Хороший человек

Когда молодой преподаватель Академии и саннины из легендарной тройки ушли к месту проведения общего собрания, Какаши снова попытался взломать сдерживающую печать. Он тратил практически всю чакру, которая успевала накапливаться для того, чтобы взломать печать Хирузена, с самого дня ее наложения. Недовольная часть шиноби в Конохе организовала незапланированный сбор. Какаши знал методы Данзо слишком хорошо, он не станет слушать аргументов — прикажет АНБУ разогнать это собрание, будут жертвы. Военного конфликта избежать не удастся, хотя Ирука так хотел мирного решения. Его не будет. За будущее деревни придется драться. Отряд Данзо будет убивать, он должен быть там. Какаши чувствовал, как чакра, пульсируя, слегка изменила один из символов печати и сдерживающий барьер рухнул. Тело снова слушалось его. Попытавшись встать, Гончая со стоном повалился обратно. Эта была ловушка — печать снималась колоссальным усилием, но двигаться и драться после этого было практически невозможно. Хатаке приподнялся, чувствуя, как ноют мышцы, суставы и сухожилия. Едва успев выставить руки, чтобы смягчить падение с кровати, Какаши попытался встать с пола. Он искал свои вещи — у АНБУ были препараты, заставляющие бойца двигаться даже при тяжелейших ранениях. До соседней комнаты, где они лежали, Хатаке практически полз. Упорно, взмокнув от усилий, чувствуя, как волосы липнут ко лбу и тяжело колотится сердце, он дополз и лег на спину, переводя дыхание. Пол холодил спину, не хватало воздуха; пару минут Какаши смотрел в светлый потолок, а затем потянулся и свалил вещи с тумбочки на пол. Пошарив по карманам дрожащими пальцами, он нашел стандартный набор, вколол себе три шприца подряд; понимая, что после, вероятнее всего, будет в лучшем случае блевать, а в худшем снова сляжет, Копирующий поднялся с пола, лишь слегка пошатываясь. Словно включенный механизм, тело отзывалось на рефлексы, возвращалась координация, гибкость, прояснялось в голове. Одеваясь, Какаши торопился, знакомое снаряжение придавало уверенности. Вызывая стаю, Гончая пошел по следу того, чей запах успел запомнить очень хорошо. Он должен быть там. *** Ирука искренне радовался солнечному утру и сообщению, которое принес Джирайя от Учих — они придут. Впервые за столько лет деревня снова может стать цельной. Лекарство подействовало — пробный экземпляр излечил ребенка. В письме говорилось, что это Учиха Саске. Появилась хрупкая надежда, впервые за долгое время. И гордый, спесивый клан пошел на переговоры. Они хотели лекарство, и Хирузен призвал клан забыть былую вражду. Он надеялся убедить Совет и деревню примириться с Учихами. И если Данзо будет противиться этому, что ж, Сарутоби был готов. Позади него стояли Тсунаде и Джирайя. Их размотанные свитки призывов говорили о том, что саннины настроены серьезно. Площадь наполнялась людьми, Хирузен говорил, по существу, про себя отслеживая пришедших, Нара стояли чуть поодаль, но они явно поддерживали его, как и Хьюга. Данзо тоже не бездействовал, он стягивал отряды АНБУ к площади, и крыши были усеяны серыми жилетами специальных войск. Умино заметил в толпе нескольких детей, и по знаку Хирузена уводил их с площади. Свернув в переулок, Ирука не увидел, как над головой пронеслась тень, затаилась, спряталась за углом, а вторая едва слышно коснулась земли позади. Опомнился только тогда, когда дети остановились, вглядываясь в преградивших им путь шиноби. Надо сказать, Умино привык к чувству безопасности, рядом с саннинами оно невольно витало в воздухе, а теперь эта минутная оплошность могла дорого стоить ему сейчас. Правда, даже настороженность не спасла бы чуунина от АНБУ. — Где Хатаке Какаши? — из-под керамической маски звучал совсем молодой голос. Бесцветный, равнодушный, практически ледяной. «Он убьет меня», — успел подумать Ирука, выходя вперед так, чтобы встать между шиноби и детьми. Не успев задаться вопросом, как они узнали, Умино вздрогнул, ощутив движение воздуха позади себя. Глянув через плечо, не веря глазам, Ирука смотрел на оскаленную песью морду. Заметив нежданного гостя, остановивший группу АНБУ в маске Кота потерял к Ируке интерес, мгновенно в его фигуре стали сквозить настороженность и готовность действовать. Напряжение наэлектризовало воздух вокруг них. Оно и поющее чидори. Какаши не шутил. — Пропусти, — сухой спокойный тон. Гончая, видимо, знал того, с кем говорил. — Это правда? То, что говорит Хирузен? — Кот глядел на него алыми смертоносными глазами. Хатаке кивнул: — Они спасли твоего брата. И Ирука понял, кто стоит перед ним. Один из лучших в своем клане, да едва ли не во всей Конохе боец. Учиха Итачи. Слова Гончей качнули чашу весов. Итачи знал, что был одним из немногих, кто здоров. Болезнь каким-то чудом его миновала. И он остался в Конохе, надеясь со временем найти лекарство для своей семьи. Как АНБУ, Итачи узнал, что Орочимару работал над чем-то, связанным с этим. Активность Хирузена тоже от него не утаилась — старик вел свою политику и хотел возвращения клана. Учиха рискнул жизнью и репутацией, но остался. Невероятное чутье подсказывало ему, что решение не придет извне, и как показало время, так и случилось. Хатаке Какаши. Не напарник, не друг, но его жизнь была для Итачи сейчас дороже собственной. — Тогда ты не должен быть здесь, Данзо ищет тебя. Ведь это ты — залог успеха этого плана. Какаши кивнул: — Я знаю, но ты видел оцепление. Погибнет много людей. Еще один АНБУ, стоявший в конце переулка, подошел ближе. — Сэмпай, мы позаботимся о них. Гончая остро глянул в знакомую маску медведя: — Сколько людей из нашего отряда думают так же? — Достаточно, сэмпай. Мы уверены, что большой крови среди гражданских не будет. Вас нужно укрыть. Тензо часто наблюдал за ним со стороны, и Хатаке понимал где-то в душе, протяни он руку, подай знак, и этот молчаливый человек разделит с ним его одиночество. Но требовать такого риска Какаши не хотел. Ямато узнавался, даже в своей маске. Угловатость, неспешность, сосредоточенность — так Какаши читал его про себя. Чидори в руке угасла. Какаши посмотрел на мнущихся детей, встревоженного чуунина. Но где их не будут искать? И кто рискнет спрятать у себя причину возникшего конфликта — Шарингана Какаши? Будто читая его мысли, Ирука пробормотал: — Гай-сенсей живет здесь недалеко. Он нам поможет. Глянув на Кота еще раз, Какаши молча кивнул. Группа разделилась. АНБУ затаились в тени дома школьного учителя по тайдзюцу, а дети и Ирука прошли внутрь. Надо отдать должное Гай-сенсею, у него нашлось молоко и печенье, чтобы успокоить совсем маленьких. Заметив последнего вошедшего в его дом, Гай слушал короткие объяснения Умино, и думал, что наконец-то нашел цель в жизни и настоящего достойного соперника. Кто мог быть более достоин его мотивов юности, как не Хатаке Какаши, человек, который сегодня мог спасти целый клан. Он, Гай, непременно сделает нечто столь же замечательное, а еще обязательно сдаст на дзенина. Возможно, даже его новый вечный соперник тогда сможет соревноваться с ним постоянно? Ведь они будут в одном ранге. Смотря на то, как Какаши тяжело опустился на пол, расположившись так, чтобы видеть окна и двери в доме, Ирука задумался о том, как много он не знал о способностях АНБУ. Гончая вывернулся из печати, как только получил возможность. Но к Данзо он не ушел. Остался с ними. Поверил в идеи Хирузена о мирном будущем деревни, скрытой в Листве? Или это из-за него, Ируки? «Конечно, ради блага деревни», — Умино хотелось себе польстить, но не настолько. Шаринган Какаши оставался верен интересам Конохи. Личное этого не меняло. Но захотелось все равно улыбнуться, и Ирука спрятал улыбку, глядя на детей в комнате. Это была самая младшая группа — сбежали с уроков, чтобы побыть на собрании, отъявленные хулиганы, маленькие хвостатые бомбы. Особенно вон тот, со светлыми волосами. Узумаки Наруто. И как в этой компании оказалась отличница Харуно Сакура? Тяжело вздохнув, Умино подумал о том, что придется проводить собрание и вызывать родителей. Он старался занять себя мирными рутинными мыслями, чтобы не вслушиваться в тревожный шум на улице. Но Какаши оставался спокоен, и его невозмутимость разбавляла нервозность в комнате. Дети начинали говорить громко, а затем затихали под взглядом учителя и грозного АНБУ. Ниндоги лежали в прихожей. Двое были в разведке. Ирука не знал, сколько всего собак у Какаши, но та, самая большая, производила сильное впечатление. Однако похоже, самой общительной оказалась самая маленькая. — Мои бедные мягкие подушечки… ты знаешь, что я места себе не находил, пока ты валялся черти где? — она считала себя вправе выговаривать хозяину за плохое поведение. И тот, как ни странно, молчал. Слушал. — Так, где ты был? Почему не выходил на связь, когда до деревни дошел? Я тебя спрашиваю? — Нэ… Паккун, я был занят, — Какаши умолчал о том, в какой переплет попал из-за одного любопытного чуунина с яблоками. — И даже печенье мне не принес, да? Хоть чуть-чуть? Хатаке пошарил по карманам и развел руками. Паккун обиженно хмыкнул и лег, посапывая, рядом, так, чтобы чувствовать тепло своего необязательного хозяина. А Ирука, как завороженный, разглядывал черные перчатки почти до плеча — часть униформы АНБУ. Они были призваны защищать руки и с них легко смывалась кровь — специальное покрытие позволяло. Вероятно, он носил их полжизни. Глядя на острые металлические когти, Умино задумался о том, как с ними выполнять какие-то бытовые нужды на миссии. АНБУ же спят, раздеваются? Или нет? Мысль о том, как будет выглядеть Гончая, будучи только в этих перчатках, заставила Ируку заалеть. Ну почему всякие дурацкие мысли лезли тогда, когда от них не было никакого толку? Он ведь наверняка к нему больше не придет. Сам. Добровольно. Умино погрустнел и пошел на кухню за печеньем для ниндога. Паккун, кажется, так звали эту умную псину, посмотрел на него проницательными хитрыми глазами: — Спасибо, чуунин. Умино Ирука, да? Вредных привычек нет? Кошек тоже? Хм-хм… хорошее печенье. Мы рассмотрим твою кандидатуру. О том, кто такие «мы» и что они конкретно будут рассматривать, Ирука предпочел не спрашивать. Ниндоги нюхали воздух, а их хозяин так и не проронил ни слова. Его керамическая, разрисованная алым маска, невыразительно смотрела на него видимым серым глазом, пока второй — алый, спал, скрытый рассеченным веком. ****** Бой за власть в деревне едва не случился, Тсунаде и Джирайя даже вызвали своих призывных животных, но сторонников Хирузена оказалось намного больше, чем предполагал Данзо. Кланы, до последнего нейтральные — Акимичи, Инузуки, Яманако — перешли на сторону Сарутоби, как только было объявлено о создании лекарства и на повестку дня встал вопрос о возможности возвращения Учих. Данзо мог напасть, он знал, что за его спиной тоже есть вполне реальная военная власть, но силой управлять Конохой было нельзя. Это военная деревня, каждый ее шиноби будет помнить подобный урок и тогда вопрос смещения с поста станет лишь вопросом времени. Необходимо было сохранить лицо, чтобы иметь возможность в дальнейшем нанести удар, когда придет время. Поэтому Данзо уступил, предрекая тяжелые времена и большие риски. А еще он запомнил, что его предали. Хатаке Какаши. *** Когда Сарутоби стал Хокаге, жизнь в деревне снова вошла в привычное русло. Говорили, что саннины из легендарной тройки снова вместе работают на благо деревни и отчаянно гуляют. О втором слышали чаще, но их действительно любили, поэтому закрывали глаза на то, что из тюрьмы был отпущен Орочимару, ведь за него поручились товарищи по команде. Легендарный Джирайя-сама и внучка Первого — Тсунаде. Хирузену регулярно докладывали о том, что саннины проводят большую часть своего времени в купальнях, пьют, играют на деньги и раздевание и занимаются прочими непотребствами, но он закрывал на это глаза. Эти шиноби выросли на войне, она их создала и воспитала. Но иногда в каждом из них просыпался беспутный и неприкаянный ребенок, а так как семьи ни у кого из них не было, то они искали ее там, где привыкли — внутри своей команды. И Конохе нужны были эти одинокие взрослые, как гарант стабильности и мира. Так что Хокаге смотрел сквозь пальцы на их шалости, главным было то, что Орочимару внезапно перестал поддерживать контакты с Данзо. Хирузена это вполне устраивало. Учихи вернулись в свой квартал. Когда они прошли тесты, созданные Тсунаде, выяснилось, что болели не все в клане. Просто выявить вирус до этого времени не было возможным, и клан самоизолировался, стараясь таким образом защитить деревню от распространения. Не зная, кто точно болен, а кто нет — старейшины запретили сторонние браки; впоследствии осознавая, сколько смертей были напрасными, клан отметил для себя особый день памяти, и согласился на вводные курсы по безопасности и защищенности сексуальных контактов, теперь проводимые в Академии. Разработал их совсем молодой, но талантливый чуунин — Умино Ирука. Хатаке Какаши пришлось списать из АНБУ. Его последнее приключение в звериной маске тоже не прошло бесследно. Выздоравливая в госпитале в общем отделении, Какаши осознал, что по-прежнему не любит больницы несмотря на то, что в больницах, кажется, его очень любили. Медсестры улыбались и подмигивали молодому бойцу, недавнему герою обширных перемен в деревне. Ирука приносил яблоки. Они часто неловко молчали в окружении посторонних. Однако со временем Умино понял, что и в молчании есть очень много личного. Правда, когда в госпиталь стал с завидной регулярностью приходить Гай-сенсей, этого личного стало гораздо меньше. Он тормошил Какаши, вцепившись в него с энтузиазмом человека, который долгое время был один. Возможно, понимая это, Хатаке его не отталкивал, лениво перебирая «камень-ножницы-бумагу». И именно он стал тем, кто написал рекомендацию Гаю для экзамена на дзенина. Красуясь новеньким жилетом, Гай немедленно вызвал его на состязание по поеданию суши. А затем на еще одно по выпиванию саке. Не пивший до этого Какаши, его, к своему удивлению, выиграл. Но спать пришел не к себе домой. Видимо, включенный автопилот очень четко запомнил совсем другой адрес. Проснувшись, всклоченный, впервые проспавший, Ирука, не веря глазам, смотрел на будильник. Десять часов. Уроки давно начались. Вылетев из кровати и наспех одеваясь, Умино оглянулся — поверх одеяла торчала только серая макушка. Вчера было определенно хорошо. Слишком хорошо, чтобы не повторить. Возвращаясь поздно вечером, уставший и нервничающий Ирука ожидал дома чего угодно, даже того, что дзенина там уже не будет. Но Какаши был дома. Жарил картошку, кормил собак, отчаянно зевал и периодически засыпал сидя. Умино, выходя из душа, вежливо поздоровался с Паккуном, щедро отсыпая ему дорогое печенье — это он вчера вместе со стаей удачно «завернул» Копирующего не туда. Точнее именно туда, куда было надо. И Ирука был им за это очень благодарен. Смотря в лукавые глаза ниндога, Умино внес в статью расходов его любимое печенье, любимый шампунь, коврик, новую миску для еды, а также большую мягкую подушку. Вещи Какаши они перевезли позже. *** Как-то к ним зашел странный гость. Ушедший из АНБУ — Учиха Итачи. Какаши встретил боевого товарища спокойно. Какое-то время они сидели и молча пили зеленый чай. Затем Итачи сказал очень тихо: — Возьми его себе. Это важно для меня. Проверяющий домашнее задание Ирука больше ничего не услышал. На следующий день он узнал, что Шаринган Какаши согласился учить Учиху Саске. Дзенинам была положена команда. В будущем. Когда дети закончат академию и начнут свой путь ниндзя. Хирузен щедрой рукой добавил к этой команде Узумаки Наруто и, видимо, пожалев Копирующего, Харуно Сакуру. Какаши тяжело вздохнул, но спорить не стал. Он вообще не любил спорить, как понял Ирука, поглядывая на читающего на окне новую книгу Джирайи Какаши, который завернулся в одеяло и дремал так уже два часа, не переворачивая страницу. Умино улыбался, с удовольствием поправляя детские ошибки в тетрадях, а вспоминая это убийственное зрелище — обнаженный Хатаке Какаши, в черных перчатках до плеча, учитель краснел, как-то алое яблоко, что лежало на тарелке на столе. Такого же сочного, сладкого сорта, что их познакомило.