***
[Twenty One Piilots — Message Man]
Утро следующего дня для Чонвона начинается не с кофе и улыбок. Это очередная рань с перехваченным завтраком, закинутым в себя прямо в машине по пути в компанию, куда его ночью вызвали на бриф. Он уже готовился, наконец, уснуть, когда менеджер прислал ему сообщение о том, что заедет за полчаса до общего подъёма и заберёт его. Расписание ребят неизменно: они поедут на вокал, Чонвон же присоеденится к ним после того, как его мозг несколько раз поимеют. И с одной стороны, он рад, потому что он сможет обсудить пришествие Сонхуна и дальнейшие планы компании на их группу, а с другой, он спал всего три часа и включать шестерёнки сейчас не хотелось никак. Кимпаб проваливается в его пустой желудок, залитый каким-то соком, что ему в руки впихнул менеджер, а машина плавно въезжает на подземную парковку. Осенние улицы Сеула уже с утра были полны трафика, но доезжают они благо без опозданий. — Не волнуйся сильно, — подпихивает его плечом менеджер, пока они едут в лифте. В Чонвоне пока волнуется только перевариваемая и съеденная наспех еда. — Всё нормально, Гончжон-ши. — отмахивается Чонвон, поправляя чёрную чёлку в зеркальных стенках лифта. — Нас же не планируют расформировывать? — Что ты! Нет, конечно. — Тем более. Чонвон волнуется лишь за то, что компания возложит на них слишком много ожиданий, которые они не смогут оправдать. Или, что Сону решат выгнать. Или, что кто-то один из них не потянет. Всё остальное…он даже не может придумать, что способно его взволновать сейчас. — Утро доброе, Чонвон-а, — улыбается ему Шихёк, едва только открывается дверь в конференц-зал. И ладно, да, личная встреча с главным продюссером — это то, что определённо может взволновать Чонвона. — Доброе утро, ПД-ним, — кланяется он, прежде чем занимает место через кресло от Шихёка. Напротив него расположилась их преподаватель по вокалу, пиар-менеджер и креативный директор. Не хватало только Чонсона, но на этот вопрос ему, словно прочитав мысли, отвечает менеджер: — Чонсон-ши сегодня не будет, у него плотное расписание, но его присутствие пока и не обязательно. — Что ж, Чонвон, — продолжает улыбаться Шихёк, складывая на столе руки. — Расскажи нам, как прошёл первый день в новом составе? — Спокойно, — кивает Чонвон, неуютно сцепляя пальцы в замок и укладывая их на бёдра. — Непривычно, конечно, внезапно. Но Сонхун-ши неплохо адаптируется. — Все ребята хорошо восприняли новость? — Да, весьма. Он сразу влился в коллектив. И схватывает всё налету. — Полагаю, тебе интересно, как он попал к вам? Чонвон едва не ляпает: «я уже знаю», но лишь сдержанно соглашается, наблюдая за тем, как Шихёк разворачивает к нему ноутбук с видео записью. — Это прослушивание Сонхуна, — объясняет он, включая запись. — Неплохие вокальные данные, хотя есть куда расти. Но главное — это его прошлое. Он фигурист, что позволяет ему чувствовать музыку, быть более харизматичным и артистичным. Он умеет двигаться и, что главное для нас, работать. А ты понимаешь, как это важно в нашем деле. — Конечно, ПД-ним, — Чонвон слушает его вполуха, разглядывая Сонхуна, что пел под минус одну из песен их сонбэ. И Шихёк прав, выходит неплохо, но явно можно лучше. Хисын бы лучше точно смог. Держится Сонхун на видео, конечно, слишком зажато и сдержано, но оно и понятно, выступать на льду он привык, но вот такой аудишн перед неизвестными людьми с заделом на то, чтобы бросить занятие всей жизни — невольно заставит тебя внутренне сжаться. Чонвон замечает, как ещё плоховато Сонхун держит верхние ноты, кивает этому, запоминая. Потому, что у Сону сейчас такая же проблема, а значит, они смогут учиться этому вместе и их можно будет поставить в пару на вокальную практику. Чонвон даже не замечает, что даже в таких мелочах он уже размышляет, как лидер. А, как только это осознание щёлкает в нём, запись заканчивается и Шихёк снова обращается к нему: — В связи со сменой состава, — тише говорит он, улыбка его слегка теряется, — Чонвон, у нас есть к тебе вопрос. — Да? — Не хочешь ли ты сменить чьи-нибудь позиции? Или мы добавим Сонхуна без изменений остальных? И это вопрос с подвохом. Они решали нынешние позиции ещё на самом старте. Когда все, кроме Хисына и Рики, были относительно равны по силам и навыкам. Но прошло уже пять меяцев с момента распределения, и Чонвон крепко задумывается, прикусывая щёки. Конечно, этих двоих он неизменно оставит на своих позициях, тут и говорить нечего, к тому же, за это время они их только укрепили, зная в каком направлении работать. Но вот остальные… Чонвон прокручивает в голове все их практики, уроки вокала и домашние разговоры. Все их недомолвки, перепалки и обиды. Хотел бы он что-то изменить? Хотел бы он, чтобы мемберам было комфортнее на их позициях или он оставит всё так, как есть сейчас, заставляя их смиряться? Приводя все мелкие недовольства сейчас в состояние хаоса позже? Он глубоко вздыхает, прежде чем отвечает: — Да, ПД-ним. Я хочу сменить позиции. Брови Шихёка слегка приподнимаются, на что Чонвон напротив хмурится. Неужели он ожидал от него иного ответа? Или он лишь приятно удивлён тем, что Чонвон в самом деле начинает вести себя, как лидер, размышляющий и ведущий, а не ведомый и ищущий пути проще? — И какой ты видишь группу? — интересуется продюссер. — Можешь сразу перечислить всех? — Думаю, да, — кивает Чонвон, выправляясь в плечах. — Возможно, вы не согласитесь с этим решением, но я готов отстаивать каждого из мемберов и позиции, которые я сейчас озвучу. Касаемо меня, как лидера, я хотел бы уйти с позиций главного вокала и танцора и перейти на бэк. Хисын — остаётся лид вокалом и танцором, также, как и Рики лид рэпером и главным танцором. Джейка я предлагаю оставить бэк вокалом и танцором, но доабвить ему рэп партий. Думаю, он неплохо покажет себя. Сону я бы очень хотел видеть в числе главных вокалистов. И, прежде чем вы оспорите это, позвольте сказать, что его навыки значительно выросли с начала нашего пути, и он всё ещё растёт и прогрессирует. Ему банально не хватает поддержки и уверенности. И шанса. Просто шанса, чтобы раскрыться и стремиться к большему. Что же касается Сонхуна, — Чонвон бегло облизывает губы, в его голове мгновенно всплывает образ. — Я поставил бы его на главный вокал и танцы. И их обоих с Сону, как вижуалов группы. Это очень рисково, я знаю. Но, раз уж я лидер, таковой я вижу в итоге свою группу. И позиции мемберов. Чонвон тяжко вздыхает, понимая, что говорил почти без перерыва, и уставляется на всех по очереди. Его слушали внимательно, тихо. А Шихёк и вовсе как-то опасно сузил глаза под тонкой оправой очков. Чонвон уже знал этот взгляд и внутренне сжался, готовый к резкому отказу без возможности даже отстаивания своего мнения. Но его вдруг удивляют: — Ты хорошо всё продумал, да? — тянет Шихёк, не сводя с него глаз. — За один вечер? Готов поставить на новичка так много? — У него явный потенциал, — с волнительной хрипотцой выдыхает Чонвон. — И вот, Чонвон, почему ты — их лидер. Хисын не стал бы так рисковать, он за более безопасные и стабильные варианты. — Благодарю…? — Я согласен, — разводит руками Шихёк, вводя этим Чонвона в полнейший ступор. — Не понимаю только, почему вижуал в твоём видении ложится лишь на плечи двоих, но это твой выбор. — Вижуалов всегда можно добавить, — почти шепчет Чонвон. — Когда как менять основные позиции будет труднее. — Меня, признаться, огорчает, что в твоём плане ты задвигаешь себя вокально на бэк. Этому есть причина? — Да. Я хочу дать Сону свет. Мой вокал относительно стабилен и имеет свои особенности, меня и так будет слышно. Задвигать Сону — значит не давать ему раскрыться, как следует. Он заслуживает большего. — Удивительно, — усмехается Шихёк, качая головой. — То, как ты отстаиваешь слабых мемберов, Чонвон. Удивительно. Чонвон же мечется взглядом к преподавателю по вокалу, ища в ней безмолвной поддержки. — Но Чонвон прав, ПД-ним, — подаёт она мелодичный голос. — Даже в том, что большая часть проблем с вокалом Сону — это его зажатость и неуверенность в том, что в него верят. Вот увидите, через два месяца, вас поразит итоговый результат. — Запись первого трека начнётся куда раньше, — хмурится Шихёк. — Так что нет у вас двух месяцев. Но раз вы все так уверены… — Ответственность за это решение и его исход ведь на мне, — Чонвон вцепляется пальцами в брюки на коленях. — Даже, если с группой что-то случится, только мне нести эту ношу. — Ты слишком смекалист для своего возраста. И смел. Напоминаешь Намджуна в самом расцвете. Это мне в тебе и нравится, — хмыкает продюсер. — Я передам нашей команде твою раскладку. Так что твоя задача — подготовить мемберов к их новым позициям. В следующий раз что-то изменить будет возможно только в новом камбэке. А до него необходимо, как минимум, дожить всем шестерым. — Мы будем стараться, ПД-ним. — Начинайте уже завтра. У вас будет первая профайл съёмка. С костюмами и тематикой вас ознакомят вечером, так что следите за чатом. А через неделю, будет готов трек для ознакомления. Сейчас идут последние правки. Записывать будем от сильных к слабым, чтобы дать вторым чуть больше времени на подготовку. — Распределение? — На вас. Вы сами будете определять кому, что достанется. Считайте это очередной проверкой профессионализма. Лучше распределите — лучше раскроете талант и голос каждого. Но, думаю, в этом у тебя проблем возникнуть не должно. Пока думайте о съёмках. — Я смогу прослушать трек первым? — Чонвон даже затаивает дыхание оттого, какой взгляд прилетает в него после озвученного вопроса. — Полагаю, да. Менеджер напишет тебе. А на сегодня всё. Благодарю всех за присутствие. И удачи нам. Чонвон разжимает пальцы лишь тогда, когда закрывается в безопасности туалетной кабинки, понимая, как сильно они болят и какие следы остались на ладонях от коротких ногтей. Только что он решил их судьбу, не посвятив в изменения заранее мемберов. Будут ли они благодарны ему или проклянут за такой риск? Действительно ли он такой хороший лидер, каким его считает Сону или он всё же не справится?***
[Meg Myers — Make a Shadow]
Только вот для Сону Чонвон, кажется, будет лучшим в любом случае. Потому, что стоит только ему объявить об изменениях, когда они после вокальной практики все вместе сидят в комнате отдыха компании, Сону бросается к нему с объятиями. — Я не подведу, хён! — скулит он ему на ухо, получая сдержанное объятие в ответ. — Тебе действительно придётся постараться, Сону, — тихо говорит Чонвон, обводя глазами притихших мемберов. Встречаясь взглядом с Хисыном, смотрящим прямо и нечитаемо. — Спасибо, что веришь в меня, — шмыгает Сону, отстраняясь. — Я верю в каждого из вас. Как лидер может иначе? — Боишься не оправдать это звание? — фырчит Хисын, наконец, отрывая от него взгляд и прикладываясь губами к стаканчику с водой. — Хисын… — качает головой Джейк. — Но он прав, — поводит плечами Чонвон. — Этого я боюсь тоже, это же логично. Но это не отменяет того, что я искренне думаю о вас. — Как сильно ты думал о Сону, ставя его в позицию главного вокала сейчас? — бубнит в стаканчик Хисын. — Ты веришь в него, это круто. А ты подумал, что ему придётся впахивать теперь за троих, чтобы оправдать твою веру? — Я бы старался и без этого, — обиженно ворчит Сону, которого тут же за плечи приобнимает Джейк. — Если мы хотим хоть немного приблизиться к успеху наших сонбэ — мы должны рисковать и впахивать за троих все, — с жёсткостью в голосе говорит Чонвон, чувствуя, как Сонхун рядом с ним напрягается. — Или тебе будет в кайф болтаться в середнечках, выступая где-то мелким шрифтом? Мне казалось мы все стремимся к великому. А иначе зачем это всё? Петь, не напрягаясь, может каждый второй трейни. Групп, которыми просто заполняют лайн-ап премий, полно. Мы, как минимум, не имеем право порочить честь сонбэ, становясь «очередными». А, как максимум, не имеем право предавать свои мечты. Сколько ты уже трейни? Всерьёз не хочешь добиться успеха или думаешь, что он возможен без жертв? — Ты буквально рискуешь нашим дебютом. — А ты сейчас унижаешь Сону. Они впиваются друг в друга взглядами, кажется, испепеляя. Чонвона обижает такой настрой Хисына в сторону Сону. Он будто поддерживает его, как хромого, лишь бы полз рядом, но вовсе не верит. Однако, в голове всплывают слова Шихёка о том, что Хисын — это про безопасную стабильность. И Чонвон понимает, что Хисын может и верит в то, что однажды все они подтянутся, но не сейчас. И оправданий этим рискам в силу своего страха — не видит. — Сону не маленький мальчик, — кривится Хисын. — И понимает, что глупо обижаться на правду. Так ведь? — Не так, хён, — шелестит Сону, пряча лицо в плече Джейка. — В конце концов, — припечатывает Чонвон, на плечах ощущая оседающее напряжение. — Если тебя что-то не устраивает, хён, ты всегда можешь прийти к ПД-ниму и отказаться от дебюта с нами. Эти слова будто хлёсткой пощёчиной отрезвляют всех. И даже Хисына, что вдруг замирает под тяжёлым взглядом Чонвона. В его глазах отчётливо мелькает секундный страх и удивление. Он явно не ожидал такого в свою сторону, но Чонвона достаточно припекло подобным отношением. Он лидер, а значит, ему виднее. Шихёк доверился ему, а значит, не так уж пусты его ожидания насчёт Сону, иначе идею завернули бы в два счёта. Рисковать компании тоже не выгодно, позоря старших такими провальными хубэ. Чонвон не даёт Хисыну ответить, слегка повышая голос: — Всех остальных устраивают их позиции? Получает в ответ лишь молчаливые кивки. И первым встаёт с места. — Тогда поехали домой. Завтра у нас съёмки, нужно подготовиться. Вечером скинут концепт. Первым же покидает комнату отдыха, совсем неуверенный в том, что Хисын действительно не решится отказаться от них прямо сегодня.***
[The Neighbourhood — Wires]
Утро следующего дня оказывается не легче предыдущего. Весь вечер они все провели порознь, занимаясь каждый своим, лишь на несколько минут собравшись в гостиной, чтобы обсудить съёмку и костюмы. Сухо, сдержано, холодно. Хисын и Джейк закрылись в комнате сразу, как вернулись из компании, Сонхун и Рики, поужинав вместе, сели расслабиться в какую-то игру на приставке, да так и задремали в гостиной. Чонвон и Сону же провели вечер в тишине их комнаты, уткнувшись в телефоны. И только ближе к ночи, Чонвон подумал о страхе новом. Хисын вряд ли откажется от дебюта, не после того, как он дольше всех болтался в трейни. Чего нельзя было сказать о Сону, который полный неуверенности, страхов и нападок со стороны, вполне мог не справиться. И сдаться. Вот почему утром, Чонвон тащит его в машину вместе с собой и Сонхуном. — Костюмы красивые, — нарушает тишину первых минут Сону, привлекая к себе внимание Чонвона, сидящего позади, рядом с задремавшим Сонхуном. Сону рассматривает фотографии в чате, то приближая, то отдаляя и рассматривая детали. — Да, — кивает Чонвон. — Над образами неплохо постарались. — Думаешь, мне пойдут красные линзы, хён? — Сону оборачивается, и Чонвон невольно вздыхает. Он не знает, как линзы, но красные глаза младшему не идут точно и что-то нужно с этим делать. Он слышал, просыпаясь посреди ночи, как Сону плакал в подушку, но так и не нашёл в себе сил подняться и утешить. С одной стороны, потому что усталость правда давала о себе знать, а с другой, потому что он хотел дать Сону возможность прожить эти эмоции самому. Научиться справляться с ними вот так — один на один. Они не всегда будут рядом, как бы не хотелось. Как бы не обещали. — Думаю, они всем нам пойдут, — вместо этого отвечает Чонвон. — Красный же близок к карему. — Думаешь, у меня получится? — Это ведь всего лишь съёмка. Почему нет? — Не всего лишь, хён, — вздыхает Сону, откидываясь на сидении. — Это же…нужно войти в образ, показать нужную эмоцию, быть правдоподобным. А я…разве тёмный концепт подойдёт мне? — Нам придётся пробовать разные роли, — пожимает плечами Чонвон, стараясь подавить в себе волнение за младшего. — Учитывая целую историю, которую для нас придумали, светлого у нас почти и не будет. Но разве это не здорово? Такая возможность показать свой актёрский талант. А он у тебя что надо. Хотя бы вспомни. как легко ты из заплаканной плюшки становишься хитрой задницей, — он издаёт неловкий смешок, надеясь разрядить обстановку. Только вот на Сону это не действует. — Какова вероятность, что меня выгонят после съёмки, если я с ней не справлюсь? Или после первой записи. Они ведь могут поменять состав вот так легко, да? И Чонвону хотелось бы сказать чёткое «нет», успокоить Сону. Но он лишь поджимает губы, мрачнея взглядом. — Они могут сделать всё, что угодно, Сону, — негромко говорит он. — Но в наших силах этого не допустить. Ты ведь постараешься? Ты обещал мне. — Постараюсь, хён, — бормочет Сону. — Спасибо, что веришь в меня. А Чонвон попросту не знает, как можно иначе? Им ведь пришлось поверить в него, когда они почти его не знали, называя своим лидером. Вплоть до прибытия на место съёмок они молчат. Сонхун, потому что урывает время и спит всю дорогу, Сону, потому что утыкается в телефон и кому-то беспрестанно пишет. А Чонвон, затыкая уши наушниками, думает, думает о их будущем и таком пока ещё тяжёлом настоящем. До тех пор, пока все они не собираются в небольшой импровизированной гримёрке на площадке, узнавая о неожиданных изменениях. — Зачем в профайл съёмке — парные юниты? — хмурится Чонвон, едва только менеджер оглашает новость. — ПД-ним решил, что на каждой съёмке опробует разные юниты, — объясняет Гончжон. — Посмотреть динамику и взаимодействие между вами, определить, на ком ставить упор в дальнейшем. — Мы даже не дебютировали, а нам уже впаривают фан-сервис? — скалится Хисын. — Как мило с их стороны. — Если ты против… — Нет, Джейк, я не против нашего юнита. Но это странно, разве нет? — Это неотъемлемая часть любой группы, Хисын, — вздыхает Гончжон. — И пока что, это всего лишь съёмка. Никто не планирует приносить вам сценарий и заставлять взаимодействовать против воли. — Пока что? — Не пока что. Так никто не будет делать, успокойся. Хисын не спокоен, и всем это очевидно, особенно, когда он, одёргивая на плечах пиджак, резко разворачивается и уходит на площадку первым, заставляя Джейка почти бежать вдогонку. И вот кого Чонвону жаль по-настоящему сейчас. Для него одного все эти идеи с юнитами и фан-сервисом — сплошная боль, равно как и возможность быть ближе к Хисыну. Шанс постоянно взаимодействовать и вечные муки и вопросы искренности со стороны старшего. И Чонвон бы обязательно забил свою голову этим, если бы не новость о юните его. С Сонхуном, что стоял сейчас позади, потупив взгляд и теребя взволновано рукава собственного пиджака. Проблем, казалось, не было только у Сону и Рики, что уже корчили друг другу рожицы, изображая, как проведут совместные съёмки. — А потом я сделаю так, — Рики скалится, будто у него есть вампирские зубы и поднимает руки, кривя пальцы подобно когтям, нависая над Сону со спины. — А ты типо падай в обморок, хён. — Ах! — Сону прикладывает ладонь ко лбу, закатывая глаза, но хихикает сразу после, сбиваясь с настроя и заставляя смеяться Рики тоже. Чонвон кривит уголок губ, но его не отпускает собственная тревога, когда он оборачивается к Сонхуну, лишь мельком перехватывая его взгляд, что сразу же устремляется вниз. — Волнуешься? — Не то, чтобы у нас на льду практиковались подобные съёмки, — нервно усмехается Сонхун. — Да и…не знаю, мне кажется, статичные съёмки не моё. — Не будь, как Сону. Мне хватает одного мембера, в которого приходится вселять уверенность каждый день, — закатывает глаза Чонвон. Не желая совершенно признаваться в том, что точно также не уверен в том, что справится с их парной съёмкой. — Дело не совсем в уверенности… — Кат![Twenty One Pilots — Jumpsuit]
На громкий звук все резко оборачиваются, а Сонхун замолкает, обращая внимание на Хисына и Джейка, что застыли спиной к спине. Чонвон щурится, мечась взглядом к большому экрану, на который тут же выводится короткая запись в несколько секунд. И сердце его щемит невольно, глядя на то, как несмотря на все протесты, эти двое слишком органично смотрятся друг с другом, и легко отыгрывают концепт. Не соприкасаясь почти, не глядя в глаза. Но заставляя примагнититься взглядом к их лицам на каких-то пару секунд первых кадров. — Уа, — тянет Сону. — Они выглядят совсем не как новички. — Я сделаю вид, будто кусаю тебя, хён, — словно не слышит его Рики. — Наша съёмка должна быть круче. И Чонвон пропадает во всё новых появляющихся на экране кадрах. И собственных мыслях. Невольно думает о вечерах в постели Чонсона, красных лентах, опутывающих запястья и лодыжки. Крепкой хватке на бёдрах и талии. Огне, охватывающем тело. Золотистом свете, окутывающем небольшую комнату и подсвечивающем влажные тела, от которых по стенам струятся размытые тени. И, когда они с Сонхуном оказываются на площадке, Чонвон ни секунды не медлит, слегка приседая и приподнимая подбородок. За спиной находя руку Сонхуна и укладывая её уверенно ладонью на свою шею. Приоткрывая едва накрашенные алым губы, как только длинные пальцы неуверенно смыкаются на горле. Его глаза уже подёрнуты пеленой, усугублёные кроваво-красными линзами, упираются грузно в камеру. Он знает, что кадры выйдут притягательными, рискованными и острыми. Он знает, что их юнит — выстрелит откровенностью и смелостью. Он понимает в тот момент, когда режиссёр говорит Сонхуну склониться ближе к его уху, что на их юнит — будут все ставки уже сейчас. И Чонвон позволяет этому быть, растворяясь в уже знакомых, но таких неизведанных ощущениях прохладных рук на горячей коже, долговязого тела, нависшего позади, и тяжёлого дыхания, вытеснившего все лишние звуки вокруг. И где-то на задворках остатков ясности сознания, Чонвона пугает то, насколько сильно ему нравится быть в таком положении рядом с совершенно ещё неизвестным ему мальчишкой. Но страх этот затмевают взволнованно сжавшиеся сильнее пальцы, заставившие его затрепетать ресницами. Забыть о том, где и с кем он, вживаясь в образ вампирской жертвы слишком уж правдоподобно. — Кат! Сонхун отпускает его не сразу, вероятно сбитый с толку внезапной густотой атмосферы и воздуха вокруг. Чонвона не отпускает, пока съёмки не объявляют оконченными.***
[MOTHICA — Can you feel my heart?]
Как ему кажется. На самом же деле, вся фотосессия не отпускает его даже тогда, когда они приезжают на танцевальную практику. Чонвону сложно сосредоточиться, он слушает Чонсона вполуха, кое-как следит за ребятами и командует, кажется, по инерции, когда Сонхун или Сону запинаются. Все его мысли сгущаются вокруг тех сырых кадров, что им удалось увидеть после того, как они с Сонхуном смогли отцепиться друг от друга. У Чонвона вперемешку перед глазами съёмка и тёмный потолок спальни Чонсона. Рука Сонхуна на его шее и болезнено впивающиеся в бока пальцы хореографа. Это огненным шаром разрастается внутри него, давя на органы, распирая лёгкие. Чонвону всё труднее даётся уже заученная хореография. Ему необходимо расслабиться. Ему необходимо сбежать от этого всего, что навалилось за прошедшие пару дней. А потому, он слишком очевидно выдыхает, когда после практики, Чонсон перехватывает его у выхода. — У вас завтра по расписанию вокал только днём, ведь так? — склоняет Чонсон голову, разглядывая взмыленного и слегка потерянного Чонвона. — А что, зовёшь на дополнительную практику? — облизывает он солёные от пота губы. — Мне всегда нравилось твоё чувство юмора, — скалится Чонсон, беззвучно смеясь. — Да. Мне перехватить тебя возле родительского дома? — Да. Только предупрежу ребят. — Есть какие-то пожелания или на месте определимся? — Позже, — только и бросает Чонвон, сбегая обратно в раздевалку, откуда ещё раздавались громкие голоса. Скрывая от Чонсона то, как на самом деле рад этой возможности спрятаться в его спальне хотя бы на этот вечер. — О, Чонвон! — окликает его Джейк, забрасывая спортивную сумку на плечо. — Мы думали, ты уже уехал. Пойдёшь в душ или поедем домой? — Я на самом деле думал съездить к семье, раз уж у нас вокал только днём, — откашливается Чонвон. — Попробовать выспаться. — Оу, — глаза Джейка округляются, как и губы. — Может, и нам смотаться по домам? — Нам ведь можно, хён? — Сону тут же складывает ладони, глядя на Чонвона. — Конечно. Почему нет? — Ура! — Меня сегодня не ищите, — смеётся Джейк, доставая мобильный. — Ну, у меня выбор не велик, — хмыкает Рики, поправляя пальцами светлые прядки. — Я в общагу. — Я с тобой, — бросает ему Хисын, закидывая в сумку кроссовки. — Хун? — Пожалуй, у меня нет сил даже доехать до дома, — устало улыбается он. — Так что я с вами. — Здорово. Тогда приготовлю ужин на троих, — кивая, Хисын поднимается со скамьи и оглядывает всех, задерживая взгляд на Чонвоне как-то слишком уж долго. — Ну, тогда всем до завтра? Полагаю, нам в разные машины. — Меня заберут родители, — сияет Джейк, покручивая мобильным в пальцах. — Сону, можем и тебя подкинуть. — Было бы здорово, — бубнит тот, тыча пальцем в экран. — Мои что-то не отвечают. — Хорошего отдыха, — поджав губы, Чонвон машет мемберам, пятясь к выходу. — И до завтра. Выдыхает лишь тогда, когда первым покидает их зал. Не ожидавший такого удачного стечения обстоятельств и стремительно несущийся к лифту. Он мог бы поехать вместе со всеми и первым выйти у своего дома, но тем лучше, что свидетелей с ним не будет. Никаких лишних вопросов и слишком громоздкой лжи. Он просто садится в одну из машин компании, что довозит его до родительского дома, молчаливо извиняется перед семьёй и лишний раз радуется, что все они ещё не слишком близки в группе, чтобы знать родственников и задавать неудобные вопросы. Через большой и светлый холл торопливо идёт к лестнице, ведущей на подземную парковку, решая игнорировать лифт. И издалека замечает машину Чонсона, что уже ждал его, подсвечивая силуэт светом фар. — Всё нормально? — Чонсон не смотрит на него даже в зеркало заднего вида, плавно выезжая со своего места. — Вполне, — Чонвон предпочитает потеряться взглядом в тонированном стекле задней дверцы машины тоже, отвечая неохотно. — Сону и Сонхуну нужны дополнительные в свободные часы, как думаешь? — Думаю, что работа — это последнее, что я хочу сейчас обсуждать. Чонсон тихо смеётся, качая головой и прибавляя скорости, как только они оказываются на дороге. Чонвон набрасывает на влажные волосы капюшон, сползая по сидению и совсем сливаясь с темнотой салона. — А что бы хотелось? — Тишину, — мрачно отзывается он. Но всё же задумывается. Потому, что знает, к чему ведёт Чонсон. Потому, что сам в себе пытается отыскать ответы. У него кожа буквально зудит от того, как жаждет соприкосновения с холодными простынями и жгучими лентами. В венах кровь бурлит, прожигая и заставляя даже голову болеть, отстреливая по вискам. Даже кончики его пальцев дрожат от желания освободить разум и опустошиться хоть на какое-то время. Интересно, а не будь у него Чонсона, где бы он тогда искал выход всем этим кипящим в нём эмоциям? Дома у Чонсона Чонвон сразу уходит в душ, едва только сбрасывает обувь в коридоре. Включает погорячее воду, сильнее напор и с закрытыми глазами вскидывает голову под хлёсткие струи. Не смывает с себя пот и усталость, распаляет будто сильнее, окрашивая медовую кожу в красноватый оттенок. Совсем какой она была на тех кадрах с Сонхуном. Он шипит, когда наспех пытается растянуться, и решает оставить это Чонсону, больному до жадных прикосновений и долгих прелюдий. Им чертовски везёт, что пока что на всё это у них есть столько времени. Но что будет после дебюта? Если они станут слишком популярными? Что Чонвону делать тогда? Опадая лопатками на постель, Чонвон рад, что сегодня ему не нужно думать ни о чём, потому что в этих стенах за него всегда думает Чонсон. Лишь уточняя детали, решает, как расположить, с какой силой связать руки и ноги, как долго продлятся сладостные мучения под атакой острых зубов, влажного языка и шершавых пальцев. Чонвон не мучается на самом деле, Чонвон принимает это каждый раз, как не самое приятное по-началу лекарство. Оно едким огнём проникает в гортань, заставляя жмуриться и поджимать пальцы на ногах, затем медленно растекается по пищеводу и проникает в вены, поджигая их снова и снова. Превращает в натянутую и подожжённую струну всё тело, оставляя лишь извиваться и тяжело дышать, замыкая стоны за сцепленными зубами. Чонвон ненавидит лишние звуки. Чонвону слишком хочется помолчать хотя бы в такие моменты, несмотря на то, как сильно порой хотелось кричать. И эта внутренняя борьба делала всё лишь острее. Он отпускал себя телом и отчасти сознанием, но всё ещё контролировал стоны и лишние телодвижения, и без того скованные лентами ии чужими руками. Выдыхал облегчённо, когда и звуки из его приоткрытого рта перекрывались крепко сомкнутыми на горле пальцами. В такие моменты, Чонвон умирал и воскресал одновременно. Задыхаясь счастливо под безжалостным напором и разрывающими толчками. И вдыхая обрывками воздух мнимой свободы, выгибаясь навстречу и разводя шире ноги. Распластанное под уничтожающими ласками тело. Обычный мальчишка, жаждущий быть подвластным, а не влавствующим. Слабый, но не жалкий. Он скулит сквозь плотно сомкнутые губы, когда пальцы Чонсона сжимают его у основания слишком болезненно и крепко, предовтращая подступающий оргазм. И наслаждается, упивается тем, как ломает всё тело от невозмозжности получить всё так сразу. Утопает в накатывающих раз за разом волнах, бьющихся о чужой контроль. И почти не замечает, как падает за грань, исчезая в темноте, что затем слишком быстро сменяется снова красным. Багряным, а после и выжигающе алым. Чонвон хмурится. Открывает глаза, фокусируя туманный взгляд на лице, нависающем сверху, и не может произнести и звука, когда в чужих чертах различает полные губы в едкой усмешке, выедающие душу тёмные глаза и фарфоровую кожу, покрытую золотисто-оранжевым светом. — Тебе слишком понравилось это, не так ли? — голосом не тем, какой должен был слышать в этих стенах. Чонвон распахивает глаза, когда длинные пальцы оплетают его шею и давят слишком сильно. Открывает губы шире в беззвучном крике и тщетной попытке вдохнуть, когда лицо перед ним размывается, затягивается темнотой. В которую он бросается, резко садясь на кровати и тяжело дыша. Чонсон обнаруживается рядом, мерно спящий, убаюканный их долгой и изматывающей сессией. За окном постепенно занимается серый, осенний рассвет, а в груди у Чонвона бешено колотится сердце. Потому, что перед глазами всё ещё Сонхун, которого было не узнать. Который приснился Чонвону в тех обстоятельствах, в которых никогда не должен был. Пол под босыми ногами неприятно прохладный, когда Чонвон покидает постель, чтобы добраться до своей сумки. Он прячется в ванной, снимая блокировку с телефона и проверяя все чаты, но там тишина. Ему никто не писал, его никто не тревожил, и даже сообщения между мемберами кончились до полуночи с пожеланиями хорошей ночи. Чонвон уже скользит подушечкой пальца к кнопке блокировки, сокрушаясь над временем и остатками сна, как внезапно в верхней части экрана появляется значок мессенджера. А в шторке уведомлений ярко-белым по серому светится: «Сонхун». От кого: Сонхун не спится, лидер-ним? И Чонвону это всё кажется такой вселенской издёвкой, когда он набирает ответ дрожащими пальцами: Кому: Сонхун кошмары а ты чего? От кого: Сонхун не заметил, как заснул с Рики на диване теперь всё тело ломит Чонвон вполне представляет эту картину, и вся ответственность, смытая ночью с Чонсоном, вновь возвращается на его плечи неприятной моросью. Кому: Сонхун напомни мне отругать его сегодня за ночные посидели у приставки и ложись спать, у тебя есть ещё пара часов От кого: Сонхун не будь к нему таким категоричным при всём раздолбайстве, он хорошо справляется ночные игры его единственная отдушина сейчас Кому: Сонхун знаешь, думаю мой кошмар был не так плох, как твои сеансы недо-психолога От кого: Сонхун )) тогда почему ты всё ещё не ушёл спать? Чонвон прикусывает нижнюю губу и уставляется в экран на только что пришедшее сообщение. На дурацкие скобки, имя и фотографию контакта. «Потому, что ты, чёрт возьми, приснился мне». «Потому, что я какого-то чёрта представлял секс с тобой во сне». «Потому, что мне страшно засыпать, чтобы не увидеть ещё чего ненароком. Я схожу с ума». Кому: Сонхун потому, что, как лидер, я должен убедиться, что прогнал спать тебя первым Пишет он, вздыхая и забираясь пальцами в растрёпанные волосы. От кого: Сонхун а как Ян Чонвон? Он сжимает их с такой силой, что кожа головы болит. Жмурится так, что цветные пятна под закрытыми веками. Потому, что, как Ян Чонвон, — он семнадцатилетний идиот, вступивший в незаконную связь с хореографом и подсевший на эту грязь. Потерянный, запутавшийся и пропащий. Тело, которому даже хозяином быть не хочет. Только Сонхуну этого всего не объяснишь. Кому: Сонхун а как Ян Чонвона меня не стало четыре месяца назад. Он закрывает диалог, блокирует телефон и откидывает его на кафельный пол, закрывая ладонями лицо. Четыре месяца назад, когда началась их связь с Чонсоном. Когда он понял, что не справляется с собственной головой и ответственностью извне. Когда имя его в стенах общежития всё чаще стало сменяться на холодное «лидер». Он не хочет читать ответ Сонхуна, в нём наверняка вопрос. Он не хочет отвечать, потому что ему даже нечего из того, что Сонхуну знать можно. И он возвращается в уже успевшую остыть кровать, упираясь пустым взглядом в потолок, при утреннем свете совсем обычный и такой же мрачный, как внутренности Чонвона. Всё это — его выбор. И он не имеет права на жалость.