Как жаль, что ты не можешь хоть раз взглянуть на всё моими глазами.
Warcraft III: Reign of Chaos Иллидан
***
— Напомни на чем мы остановились, — приторной патокой заструился голос медленно приближающегося Канаме. — Почему ты разговариваешь с Такумой в день нашей помолвки, моя дорогая имото? Трусливо сжавшееся под грудью сердце забилось в два раза чаще. С огромным усилием Мицуки переборола собственную дрожь, вскинув на него острый взгляд. — Мы только что встретились, — подчеркнуто холодным тоном известила она. — Я просто соблюдала правила приличия. — «Правила приличия»? — бессмысленно повторил он за ней с приклеившейся к губам улыбкой. — Значит делиться тем, что у тебя происходит на душе — это тоже часть правил твоих приличий? Мицуки не могла угнаться за непредсказуемым развитием чужой речи. Слишком уж испугана, слишком уж волнительно себя чувствовала. — Что ты ему сказала? Как сильно меня ненавидишь? — продолжил допытываться Канаме, нерушимым авторитетом собственного голоса вынуждая говорить правду. — Это далеко не секрет, — нахмурилась девочка. — Ты прекрасно знаешь, что меня насильно заставили согласиться на этот фарс. — «Насильно» слишком сильное слово, моя дорогая имото, — обхватил щеку сдавшейся Мицуки, заставляя посмотреть прямо в искрящиеся еле сдерживаемой злости глаза. — Но ты не ответила на мой вопрос. Ты сказала ему, что ненавидишь меня, да? Она замерла, словно находилась под гипнозом затаившегося в зарослях питона. — Да, — выдавили онемевшие от охватившей все тело дрожи уста. — Ты правда сделала это. Зачем… зачем ты сказала это кому-то не имеющему к нашей семье никакого отношения. Я ведь учил тебя держать рот закрытым, — прародитель Куран слегка улыбнулся, опустив обе руки на ее напряженные плечи. — Никому не нужно знать о том, что происходит между нами, хорошо? Несмотря на приторность улыбки на его лице, так и не вернувшиеся к первоначальному цвету владельца багровые глаза говорили о другом. Он лишь пытался вести себя дружелюбно. Несмотря на то, как сильно пугали его слова. — Не пытайся сбежать, — пересек будущую попытку побега Канаме, сомкнув вокруг ее запястья и больно припечатав к боковой стене террасы. — Я просто… просто не могу понять, насколько небрежной ты можешь быть со словами, выливающимися из этого милого рта. Неужели это то, что я никогда не смогу изменить в тебе? На что Мицуки немедленно прошипела: — Ты ничего не можешь изменить! Ангельская оболочка юного чистокровного разбилась вдребезги. Обманчиво добрая улыбка слетела с его губ, а резко изменившимся тоном голоса можно было замораживать лед. — Как ты смеешь возражать мне, — под свист всколыхнувшего ветра рявкнул он. — Я учил тебя лучше, чем это… Веди себя соответствующе собственному статусу, имото! — Ты тоже не имеешь никакого права поднимать на меня голос, — истерично закричала следом за ним Мицуки. — Ты разговариваешь со своей собственной сестрой. Ее дрожащий от достигнувшего апогея горячего расстройства голос был настолько громким, что у нее перехватило дыхание: — Я даже не знаю чем я заслужила такое отношение со стороны собственной семьи. — Не смей говорить со мной в таком тоне, — окатил леденящим холодом ужесточившийся взгляд чистокровного. — Ты — главная проблема. Твое глупое, незрелое, эгоистичное поведение слишком сильно развязало твой длинный язык. Его обжигающе горячее тело прижалось к ее холодному еще сильнее. — Я тот, кто заслуживает лучшего обращения. Я твой нии-сан, — непререкаемым, твердым голосом приказал он. — Прояви побольше уважения. Его пальцы скользнули по ее шее, очерчивая невидимые узоры, прежде чем без предупреждения поддался вперед и впился в нее удлинившимися от проснувшейся жажды клыками. Мицуки застыла живым изваянием, чувствуя, как ее шею охватывают в плен чужих клыков. Она пыталась что-то сказать, но тщетно. Слишком уж велик был растекшийся изнутри шок. Ее сердце было готова взорваться от переломившего свою грань ужаса. — Ты действительно заслуживаешь немного наказания, моя дорогая имото, — прошелестел его голос возле ее уха. Казалось ему доставляло удовольствие видеть, как растекается противное ощущение страха по ее венам каждый раз, как острые концы его клыков касались ее чувствительной нежной кожи. — Что же мне сделать, чтобы ты наконец замолчала? Мицуки могла почувствовать горячее дыхание на своей шее. Однако она не знала, что сказать. Ей просто хотелось, чтобы все это прекратилось как можно скорее. — Должен ли я наказать тебя? — одновременно печально и жестко спросил у нее. — Я уверен, что после этого ты научишься уважать своего будущего мужа. — К-канаме… — через силу прошептала она. — П-пожалуйста, не делай этого. Мицуки не успела добавить что-либо еще, прежде чем он вновь укусил ее, вытягивая блаженный вкус чистокровной крови. — Канаме! — всхлипнув, сжалась от боли Мицуки. Соленые слезы начали стекать с ее подбородка вниз, заставляя почувствовать спектр собственной слабости. Это был далеко не первый укус в ее жизни, однако в этот раз было что-то не так. Мицуки задыхалась, понимая, что из нее поглощают слишком много крови. Она беспомощно посмотрела на заградившие взор темные завивающиеся волосы, чувствуя, как умирает. — П-пожалуйста, остановись… Тьма заполнила все ее окружение, когда она подчинилась ей, безвольно закрыв глаза. Алая жидкость медленно стекала по ее шее вниз, безбожно пачкая белоснежное когда-то красивое платье. Мицуки упала прямо в руки наконец прекратившего жестокую пытку вампира, чьи глаза таинственно мерцали пурпурным оттенком. Он задумчиво посмотрел на бессознательное тело сестры, прежде чем поднял его на руки и направился в сторону ее комнаты. Оглянувшийся на смазанную черную тень Такума предательски вздрогнул, возвращая внимание гостям внутри банкетного зала. Отголосок чудесного аромата, донесшийся из террасы, заставил его невольно прикрыть глаза в порыве удушающей сердце жалости.