Его негласное табу

Вместе. Он и Столас. Спустя столько времени, недопониманий, разногласий, вранья, недомолвок они, блять, вместе! Они пара, и от ещё пока неполного осознания этого факта, но всё же, у Блица уже что-то теплеет в груди, распространяясь по всему телу до самых кончиков пальцев и наполняя умиротворением, радостью. Бес чувствует себя странно, даже чуждо: мысли, обычно гнетущие, тяжёлые, будто гири, больше не гуляют по несчастной голове, не мучают, словно там открылось какое-то ранее не замечаемое окно, из которого эти самые мысли и выветрились; усталость и раздражение, как верные спутники по жизни несколько последних лет, кажется, тоже решились куда-то смыться, ведь теперь спину почему-то не ломит, Блиц не закидывается с утра несколькими чашками кофе, лишь бы придать себе каплю бодрости, не кричит, не вспыхивает подобно спичке, не срывается на бедняге Мокси из-за всяких пустяков к удивлению последнего, похоже, давно привыкшего к заёбам и тараканам своего босса, а не к «Ты молодец, Мокс!». Он ничего из вышеперечисленного не делает, его ничто не гнетёт, его не тянет на дно, а наоборот, какая-то неведомая сила заставляет его без проблем подниматься по утрам, идти на любимую работу, не собачиться и крыть проклятьями каждого, а вместо этого легко и непринуждённо улыбаться. — Что с тобой, чёрт возьми? — не выдерживает Луна, когда в один из вечеров собирается потусоваться на очередной вечеринке, а в ответ получает только сухое и краткое «Ага». Ни расспросов, ни пререканий, ни сюсюканий. Просто несвойственное, простое, настораживающее «Ага». Она подходит к вяло сопротивляющемуся приёмному отцу, прикладывая лапу к его лбу. — Ты не заболел? О, да! Определённо болён, и имя этой очаровательной пернатой болезни — Столас, думает Блиц. И ведь болезнь то, сука, такая приятная! Среди симптомов гулко бьющееся рядом с одной пташкой сердце, покалывание пальцев, которые слишком часто за последнюю неделю тянулись к телефону, чтобы либо написать такой королевской жопе, либо просмотреть пока немногочисленные совместные снимки, и навязчивая тоска, проявляющаяся периодически вдалеке от принца Гоэтии. Блиц чувствует царящее внутри себя спокойствие, и на этом сложно не концентрировать своё внимание, ведь оно совсем не уместно, когда проблемы окольцовывают тебя, а ты сидишь посередине этого круга, попивая чаёк и наблюдая, как эти самые проблемы не уменьшаются, а лишь прибавляются. Вроде что-то делать надо, а вроде как-то похуй. И Блица в первое время это состояние максимально не устраивает, поэтому он, как всегда, пытается снова сбежать от своих чувств, от этих странных и диких ощущений, в очередной раз закрываясь глубоко в себе и отталкивая любого, кто пытается эту самую броню пробить. Только вот в этот раз обычно действующая защита терпит поражение, безнадёжно треща по швам. Казалось бы, где же проработанная система дала сбой? Ответ прост: новоиспечённый партнёр просто не дал этой системе запуститься. Наконец вступив в официальные отношения со своим бесёнком, Столасу удалось узнать его лучше. Страхи, переживания, прошлое, раны — всё это постепенно раскрылось перед ним веером, от которого сердце принца невольно сжималось. Как можно пережить столько боли, а затем нести всю эту ношу в себе все эти годы? Теперь уже, прокручивая их совместные моменты у себя в голове, он понимает Блица как никогда раньше и как никто другой — тот просто пытался уберечься от очередных страданий, тая в душе копившуюся и копившуюся ненависть к самому себе. Почему же Столас раньше не догадался о психологических травмах возлюбленного? Почему же был так слеп, когда Блиц буквально кричал своим поведением: «Не уходи, мне нужна помощь!»? — Блиц, — обращается он к партнёру, когда тот уворачивается от прикосновения родных губ в другую сторону, — Что случилось? Столас видит, как бес хмурится и целенаправленно избегает его взора, бегая взглядом по всему помещению, но не по нему. Блиц испуганно вздрагивает, когда тёплые и нежные ладони ложатся ему на лицо, несильно сжимают, не настойчиво заставляя восстановить зрительный контакт. И Блиц всё же смотрит, ожидая увидеть напротив раздражение, укор или даже гнев, но не замечает. Рубиновые глаза, кажется, заглядывают прямо в душу. В них плещется лёгкое беспокойство, заинтересованность и… нежность? Да, именно нежность, от которой сердце щемит так сильно, что возникает чувство — ещё чуть-чуть и оно не выдержит. — Блиц… Столас еле слышно выдыхает его имя, от чего орган в грудной клетке делает кульбит. — Скажи мне, что не так? У беса возникает огромное желание бросить небрежное «забей», как он обычно раньше делал, и Блиц уже хочет его осуществить, только взгляд напротив сразу же выбивает воздух из лёгких. Сейчас Столас смотрит с некой строгостью, будто предупреждая, чтобы тот и не думал отмахиваться. Блиц теряется в мыслях о том, когда же принц стал таким внимательным, настойчивым, но при этом оставаясь одновременно чутким, понимающим, готовым в любой момент отступить, лишь бы Блицу было комфортно. Такое отношение к себе смущает, в какой-то степени раздражает, но, признаться честно, завораживает, греет изнутри. Бес делает глубокий вдох, прежде чем его прорывает. — Столас, я… — он запинается, но демон и не торопит, терпеливо ждёт, когда тот соберётся с мыслями, — Послушай, ты вовсе не думай, что дело в тебе, нет, это не так. Просто… Дело во мне. Я сейчас ощущаю непривычные мне чувства, в прошлые разы всё было по-другому, и… я не знаю как теперь справляться со всем этим… К удивлению, слова льются потоком сами, видимо, уставшие таиться где-то в глубине, прятаться в тени. Блиц опять задумывается о том, как не свойственно открыт он становится рядом с людьми, а в особенности с демоном, сидящим напротив. Чёртовы эмоции, ранее закрытые для всех на тяжёлый замок, теперь буйно выплёскиваются наружу. «Что же ты со мной творишь?» — Тебе неприятно то, что ты чувствуешь? — Что? — глупо переспрашивает Блиц. Столас повторяет снова. — Тебе неприятно то, что ты чувствуешь? Блиц замирает на пару мгновений, прислушиваясь к своим ощущениям. Неприятно? Нет, скорее наоборот, очень приятно, да настолько, что тело целиком распирает необъяснимое счастье, закрадывающееся в каждую клеточку. Он чувствует как его тянет к Столасу, к этому бархатному тембру, к этим по-аристократически красивым рукам, прикосновения которых обдают жаром чувствительную кожу, и он просто никак не может этому сопротивляться. Нет, здесь точно нет ничего неприятного. — Нет. Столас, радостный от того, что Блиц так спокойно идёт на контакт, делится своими переживаниями, не закрывается, а помогает ему лучше понять его, наклоняется и чувственно целует в макушку, заставляя возлюбленного чуть-чуть зажмуриться. Их беседы касательно своих чувств начались относительно недавно, но уже имели прогресс, чему Столас не сказано благодарен, ведь разговоры — та вещь, которая действительно позволяет осознавать все аспекты взаимоотношений, и их отношения тому самый правдоподобный пример. Иногда демон жалеет, что они стали разговаривать друг с другом так поздно, ведь между ними всё могло проясниться намного раньше, но лучше уж сейчас, чем никогда. — Мой дорогой, тебе не нужно стесняться своих ощущений и бежать от них, — принц соприкасается с бесом лбом, в то время как тот внимательно впитывает в себя каждое сказанное слово, будто находясь под гипнозом, — Всё, что ты чувствуешь совершенно нормально. Да, я знаю, тебе дико, непривычно, и вместо того, чтобы с этим разобраться, ты пытаешься отдалиться, защищаешься, думая, что так будет проще, что, в случае чего, будет не так больно. Но, прошу тебя, поверь мне, я не причиню тебе вреда, и всё будет хорошо, пока мы вместе со всем этим справляемся. Не закрывайся от меня, а говори всё, что тревожит и беспокоит. Я рядом, милый, всегда, слышишь? Блиц сравнивает сейчас себя с ребёнком. Вроде Столас говорит такие истинные и понятные всем вещи, почему же тогда такие мысли не возникают в его сознании, когда он опять пытается рубить всё на корню? И ответ находится: раньше такого никогда не было. Столас не похож ни на одного из его бывших партнёров, в них нет того, чего у принца полным-полно — понимания, искренности, заботливости, и это примагничивает, подкупает, приманивает, да так, что отпускать и уходить совсем не хочется. Блиц тихонько смеётся, получая взамен недоумённое выражение лица. — Я не заслуживаю тебя, Столас. — Не говори ерунды! — принц легонько щипает его за бок, и возмущённое «Ай!» разносится по комнате. Оба смущённо улыбаются и около минуты рассматривают друг друга, будто видят впервые. Бес протягивает ладонь к щеке демона, мягко поглаживает, а затем в миг со всей серьёзностью произносит слова, от которых Столас млеет. — Спасибо тебе. Правда. Я пока только привыкаю ко всему этому, но, эй, дай мне, пожалуйста, время. Я очень ценю твою помощь. Столас, блять, ты не представляешь, как я ценю тебя! И если ты веришь, что мы справимся… тогда и я верю в нас. Принц не выдерживает. Он с потоком рвущейся наружи страсти припадает к губам возлюбленного, с облегчением отмечая, что Блиц на этот раз не отстраняется, а также напористо отвечает ему, сталкивается языком с его, исследует и изучает внутри, а уже через несколько секунд опрокидывает на кровать, устраивается на его бёдрах, шарит руками по отзывчивому на ласки телу. Блиц попросил дать ему время, и он его даст, торопиться им некуда, а значит, что у того будет достаточно дней, чтобы разобраться в себе, а Столас с удовольствием с этим бесу поможет. После этого разговора Блицу реально легчает. Чувства, казавшиеся неправильными и неуместными, теперь такими не являются. Он их осознаёт, не старается отрицать, полностью принимая то, что одна демоническая сова смогла так глубоко поселиться в его голове, мыслях и сердце. Утром, просыпаясь в кольце родных рук, Блиц искренне недоумевает: почему раньше норовил побыстрее сбежать от них? Столас такой мягкий, словно пушистое облако, и бес невольно жмётся к нему ближе, трётся щекой об оперение, ещё разморённый крепким сном. Бес в такие моменты готов буквально кричать всему миру о том, как же он любит своего охуенного парня. Однако пока об их отношениях не знает никто, возможно лишь сотрудники И.М.П. догадываются. Ещё бы, босс сам не свой какую неделю ходит, ничего не объясняет, но спрашивать они его об этом, конечно, не осмеливаются, считая, что такие изменения идут тому явно на пользу, да и терпение его испытывать даже в таком состоянии лучше не стоит. Столас вскоре затронет тему раскрытия их отношений хотя бы перед близкими, но Блиц категорически откажется это делать, утверждая о его неготовности к такому, и принц примет, не станет настаивать. Потом, так потом. Главное, что сейчас у них всё хорошо, и они продолжают прорабатывать проблемы друг друга. Только вот такая штука, как социальные сети, никогда не дремлет, и вскоре невольно их пара становится достоянием общественности.

***

Это случается совершенно неожиданно. Блиц, допивая остатки своего чёрного кофе, прибирает какую-то оставшуюся бумажную волокиту на своём столе, складывая её аккуратной стопочкой на краю. Очередной день компании И.М.П. подходил к концу, а это значит, что совсем скоро он освободится и сможет со спокойной душой отправиться домой отдыхать. Клиенты сегодня были какие-то очень тяжёлые и слишком дохуя требующие, и не раз вышедший из себя за последние несколько часов Блиц чувствовал себя, мягко говоря, паршиво. Столас, который, конечно, был в курсе всех происшествий, ведь, блять, надо же кому-то пожаловаться, а если этот кто-то по совместительству ещё и твой парень, так тем более нужно поделиться сведениями о том, какие охуевшие личности проживают у них в Аду, лишь терпеливо, в своей манере, выслушивал гневные тирады по телефону, когда появлялось свободное время, изредка выражая своё согласие короткими поддакиваниями. Тишину в кабинете и поношение клиентов отборными словами у себя в голове нарушило пришедшее сообщение. Вообще, большую часть жизни телефон беса всегда стоял на беззвучке, ведь это постоянное «трын-трын» иногда нехило подбешивало, но за последний месяц Блиц научился терпеть раздражающие входящие уведомления, ведь теперь была по-настоящему стоящая причина их мониторить. Пальцы открывают диалоговое окно, глаза быстро пробегаются по написанным строчкам, а губы трогает лёгкая улыбка. Мой совёнок) Освобожусь где-нибудь через час. Если захочешь, можешь приехать ко мне, посмотрим кино или снова пообсираем твоих заказчиков) 16:17 «Пообсираем твоих заказчиков». Мило. Хмыкнув, Блиц быстро печатает ответ.

Вы

Звучит заманчиво. Обязательно

приеду)

16:18

Бес не перестаёт глупо улыбаться, стоя один в опустевшем офисе, ведь Луна свалила уже где-то в час дня, а М&М оставили его минут пять назад, с телефоном в руках. Вот вроде ничего такого Столас не сделал, просто пригласил к себе. Мелочь, но всё равно почему-то приятная. Их отношения медленно, но верно продолжали развиваться, и если ещё недельки три назад Блиц мог повыёживаться, мол, не сильно он и привязан к принцу, то сейчас же нет, такого сказать не мог, даже не всерьёз, ведь общение и встречи с каждым разом набирали и набирают обороты, заставляя тянуться к партнёру всё ближе и ближе. Да, такими темпами им грозит опасность срастись вместе, и нет и недалеко до этого, вон уж, посмотрите, босс компании убийц стоит и лыбится, как дурачок, от какого-то коротенького сообщения. Хотя перспектива стать одним целым с возлюбленным не тяготит и вовсе, а кажется даже привлекательной, как бы пошловато это не звучало. Дверь в его кабинет резко распахивается, ударяясь со всей силой об стену. Блиц, подпрыгнув от неожиданности и чуть не выронив телефон, оборачивается. — Мокси?! Ты здесь что забыл? Мокси собственной персоной стоит на пороге, опираясь рукой о косяк, второй приглаживая потрёпанную одежду. Его дыхание сбито, словно он успел поучавствовать в марафоне по бегу, и теперь максимально старается отдышаться, немного жестикулируя одной ладонью, явно стараясь что-то сказать. — Сэр… — хрипло начинает он, но воздуха снова не хватает, и бес стремиться восполнить его запас. Блиц почему-то напрягается, нутром чуя какой-то надвигающийся пиздец, но всё же решает не торопить события и продолжает покорно ждать, когда же его сотрудник начнёт говорить. Тот несколько раз откашливается, прежде чем выдать такой поток информации, от которого Блиц вообще перестаёт понимать что-либо в этом мире. — Сэр! Там полно журналистов, они буквально повсюду, окружили целиком все выходы и окна первого этажа! От них никакого проходу нет! Стоило нам только с Милли выйти, как нас засыпали вопросами про ваши отношения с принцем Столасом. Сэр, нужно что-то делать! Может выйдете и поговорите с ними? Они требуют ваших ответов на их вопросы. Я попытался отбиться от них, сказал, что вы уже давным-давно уехали, и вас нет в офисе, но они обвинили меня во лжи, ведь у вашего дома сейчас тоже находятся корреспонденты, которые вас там не видели! Сэр? Что вы молчите? Блиц! Блиц больше не обращает внимания на остальное щебетание Мокси под ухом, которое теперь кажется лишь белым шумом. В голове вертятся обрывки услышанных фраз. «Там полно журналистов» «Они требуют ваших ответов…» «… у вашего дома сейчас тоже находятся корреспонденты…» «… засыпали вопросами про ваши отношения с принцем Столасом…» Отношения с принцем Столасом Сердце, кажется, будто остановилось. Его сдавило в крепкие тиски, как и всего его хозяина целиком. Тело прошибает холодным потом, мысли путаются и закручиваются в один скомканный узел, и здраво думать больше не получается. Как все узнали? Где они успели засветиться? Конечно, особой шифровки у них не было, но на публике, после случая в Оззи, они никогда не появлялись вместе, да и тогда оба не подверглись обсуждению прессы, всё это быстро замялось, не успев перерасти во что-то большее. Но опять же в тот момент отношения были на другом уровне, а сейчас они официально встречаются. Значит ли это, что в руки журналистов попало нечто слишком личное, способное подтвердить их уже крепкую связь? Что всё это, чёрт возьми, значит? — Сэр, — рука Мокси ложится на его плечо, слегка трясёт, приводя в чувство. Взгляд фокусируется на сотруднике, который обеспокоенно следит за состоянием своего босса. Мокси не спрашивает как он, не спрашивает правдивы ли высказывания проклятых журналистов, не добивается услышать истину. Бес просто стоит рядом, придерживает за локоть, не торопит собраться и сделать хоть что-нибудь, а вместо это дарует негласную поддержку. Блиц уверен, что тот всё понимает и знает, и если только догадывался об его окрепшей связи со Столасом, то теперь то, видя метания виновника происходящих действий, точно подкрепляет своё мнение неопровержимыми фактами на лицо. Блиц чертыхается, материт про себя всё на чём весь Ад стоит, этих сующих куда попало собственный нос работников вестей, Мокси, который, блять, по сути не виноват, что оказался в очаге событий, но стоящий сейчас тут и наблюдающий, как его босс легко теряет контроль над самообладанием. Он чувствует слабость, беспомощность, которую так яростно пытается утопить, ведь стыдно сейчас даже в глаза сотруднику напротив смотреть. Но тот, будто специально, не показывает признаки какого-либо осуждения, и Блицу от этого ещё хуже. Лучше бы было привычное презрение. От процесса бесконечноспособного продолжаться самоугнетения спасает такое громкое «трын-трын», становящееся временным глотком чистого воздуха. Короткое «приезжай» от возлюбленного кажется не то приказом, не то просьбой, и, наверное, является больше вторым, означающим одну важную деталь. Столас уже в курсе происходящего. Блиц хватает со стола какие-то вещи, на ходу достаёт ключи от машины и быстро покидает офис, оставляя растерянного Мокси так и стоять у себя в кабинете. Он потом разберётся со всеми остальными, главное — приехать к Столасу и разобраться в случившейся хуйне, пока эта самая хуйня не раздавила не только их отношения, но и его самого. Бес бежит по лестнице, совершенно забыв из-за хлещущих эмоций о существовании лифта. Хотя, может, это и к лучшему, будет больше времени для того, чтобы морально собраться к столкновению с толпой жаждущих сенсаций корреспондентов. Блиц спускается на первый этаж, слыша непривычный шум даже для Имп-Сити снаружи. На встречу ему откуда-то выбегает Милли, и из её речи он разбирает лишь искреннее «Мне жаль!», на которое босс не обращает сильное внимание, подходит ближе к выходу, и старается собраться с силами, видя, как через стеклянные двери оживляются журналисты в первых рядах, завидев виновника их общего собрания. Судорожный вдох не рассеивает сомнения и волнения, и бес понимает, что не готов к этому. Он без понятия, что у людей снаружи есть на него и на Столаса, так что может лишь схематично представить характер вопросов, которые выльются на него стоит ему только выйти. Несколько неуверенных шагов вперёд, открытые двери, и громкая толпа уже становится невыносимой. Повсюду ослепляющие и дезореинтирующие вспышки фотокамер, снующие тут и там большие видеоаппаратуры, старающиеся запечатлить каждый момент, микрофоны, которые десятками сразу тычутся ему прямо в лицо, с целью не упустить ни единого слова. Вопросы, как и ожидалось, сыпятся, не переставая, перебивают и перекрикивают друг друга, но Блиц их не слышит. Его резко переносит в прошлое, когда точно такой же ажиотаж творился около сгоревшего по его вине цирка Бакзо. Он помнит дрожь по всему телу, его колотило, будто сверху опрокинули ведро ледяной воды. На месте царит запах гари, копоть забралась в лёгкие. Учащённое дыхание и сердцебиение ситуацию лучше не делают. А они все смотрят, стоят и спрашивают, вместо того, чтобы помогать всем выжившим. Он чувствует нарастающий гнев и ненависть к журналистам, к работникам цирка, к отцу, а главное к самому себе. Образ живой матери возникает перед глазами, и вина затапливает его с головы до ног. Кто-то что-то говорит ему, Блиц не разбирает, поглощённый удушающими мыслями самобичевания. И сейчас он точно так же стоит перед вестями. Нет никакого пожара, никто не умер и не умирает, тогда почему вина находит место быть сейчас здесь? Один из общего сборища журналист сильно хватает его за руку и разворачивает прямиком к нему. Блиц аж пропускает вдох от такой наглости, а руки таки чешутся ударить того по морде, но он вовремя себя останавливает, лишь резко скидывая его конечность с предплечья. Не нужно делать ситуацию ещё острее. — Блиц, Блиц, подтверждаете ли вы, что состоите с принцем Столасом в отношениях? Как относитесь к всплывшим недавно в сеть снимкам? Знаете кто автор публикации? Как давно вы встречаетесь? Тот всё тараторит и тараторит, рядом стоящие тоже не остаются в сторонке, параллельно подкидывая ещё какие-то фразы. Поток информации настолько огромен и резок, что обдумывать всё сказанное не выходит. Снимки в сети? О каких снимках они, чёрт возьми, говорят? Блиц понимает, что попросту теряет с ними время, поэтому начинает отбиваться от всех, отталкивать руками, прочищая себе путь к парковке. Нужно срочно добраться до особняка Столаса и разобраться в произошедшем. Он медленно, но верно пробирается сквозь толпу неугомонных папараций, изредка раздавая слабые удары для особо приставучих. — Сэр, а вы в курсе, что многие считают вашу пару неприемлемой для общества? Бес поражённо глазеет на особу, которая осмелилась у него такое спросить, к сожалению, про себя отмечая, как её неосторожные слова смогли его хорошо задеть. Блиц старается держать лицо и не выдавать ни одной эмоции, но внутри уже бесповоротно закручивается ноющий узел. Конечно же, он много думал про это, в особенности в самом начале их отношений. Это была одна из причин, из-за которых Блиц пытался оттолкнуть Столаса от себя. Тот — принц, член семейства знатной и богатой Гоэтии, в то время как он сам ячейка слабого, бесправного и низшего сословия. Их связь не то, что неприемлема, она, в каком-то роде, запретна. Но Столас был непреклонен перед своей позицией, постоянно доказывая партнёру, что ему плевать с высокой колокольни хотелось на какие-то там нормы общественности, что они пережили столько всего не ради того, чтобы расстаться из-за нелепых мнений других, нет. И они это проработали, вместе, проговорили, и Блица больше это не волновало. До этого момента. Теперь опять всё кажется неправильным. Опять хочется убежать от всего и ото всех, закрыться в своём внутреннем мире, не подпускать, прогонять. Он прокручивает в голове слова Столаса о том, что разные статусы никогда не смогут повлиять на их взаимоотношения, тем самым помогая себе успокоиться, твердя, как мантру «Всё будет в порядке». И самовнушение немного работает, позволяет вдохнуть полной грудью и на миг отключить тревожные мысли в голове. Блиц игнорирует выжидающий на свой вопрос взгляд корреспондентки, проходит мимо, слегка сталкиваясь с ней плечом, и как можно быстрее прорывается к своей машине, лишь бы не услышать что-нибудь ещё такое ранящее. В салоне надоедливый гам не полностью, но заглушается. Бес вставляет ключ зажигания, прокручивает несколько раз, прежде чем раздаётся рёв мотора, и пару раз громко сигналит, чтобы окружившие машину со всех сторон люди немедленно отошли, а то Блиц клянётся, что не сдержится и убьёт кого-нибудь сегодня. Через минуту ему удаётся покинуть парковку и оставить прессу позади. Он едет, сначала не разбирая дороги. Внутренний голос что-то постоянно шепчет, выдвигает самые плохие теории, предположения и исходы этого дня, но хозяин усердно не слушает его, мчась с даже для Ада слишком большой скоростью по городу. Вскоре Блиц бьёт по тормозам. Он не знает где остановился, потому что не обращает внимания на окружающий мир. Складывает руки на руле, утыкается в них. Когда он один, чувства едят с двойной силой, и теперь уже так просто от них не избавишься. Блиц думает, за что ему это? Почему он элементарно не может быть рядом с любимым демоном и быть счастливым? Почему между ними всегда возникает какая-то преграда? Почему всем вообще есть дело до них двоих? Почему всё так сложно? Почему? «Потому что я другого не заслуживаю.» Потому что нужно было сразу всё это заканчивать. Никто бы не страдал сейчас: ни Милли с Мокси, которым пришлось ощутить на себе напор вестей, ни он сам, ни Столас, для которого вся эта ситуация может плохо кончиться. Столас. Имя отдаёт горечью на языке. Вот уж кто-кто, но Столас был самым последним, кому бы Блиц хотел нанести вред. Столас заслуживал тихой, спокойной, размеренной жизни как никто другой, рядом с любимым человеком, с которым он будет счастлив, с которым ему не придётся прятаться хотя бы от семейства Гоэтии, с которым он может без проблем держаться за руки на публике, обнимать и целовать, шептать во время скучных светских бесед тому какие-нибудь нелепости, нежности или пошлости. Их отношения здорово влияют на репутацию принца, и пусть тот сколько хочет отнекивается, бес знает — он его чёрное пятно, его запрет, его негласное табу. Звук пришедшего сообщения на этот раз болью отдаёт в ушах, и Блиц не сразу тянется посмотреть на отправителя и на содержимое. Проходит мучительных минут пятнадцать, двадцать, полчаса, он не знает, когда всё же собирается прочесть его. Бес ожидает, что это Столас спрашивает где и как тот или либо Милли, либо Мокси интересуются его состоянием, может быть это и Луна, пришедшая пораньше домой, теперь стоит в ахуе и строчит тому негодования касательно корреспондентов у их дома. Но ни один из вариантов не попадает в действительность. Блиц с удивлением замечает в диалоговом окне имя собеседника. Физзаролли. Они не так давно помирились, и не то, чтобы не общались после этого, нет, но сейчас бес в последнюю очередь ждал сообщение от вновь приобретённого друга. Физз Сочувствую ( *прикреплённая ссылка* 18:27 Просто одно слово. Ничего больше. Неинформативно, но Блиц всё равно понимает чему Физзаролли сочувствует, а сброшенная ссылка почему-то мало удивляет. Скорей всего, потому что он догадывается куда и к чему та его приведёт, однако переходить по ней не спешит, оттягивая момент как можно дольше. Пытается сохранить свои нервы как можно дольше, если точнее. Дрожащие пальцы не с первого раза попадают в нужную точку, страница томительно грузиться, и Блиц, уже готовый выкинуть телефон к чёртовой матери, наконец лицезрит фотографии и статью подробного содержания, от которых впадает в некое оцепенение. В голове вертится лишь краткое и лаконичное «пиздец».