Я слышал то, что эта жизнь прекрасна, Но почему тогда мне грустно? Все разговоры о любви — лишь сказка, Меня спасает только музыка. О, дай мне шанс хотя бы раз Исправить все мои ошибки. Я не хочу винить тебя, но Я ненавижу твою улыбку.
***
Уличный музыкант, мальчишка лет 14, не старше — Тэён точно знает — исполняет сегодня новую грустную песню, которая разъедает Ли до самых костей смыслом. Так что Тэён бросает в чехол несколько монет, замечает растерянную улыбку и подходит ближе, когда музыкант спрашивает: — Привет, Тэён? — Привет, Ма-арк, — выходит тихо. — Ты снова прогуливаешь? Марк перебирает струны, чтобы только не замерзали пальцы, шмыгает носом и оборачивается в нужную сторону. Одетый небрежно в подобие ветровки и мешковатые джинсы, музыкант хмыкает вдруг и кивает: — Да можешь не отвечать. Я тоже прогуливаю. — Надеешься встретиться с ним? — спрашивает Тэён шёпотом, подходя ближе. Он видит, как Марк вздрагивает, переводя взгляд на его тень. — Да, Тэён. Пока живу — надеюсь. Мальчишка мычит себе под нос неровный бит, и Тэён дважды хлопает его по плечу, обозначая так свой уход. Прячет ладони в передние карманы джинс, успевает уворачиваться от идущих навстречу людей. Наверное, если бы Тэён не стал прозрачным в семь лет, то всё было сложилось иначе. Вообще, у Ли Тэёна классная способность. Он — невидимый. Он настолько невидимый, что делает прозрачной одежду на себе, и если он положит на голову книгу, то и она исчезнет. К слову, его кровать, на которой он спит, и одеяло, которым укрывается — это всё тоже становится прозрачным. И не просто прозрачным — вероятно, обычно люди думают об этом, как о стекле, как о воде, но нет — это выглядит так, будто в комнате просто отсутствует кровать, нет одеяла, нет человека. Способности. В мире, где каждый младенец с молоком матери получает способность, Тэён осознал свою к пяти годам, а к семи стал полностью прозрачным, не в состоянии контролировать это. Он пытался стать объективно-реальным, то есть — видимым. Родители водили его к разным специалистам, и последний три года назад развёл руками в стороны: — Может быть, ему поможет его соулмейт? Соулмейты, чёрт бы их подрал всех! Вот уж что-то, а имя своего соулмейта Тэён изредка различает на правом запястье. Иногда оно ни с того ни с сего вспыхивает огнём, пропаливая рукава рубашек Ли. Первые разы мама не обращала на это внимания: мало ли, чем там мальчишки балуются, а потом взялась серьёзнее за сына, переживая о курении, баловстве чем посерьёзнее. Всё было проще. «Чон Юно» — поганское имя, которое снова и снова загорается на правом запястье Тэёна, однажды подпалив край пододеяльника, когда сам Ли спал. Одна старая шаманка сказала, что это происходит каждый раз, когда соулмейт Тэёна использует свою силу. Она также дополнила, что это значит, что соулмейт Тэёна очень силён, и ему тяжело даётся контроль своей силы, а прозрачность Тэёна — его баланс… А потом эта карга предложила услуги своей слепой сестры, которая нарисовала Тэёну первый в его жизни портрет. Вроде как, бабушка Можина никогда не целовалась с соулмейтом, а потому сохранила способность «видеть» руками. У Тэёна таких портретов уже одиннадцать. На каждый день рождения. И на всех одиннадцати он не улыбается. Его лицо — светлое, а подбородок остр, глаза большие и полны одиночества. Бабушка Можина рисует ему голубые глаза, хотя на детских фотографиях Тэён точно был кареглазым, да и не в кого ему быть голубоглазым. Да ладно, Тэён и сам уже не помнит, какими могли бы быть его глаза, как хорошо уложены его волосы. Он может подобрать себе одежду, но не знает наверняка, подходят ли кроссовки к галстуку. Первые годы Ли пользовался своей прозрачностью по максимуму. А кто будет жаловаться, когда можно просто так взять и испариться, чтобы списать у отличников и снова и снова получать лучшие оценки? Кто посмеет жаловаться, если на уроке физкультуры можно лежать на лавке, пока остальные бегают? Кто вообще будет жаловаться…. Оставаясь синим прямоугольником на фото? Оставаясь одному посреди футбольного поля, когда ребята снова и снова бегут совсем рядом, но не подают мяча? Оставаясь дома и не получая ни одного звонка из школы, потому что никто не волнуется, и многие учителя по умолчанию отмечают его присутствие на уроках, даже умудряясь спрашивать и ставить двойки в его же больничный. Кто будет жаловаться? Кто будет горевать и плакать из-за прогулов? Ли Тэён? … Вообще-то да, он будет. И единственным другом за долгое время стал Марк. Они познакомились в том году, когда Тэён, привычно прогуливающий уроки, увидел новое лицо на парапете. Круглое юное лицо с большими круглыми очками, через стёкла которых горели вопросами к жизни такие же круглые глаза. В руках несоразмерного маленького мальчишки была через чур большая ему гитара, а голос дрожал на ветру, напевая старую грустную песню. Когда Тэён подошёл ближе, тот мальчишка суеверно перекрестился и стал таращить свои и без того большие глаза сильнее, спрашивая шёпотом: — Кто тут? Выйди-обернись-покажись! Кто ты?! Кто-о ты?! — Да я это! — не удержался Тэён, смеясь с реакции, — Человек я. Способность такая дурацкая, чтоб её. — Невидимость? — пацан тут же успокоился, а потом воодушевился, — Ай-йа-а! Это же круто! — Это не круто: быть все сто процентов своего времени невидимым. — А ты это не контролируешь? — Нет. — Не круто. — Да, не круто. — Я — Марк. — Я — Тэён, — Ли пожал протянутую почти что ему ладонь, чуть сощурился, когда задал самый волнующий его вопрос, — Как ты догадался, что я стою где-то здесь? — По тени, — Марк ткнул пальцем на тень на асфальте. С тех пор Тэён считает себя тенью своей собственной жизнью. Которая, определённо, могла бы стать в разы лучше, если бы не этот хмырь Чон Юно! Соулмейты! Можно быть друзьями-соулмейтами, можно быть романтическими соулмейтами, но неизменно одно в этой проклятой системе: поцелуй в губы лишает вас обоих силы. Какой бы прекрасной она ни была, какой бы совершенной она ни была, и даже если поцелуй выйдет случайным, даже если произойдёт насильственно с одной стороны, итог всегда один — вы оба становитесь обычными людьми. Снова и снова смотря на «Чон Юно» на своём запястье, Тэён выкипает от ненависти к неизвестному парню, мечтая воспользоваться положением невидимки, и украсть у того такой нужный прозрачному до тени Ли Тэёну поцелуй. Но если честно, то парню просто капец как не везёт, потому что в его старшей школе ни одного Чона! Есть несколько девчонок, но ни одна из них нисколько не Юно. «Чон Юно». Тэён кусает нижнюю губу и трясёт горящим запястьем, потому что этот ублюдок снова где-то применяет свою офигинительно опасную способность. От боли Ли кружится на месте, когда замирает…. Потому что через светофор он видит полыхающий огнём ресторан барбекю. Это не просто контролируемое горение или мелкий поджог, случайная искра сигареты. Это настоящий пожар, это — мать его — пожарище! Страшное, жутко дымное, в котором что-то ещё взрывается, и клубы серого превращаются в сине-чёрное, стремительно поднимаясь выше. И прямо перед этим самым рестораном стоит мальчишка. Он стоит иначе, чем тот, кто мог бы переживать ужас: он стоит, вытянув руки навстречу огню, и Тэёну приходится подойти немного ближе, приходится ухватиться негорящей рукой за фонарный столб, чтобы разглядеть, что сами ладони этого мальчишки находятся в огне, а пальцы шевелятся так, будто играют на пианино. Со временем огонь становится меньше. Алые всполохи становятся жёлтыми, пока внутри снова что-то не взрывается, а тот мальчишка не вскрикивает от боли одновременно с Тэёном, которому прожигает не просто запястье — ему от боли выламывает всю кость, и он задирает рукава выше, чтобы, в самом деле, не воспламениться тут, на улице. Стараясь дышать реже и — ртом, Тэён забегает в магазин и покупает несколько бутылок воды, кое-как обозначая своё присутствие продавцу речью: — Д-доб-ы! Однако женина на кассе бездушно отпускает товар, продолжая со своего места наблюдать за трагедией на улице, пока Тэён прямо тут же поливает руку водой, успокаивая боль. Огонь стихает, и только имя — имя его соулмейта — продолжает гореть алым пламенем, обещая снова разрастись. У Тэёна никогда прежде такого не было. Он жутко волнуется, ему страшно за свою жизнь, за того мальчика, за всю эту ситуацию, но вообще страшно осознать что… Он может умереть где-то здесь на улице. Он будет гореть, и никто не будет этого видеть. Он упадёт без сил, но никто этого не увидит, чтобы потушить огонь. И когда от Тэёна останутся только обугленные кости, никто не подберёт их, потому что даже их никто не заметит. Его родители подадут в розыск, но его никогда не найдут. ПОТОМУ ЧТО ОН САМ СЕБЯ НЕ ВИДИТ ОДИННАДЦАТЬ ЛЕТ! По щекам текут горячие слёзы, которых Тэён не помнит с начальной школы, когда расплакался на том самом футбольном поле. Он стоял чуть поодаль от центра, однако никто ему не пасовал. Ребята знали, что он играет с ними в одной команде, однако все пробегали мимо, увлечённые одним только мячом. Даже когда Тэён звал их по именам, только один или два стали крутить головами, они смотрели на него, но — не видели, а потому гоняли мяч дальше. Один из игроков другой команды со всего маху влетел в Тэёна, уронив обоих, но он даже не понял, он даже не задумался, что Ли был тут — поднялся и побежал дальше, как если бы случайно оступился или попал ногой на кочку. Тэён не плакал с тех пор. Тогда ему было безумно горько и обидно. А сегодня ему нескончаемо страшно за свою жизнь. Ему волнительно за своих родителей, которые будут убиваться горем из-за потери сына, будут винить себя, что так ничего и не сделали, чтобы решить эту проблему. Когда Тэён кое-как успокаивается, то через витрину наблюдает за работой пожарной бригады, за тем, как они тушат здание с вертолёта и земли. И Тэён наблюдает за тем, как один из пожарников обрабатывает тому самому мальчику руки. Ведомый предчувствием, Тэён выходит из магазина. С трудом передвигая ногами, становится совсем близко к мужчине и мальчику, который вблизи оказывается ростом почти что с самого Тэёна, его спокойное, ничего не выражающее лицо, когда пожарник отчитывает: — … сколько я тебе уже говорил, а? Перестань так делать. Я расскажу твоему деду. Я непременно расскажу твоему деду об этом, — на этих словах мальчишка выдернул ладони из рук пожарника, насупился, и мужчина повысил голос, — Чон Юно! «Чон Юно» — у Тэёна из лёгких разом пропадает кислород, кружится голова. — Если ты, глупый мальчишка… — пожарник снова хватает руки Юно в свои, обматывает левую бинтом, — … не беспокоишься о себе, о деде с бабой, то подумай вот об этом человеке! — он вжимает запястье в самый нос Юно, отчего тот отворачивается. «Ли Тэён» Тэён чётко видит там, поверх ран, с белыми полосами линий ожогов своё собственное имя. — Наверняка, он …. На этих словах Юно не выдерживает — он вырывается из рук, очевидно, знакомого пожарника, бежит по улице. Тэён не бежит сразу только потому, что оказывается поражён. А потом срывается с места. Ему проще догонять людей в толпе — в конце концов, у его прозрачности есть куча плюсов при нарушении правил дорожного движения и прочих подобных штук. Юно находится в парке перед озером. Он сидит на корточках, опустив руки в воду. И Тэёну даже жалко его: в желании утешить, просто побыть рядом тенью, Ли подходит ближе, опускается рядом на бережок, когда видит в отражении лицо мальчишки. Он улыбается. Он смотрит сквозь воду на свои изуродованные руки и улыбается. Это настолько шокирует Тэёна, вводит в ужас, что он ретируется с места. Он уходит спиной назад от этого Чон Юно, надеясь, что у него другой соулмейт. А потом Тэён срывается на бег. Ему просто нужно домой. Ему нужно домой и пережить этот день. Всё, что сегодня произошло. Наматывая на запястье бинт, с истерикой наблюдая за тем, как тот становится прозрачным, ложась слой за слоем на кожу, Тэён вдруг психует. Он кричит на руку, он кричит на это треклятое имя, он кричит на всего Юно — подразумевает, что кричит именно на него, потому что НЕ может быть ошибки в том, что тот маньячный мальчишка — его соулмейт. — Я ненавижу! Я ненавижу тебя!!! — с рыданием Тэён оседает на пол, а на его вой в ванну забегает мама, — Я ненавижу тебя, Чон Юно! Я ненавижу твою улыбку! Мама опускается рядом с ним на холодный кафель, мягко привлекает к груди, ласково гладит по голове, но всё, что может повторять Тэён, только: — Ненавижу, ненавижу, ненавижу твою улыбку.