Простой поцелуй

      Если за все мои триста лет жизни мне и захотелось вонзить кинжал себе в сердце, то это именно сейчас, — жалобно размышлял Голд, пока они с Руби нетерпеливо ждали прибытия гостей. Единственное, что заставило его почувствовать себя лучше — это кислая гримаса на лице Руби. В тысячный раз она сверилась с часами.              — И ещё минута прошла, как вы последний раз смотрели на время, — ворчал он. — Спойлер: когда вы посмотрите на часы, в следующий раз, пройдет еще одна минута.              Руби недовольно скрестила руки и облокотилась об барную стойку. В закусочной не было никого, кроме них двоих, хотя было всего семь вечера. Бабушка, судя по всему, везла Ворчуна и Нову.              — Они что, едут через Луну, что ли? И где, черт возьми, Реджина? Она должна была быть здесь десять минут назад. — Руби знала, что она должна быть здесь, ведь она уже десять раз поворачивала голову к этим часам.              Впрочем, он и сам начинал задаваться тем же вопросом. В наше время было общеизвестно, что Королева не умеет выполнять свои обещания. Только Джефферсон, похоже, все еще оставался в дураках. Но она ни за что не стала бы прогуливать свои обязанности официантки. Если уж ему пришлось страдать от этого, то и ей придется.              Щелкнул пальцами, и в центре закусочной заклубилось облако фиолетового дыма. Жалюзи хлопали по окнам, ветер проносился с яростью торнадо. Когда облако рассеялось, оно оставило после себя…              Реджину.              Одетая в пушистый черный халат, ее попа неловко торчала, словно она все еще сидела на невидимом кресле, а черные волосы были закручены в бигуди. Маленькая кисточка плавно двигалась по ее ногтю, окрашивая в кроваво-красный оттенок. Ее ноги подкосились в воздухе, и она упала задом на пол.              — Повезло, что мы не застали ее в душе, — сухо пробормотал Голд, обращаясь к Руби через плечо. Оборотень с открытым ртом смотрела на Реджину, которая босыми ногами шлепала по плитке.              — Что… что…? — Королева нечленораздельно заикалась. Ее глаза дико блуждали по закусочной от пола до потолка. Кажется, она уже не в Канзасе¹, — подумал Голд с эйфорией. Голова Реджины моталась то в одну, то в другую сторону. Затем она заметила Голда и Руби. Ее лицо тут же исказилось от гнева. — Что, черт возьми, вы делаете?              «Убеждаюсь, что вы не забыли о знаменательном вечере угрюмого гнома, конечно же, — нараспев сказал Голд. Он неодобрительно зацокал, разглядывая ее откровенный наряд. — Сомневаюсь, что он оценит вас в этом. — Еще один щелчок пальцами превратил ее халат в потрепанный наряд официантки. Так-то лучше.              Реджина попыталась содрать униформу с тела, но она не рвалась, не мялась и не сдвигалась с места. И так будет до тех пор, пока она не выполнит свои обязанности прислуги. Голд провел ладонью по лацканам своего безупречного костюма, чтобы еще больше поиздеваться над ней.              — Ты ублюдок, — ядовито прошипела она.              Она угрожающе подняла палец, и он инстинктивно повторил ее действия, защищаясь. Их пальцы были направлены друг на друга, как заряженные пистолеты, и каждый ждал, что другой нажмет на курок. Руби встала между ними и заставила их опустить, так сказать, оружие.              — А ну-ка, дети, давайте играть дружно, — укорила она притворно-ласковым тоном. У Мэри Маргарет это получалось так легко. Голд бросил на нее презрительный взгляд. Ей повезет, если в следующий раз он не нападет на нее. Это была не ее схватка. На губах Реджины застыла жуткая усмешка, дыхание стало тяжелым.              — Почему ты упрекаешь и меня, блохастая шавка? Это он начал, — запротестовала она, ткнув пальцем в грудь Голда. Голд оскалился и открыл рот, чтобы ответить. Хватит!              — Мне все равно, кто из вас начал. Я с этим закончу, — дерзко заявила Руби, держа ладони прямо перед их лицами. Она попыталась заслонить их друг от друга своим телом, но они просто вытянули шеи, пытаясь разглядеть друг друга.              — Но он…              —Но она…              Красная Шапочка настойчиво выставила вперед ладони.              — Хватит. Не заставляйте меня ставить вас двоих по углам, — пригрозила она.              Голд откинул голову в откровенном изумлении. Последний раз его приговаривали к наказанию в виде тайм-аута, когда он пришел в детский сад к Мэри Маргарет за арендной платой и в итоге получилось так что он украл крекеры в виде животных. И только потому, что дети первыми испачкали краской его костюм! Эти крошки сделали это специально, он знал это.              — Если только мой угол будет находится далеко от угла этого… — ответила Реджина, сурово сложив руки на бедрах в знак протеста. Она посмотрела на Голда через назойливое плечо Руби. — Трехногого калеки.              Пальцы Голда сжались на рукояти трости.              — Если мы решили начать обзывать друг друга… Злая Ведьма требует вернуть ей метлу, Дороти. — Руби озабоченно наморщила лоб. К этому все шло. Как только они начнут действовать, остановить их будет невозможно. Реджина таращилась на них, как рыба на воду, а потом раздраженно свела брови.              — Я верну метлу… как только ты перестанешь пытаться украсть ее рубиновые туфельки, — огрызнулась она. Вот те на! — неоднократно подумала Руби злясь, со свистом выдохнув воздух. Пятилетние дети были взрослее этих двоих.              — Почему все о них говорят? — прорычал Голд, его мышцы напряглись. — По крайней мере, я не боюсь летающих обезьян. И вы еще удивляетесь, почему Арчи звонит вам бесчисленное количество раз, чтобы назначить встречу с психотерапевтом. Генри здесь ни при чем!              Внезапно Руби стало не под силу сдерживать двух малышей. Реджина толкнула Руби в грудь Голда, чтобы получить возможность подобраться к своему врагу. Такими темпами она превратится в сэндвич. Поскольку противоборствующие силы ограничивали пространство между ними, выхода не было.              — Не вмешивай в это моего сына, — закричала Реджина. Красной Шапочке показалось или у нее волосы стали дыбом? — По сравнению с тобой Трусливый Лев выглядит как горгулья из «Ночь на Лысой горе»!              Невозможно дышать… тесное пространство… тону… Руби изо всех сил пыталась отделиться от Реджины и Голда, но они, казалось, уже не замечали ее.              — Хотите увидеть лошадь другой масти, дорогуша? Посмотрите в зеркало. — Это нужно было прекратить.              Терпение Руби иссякло, хотя желание бежать росло с каждой минутой. Засунув пальцы в рот, она резко свистнула. Она даже не знала, что может так делать. Но это привлекло их внимание. Голд и Реджина посмотрели на нее и отошли в сторону, чтобы дать ей пространство.              — Сейчас же вон по углам, — воскликнула она. Она указала каждому из них на отдельный угол. Они располагались в разных концах комнаты, так что претензий не возникнет. Ни один из них не сделал ни шагу.              — Почему я должен быть наказан? Когда она…              — Это он…              — По углам! — Руби топнула ногой по полу и указала на углы. Ее резкий приказ, должно быть, убедил их: нужно было обладать немалой наглостью, чтобы приказать кому-то из них встать в угол.              Обменявшись злобными взглядами, Голд и Реджина разошлись по своим углам. Красная Шапочка велела им встать лицом к стене и упереться в нее ладонями, хотя бы для того, чтобы пресечь любые грубые жесты. Она также насильно отобрала у Голда трость — насколько она знала, он рассчитывал повернуться к Реджине и швырнуть ее в нее.              Через несколько напряженных секунд Голд осмелился оглянуться через плечо и увидел, что Реджина проверяет свои ногти.              — Простите, но почему Королева свободно двигает руками, когда наказание в том что руки нужно приложить к стене? — Реджина недовольно сморщила нос и еще сильнее согнула ногти.              — Наверное, потому, что этот наряд прислуги не позволяет мне нормально дышать! Я едва могу поднять руки над головой! — Она вытянула руки вверх и поморщилась, чтобы доказать свое утверждение. Голд решил, что она просто притворяется. — И почему ты смотришь в мой угол? Ты должна стоять лицом к стене!              Руби сдула с лица прядь волос. В закусочной было жарко. Бабушка, должно быть, опять играла с термостатом.              — Никто ни на кого не смотрит! Понятно? К стене! — Ворча, Голд наклонил голову к стене и стал изучать скол на обоях. Гнев взял верх, и он ударил кулаком. — Истерики не приведут вас ни к чему.              Ему показалось, что он услышал холодный смешок из угла Реджины. Он снова ударил кулаком по стене, представляя себе ее лицо на месте скола.              — Хочешь увидеть истерику? — Он хмыкнул в перерыве между ударами. — Попробуй использовать яблоки Королевы в качестве мячей для уклонения. — Он ухмыльнулся, почувствовав на себе жестокий горький взгляд Реджины. Я победил, — с ликованием подумал он.              Через две минуты раздался звон колокольчика закусочной. Голд и Реджина повернули головы и увидели, что Ворчун и Нова загораживают дверной проем. Руби неохотно освободила их от наказания. Ей нравилось играть в командира, но теперь ее собирались понизить до их уровня.              — Я думал, вы трое должны быть нашими официантами. Что нужно сделать, чтобы заставить кого-то придержать дверь для меня и моей спутницы?              Нова начала отнекиваться, но Ворчун нетерпеливым жестом указал на дверь. Он нарочно шагнул за порог, чтобы она закрылась. Обхватив лоб руками, он заглянул в закусочную и посмотрел на них.              Руби бросила взгляд на Реджину и Голда. Это был их первый заказ; вопрос лишь в том, кто из них его выполнит. Реджина постучала носком своих туфли по полу. Голд барабанил пальцами по верхушке своей трости. Никто, казалось, не мог перевести дух, а тем более открыть дверь для Ворчуна.              У нее возникло тошнотворное чувство, что это расплата за их наказание.              Поморщившись, она подошла к двери и послушно распахнула ее перед гостями. Гном остановился прямо на пороге и укоризненно посмотрел на нее. Неужели он ждал чего-то другого? Судя по тому, как он смотрел на нее, он ожидал, что она умеет читать мысли в дополнение к другим своим волчьим чувствам.              — Что теперь? Хотите, чтобы я подарила вам приветственную наклейку со смайликом? — Ворчун забавно изогнул брови. Это точно будет история для закусочной. Во всяком случае, бабушка захочет услышать эту историю во всех подробностях.              — Наклейка со смайликом была бы кстати. Но разве вы не собираетесь предложить взять наши пальто? Что вы за работник? — Руби раздраженно сузила глаза. Ты меня сегодня будешь бесить, да?              — Хотите, я возьму ваши пальто? — пробурчала Руби безэмоциональным голосом. Нова с удовольствием скинула свое, и Руби повесила его на вешалку у двери. Ворчун хитро ухмыльнулся и пожал плечами.              — Нет, я обойдусь. Здесь сквозняки. — Руки Руби сжались в кулаки, и она мимолетно представила, как повесит Ворчуна на вешалку до конца вечера. Он нарочно вел себя несносно! Ну почему, этот мелкий…              — Манеры, Руби, — нараспев проговорил Голд. — Не хотелось бы, чтобы вас отправили в угол на тайм-аут.              Руби фыркнула и проводила парочку к их особому столику. Если Ворчун был недоволен бутылкой вина, дорогой скатертью и зажженными свечами, то она не могла обещать, что не будет на него срываться.              Вы просто подождите, Голд. Ваш черед не за горами. Посмотрим, насколько хороши ваши манеры.              …              Через каких-то пять минут все пошло кувырком. Не для Ворчуна и Новы, конечно же, — нет. Они наслаждались обществом друг друга и были не в меру романтичны. Но его прислуга в равной степени желала, чтобы в Сторибрук вторглись великаны, лишь бы иметь повод оказаться где угодно, только не в этой закусочной.              Казалось, у Ворчуна никогда не кончатся пожелания.              — Руби, поправьте скатерть. Она лежит криво.              — Реджина, принесите нам бутылку хорошего вина. Мне не нравится это вино. Хорошо, а теперь проверьте его.              — Голд, включите какую-нибудь романтическую музыку. Ну, знаете, чтобы создать настроение. По радио ничего нет? Тогда лучше спойте сами, братишка. — Голд отказался от этого ужасного требования, и тогда он начал спорить с Ворчуном о его обязанностях прислуги. — Если ты не собираешься петь, то хотя бы помассируй Нове ноги.              Казалось, Голд был готов сорваться со скалы. Он гадал, убьет ли его падение или его проклятие предотвратить это.              — Вы хотите, чтобы эти малыши прикоснулись к ее ногам? — Он провел пальцами по поверхности стола. — Надеюсь, вашему гному нравятся мозоли. — Нова нервно подтянула ноги под себя. Голд склонил голову. — Что я могу сказать? Я слишком горяч, чтобы обращаться ко мне с этим, дорогуша.              Реджина сделала вид, что ее сейчас вырвет. Слышать, как Голд возносит себя на пьедестал, было в десять раз хуже, чем пышные романтические отношения между Ворчуном и Новой. Черт возьми, это было отвратительнее, чем мысль о том, что увидеть, как эти два идиота целуются на улице.              После ужина из трех блюд, приготовленного самой Руби, Ворчун и Нова выскользнули из-за стола. Гном упомянул о прогулке при лунном свете, хотя на улице уже начался ливень. Ворчун нашел у вешалки зонтик и бросил его Реджине.              — Вот, прикрой им наши головы, — приказал он. Зонт задрожал в руках Реджины, а ее ярость забурлила. В кои-то веки она была полностью согласна с Руби и Голдом в том, что они хотят поскорее вырыть Ворчуну могилу. Возможно, это сблизит их, вооруженных лопатами.              Радужка горела, как два раскаленных угля, и она заставила себя улыбнуться.              — У меня есть идея получше. Думаю, я засуну этот зонтик туда, где никогда не бывает лучей солнца, — проворчала она в ответ, и улыбка рассыпалась. Она пошла вперед, размахивая зонтиком. И Голду, и Руби потребовалась выдержка, чтобы удержать ее от совершения этого мерзкого поступка. Бык сегодня кипел, а Ворчун глупо размахивал красным флагом.              Голд взглянул на Руби поверх темной головы Реджины.              — Просто для протокола, я больше никогда не буду заключать с вами пари.              — Договорились.              …              Шел второй день после Нового года, а его колокольчик магазина антиквариата уже звенел.              Он полагал, что ему не стоит на это жаловаться. На протяжении всего дня в магазине было ожидаемо тихо. Либо люди, естественно, избегали его магазина, как чумы, либо все еще расплачивались за то, что слишком бурно праздновали Новый год. Пора возвращаться к работе, — с тоской подумал он, пробираясь через черный занавес, отделяющий заднюю комнату от передней части магазина.              Он почти мгновенно остановился на месте. Последним, кого он ожидал увидеть, был Арчи.              — Мне подписать ваш гипс? — Он был уже десять раз исписан разноцветными подписями. На оставшихся местах вокруг имен красовались дюжины красных сердечек, вероятно, принадлежавших Руби. Арчи поднял взгляд от жалких кукол, сидящих на его витрине.              — Если хотите. Хотя я не уверен, что Руби оставила после себя много места. — Он протянул сломанное запястье. Голд не сделал и шага в его сторону. Сверчок кашлянул, как это часто делают люди, когда им становится неловко. — Нет, я здесь, чтобы спросить вас, не хотите ли вы… принять участие в свадьбе?              Голд недоверчиво уставился на сверчка.              — Вы хотите, чтобы я стал вашим шафером после того, как я сломал вам запястье? Как благородно с вашей стороны.              В его почтовый ящик посыпались письма с ненавистью от Руби. Но Арчи, казалось, не был обеспокоен травмой. Неужели воплощению совести не позволено вынашивать мстительные мысли?              — Ну, Джепетто — мой шафер, но одной из подружек невесты Руби все еще нужен мужчина, чтобы сопровождать ее к алтарю, — объяснил он. На его губах заиграла ободряющая улыбка. — Я не сомневаюсь, что у вас соскользнула трость. — Оба знали, что это не так, но Арчи так легко выдал это за правду. Это ничуть не смущало Голда.              Другими словами, Арчи втайне сочувствовал ему за отсутствие новогодней сказки и хотел составить ему пару с одной из подружек Красной Шапочки на свадьбе? Если ему повезет, это будет Золушка. Скорее всего, девушка упадет в обморок и умрет прямо у алтаря.              — Кто же эта счастливая подружка? — Он подошел к прилавку и провел рукой по старой стопке книг, делая вид, что свадебная дилемма Арчи ему неинтересна. Арчи засунул целую руку в карман и на минуту замешкался. Это ведь была Золушка, не так ли?              — Это Эмма.              Два слова, от которых онемела каждая клеточка его тела. Он задумался, правильно ли он расслышал их или перепутал имя Эллы с Эммой. Медленно оторвав взгляд от стопки книг, он встретился с глазами Арчи. В них светились мудрость и понимание.              Это была Эмма.              О боги, что же ему надеть?              — Ей нужен… партнер? — Даже он не мог избавиться от надежды, прозвучавшей в его голосе. Самодовольное высокомерие всезнающего ломбарда из маленького городка исчезло, оставив вместо себя трепещущего неуверенного ребенка. Арчи осторожно наклонил голову.              — У Белоснежки, конечно, уже есть Прекрасный Принц. У Золушки есть принц Томас. Между нами, мистер Голд, я не думаю, что Эмма согласится на кого-то другого. — В его словах было слишком много знаний. Сколько же всего заметил сверчок в тот вечер? — Так вы придете на свадьбу?              Совершенно ошеломленный, Голд смог лишь кивнуть в знак согласия. Арчи рассказал ему все подробности свадьбы. Оставалось только пожелать ему хорошего дня, когда он двинулся к двери, и его единственная здоровая рука потянулась к ручке.              — Арчи? — Колокольчик звякнул, но дверь замерла на полпути. Сверчок с любопытством оглянулся на Голда, вероятно, удивленный тем, что тот назвал его по имени. Сложно было бы сказать, но в любом случае звуки уже ползли по его горлу. — Я… я просто хотел сказать… я не хотел… этого делать.              Он кротким жестом указал на гипс, закрывающий запястье Арчи. Арчи изучал Голда с глубоким пониманием и благоговением. Честно говоря, он был за себя весьма… горд. Голду стало неловко от того, что глазные яблоки Арчи чуть не выскочили из своих глазниц. Казалось, он никогда раньше не видел, чтобы мужчина извинялся. Вернее, он никогда не видел, чтобы Голд извинялся.              — Вы извиняетесь?              Голд мгновенно опустил взгляд на покрытый пылью прилавок. Ему действительно нужно срочно достать ткань и начать всё протирать от пыли. Он мог бы понять, если бы Арчи не принял его извинения, а просто повернулся и вышел из магазина, ни о чем не заботясь. Скрипнули половицы, когда Арчи покинул дверной проем. — Очень мило с вашей стороны, мистер Голд. Нужно иметь много мужества, чтобы признать свои ошибки. Я прощаю вас.              Голд вскинул голову, чтобы проверить, серьезно ли говорит сверчок. С другой стороны, зачем ему лгать о такой чистой вещи, как признание ошибок прошлого?              — Ну что ж… тогда я бы сказал, что моя совесть чиста, — вздохнул он с облегчением, чувствуя странную легкость на душе. Во всяком случае, по большей части, — мысленно добавил он. Наверное, ему придется месяц ходить на сеансы, чтобы полностью извиниться за все свои проделки в новогоднюю ночь.              Арчи провел рукой по рыжим кудрям, которые составляли его прическу.              — Как вы думаете, объятия — это слишком? — Какого прогресса ожидал от него доктор? Он даже не дал никаких жалких новогодних обещаний приносить пользу обществу или почаще заниматься спортом, которые люди просто не выполняют.              Арчи с надеждой смотрел на него, ожидая, что он предпримет. Голд вдруг порадовался, что от сверчка его отделяет прилавок. Кто знал, на какие выходки способен этот человек после Нового года? Обнять самого страшного жителя города в знак доброй воли, как выяснилось, было не так уж далеко в списке его дел.              — То, что я извинился перед вами, не означает, что я готов сесть на ваш черный диван и излить все свои душевные переживания. Люди подумают, что я стал мягкотелым, — с готовностью отказался он, махнув рукой. Обниматься — какая нелепая идея. Однако Арчи, казалось, ждал полного подтверждения. —Обниматься — это слишком сложная задача.              Плечи Арчи опустились от разочарования. Он, несомненно, строил планы по превращению Голда в следующего прекрасного принца. Ему хотелось, чтобы Арчи покинул его магазин, чтобы он мог подготовиться к свадьбе. Мелодия уже звучала в его голове.              — Как жаль… потому что, если бы вы так поступили, велика вероятность, что я бы оставил вам самый большой кусок свадебного торта. — Голд с откровенным шоком смотрел на Арчи. Неужели сверчок действительно вел с ним торг? За кусок торта?              О, но было бы здорово получить самый большой кусок. Еще приятнее было бы съесть его на глазах у Руби. Поглощать глазурные розы, насмехаясь над ней с каждым слизыванием глазури, наблюдая, как она ревнует, что ей не досталось всех радостей на своей же свадьбы.              Все, что для этого требовалось, — одно маленькое объятие.              Вздохнув, Голд обошел витрину со скоростью умирающей черепахи. Он критически осмотрел Арчи. Не могу поверить, что я это делаю, — простонал он про себя. Арчи, скорее всего, думал о том же, вот видно, как он мысленно радуется. Лучше покончить с этим, пока я не передумал.              Подойдя ближе, он неловко обхватил мужчину руками и прижался к его телу. Арчи с готовностью ответил на объятия, даже от души похлопал Голда по спине своей единственной целой рукой. Голд едва мог дышать от того, как крепко Арчи сжимал его, несмотря на сломанное запястье.              — Видите? Это не так уж и плохо, правда? Внутри становится теплее, — проговорил Арчи ему на ухо. Этого оказалось слишком много.              Голд нетерпеливо отпихнул Арчи и принялся деликатно оттирать костюм. Насколько он знал, весь оставшийся день от него будет пахнуть сверчком. Лучше достать одеколон. Арчи неуверенно покачивался на ногах, но на его губах все еще играла глупая улыбка.              — Если вы кому-нибудь об этом расскажете, — Голд угрожающе ткнул пальцем в отвратительный свитер-жилет, — вы обретете новый дом в коробке на моем подоконнике. А я по неосторожности забуду проделать дырки в крышке, чтобы вы могли дышать. — Арчи хватило ума нервно сглотнуть и направиться к двери.              — Конечно, нет. Это будет строго между нами. Врачебная тайна, — согласился он. — Должен ли я сказать Эмме, что вы согласились участвовать в свадьбе?              Голд открыл старинный том в кожаном переплете и пролистал пожелтевшие страницы. Это был один из тех случаев, когда он пожалел, что не держит под рукой дневник, — его волнение накатывало с невероятной силой, которую невозможно было сдержать. Дорогой дневник, это лучший день в моей жизни. Я, Эмма… идем к алтарю… ах.              — Нет, не надо ей говорить, — решил он. — Эмма любит сюрпризы.              …              Эмма ненавидела сюрпризы.              Церемония уже почти началась, но одного человека не хватало. Руби согласилась взять подружек невесты, но от фрейлин отказалась, решив, что ей не нужен кто-то, кто будет бегать за ее платьем. Белоснежка была в паре с Прекрасным Принцем, у Эллы был свой принц, а у нее кто?              Она даже не знала, кто это — Арчи и Руби так и не сказали ей. Если повезет, это будет Лерой. Или Вэйл. Или…              Тихий стук трости прервал ее нервную мысль. Пульс участился, и ответ обрушился на нее, как удар кирпича. Он выбил воздух из ее легких, заставил сердце бешено заколотиться. Какая ирония. Вот тот почему они ей так и не сказали.              — Ждете меня, дорогуша? — По крайней мере, он был одет элегантно, как обычно.              Конечно, он просто обязан был самодовольно сопровождать ее к алтарю. Его карие глаза неторопливо осмотрели ее в простом красном платье. Он резко выдохнул, как будто кто-то ударил его в живот. Она опустила взгляд на мягкие рюшки, рассыпавшиеся вокруг ее ног, и задумалась, что же он в этом на самом деле увидел.              — Боже, ну разве вы не красавица? Вам не составит труда затмить невесту, Эмма, если уж я сам об этом говорю.              Прежде чем Эмма успела обдумать комплимент, Голд взял ее руку и поднес к своим губам. Внезапное тепло на тыльной стороне ладони произвело забавное воздействие на ее сердце. Ее веки начали спокойно закрываться, пока его рот перебирал каждую костяшку ее руки.              — Эй, — перебил требовательный голос. На лице Голда промелькнуло раздражение, когда он неохотно опустил ее руку. Она закатила глаза, когда шаги ускорились. А вот и мой отец, готовый попытаться отпугнуть Голда. Попытаться — это главное слово.              Прекрасный Принц действительно слишком серьезно относился к своим новым родительским обязанностям. Между его чрезмерной заботой и способностью Белоснежки натягивать лук перед лицом опасности, она сомневалась, кого ей бояться больше, когда она приведет домой такого мужчину, как Голда.              — Никому не позволяется подходить и так целовать мою дочь, — грозно прорычал принц. Голд резко вздрогнул, когда Прекрасный отвел Эмму назад, взяв за плечи. Эмма тут же отшатнулась от него. Так вот каково это, когда родители ставят тебя в неловкое положение на публике?              — Поправка: Я не целовал вашу дочь. Я поцеловал руку вашей дочери. Если бы я поцеловал вашу дочь как положено, уверяю вас, последствия такого, так сказать «фейерверка» было бы трудно не заметить.              Эмма в отчаянии сжала переносицу. Ей хотелось, чтобы пол разверзся и поглотил ее. То ли Голд был настолько самоуверен в своих способностях к поцелуям, то ли он намеренно ставил себя на пьедестал, чтобы еще больше насмехаться над ее отцом. Прекрасный искал помощи у Белоснежки, но та была занята разговором с Золушкой.              — Я даже не хочу, чтобы вы целовали ее руку! Более того, я бы предпочел, чтобы вы даже не смотрели на то, что принадлежит моей дочери, — заявил он. Голд прижал руку к сердцу и резко вдохнул. Это заставило Эмму подавить хихиканье.              — Трудно будет не смотреть на нее, когда я буду грациозно сопровождать ее к алтарю. Единственный способ предотвратить это, дорогуша, — завязать мне глаза. — Прекрасный обменялся с Эммой изумленным взглядом. На его лице читалось легкое обвинение: — Он твой кавалер?              — Дай угадаю: Арчи тебе тоже не сказал? — Пустая озадаченность на лице отца подтвердила ее подозрения. Этому сверчку предстояло многое объяснить.              Как раз в этот момент объявили, что церемония начинается. Это только еще больше раззадорило Прекрасного Принца.              — Ну… я… просто держите глаза выше ее шеи, — смирился Прекрасный Принц, когда Белоснежка потащила его на место во главе шеренги. Что-то подсказывало Эмме, что Голд может не сдержать обещания.              — Готовы? — Голд протянул Эмме руку ладонью вверх.              Она глубоко вздохнула и положила свою руку в его. Он удивительно нежно сжал ее руку. Тут же он перехватил ее руку и притянул к себе. С таким же успехом они могли быть парой, собирающейся на вечернюю прогулку.              Затем двери церкви распахнулись, пропуская их внутрь, и очередь двинулась вперед по двое. Ноги Эммы были тяжелыми, как свинец: она никогда раньше не делала ничего подобного. Всякий раз, когда она представляла себе, как идет к алтарю, она представляла себя неуклюжей, спотыкающейся на полпути.              Золушка и ее принц прошлись в церковь впереди них, и вдруг настала их очередь.              Рука Голда крепче прижала ее к себе, и они начали путь к алтарю. Они двигались синхронно, уверенно и грациозно в присутствии друг друга. Шелковистая ткань костюма Голда касалась обнаженной кожи ее руки. Головы повернулись, чтобы рассмотреть их двоих, и большинство лиц были потрясены личностью ее партнера.              Голд, казалось, не возражает против такого пристального внимания. Она чувствовала, как его глаза восхищенно блуждают по ее телу, начиная со светлой макушки головы и спускаясь все ниже и ниже, запоминая каждый изгиб и линию, завершающие ее образ. Она не могла удержаться от небольшой улыбки, которая, как она знала, была ему понятна.              Спустя, казалось, целую вечность, они добрались до входа в церковь. Здесь они неизбежно должны были расстаться. Нехотя, Голд разжал руку, и его ладонь скользнула по ее руке, пока он не схватил ее за кисть. Это была последняя ниточка, висевшая между ними.              Он нежно сжал ее руку, но затем отпустил. Ее пальцы застыли в пустоте, там, где раньше было тепло его руки.              Люди все еще наблюдали за ее реакцией, когда Руби, наконец, направилась к алтарю, одетая в простое белое платье, которое спиралью ниспадало до пола, а бабушка сопровождала ее к алтарю. Эмме было трудно сосредоточиться на церемонии, даже когда Понго мчался к алтарю с кольцами, прикрепленными к его ошейнику.              На протяжении всей свадьбы лишь то, что она могла делать — это снова и снова сгибать руку, ощущая, как поцелуй Голда не покидает ее кожу.              …              Это был лучший момент в жизни Руби.              Он превзошел все те ложные воспоминания о ликующей свободе, когда в шестнадцать лет она купила свою первую машину и неистово гоняла по улицам Сторибрука, а бабушка не кричала ей в ухо, чтобы она сбавила скорость. Это было в десять раз веселее, чем мчаться на полной скорости по лесу в облике волка, когда ветер колышет ее шерсть.              Это было приятно.              В то же время ноги слабели и не могли удержать ее на месте. Платье казалось ей на сантиметр теснее, чем нужно, выдавливая воздух из легких. Сколько бы она ни бежала, ее сердце никогда не стучало так сильно. Она смутно ощущала, что ее рука дрожит, пока бабушка ободряюще не похлопала по ней.              — Расслабься, девочка. Ты всю ночь гуляла под полной луной, и тебе страшно идти к алтарю со своим будущим мужем? — Розовые губы Руби тревожно сжались.              Это был один из тех разговоров, которые они никогда не вели. Конечно, Арчи должен был пойти к бабушке и попросить ее руки, но до сих пор Руби понятия не имела, как бабушка относится к ее браку с Арчи. Единственным шумом был шелест Красного платья и сильное пульсирование в ушах.              — Я горжусь тобой, — прошептала бабушка одними лишь губами. Руби повернула голову в ее сторону. Неужели она ослышалась? Но бабушка непоколебимо смотрела ей в глаза, и сквозь ее очки Красная Шапочка увидела отблеск счастья. — Я подумала, что должна сказать об этом, прежде чем выдам тебя замуж.              На глаза Руби навернулись слезы, и она обняла бабушку, прежде чем та успела собраться с мыслями. Если бы это сделал кто-то другой, арбалет был бы вытащен в мгновение ока. Она никогда не сможет отблагодарить бабушку за все, что та сделала после ухода матери. Она растила ее, защищала, любила хоть и по-своему.              Бабушка успокаивающе погладила Руби по спине и обняла ее в ответ. Затем она выпрямилась, так как пришло время идти к алтарю.              Руби понятия не имела, как ей удалось заставить свои ноги сдвинуться дальше, чем на сантиметр, но вскоре она уже скользила по дорожке к алтарю, а в конце ее ждал Арчи. Даже в гипсе он все равно выглядел прекрасно. С каждым шагом она все шире улыбалась.              Внезапно она решила, что по-настоящему счастлива. Ей было все равно, что они застряли в Сторибруке; ей даже было все равно, что Голд был здесь, чтобы отметить этот славный день. Хотя она всегда считала, что его должно было поразить молнией в церкви.              А когда она стояла рядом с Арчи и слушала, как он произносит клятву, то едва могла дышать от радости. Ей казалось правильным находиться здесь, рядом с ним, произнося слова «Я согласна.» Она лишь надеялась, что где бы ни был Питер за пределами их мира, он был бы счастлив за нее сегодня.              — Теперь вы можете поцеловать невесту, — быстро прозвучала последняя фраза.              Нежно маневрируя, Арчи закрыл пространство между их телами. Его свободная рука погладила ее по щеке, прежде чем он опустил голову. Его губы нежно коснулись ее губ в одном чистом поцелуе, от которого ее душа стала легкой как воздух. Аплодисменты толпы затихли в ее голове, пока она наслаждалась этим ощущением — маленьким отрывком из тех дней, которые еще предстояло прожить.              Поцелуй не был требовательным, но и не был лишен эмоций. Он был идеальным.              Красная Шапочка улыбалась, когда поцелуй прервался, и все, что она слышала, это как Арчи снова и снова шептал «Я люблю тебя», когда его губы зарывались в ее черные волосы. А может, эти слова срывались с ее губ.              Она не могла дождаться их медового месяца в домике в лесу.              …              Она пришла к нему однажды ночью, вскоре после Нового года. Он ждал ее с тех пор, как наступил Новый год, — всегда предвкушал, всегда с нетерпением ждал этой ночи. Это сводило с ума, когда он думал, не придется ли ему ждать весь год, никогда не зная, только догадываясь, какая ночь будет той самой.              Удивительно, что он еще не заснул, когда раздался стук в дверь.              Он как раз собирался сомкнуть веки, когда услышал стук: снизу доносилось настойчивое постукивание. Он уставился в потолок, проверяя, не сон ли это. Может, ему стоит ущипнуть себя?              За последние несколько ночей ему несколько раз снились странные сны о предстоящем поцелуе с Эммой. В одном из них он целовал ее в полночь в рабочей комнате своего магазина. В другом он возвращался домой и заставал шерифа в своей постели, с розовыми щечками и умоляющим взглядом. Каждый раз он просыпался в одиночестве и в страшной агонии.              В дверь снова постучали. Он решил, что не сможет понять, правда ли это, пока не откроет дверь. Если бы только сегодня шел дождь. Ему ведь снился и такой сон.              Схватив трость, он спустился по лестнице в темноте. Он быстро накинул халат на свою черную шелковую пижаму, но вечерняя прохлада все равно пронизывала его. Это напомнило ему, как скудно он одет для такого случая. Он даже проверил дыхание и решил на всякий случай сунуть в рот мятную конфету.              В доме раздался третий стук, ужасно нетерпеливый. Он распахнул дверь.              Там стояла она, как всегда в кожаной куртке и джинсах. Кончики ее сапог покрылись белой коркой инея, а уши слегка покраснели от холода. Она с небольшой улыбкой осмотрела его наряд.              — Ты действительно знаешь, как одеться по случаю, — с юмором прокомментировала она. Он же предоставил ей возможность смотреть сколько угодно. Вдохновившись, он решил попозировать ей, поставив трость в пространство между ног и маняще выставив вперед свое тело.              — Эмма, — тепло поприветствовал он. — Чем могу быть полезен?              Они оба прекрасно знали причину ее присутствия на крыльце его дома, но то, чтобы она произнесла это вслух, только распалило бы его огонь. Она сжала бледные руки в карманах и пожала плечами. Когда она наклонила голову, с белокурых прядей упала пара шальных снежинок. Если бы только он мог поймать их языком.              — То есть ты хочешь сказать, что больше не желаешь поцелуя?              О, значит, она знала, как играть в дразнилки. Если бы она не знала, то он получил бы этот поцелуй именно на Новый год, и она не стояла бы сегодня на его крыльце. Дразнилка отлично справилась со своей задачей — она заманила его к себе. Протянув руку, он ласково погладил ее по щеке.              — Наоборот. Можно сказать, я… жаждал его, — промурлыкал он. Эмма сделала небольшой вдох, ее бёдра слегка дёрнулись. Приятно было узнать, что он оказывает на нее столь желанное воздействие. — Не хочешь ли зайти с мороза?              Он шире открыл для нее дверь и отступил с ее пути. Эмма неуверенно прикусила губу и проскользнула мимо него, на его территорию. Он не был уверен, что отпустит ее. Она окинула взглядом захламленную гостиную, когда он закрыл дверь.              — Итак… как мы должны это сделать? — Она провела пальцем туда-сюда между ними.              Он ухмыльнулся ее затянувшемуся дискомфорту. Было бы забавно полностью сломить ее, чтобы она раз и навсегда избавилась от этого дискомфорта в его объятиях. Тепло их новогодней связи дремало внутри нее. Пришло время пробудить его.              — Мой единственное условие — получить от тебя поцелуй, Эмма. Как ты это сделаешь… где ты это сделаешь, зависит только от тебя. — А под «где» он подразумевал ее выбор обстановки. Кухня, спальня, душ… возможности были безграничны. Однако он не согласился бы ни на что меньшее, чем поцелуй в губы.              Он прислонил трость к стене и протянул к ней руки. Халат соскользнул с его плеч, но никто не возражал против этого. Возбуждение, пульсирующее в его жилах, напомнило ему о том, как она обыскивала его на кухне закусочной. Кожа зудела от прикосновений ее пальцев, губы ждали, когда она соединит их со своими…              Шаг за шагом Эмма приблизилась и прижала руки к его груди. Грудь вздымалась под ее пальцами, а сердце колотилось прямо под ними. От его груди ее руки двинулись по шелковистой ткани к шее, а затем еще выше, обводя по обе стороны его лицо.              Ее губы приоткрылись, а голова наклонилась вперед…              — Подожди, — прервал он ее, когда ее рот оказался в сантиметре от его губ. Ее дыхание щекотало его нижнюю губу. Она вопросительно подняла глаза, несомненно, желая узнать, не передумал ли он. Ничего подобного. Один из его пальцев провел по изгибу ее губ, заставив ее вздрогнуть. — Прежде чем мы начнем, задам один вопрос. Почему ты пришла именно сегодня?              Она озадаченно покачала головой. Неужели она ожидала, что он будет знать о какой-то мелочи? В этом дне не было ничего особенного, пока она не постучала в его дверь. На ее губах заиграла легкая улыбка.              — Ты не помнишь? — Он откинул голову назад, пытаясь отыскать в мозгу хоть какую-то информацию, которую она имела в виду. Может быть, она сказала что-то в канун Нового года? Он так не думал. — Сегодня твой день рождения… Голд. — Она сделала особое ударение на его фамилии в Сторибруке.              Лампочка зажглась. Ах, да — это был день рождения мистера Голда, хотя никто в городе никогда его не праздновал. По крайней мере, так должно было быть, как только наступила полночь. О, разве Эмма не маленькая лисичка? Преподнести ему ранний подарок на день рождения.              Отблеск заманчивости озарил изумрудные глаза.              — Есть еще вопросы? — Эмма высокомерно вздернула бровь, хотя они оба уже знали ответ на этот вопрос.              Одним быстрым движением она прильнула к его губам. Блаженство разлилось по его венам, теплое, как тропический океан, когда он заключил ее в объятия и горячо поцеловал в ответ. Кто-то из них тихонько застонал, но источник был неважен. Кровь стучала в ушах, а руки Эммы обхватили его шею, безмолвно умоляя приблизиться ближе. Кончики его пальцев танцевали по ее груди, а ее губы приоткрылись, открывая ему весь доступ, который он только мог пожелать.              Он подумал, не заложило ли у него уши, когда услышал, как его имя срывается с ее губ между поцелуями. Боги, он надеялся, что это не сон — его разум все еще пытался решить, было ли это явью. Если это был сон, то на самом деле он оказался чертовски приятным.              И тогда он пришел к выводу, что ему просто все равно, сон это или нет. Он просто обязан наслаждаться этим.              Обхватив ее руками, он прижал ее тело к стене. Воспользовавшись удачным предложением, он целовал ее до тех пор, пока у них почти не кончился воздух. Оторвавшись от нее, он наслаждался вишнево-красным оттенком ее губ и ее тихим дыханием. Поцелуи спускались по ее шее, а его пальцы играли с низом ее куртки.....              Ей будет лучше на полу.              Она, похоже, согласилась с ним, отстранившись от его губ на достаточное расстояние, чтобы освободиться от его объятий. А потом он с благодарностью вернулся к ее шее, свободной от воротника. Лучше бы это был не сон, — простонал он про себя. Иначе его поместье будет весьма плачевном состоянии, когда он проснется.              Он уже полностью погрузился в тонкий аромат ее волос, когда их момент прервал резкий щелчок. Это прозвучало как-то странно. Перестав целовать ее шею, он опустил взгляд и обнаружил, что на его запястье застегнут в наручники. Он ухмыльнулся.              — Это та часть, где ты приковываешь меня к кровати и мучаешь моим особым подарком на день рождения? — Его голос был грубым и хриплым, выдавая его нестерпимую похоть. Эмма попыталась скрыть свое желание, но он видел его как сквозь стекло.              Тем не менее, она пыталась вести себя безучастно, как и подобает профессионалу. О, Эмма. Мы с тобой только начали веселиться.              — Нет, это та часть, где я вынужден арестовать вас за взлом и проникновение в магазин мистера Кларка с целью кражи батончиков «Apollo» на 106 долларов. И 2 доллара за клешню робота. — Обойдя его кругом, она застегнула наручники на другом его запястье. Он почувствовал ее сопротивление: она не хотела его арестовывать, но ей пришлось это сделать, чтобы не рисковать работой.              Опустившись на пол, она вытащила что-то из кожаной куртки. Это была сложенная пачка бумаг. По крайней мере, до тех пор, пока она не развернула пачку перед его лицом и он не узнал, что это такое на самом деле.              — Оказывается, мистер Кларк установил камеры после того, как Ава и Николас слишком часто грабили его магазин, — сказала она, разложив перед ним фотографии. На одной он входил в магазин, на другой — хватал роботом-клешней сразу две конфеты. Он выругался про себя.              — Я оставил на прилавке долговую расписку, — сказал он, не выказывая ни малейшего беспокойства по этому поводу. Эмма сунула фотографии обратно в куртку и решительно взяла его за локоть. Не так он ожидал провести свой день рождения.              — Судя по всему, был и свидетель взлома. Он был очень рад рассказать мне все подробности, — сообщила она, ведя его к входной двери. Он ошеломленно пытался вспомнить, какой проныра мог видеть его в ту ночь. В закусочной были все… кроме одного.              Джефферсон. Это была его месть.              — Может, мой арест подождет до утра, дорогая? — Была уже полночь. По его мнению, это мало что меняло. Он же не собирался сбегать из города. К тому же было бы здорово, если бы он смог убедить ее остаться на ночь.              — Ты знаешь, что я не могу игнорировать обязанности своей работы, Голд. Если бы я это сделаю… — Ее слова оборвались. Не нужно было быть хирургом, чтобы понять, чье лицо представляет себе Эмма.              Даже если проклятие было снято, она не могла рисковать, предоставляя Реджине дополнительные возможности выгнать Эмму из Сторибрука. Более того, игнорирование требований работы показало бы ее безответственность перед городом.              — Королева уволит тебя? — Ее молчание стало достаточным ответом. — Почему-то я в этом искренне сомневаюсь. К концу недели она уйдет с поста. От меня потребуется лишь одно маленькое слово, и она больше не подумает вмешиваться в твою жизнь. — Эмма крепче сжала его руку. Ей не нравилось говорить об этом.              — А если она не послушается твоего особого слова? Если она попытается выставить меня каким-то предвзятым, коррумпированным человеком, непригодным для того, чтобы быть шерифом? Что тогда?              Он наклонил голову, чтобы посмотреть на нее через плечо.              — Разве ты не знаешь меня, Эмма? У меня всегда есть план Б. — Он жестом указал на маленький столик у двери.              Она нерешительно проскользнула мимо него и открыла ящик. В нем лежала только папка из маниллы с несколькими интересными снимками. Фотографии Реджины в наряде служанки, прислуживающей Ворчуну и Нове, как обычная прислуга.              Глаза Эммы широко распахивались, чем больше она пролистывала снимки.              — Шантаж? — Это прозвучало так отвратительно. Но он не стал отрицать. Как однажды было сказано между ними в его магазине: она могла не одобрять его методы, но результаты всегда были благоприятными.              — Камера Руби творит чудеса, — заметил он. Он покачал закованными в наручники запястьями. —’Если Реджина не хочет, чтобы все видели эти фотографии, расклеенные на столбах на каждом углу города, она будет вести себя хорошо. Отложи это до утра. — Это была почти мольба.              Постепенно Эмма прониклась его рассуждениями и положила папку на столик. Она кивнула. Он не мог попросить ее полностью игнорировать эту ситуацию, потому что это противоречило бы всему хорошему, что было в ней, но он мог попросить ее хотя бы немного повременить с этим.              — Хорошо. Но утром ты первым делом отправишься в участок, — пригрозила она, даже ткнув пальцем. Он надеется, что это произойдет после специального праздничного завтрака в постели.              — Хорошо, Шериф. А теперь, если вы не возражаете… — Он повернулся, чтобы дать ей возможность увидеть наручники. Ее сапоги цокали по половицам, когда она подошла к нему сзади. Прошло мгновение. Забавно, но наручники не расстегивались. Неужели она потеряла ключ?              — Думаю, в наручниках ты мне нравишься больше, — поддразнила она, проведя руками по его обтянутым шелком рукам. О, так вот в какие игры она любила играть. Он погрузился в ее прикосновения, когда ее губы защекотали его шею.              —Полагаю, Шериф, я все-таки стал вашим пленником. — Это была далеко не самая худшая участь в мире. К его удивлению, она отстегнула наручники. Он потирал запястья от дискомфорта на коже, пока она отбрасывала наручники на диван. Затем она подошла к нему и снова поцеловала.              — Я давно хотела это сделать, — призналась она тихим шепотом, когда их поцелуй прервался. Она улыбнулась нежной улыбкой, специально приготовленной для него.              Чтобы доказать, что он чувствует то же самое, он обхватил ее за шею и поцеловал так же страстно. Он не знал, в котором часу заключил ее в свои объятия и увлек в спальню, но было уже за полночь.              Во время романтической ночи с Эммой его телефон завибрировал на кухонном столе, и на его экране появилось новое текстовое сообщение от Джефферсона. С днем рождения. Через каждый года его рождения стоял смайлик.              …              Конец.