — Всё-таки решилась, — хрипло говорит он, клюнув коротким поцелуем пахнущую каким-то цветочным ароматом макушку. — Я давно решилась, — отвечает Айгуль, почёсывая ноготками его бёдра, — просто не находила нужного момента. — Я рад, что нашла. Вова садится рядом, вытирает рот — это всегда выглядит сексуально, когда влажно блестят сначала уголки его губ, а потом тыльная сторона запястья, — и говорит: — Иди сюда. Он раскрывает объятия, и Костя мягко подталкивает Айгуль в спину. У них с Вовой уровень близости всегда был особый. Костя не завидует — не он же мучился годами от чувства вины за то, что прекраснейшая девушка в Казани боится, блядь, чужих прикосновений. Айгуль легко вспархивает с его колен, устраивается у Вовы на бёдрах — намного ближе, соприкасаясь кожа к коже, ревниво замечает Костя, — и запускает пальцы в Вовины волосы. Костя тянется за новой сигаретой, просто глядя, как они нежно целуются, медленно ласкаясь языками. До него не сразу доходит, что придаёт вкус их поцелую сейчас — оргазм совсем мозги отшиб, но когда доходит, он просто скулит и утыкается лбом в Вовино плечо, так и не щёлкнув зажигалкой. Смех Айгуль похож на птичьи трели — те самые, которые встречали его на воле после пяти лет тюремного заключения. Вова вторит ей, и Костя рад, что спрятал лицо — но лёгкие прикосновения пальцев к шее заставляют его выпрямиться. — Я люблю вас, — говорит Айгуль, как много раз до того, но только в этот раз её фраза звучит по-настоящему трогательно. — И мы тебя, — легко отвечает Вова, сняв с Костиных плеч эту ответственность — впервые ответить правду. Костя просто протягивает руку и крепко сжимает ладонь Айгуль в своей.