Марки, ночь, Полночь

Мысли, мысли, мысли. Голова кругом. Она и забыла, что такое позволять думам врываться в тебя и вырываться наружу. Когда внутри что-то веселящее или расслабляющее — черепушка пуста. Хочешь ты этого или нет. Но моменты передышки, что б всё-таки не отправиться к чёртовой бабушке, с вечными дискуссиями между собой и собой, девушка ненавидела. Она была слишком смышлёной и иногда ей мешал собственный мозг. Направить бы это в другое русло. Она отлично рисовала и могла продавать свои картины, а быть может писала книги, которые пользовались большой популярностью. Да много в чём шатенка преуспела б, но вот так незадача. Наркотики — зло. А зло ли наркотики? Хотелось деться куда-то от себя и своих мыслей. В такие моменты Наташа приходила туда, где сейчас сидит и смотрит на звёздное небо. На этой крыше можно было находиться часами, а то и сутками. Что девчонка и делала. Конечно, ничего, кроме препаратов, не давало ей отвязаться от навязчивой головы, но всё же здесь становилось лучше, легче. Она была одна под этим ночным, черно-синим мраком с миллиардами маленьких огоньков. Так ей казалось. Пропущенных от Антона было всё больше. На тридцатый раз, парень, наверно, понял, что дальше звонить бессмысленно, поэтому перешёл на мессенджер. Не хотелось никого рядом. Одиночество — оно спасало из этого Тихого океана. Оно же и топило в нём. Шастун был тем, кого зеленоглазая была рада видеть, что бы не случилось. Её удивлял тот факт, что при первом знакомстве девушка никогда бы не подумала, кем станет для неё этот паренёк. Но сейчас даже его видеть не хотелось. Сквозь весь этот мысленный балаган перед глазами промелькнул силуэт мужчины. Он так заинтересованно на неё смотрел. Наташа в принципе привыкла к взглядам окружающих. Слишком уж она не подходила под стандарты общества. Но за два года и не к такому привыкнешь. А этот мужчина…было в нём что-то такое, в его глазах, чего никогда не было во взглядах других. Миронова сталкивалась и с жалостью, и с презрением, и с отвращением, да с чем только она не сталкивалась. Но что-то не так было с этим шатеном. Пусть девчонка и не разглядывала его, но ей хватило этого мгновения, чтобы понять: он смотрит не на неё, он смотрит в неё. Его глаза транслировали что-то такое, что понять ей не в силах. Наверно, даже все эти предположения сейчас — обман её же головы и подсознания, и на самом деле мужчина просто увидел девчонку-наркошу, плачущую над могилами. Это оправдание показалось шатенке настолько нелепым, что захотелось дать самой себе оплеуху. «Что, блять, ты несёшь, Миронова?» Пролетает невзначай, а сама не понимает почему вообще вспомнила данного персонажа и почему он продолжает вызывать интерес. Обычный мужчина, ничем не примечательный, пришёл на кладбище в своих целях и смотрел на неё хер знает сколько. Всего лишь. «Господи, что с тобой не так?» Все эти размышления начинают выламывать и всё чего хочется — хотя бы сигарету. Пачка, как назло, пуста, а до ближайшего круглосуточного добрых минут 20, на своих двоих. Она вряд ли даже поднимется сейчас, ноги ватные. Миронова закрывает глаза и представляет, как едкий дым табачного изделия проникает в лёгкие, оставаясь внутри. Ярче, ярче, ярче. Этот горьковатый привкус на языке. Сизый дым, выходящий из носа, отравляющий дыхательные пути. Становится легче. Курить всё так же хочется, но думы больше не едят жадно её здравомыслие, которого осталось чрезвычайной мало, но всё ещё достаточно чтоб не сойти с ума. Постепенно дрёма одолевает девушку, и она, наконец, ловит себя на том, что в голове ничего не роится. Там только один силуэт. Арсу не спится. Сон будто напрочь ушёл и решил от него отказаться. Иногда Попов теряется в прострации и с трудом вспоминает, кто он. Шатен забывает, что через час ему надо встретиться с Пашей — своим редактором, чтобы обсудить публикацию уже дописанной книги. Арсений — писатель. Это его хлеб и его жизнь. Он столько написал в своих произведениях. Выкладывал туда: боль, страдания, счастье, непонимание, замкнутость. Он жил этим. Он этим горел. Поэтому Паша не однократно говорил ему: «Арсюх, смотри как бы оно тебя не сожгло». Но Попов мог найти лекарство только в этом. Особенно после болезненного разрыва с его бывшей. Красивая девушка ниже его, где-то на пол головы. Угольно-чёрные волосы еле дотрагивались лопаток, тёмно голубые глаза, которые в комбинации с его были словно Инь и Янь. Худенькая, манерная, длинный остренький носик. Она манила Арса всем, чем могла манить. Терпкий запах чего-то древесного и табака от парфюма шёл ей, показывая, что она девушка с характером, со стержнем внутри, но эти нотки сладкой ванили добавляли — брюнетка в душе такая же нежная и пьянящая. Попов познакомился с ней случайно, через своего друга Серёжу. В его окружении всегда были красивые девушки, от милых скромниц до таких, как Вика. Внутри мужчины что-то загорелось и не так, как от очередной идеи для книги. В этот момент он понял — добьётся её, чего бы ему это не стоило. И он добился. Буквально каких-то два месяца и вот, они уже сидят на набережной, а голубоглазая опускает голову на плечо мужчины, после фразы: «Ты только моя» Ей нравился Арсений. Он был хорош для неё, но всё равно не идеален. А для Попова она была всем. Он дышал ей, наслаждался просто глядя на эту женщину. Его муза. Все возможные эпитеты из уст голубоглазого были посвящены ей. Души не чаял. На край света бы пошёл. Но Арс не знал как коварны бывают такие женщины. Жизнь текла по молочным рекам и Попов плыл вслед этому блаженству. Доверие и справедливость — самое главное, и получив их, он расслабился. А расслабляться не стоило. Спустя пол года отношений брюнетка стала приходить домой в непонятном состоянии. Какое-то мажущее, весёлое, расслабленное. «Арс, мы с девчонками выпили, ничего?» Конечно ничего, что же он мог ответить ей, пойти против. Но она зачастила. А тот молчал и гневался на себя внутри. Виктория никогда не придумывала поводы, отмазки, ситуации. Просто приходила и ставила перед фактом, своим состоянием. Арсений любил её искренне и чисто, как подросток, и думал, что это взаимно. Он верил в это. Напрягал лишь один момент — от неё не пахло алкоголем. Никогда. Девушка заявлялась к нему, говорила, что выпила, и не толики запаха спирта. Попов ничего не говорил, не любил устраивать скандалы, хотя с ней их никогда не было. Она была слишком мудра и спокойна. Или же за этим стояло что-то другое? Финальной точкой отсчёта этой бомбы замедленного действия стал момент, когда Вика и вовсе не явилась домой, а телефон был вне зоны. Тогда Арс понял — у него нет номера ни одной её подружки, он не знает вообще ни одну, имена, внешность, она ничего не рассказывала, куда уходит и откуда возвращается. У брюнетки была своя жизнь, о которой Арсений не знал ничего. В ту же секунду до него дошло — он никогда не был не то что её жизнью, он в принципе в ней не был. Доверие и справедливость — этого никогда не было с её стороны. А шатен верил. Эта пелена влюбленного парнишки так сильно застилала трезвый взгляд, что он даже очевидного не замечал. Вика его не любила. Никогда. Напрочь соткана из вранья. Ей не было места в его мире. Попов набирает Серому и начинает о ней спрашивать: -Серёг, привет, не знаешь где Вика? -Здаров, нет. -Может подруг каких-то знаешь? -Каких подруг, Арс? Нет у неё подруг. -Как? -Вот так. У неё всего пару друзей — я и ещё типа четыре. Туман начинает всё больше рассеиваться и шатен видит всё четче её лживое, змеиное нутро. -Она всегда приходила пьяная, говорила, что с девочками. -Арс, она не пьёт. Ясный взгляд ослепляет, как фары машины в темноте ночи. Арсений не дурак, ему не надо объяснять, что к чему. Он понимает почему возлюбленная приходила в таком состоянии, без какого-либо запаха. От чего. Арсений дурак. Он не понял этого раньше. С того дня он ненавидит враньё и наркоманов. Неужели один поступок стоит такого клише? Да. Ему было больно, его предал человек, который был для него всем, но для которого, он был никем. Попов пил. Много. Писал. Много. Ненавидел себя и жизнь. Писал, писал и писал. А после снова пил. Шатен сделал так много для неё, а в ответ получил нож в спину, который торчал там давно, но он его не чувствовал. Как и эту тонкую ниточку лжи и обмана, замаскированную этим обаянием и красотой. Разрыв отношений был самым безболезненным, на фоне всего, что прочувствовал мужчина. А брюнетка даже ничего не сказала. Просто забрала пару вещичек и ушла. Она никогда его не любила. Он никогда не наступит на те же грабли. Попов надевает бомбер и закрывает дверь квартиры. Серебристая А7 встречает его «приветствием» от нажатия на кнопку ключа и холодным салоном. Хочется послушать музыку, но пролистывая свой плейлист вниз и вверх, мужчина не находит ничего под его состояние. Он выезжает из паркинга и включает радио, потому что понимает — тишина сожрёт его до конца. Из магнитолы доносится приятный голос мужчины, который что-то вещает, а после название какой-то песни и нежнейший мотив. Он привлекает внимание и Попов делает погромче, улавливая краткие строчки. «Hell is a teenage girl» Образ девчонки мелькает перед глазами, от чего Арс еле успевает затормозить на светофоре. Он пол минуты смотрит прямо, пока в голову проходят следующие слова: «Burn baby burn, Hell is a teenage girl» Образ девчонки мелькает перед глазами, только в этот раз уже вполне живой и настоящий. Она переходит дорогу неспешно, на последних секундах. Ничто её не беспокоит, она никуда не торопиться. Ей не куда. В субботние 6:30 на дорогах никого. В субботние 6:30 на улицах ни души. Только он и она. Поставить бы этот момент на паузу, иначе Попов просто разорвётся на части. Он просто в этом сгорит. В его жизни стало слишком много этой девочки, и слишком мало. Словно образ самых страшных ночных кошмаров и самый сладостный сон мечты. Шатен не сводит с неё ясно голубых глаз. Его зрачки то увеличиваются, то уменьшаются. Наташа идёт так медленно, что становится тошно, будто специально даёт понять — она реальна, смотри и убедись. Становится невыносимо. Это личный, персональный ад Попова. «Hell is a teenage girl» Шатен не понимает почему видит её по всему Питеру, в настолько разных местах. Она преследует его или его преследует жизненный рок? Хочется выбежать из машины и остановить её, просто глянуть в глаза. Всё, что сейчас хочет Арсений — чтобы она посмотрела в его глаза. Он провожает её по мере видимости и ещё какое-то время стоит на светофоре, который уже давно горит зелёным. Попов обещал не наступать на те же грабли. Но почему-то ему кажется, что он уже на них наступил. Дальше он едет в каком-то опьяняющем дурмане. Ничего не слышит, ничего не видит и с трудом о чём-то думает, кроме этой особы. Широкие штаны под классику, напоминающие его собственные, огромное худи, явно не её, мужское, точно какого-то слишком высокого парня, даже выше чем сам Арс, чуть поменьше бомбер, кожаные белые рукава и зелёный материал напоминающий фетр. Всё, кроме него, было чёрным. Он видит её третий раз и она всегда в чёрном. Словно других цветов для неё не существует. Сегодня на шатенке хотя бы присутствует верхняя одежда, прошлые два раза она была в одном лишь батнике. Ей было всё равно на холод или она не боялась заболеть? Арсений ловит себя на мысли, что слишком много думает об этой девчонке. Арсений ловит себя на мысли, что он думает о ней постоянно. Мысли Арсения состоят из её фантомных образов, которые он пытается отгонять. Миронова заходит в свой дом, обитель ада. Она не любит появляться здесь, особенно когда так херово, но ноги сами привели сюда. Зеленоглазая старается не смотреть на закрытые двери комнат. В этих двух лишь боль. Она вряд ли сможет когда-то вновь зайти туда. Это её запретная зона. Наташа открывает дверь и входит в свой маленький замок, в котором можно спрятаться от чего угодно. Её комната на порядок отличалась от всей квартиры. Светлые тона, много мебели и декора, в то время как у неё были серые стены, большая часть из которых исписана, изрисована, матрас на полу, стол, комод и маленькая напольная вешалка. Вокруг небольшого диаметра лампы, были приклеены бумажные бабочки, которые, не смотря на отсутствие даже сквозняка, аккуратно, еле заметно, покачивались. Шатенка подходит к одной из стен и перечитывает все надписи, будто впервые. Небольшой пустующий участок режет ей глаз и девушка берёт маркер со стола, в надежде, что он не засох. Проводит линию и та остаётся. Повезло. Она выводит букву за буквой и её челюсть сжимается до хруста. Ненависть, боль. Что может быть для неё ужаснее? Слово за словом, перед глазами образы самых близких, но никакие из них не обладают такой ярко выраженной структурой, как этот херов фантом мужчины с кладбища. И почему он кажется таким знакомым? «Убей уныние, пока оно не убило тебя» А поверх зачёркнутых «уныние» и «оно» красуются два других слова и в этой фразе всё её ничтожное существование. «Убей наркотики, пока они не убили тебя» Не виновный ни в чём маркер летит в другую стену, а Миронова падает на пол и хочет выйти из этой противной игры, в которую её втянули. Она трёт руками лицо, сжимает голову. Хочется волком выть, но шатенка молчит. Позволяет этому состоянию сжирать её. Желудок отзывается неприятным урчанием и Наташа нехотя встает, прокладывая путь на кухню. Встаёт после болезненной судороги. На что она рассчитывает, когда заглядывает в холодильник, в котором продукты последний раз появлялись месяца два назад? В чайник набирается вода, а в кружку летит ложка с кофе. Хорошо было бы поесть, так ведь и правда дорога одна, а по ней, ой как, не хотелось идти, но почему-то все указатели ведут к этой тропе. Взгляд падает на пустую пачку Camel, которая переделана девчонкой под «Самец». Пережитки счастливого прошлого, когда она нон-стопом крутила Бригаду с Антоном и каждый раз не досматривала последние две серии. Смотреть на смерть любимого Пчёлкина было равносильно самоубийству. Она хранила каждую пачку «Самца», но эта была последней, ровно полгода назад. Больше Миронова их не курила. Зеленоглазая достаёт из кармана красный Rothmans, на который подсадил её Шастун и нервно подкуривает. Дни без препаратов даются тяжело, но чтобы не загреметь в больницу, в надежде, что тебя откачают, прийдётся притормозить. Чайник закипает на удивление быстро и комнату заполняет приятный аромат кофеина. Горячий напиток обжигает сначала губы, а потом горло, но почему-то приятно. Желудок стягивается в спазме, когда жидкость доходит до него, но Наташа делает глубокую затяжку, которая заглушает всё на свете. Сейчас бы Антон как следует выругался на неё за такое отношение к собственному организму, словно на маленькую девочку, школьницу. Но Антона здесь нет, он ничего не увидит и не узнает, поэтому очередной глоток и затяжка дарят такое долгожданное расслабление и приятное головокружение, из-за чего зеленоглазая уже не замечает спазм, хоть и не такой сильный. Долго она так не протянет. А протянуть ей хотелось.