Требуется техническое обслуживание

      Мобэй-цзюнь почувствовал, как его муж пошевелился, прежде чем даже открыл глаза. Обычно он просыпается раньше Шан Цинхуа, но любит полежать в постели, пока не проснётся супруг. Цинхуа неизвестно, что Мобэй-цзюнь знает об этом, но человек наблюдает, как он отдыхает, или притворяется, что отдыхает, почти каждое утро в течение нескольких тихих мгновений, прежде чем Мобэй слышит тихий довольный вздох и чувствует поцелуй на своей щеке. Только тогда Цинхуа встанет сам.       Мобэй всегда следует за ним через мгновение, изображая зевок и потягиваясь, чтобы он мог подготовиться к новому дню со своим мужем. Он любит расчёсывать и укладывать волосы Шан Цинхуа. По утрам всегда тихо, потому что человек все ещё устал. Он никогда бы не сказал этого своему мужу, но его сонное состояние — его любимое. Мобэй-цзюнь любит уговаривать его одеться или брать на руки, когда он засыпает за столом. И обожает сонные улыбки, которые дарит ему муж. Когда он такой податливый, доверчивый и милый.       Есть так много вещей, которыми Шан Цинхуа балует своего мужа. Ему нравится думать, что эта их небольшая утренняя рутина — это то, что он может подарить Шан Цинхуа. Маленький, тихий момент, чтобы начать день. Но, честно говоря, Мобэй эгоистичен. Ему нравится знать, что его муж просыпается, смотрит на него, и не может устоять перед желанием издать такой довольный вздох. Поцеловать его в щёку. В этом так много тихой любви. Мобэй-цзюнь будет впитывать все это до конца своих дней.       Но сегодняшнее утро… Сегодняшнее утро было другим.       Когда демон почувствовал, что Шан Цинхуа проснулся… Почувствовав, как он издаёт этот тихий стонущий звук, и зная, что он растягивает свои конечности, чтобы не запутаться в его собственных, любимый не потратил несколько минут тишины, чтобы посмотреть на своего мужа или поцеловать его в щёку. Цинхуа издал тихий тревожный звук и соскользнул с кровати.       Мобэй открыл глаза в тот момент, когда услышал этот странный шум, исходящий от мужа. Он хорошо это знает. Когда что-то удивляет или смущает его до степени дискомфорта. Что-то было не так.       Шан Цинхуа уже соскользнул с кровати, кутаясь в бледно-голубые нижние одежды. Они были ему велики, потому что это была одна из пижам Мобэй-цзюня. Но его муж предпочитает спать в них, и демон никогда не мог отказать ему. Или отрицать тот факт, что, видя его в своей собственной одежде, окружённого именно его запахом, ощущает… Определённое чувство.       Мой.       Когда они ложатся спать. Когда он крепко прижимает к себе своего мужа. Человек такой маленький и практически тонет в его одежде для сна.       Мобэю Цзюню это очень нравится.       А когда его муж тайком уходит по утрам, подкрадываясь на цыпочках к двери, ему это не нравится.       Мобэй тихо сел, ещё секунду понаблюдал за Цинхуа, а затем окликнул его.       — Цинхуа, — сказал он наполовину властно, наполовину дразняще, с небольшой ухмылкой на лице. Ему было любопытно, чем занимается его муж.       Но когда Шан Цинхуа вскрикнул, споткнувшись о край своих одежд, и упал на пол прямо перед дверью, улыбка короля исчезла.       Муж смотрел прямо на него. Его карие глаза широко раскрылись. Его руки сжались и дрожали в мантии. Его дыхание было прерывистым.       Страх.       Шан Цинхуа боялся. И смотрел прямо на него.       Его муж не проявлял такого страха с тех пор, как… они впервые встретились. Когда Мобэй-цзюнь был избалованным, жалким дураком, который не осознавал, что у него есть, что было дано ему бесплатно, без каких-либо одолжений или условий, пока не стало почти слишком поздно.       Должно было быть слишком поздно. Мобэй не заслуживал второго шанса. Не с человеком, который дал ему все. Который сделал его королём, которым он является сегодня. Который любил его и не получил ничего, кроме… оскорблений в ответ.       Потому что именно такими, по словам Шан Цинхуа, были их отношения. Вот почему он ушёл.       Мобэй не заслуживал второго шанса, но ему все равно дали его. И он поклялся никогда не предавать это доверие. Никогда больше не причинять боль своему человеку.       Итак, он видит, как его муж смотрит на него с таким страхом, очень похожим на то, как он смотрел на него раньше.       Что-то было очень, очень не так.       — Цинхуа, — снова тихо сказал он, медленно поднимаясь на ноги и обходя кровать.       Шан Цинхуа ахнул, слегка ударившись спиной о дверь. Как будто он ничего не хотел, кроме как оказаться как можно дальше от Мобэй-цзюня.       Мобэй-цзюнь не остановил своего продвижения, но стал двигаться ещё медленнее. Шан Цинхуа не сводил с него глаз, следя за ним не мигая, как загнанная в угол добыча.       Демон ненавидел это.       Наконец он опустился на пол, в нескольких футах от Шан Цинхуа, давая ему немного места, но в то же время находясь достаточно близко, чтобы осмотреть его с головы до пят. Все выглядело нормально, за исключением неровного дыхания и дрожащего тела его мужа.       — Цинхуа, что случилось? — спросил.       Шан Цинхуа открыл и снова закрыл рот, его подбородок задрожал. Блестящие глаза наполнились слезами.       Шан Цинхуа не просто боится. Он в ужасе.       Мобэй-цзюнь ненавидит то, откуда это знает. Ненавидит то, что помнит, как Шан Цинхуа замыкался в себе, пытаясь стать маленьким. Как плачет, когда ему по-настоящему страшно. Не рыдает, просто тихо плачет. Как дрожит все его тело, как будто он больше не может его контролировать.       И он ненавидит то, что знает, что когда Шан Цинхуа совершенно напуган, то он вообще ничего не говорит.       Шан Цинхуа всегда был болтуном. Как он может помнить, Цинхуа всегда болтал о том и о сем. Всегда говорил. Всегда бессвязно. Мобэй научился любить, когда его человек продолжает свои разглагольствования, которым не видно конца. И всякий раз, когда он нервничает, то не может удержаться от разговора. Как в брачную ночь. Шан Цинхуа не мог заткнуться. Король Севера любил каждую мелочь, которую он говорил.       Его муж всегда нервничал. Просто он такой, какой есть. Но Шан Цинхуа сейчас не нервничает. Он не будет говорить. Он так напуган, что не может говорить.       Всякий раз, когда Цинхуа был напуган, он всегда звал его.       Сейчас он не зовёт его. Потому что Шан Цинхуа очень, очень боится. Боится его.       Его муж плачет. Напуган. Дрожит, замыкается в себе, как будто хочет исчезнуть.       И это вина Мобэй-цзюня.       Он не знает, почему его муж так себя ведёт. Почему он так боится его. Но сейчас это не имеет значения. Важно убедиться, что с ним все в порядке. Убедиться, что он знает, что Мобэй никогда не причинит ему вреда.       — Тебе больно? — тихо спросил демон. Шан Цинхуа, похоже, не больно, но он не может быть уверен. — У тебя что-то болит?       Он не ожидал, что Шан Цинхуа ответит ему устно, и он этого не сделал. Но он смотрит ему в глаза. Моргает несколько раз, как будто размышляет. Явно смущён и расстроен, но Мобэй молчит. Не двигается. Он должен показать ему, что не желает зла.       Потому что становится очевидно, что Шан Цинхуа его не знает. Не прямо сейчас.       В его глазах что-то есть. Какое-то узнавание. Как будто он знает Мобэя. Но не лично. Это объясняет, почему его муж так боится его.       С памятью Шан Цинхуа что-то не так.       Северный демон ничего так не хочет, как подхватить своего мужа на руки и помчаться к врачу. Или к этому лорду-доктору человеческого пика. Или к Ло Бинхэ с Шэнь Цинцю. К кому-нибудь или чему-нибудь, что могло бы помочь.       Но сначала главное: Цинхуа должен знать, что Мобэй ему не враг.       Итак, он ждёт. Он ненавидит это. Но ждёт.       Мобэй-цзюнь собирается спросить ещё раз, но Шан Цинхуа качает головой.       Едва заметное движение. Он не сводил глаз с Мобэя, но отрицательно покачал головой. Ответил ему. Хорошо. Он все ещё не совсем может говорить, но понимает его. Он общается. Это хорошо.       Мобэй кивнул.       — Ладно. Ты знаешь, кто я?       Его все ещё слегка трясёт, но он уже не дрожит. Все ещё напуган, но слегка кивает. А потом…       — …Мобэй-цзюнь? — прошептал он. Половина вопроса.       Северный демон тоже вздохнул с облегчением, услышав голос своего мужа. То, как он произносит его имя. Хотя голос тихий и наполненный тревогой, это все ещё голос его мужа.       — Да, — ответил он. — Хорошо.       Шан Цинхуа так пристально смотрел на него. Он продолжил.       — А ты знаешь, кто ты такой?       Цинхуа сначала кивнул, затем его лицо вытянулось, когда он взглянул на своё собственное тело, и он начал качать головой.       — Ты знаешь, где ты находишься? — вместо этого спросил Мобэй-цзюнь, пытаясь отвлечь его.       Глаза Шан Цинхуа заметались по комнате, а затем снова вернулись к нему.       — Это… это… это Северный…       — Да. Северный дворец, — закончил за него Мобэй. — Наша комната.       Хорошо. Кажется, он знает, где он и кто такой Мобэй-цзюнь. И судя по тому, как Цинхуа ответил на вопрос о себе, Мобэй вполне уверен, что понимает, что происходит.       Хотя не «почему». Или «как».       Или «кто». Когда он узнает, кто с ним это сделал. Кто испортил разум его мужу… Он уничтожит!       — Наша комната? — сказал его возлюбленный с широко раскрытыми глазами.       Мобэй разжал кулаки, его гнев угас при виде ошеломлённого выражения лица мужа.       Цинхуа все ещё был немного напуган. Все ещё невероятно нервничал. Но он также смотрел на него с любопытством. И выглядел таким милым.       Демон улыбнулся.       — Да. Наша комната. Мы женаты.       У Шан Цинхуа отвисла челюсть, он смотрел на Мобэя так, словно у него было две головы.       Очаровательно.       Он сидел молча, позволяя глазам Шан Цинхуа блуждать по комнате, чтобы по-настоящему осмотреться в этот раз. Чтобы принять все это. Кровать, в которой он проснулся этим утром, была покрыта мехами. Чашки с чаем стояли на низком столике вместе с пустой тарелкой с крошками, из которой вчера поздно вечером они перекусывали. Два стола стояли напротив, чтобы супруги могли смотреть друг на друга во время работы. На одном царил идеальный порядок, на другом — полный хаос. И камин.       Ледяному демону никогда не понадобился бы камин. Если только у него не было мужа, который очень легко простужался.       Мобэй-цзюнь думал, что это поможет. Думал, что, увидев все это, человек успокоится, и они смогут во всем разобраться.       Но, казалось, от этого стало только хуже. Ибо когда Цинхуа ещё раз посмотрел на себя, на просторные синие одежды, которые, очевидно, принадлежали Мобэй-цзюню, на свои собственные руки, его дыхание снова участилось, и он ещё больше сжался в комок.       — Цинхуа, — попытался он снова. Прежде чем Мобэй-зюнь успел даже сообразить, что пошло не так, Шан Цинхуа начал бормотать.       — Я-я не… Я не…       Ах. Мобэй действительно был дураком.       — Я знаю. Я знаю, что ты не он.       Ему следовало сообщить своему любимому раньше. Ему следовало начать с этого. Конечно, он был в ужасе. Он думал, что находится в чьём-то другом теле.       — Ч-что-что? — тихо сказал Шан Цинхуа, глядя на него снизу вверх с выражением замешательства. И чем-то ещё…       Быть может, с надеждой?       — Я знаю о твоей прошлой жизни. Я знаю, что ты родом не отсюда и изначально родился в другом теле.       — Ты… ты знаешь? — спросил он таким тихим и испуганным голосом совсем по другой причине.       — Да. Ты рассказал мне, — сказал он, придвигаясь чуть ближе к человеку.       К удивлению и облегчению демона, Цинхуа наклонился к нему.       — Я тебе рассказал?       Мобэй Цзюнь снова улыбнулся.       — Да. Я знаю о твоей книге. Я знаю, что ты создал этот мир и все в нем.       Шан Цинхуа сказал, что счёл бы другого сумасшедшим, услышав такой рассказ. Но для него это просто имело смысл. Мобэй Цзюнь всегда подозревал этого человека. Он был слишком хорошо осведомлен. Сначала демон подумал, что, возможно, Шан Цинхуа был провидцем, или оракулом, или даже Богом, но когда он объяснил… все… Мобэй не поверил, что он сумасшедший. Это просто… имело смысл. Это казалось правильным. Это объясняло все.       И теперь король севера смотрит на своего мужа, который по какой-то причине вообще забыл, что пришёл в этот мир.       — Моя книга настоящая… — прошептал он сам себе. Затем снова взглянул на него. — Ты настоящий?       — Я есть. Все это реально. Ты пришёл в этот мир давным-давно. Я не знаю почему и как. Ты тоже не знаешь. Но все это реально.       Любимый уставился на него, его губы слегка приоткрылись, как будто он хотел что-то сказать, но не знал что.       — Я знаю, что ты в теле своего персонажа, Шан Цинхуа, — продолжил он, когда его любимый только посмотрел на него с благоговением. — Но ты всегда был моим Цинхуа.       — Всегда? — спросил тот, его рот слегка приоткрылся от удивления.       Драгоценный.       — Всегда, — повторил он. — Мы встретились, когда оба были молоды. Я знаю, что случилось с твоим персонажем. О том, что Мобэй-цзюнь сделал с ним. Но мы не те люди.       Шан Цинхуа сглотнул, слегка ссутулив плечи, но не отвёл от него глаз.       — Мне жаль… Я… я не помню.       — Я знаю. Все в порядке. Я не знаю, что случилось, но что-то не так с твоей памятью, — когда Шан Цинхуа выглядел расстроенным, Мобэй-цзюнь продолжил. — Но не волнуйся, мы разберёмся с этим. Все будет хорошо.       Человек больше не казался таким испуганным. Но он все ещё глубоко дышал. Все ещё шевелил губами.       — Цинхуа.       — Хм? — Цинхуа посмотрел на него. Его кулаки все ещё были крепко сжаты под одеждой.       Мобэй придвинулся немного ближе. Муж прислонился спиной к двери, но не сжался в комок. Он не отстранился. Только уставился на него в ответ большими глазами. Все ещё встревоженный, все ещё сбитый с толку.       Но все ещё полный надежды. Доверчивый. Или начинающий доверять.       Итак, он продолжал двигаться вперёд, пока между ними почти не осталось свободного пространства. Не нависал, потому что сидел прямо, но определённо вторгался в личное пространство Шан Цинхуа.       А его муж только моргнул, глядя на него. Нервный. Застенчивый. Такой, такой милый.       Он так сильно любил своего мужа.       — Ты мой муж, — заявил он. Шан Цинхуа уставился на него. Мобэй-цзюнь медленно поднял руку, и когда Цинхуа не вздрогнул, он заправил выбившиеся волосы за ухо мужа. Его волосы по утрам всегда были в беспорядке. — Ты мой муж, — повторил он, прижав щёку ладонью. — Здесь ты в безопасности. Ничто и никто не причинит тебе вреда, пока ты рядом со мной. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.       И Мобэй-цзюню нужно, чтобы он знал.       По лицу его любви скатилась слеза.       Однажды, слишком много выпив, Цинхуа рассказал ему о том, каким несчастным был в прошлой жизни. О своей семье. О своём отце.       Он был мудаком!       — Ты в безопасности, — повторил Мобэй-цзюнь.       Он всегда пил!       — Ты любим, — сказал он своему мужу.       Он… он бил меня. Он был таким злым. Я так боялся его. Я ненавидел его.       Мобэй-цзюнь ненавидел мысль о том, что он когда-либо заставлял Шан Цинхуа чувствовать себя так. Что он когда-то причинял ему боль. Что он когда-то поднимал на него руку.       Мысль о том, что Шан Цинхуа когда-то по-настоящему боялся его, преследует его каждый день. Мобэй не уверен, что когда-нибудь сможет простить себя. Но он может пообещать своему мужу и самому себе, что никогда больше не причинит ему боли.       — Я люблю тебя, Цинхуа. Не бойся. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.       Теперь Шан Цинхуа заплакал сильнее. Но он кивнул, а затем…       Наклонился вперёд.       Его руки, которые до этого так отчаянно цеплялись за собственную мантию, обвились вокруг шеи Мобэя, крепко обнимая его. Он уткнулся лбом в грудь Мобэя, плача в его одежду.       И только когда демон сам обнял своего драгоценного мужа, прошептав, что все будет хорошо, он позволил собственным слезам тихо пролиться.