Магия любви

      1865 год. Недалеко от Нового Орлеана.       — Никлаус! Где ты? — кричал Элайджа, стоя на лесной дороге, в полной темноте. — Никлаус!       Мужчина побежал дальше. Он думал о брате, который несомненно делает сейчас что-то мерзкое. И предчувствие не подвело его. Услышав женский крик, он поспешил на звук. Чуть не наступив на тело мужчины, лежавшее посреди дороги, Элайджа увидел небольшую карету, запряжённую парой лошадей, а рядом своего брата Никлауса, который заканчивал ужинать молодой красивой женщиной. На земле был труп ещё одного мужчины, в весьма неплохом и дорогом костюме, как отметил Элайджа. Ребекка появилась из неоткуда и остановилась подле него.       — Ник, что за варварство? — с укором спросила она, оглядевшись по сторонам.       В эту секунду из кареты раздался громкий детский плач, все трое переглянулись. Элайджа медленно подошёл к карете. Открывая двери, он боялся увидеть там нечто ужасное. Но внутри был только ребёнок, один, живой плачущий ребёнок. «Сколько ему? Что он мог видеть и помнить?» — подумал Элайджа, который совершенно не разбирался в детях.       — Тшш… Не бойся, — тихо сказал он. И взяв ребёнка на руки, вынес на улицу, так, чтобы тот не увидел изуродованные трупы. Малыш перестал плакать и засунув в рот пару пальцев принялся посасывать их. Элайджа взглянул на Никлауса, ему хотелось увидеть в его глазах хоть тень сожаления за свой поступок. Но было поздно, маска безразличия и злости уже крепко держалась на лице брата.       — Никлаус, кажется ты оставил этого ребёнка сиротой, — нравоучительным тоном сказал Элайджа. — Что собираешься с ним делать?       — Я бы оставил его на корм волкам, — безразлично ответил тот. — Но ты, мой дорогой брат, можешь проявить милосердие и просто сломать ему шею, — с самодовольной улыбкой произнёс Никлаус, внимательно посмотрев прямо на Элайджу. Ему доставляло неописуемое удовольствие выводить брата из себя и гадать, когда же тот сорвётся. Где будет предел его терпения?       — Я возвращаюсь в город, — Никлаус развернулся, шагнул в темноту и растворился в ней.       — Здорово! Ник опять подкинул нам проблем и исчез. Что мы будем делать? – спросила Ребекка у Элайджи, гладя ребёнка по головке.       — Неподалёку я видел церковь, отнесём малыша туда.       Они не спеша шли в сторону церкви. Ребёнок сладко спал в крепких руках Элайджи. Было очень тихо, не хотелось говорить, каждый думал о чем-то своём.       — Тебе никогда не хотелось пожить обычной жизнью? Ходить на службу, иметь друзей и соседей… воспитать ребёнка? — неожиданно прервала молчание Ребекка.       — О чём ты, Реббека? Мы ведь не раз пытались так жить, и из этого не выходит ничего хорошего.       — Да! Потому что Ник вечно всё портит! Может этот ребёнок наш шанс хоть какое-то время побыть счастливыми и сделать в этой жизни что-то хорошее?       — Даже если бы я хотел оставить этого ребёнка, Никлаус не отпустит нас.       — Я смогу с ним договорится, — Ребекка поджала губы, представив, какую непомерную цену запросит Ник за кусочек их свободы.       Они зашли за поворот и увидели церковь. Совсем небольшую, выполненную из серого камня. В одном из окон горела свеча.       — Ребекка, пойми, с нами этому ребёнку не будет лучше.       — Ты этого не знаешь! Мы сможем защитить его, вылечить, если нужно, вырастить в достатке, любви, дать хорошее образование. А что его ждёт здесь? — Ребекка указала рукой на старую церковь.       — Обычная жизнь, которая недоступна нам…       Элайджа подошёл к дверям церкви. Малыш проснулся, открыл свои большие карие глазки. Элайджа наклонился к ребёнку, заглянул в них и застыл. Ребёнок смотрел так, словно Элайджа был для него всем миром, целой вселенной, а вовсе не незнакомцем. Какое-то совершенно новое чувство захватило древнего вампира. Тут малыш схватил Элайджу за нос своими маленькими пальчиками и произнёс: «Папа!»             Ребекка, которая стояла неподалёку и наблюдала за ними, вздрогнула. В ней появился лучик надежды, что брат передумает, надо только подтолкнуть его.       Девушка подошла и положила руку ему на плечо.       — Элайджа… — начала она.       — Договаривайся с Никлаусом, мы оставим ребёнка, — перебил он сестру.       Глаза Ребекки засияли. Ей не терпелось начать новую жизнь. Она бойко направилась в сторону Нового Орлеана. Но сделав несколько шагов обернулась, на её лице появилась таинственная улыбка.       — Кстати, это девочка, — сказала она и испарилась в ночи.

***

      Элайджа сидел в кресле, читал газету и пил утренний кофе. Изредка он поглядывал на то, как полноватая женщина в сером льняном платье и белом фартуке, пытается накормить ребёнка кашей. Но малышке овсянка явно была не по вкусу. Вдруг послышались шаги Ребекки и, вскоре, она сама появилась в гостиной.       — Ребекка, ты уговорила Никлауса? — спросил Элайджа, стараясь не подавать виду как его волнует этот вопрос.       — И тебе доброе утро дорогой братик! — улыбнусь Ребекка. — А это кто? — спросила она, указывая глазами на женщину в сером платье.       — Это миссис Мейзел, наша няня, –ответил Элайджа с лёгким раздражением в голосе.              Всё утро он ждал новостей от Ребекки и она, конечно же, это понимала. Девушка неторопливо опустилась в соседнее кресло.       — Ник согласился, — наконец сказала она. — Он позволит нам уехать и вырастить ребёнка, но… через пятнадцать лет мы с тобой должны вернуться в Новый Орлеан.       — Пятнадцать лет… — медленно проговорил Элайджа. — Не слишком щедро со стороны нашего брата. И что же он хочет за сей жест доброй воли?       — Взамен Ник хочет сто лет нашей покорности и подчинения, — Ребекка на секунду опустила глаза, вздохнула и продолжила: — сто лет рабства за пятнадцать лет свободы… Не такая уж высокая цена.       Элайджа задумался о том, что подразумевал Никлаус под покорностью и подчинением. Быть может лежать в гробу с колом в сердце? Но назад пути уже не было.       — Хорошо, у нас есть время, чтобы подумать об этом. А сейчас, нужно решить несколько насущных задач, — произнёс Элайджа, вставая с кресла.       — Да, например, дать имя ребёнку. Ты уже думал об этом?       Они подошли к малышке. Девочка, перепачканная кашей, во всю пыталась что-то сказать.       — Гууу… Ааа. Бугу! — старалась она, но к сожалению, вампиры ничего не понимали.       Элайджа взял, висевшее на спинке стула, детское одеяльце и показал Ребекке. На нём розовой нитью была вышита монограмма.       — Смотри, на её одеяльце вышита буква «К». Значит логично будет назвать её…       — Ммм… Кэрол? Кэндис? Кристал? А может… Кондолиза? — Ребекка улыбнулась.       — Кэтрин, её будут звать Кэтрин, — произнёс Элайджа.       По его тону Ребекка поняла, он уже всё решил.       — Серьёзно? — девушка закатила глаза, но спорить не стала. — Как хочешь! Но я буду звать её Кэти.