Дело о полтергейсте

А закончилось всё столь же внезапно, как началось. Рутина навалилась на плечи увесистым грузом, будто и не было никакой Циллы, никаких погромов и душераздирающих сцен, которые устраивала матушка. В управлении никто не упоминал полтергейста, после того как Луиза собственноручно поставила печать на свитке с отчётом, хоть верь, что всё приснилось — только вот последний укус заживал болезненно и долго. Ещё и на видном месте, зараза эдакая! Другие ранки затянулись за неделю, синяки благополучно сменили цвет, а на шею госпожа Арамона повязывала платок — осень, никто не спросит. И угораздило же сегодня забыть! Хорошо, что волосы её ни разу не подводили — в женской уборной на этаже было восхитительно пусто, и Луиза спокойно переплела косу, чтобы перекинуть через плечо и прикрыть болячку. На совещание она не опоздала, все только собирались. Луиза заняла своё скромное место с краю стола и через какое-то время сделала уморительное открытие: мужчины, будь они хоть завхозы, хоть министры, хоть мракоборцы, все одинаковы, когда дело доходит до смены причёски! Чарльз Давенпорт долго и напряжённо смотрел на неё, пытаясь понять, что не так — потом извинился и отстал, но легче ему не стало. Чуть меньше мучился Эмиль Савиньяк, через какое-то время сделавший гениальное предположение: — Вы, случайно, не постриглись? Луизе было очень смешно, и она не отвечала. Пусть гадают! Марсель положил конец этой комедии, отметив, что коса через плечо — удобно и изящно, носите так почаще, вам идёт. Было бы странно, если б человек в самой модной мантии на весь кабинет проигнорировал такую мелочь! На самом собрании все больше глазели на Селину, причём отнюдь не сладострастно: дочь с видом невинного ангела увлечённо рассказывала о том, как они с Лионелем блуждали по закоулкам повреждённого разума некоего тёмного мага, арестованного за отравление целой магловской семьи. Какое там, доблестные борцы за магическое спокойствие пребывали в состоянии некоего… смятения. Закончив выступление и скромно потупив глаза, Сэль подсела к матери и обеспокоенно спросила: — Мама, ты потеряла платок? Очень жаль, он был такой красивый… Чем дальше, тем интереснее. Луиза в принципе не ожидала такого внимания к своей персоне, поэтому её разобрал азарт: кто ещё отличится? Увы, на этом забавные диалоги кончились — Лионель ничего про косу не сказал, только взглянул и сразу перешёл к делу. — Насколько мне известно, с вашей дочерью всё в порядке. — Да, это я вижу, — рассеянно отозвалась Луиза, всё ещё думая о Сэль. — Постойте, вы ведь про Селину? — Нет, про Люциллу. На днях я беседовал с одним из портретов, у которого есть копия в Хогвартсе, так вот он уверяет, что новенький полтергейст пошёл школе на пользу. Хотя поначалу у них были некоторые сомнения, но этому я не свидетель. — На пользу?! — Вот уж чего не ожидала! Это ведь ходячее бедствие, даже без ненависти… ходячее, летучее, прыгучее. И кусачее. — Так решил позапрошлый директор Хогвартса, — пожал плечами легилимент. — Или позапозапрошлый… По его мнению, распоясавшимся школьникам следует не только корпеть над свитками, но и собирать по всей гостиной левитирующие ботинки или бегать на переменах от грязевых бомб. — Главное, чтобы никто не пострадал. — Только в пределах разумного, — загадочно ответил Савиньяк и покачал головой: — Нет, больше я вам не скажу. Не стоит столько об этом думать… Для вас история закончилась, для Люциллы — началась новая, вот и всё. — Простите, сэр, но вы не мать. — Совершенно верно. Однако у меня есть своя мать, и она тоже считает, что вам не следует корить себя вечно. — Что ответить на это, Луиза не имела ни малейшего понятия: больше всего её сбило с толку, что госпожа Савиньяк в принципе что-то об этом думает. Нет, наверняка ей просто рассказали, но опосредованный диалог был непривычен. То же самое считала и Сэль… Лионель оставил в покое секретаршу и обернулся к проходившему мимо Рокэ: — Откуда ты знал, что это сработает? Если б девочка оказалась опаснее, чем она есть, мы бы сейчас строили новую школу. — Знал? — переспросил тот. Мерлин всемогущий! — Не смотрите на меня так. Ситуация была под контролем… Великолепная Матильда приглядывала за ребёнком, пока я на всякий случай подыскивал руины поприятней. Как видите, не понадобилось, хотя один пожилой шотландец почти согласился на сделку. Я пообещал ему зуб дракона… — Н-да, ты на кнаты не играешь, — пробормотал Савиньяк. Луиза только покачала головой — всё и в самом деле хорошо кончилось, но смесь возмущения и восторга не позволяла ей выразить свои мысли, как подобает в приличном обществе. Вот бы кто сказал это лицу! — Госпожа директор уже сказала всё, что обо мне думает, можете не сдерживаться, — любезно разрешил Алва и, прежде чем уйти, добавил: — Смажьте на ночь рябиновым бальзамом, должно помочь. Кровь саламандры неплохо помогает от укусов… Целебная мазь — это замечательно, вот бы ещё такое придумали для мозгов! Несмотря на все советы и заверения в новом счастливом бытии младшей дочери, Луиза не могла так просто выкинуть из головы ни её саму, ни их незадавшиеся отношения. Немного утешало вскользь брошенное Марселем замечание, что на «мамку» дитятко науськивали Арнольд и Зоя — он свидетель. Это верно, только до развода у них была другая жизнь, полная скандалов и взаимных обид… Как следует пострадать в тихом углу не давала ни требующая времени работа, ни требующая внимания мать: вторая всё допытывалась, что там у неё с начальником. В общем-то, закономерное ничего, и всё равно есть что вспомнить! Тем Луиза и занималась, оставаясь раз в день наедине с собой — как назло, в той самой спальне. Нет бы о детях думала, тьфу… хотя… дети на удивление успешно справлялись сами, причём все пятеро. Труднее всего оказалось разобраться в собственных чувствах. Честно говоря, была у Луизы маленькая надежда на здравый смысл — подленькая, некрасивая и всё же веская: когда влюбляешься через газеты и полторы встречи в Косом переулке, будь готова к тому, что на деле всё окажется не так. Госпожа Арамона никогда не верила всем чудовищным слухам про Алву, которые годами ходили в тесном мире магов, но маленький внутренний скептик твердил ей — сейча-ас как… сядешь в лужу со своей любовью! А вдруг он такой, а вдруг он сякой, а вот вблизи-то… Рокэ пошёл дальше даже в чужом воображении — он в принципе не позволял кому-то узнать себя за дозволенными границами, оставляя окружающим судить по собственным впечатлениям. Последняя надежда внутреннего скептика Луизы оступилась и рухнула: впечатления упорно не хотели склоняться в сторону зла. Она не искала недостатки намеренно, вовсе нет, но лучше бы искала! Это было нужно не для того, чтобы очернить возлюбленного или кому-то что-то доказать — да Луиза бы первая прибежала грызть глотку за такое. Единственный смысл так называемой надежды заключался в том, чтобы не влюбляться ещё сильнее, успокоиться, оставить в покое и себя, и человека, который вообще не обязан уделять ей внимание за пределами рабочего стола… Всё было тщетно: после истории с Циллой госпожа Арамона пропала окончательно. И добили её не шутки про спальню, а непоколебимое ощущение, что она за этого человека — за этого, настоящего, почти близкого, который теперь тоже её знает! — прыгнет и в огонь, и в воду, и в бурю, и даже при необходимости в свой бывший отдел спустится. Это было гораздо хуже, чем ни на чём не основанная влюблённость. Хуже, потому что назад дороги нет, и всё равно так хорошо Луиза никогда себя не чувствовала. Как выразился Валме: наблюдать, как он кого-то мочит, стоять рядом и ничего не делать — очень уютно! Вот как-то так это и ощущалось — ничего общего с её страдальческими вздохами издалека… Наблюдался и прогресс: когда Рокэ обратил внимание на её незаживший укус (умело спрятанный, он мог только вспомнить!), Луиза прокручивала это в голове не две недели, а всего одну. Есть чем гордиться, саркастически отметила секретарша и вернулась к работе…

***

Чувства всё равно требовали выхода. Чем радовал Арнольд, на него всегда можно было всласть поорать: муженёк либо отвечал тем же, либо тушевался и ныл, и всё равно его не жалко, а что теперь? На могилу кричать? Совсем некрасиво, да и кладбище невесть где… Луиза снова задумалась о том, чтобы напиться, но мать не держала дома огневиски. Рыдать над колдографиями дочери, тоннами пожирая мороженое, ей тоже не к лицу. Проблема разрешилась сама собой — в управление мракоборцев нагрянула пресса. — Добрый день, — очень вежливо сказала Луиза Арамона со своего места. Представитель прессы, щуплый человечек в котелке, явно скрывал внешность: чары накладывали щедро, но плохо, даже не очень опытная Луиза разглядела, как подрагивает воздух напротив его лица. — Вам назначено? Не было у них никаких назначений, это в прошлом отделе завели такую манеру для казначеев. И не суть! Луиза увидела стандартный журналистский набор вещичек и отличительный знак «Ежедневного пророка», этого хватило. Не было и прямых распоряжений от начальства, но женщина отлично понимала — никто не любит магических журналюг и видеть их не желает. Приходится, конечно… иногда… — Добрый день, мэм. Не назначено, — гость неприятно удивился, словно не ожидал никаких преград. Попался, умница! Будет жаль, если он хотел написать что-то хорошее, хотя когда «Пророк» публиковал честное интервью? В прошлом веке? — Для прессы предварительная запись за две недели, — Луиза медово улыбнулась, журналиста передёрнуло. Замечательно, просто великолепно. — Не было такого никогда, — возмутился он, поправляя шляпу. Чары поплыли, и голос выдал в важном джентльмене обиженную стерву средних лет. Лучше быть не может! — Да у него даже дверь не закрыта! Чуточку приоткрыта, потому что Валме куда-то упёрся и оставил. Вот бы он вернулся, мастер-классы по унижению настырных журналистов Марсель давал бесплатно и незабываемо, но что ж поделаешь! Раз его нет… как жаль, как жаль. Придётся справляться своими силами. — Запись, мэм… то есть сэр, — повторила Луиза и демонстративно уткнулась носом в свои бумаги. — Могу предложить вам особый бланк. Сейчас только наколдуем этот бланк по-быстрому. Нагловатая инициатива, но за такое Алва точно не отругает, уж скорей наоборот! — Какой бланк? Женщина, вы совсем спятили? — А вот и прорвало камин! Как быстро удалось вывести её на чистую воду, ну и из себя заодно. Собеседница принялась сыпать совершенно не газетными штампами: — Сколько по отделам хожу, никто такого не требует! Мне всего-то пару вопросов задать! — Чтобы потом раздуть ответы на три листа вранья? — не выдержала Луиза. Её тоже понесло, надо было всё-таки выбрать огневиски… сидела бы тихонечко с похмельем и никого не трогала. — Нет уж, для начала мы должны проверить вашу личность. Что-то мне подсказывает, что она поддельная, хотя это уже не в моей компетенции… Оппонирующая ей тётка не подвела. Она перестала притворяться, шумно грохнула стопку писчей бумаги на стол и заявила: — Понаберут по объявлению!.. Мало вашему Алве того, что весь штат по блату, теперь ещё и в секретарши — хамку безымянную! Сразу видно, ему вообще плевать, какой облик у самой важной организации в магическом Лондоне! Госпожа Арамона с трудом скрыла свой восторг. Наконец-то ей дали повод на кого-то вызвериться! Если б тётка продолжила напирать на личность или внешний вид самой Луизы, пришлось бы терпеть, но эта великолепная женщина покусилась на святое! Она как раз дошла до ключевого тезиса «понаехали», собираясь развивать мысль о том, что Рокэ не англичанин и в принципе не имеет права занимать такой высокий пост (стоит отметить, что из-за скученности магического мира подобных правил не было ни в одной стране — будь ты хоть африканским шаманом, никто не вякнет, пока система работает). Слушать подобные нелепые нападки всегда было омерзительно, и Луиза решительно встала из-за стола. В боевую позицию. Журналистка узнала много нового о себе, своих ближних и дальних родственниках, а главное — о своей паршивой газете. Луиза немного увлеклась, описывая, как именно надлежит пользоваться «Ежедневным пророком», но оппонентка оказалась не дура и вовремя вернула её в нужное русло. Безымянная хамка от души поблагодарила — приятно иметь дело с умным человеком! Жаль, что к вам, моя дорогая, это не относится… Они обсудили на два голоса все насущные вопросы: работу управления мракоборцев и министерства магии в принципе, родословную журналистки и родословную самой Луизы, Хогвартс (почему?!), успехи борцов с тёмной магией за последние полгода и перечень причин, по которым вся эта чистоплюйская Англия провалилась бы в самую глубокую задницу в мире ещё десять лет назад, если бы в ней не было таких вот поганых эмигрантов… Госпожа Арамона развлеклась на славу, заодно выразив свою гражданскую позицию: дети и так с ней согласны, а мнение матери полностью зависело от «Ежедневного пророка», не поспоришь. Но уроки в публичных диспутах Аглая Кредон давала отличные! Журналистке не понравилось, она проиграла решительно и бесповоротно… Впрочем, напоследок эта стерва прошипела сквозь зубы: — Я пришлю кого-нибудь за бланком. — Вот это правильно, — одобрила Луиза, расправляя мантию и чинно усаживаясь за стол. — Если ваш запрос одобрят, может быть, запишем вас на интервью… Полегчало — слабо сказано! Луиза выпустила пар и немного посадила голос, теперь она будет спокойна, как удав… возможно, даже вытерпит ужин с родителями. Как же славно, что есть этот мерзкий, отвратительный, да ещё и ежедневный «Пророк»! Ещё лучше, что её выступления никто не слышал: орала она с удовольствием, от души, совершенно не стесняясь в выражениях. Госпожа Арамона откинулась на спинку стула, сладко потянулась и заметила, что на пороге кабинета кто-то стоит. Блаженная улыбка моментально слетела с губ. Вот теперь конец карьере! Луиза с ужасом уставилась на Рокэ, постепенно осознавая, что он всё слышал. Нет, наверняка в глубине души он был с ней согласен, но кого порадует секретарша важной организации, ведущая себя хуже базарной бабы… Да ладно — секретарша, просто женщина! Права была мать, натуру не скроешь… Оттого, что милый сердцу начальник теперь видел ещё и это, Луизе стало горько и совсем нехорошо. Может, он хотя бы какое-то время думал, что госпожа Арамона — приличная женщина… но на большее её не хватило, увы. — Знаете что… — вкрадчиво сказал Алва и замолчал. Луиза взмолилась про себя, чтобы её уволили быстро и безболезненно, но тут он рассмеялся. — В следующий раз бороться с нечистью пойдёте сами. — Я ведь не колдовала, — осипшим голосом отозвалась Луиза. — Вы не колдовали, а оно… — Рокэ изящно указал на дальнюю дверь, которая недавно закрылась за журналисткой, — …убралось. Чем вам не высшая магия? Издевается. Нет, это он любит и умеет, и всё-таки приятней быть наблюдателем, а не объектом чужой иронии… Пока Луиза мучительно соображала, что ей вообще сказать после такого конфуза, Рокэ снова её опередил: — А пока зайдите ко мне. Нет, всё-таки уволит. Или отчитает. Или что-нибудь ещё… Отправит на исправительные работы в магический Бирмингем, как бестолкового Давенпорта… Она послушно прошла в кабинет, хотя ноги подгибались, а руки опускались. Куда же подевался наш внутренний скептик? А безымянная хамка? Ну хоть кто-нибудь! Было только стыдно и страшно, ну и обидно за своё несбыточное всё. Даже если предположить, что у госпожи Арамона была хоть микроскопическая надежда на любовь, кому понравится орущее благим матом чучело?! Рокэ закрыл дверь и кивком указал ей на кресло, Луиза осталась стоять столбом — казалось, так нужно, ну или просто мозги отказали… — Как угодно, — с улыбкой отозвался Алва и подошёл к ней совсем близко. — Вы позволите? Чего?! — Да, конечно, — пробормотала Луиза. Вот теперь у неё в голове совсем не осталось идей… Она не поняла, что он имел в виду, но как можно ответить «нет»?! Пусть делает, что хочет. На месте пустоты в голове образовался такой вихрь дурацких мыслей, что их лучше даже не пытаться сосчитать. Рокэ склонил голову к плечу, поднял руку и совершенно будничным жестом коснулся луизиной шеи, отводя в сторону тяжёлую косу. — Ну и ну, — заметил он, разглядывая след укуса Циллы. — Зубы, как у василиска. Надеюсь, не гноилось? — А, — сказала Луиза. — О. Нет. Кажется, нет. Чуть позже она обязательно отругает себя за глупость — когда перестанет пялиться на его губы. Интересно, вот надо было так близко подойти? Через стол он спросить не мог? Восторг, испуг, глупость и сарказм сменялись слишком быстро, и госпожа Арамона неожиданно пришла к неуместному, но всё же верному выводу: спроси её Рокэ, как укус, она бы соврала, что хорошо. Не то чтобы это должно было его беспокоить… — Вы ведь добыли рябиновый бальзам? Нет, дорогая, это всё у тебя в голове. Алва-то абсолютно спокоен, он просто спрашивает, а себя надо держать в руках! Хорошо, что в пределах комнаты нет ни одного легилимента. — Да, сэр. Правда, только позавчера… — Я вижу. Не пренебрегайте им, нет ничего более надоедливого, чем незажившие раны, — они всё ещё говорят об укусе или уже пора грызть себя за что-то ещё? Думать было нечем — все её мысли пока занимали холодные пальцы на шее. Едва коснулся, почти не больно… — То же касается вашей младшей дочери, — Алва убрал руку и отошёл, выдвинул какой-то ящик с зельями. Наваждение кончилось, мозги на место не встали. — Это нелегко, но чем быстрее вы оставите её в покое, тем лучше для вас. Цилле-то в принципе всё равно… — Я не хочу показаться грубой, сэр… — Как он удачно это сказал! Отношения матери и дочери были для Луизы больной мозолью, такой шанс прийти в норму и ничем себя не выдать. — Но я не уверена, что вы до конца понимаете… именно эту ситуацию. Я ведь дала Цилле жизнь, растила её, это многое меняет. Не так-то просто себя простить… Браво, как вежливо, просто верх этикета. Особенно после воплей пять минут назад. С другими Луиза не церемонилась, когда ей начинали объяснять, что пора просто жить дальше! — Я понимаю, — спокойно отозвался Рокэ. — Именно поэтому вам не помешает взгляд со стороны. Как мать вы не можете забыть и отпустить, но вы не только мать, верно? — Верно, но… — Говорить не хотелось, только не об этом, но уже начала! — Когда твоя родная кровь становится чем-то другим, чем-то ужасным или вовсе на себя не похожим, и ты отчасти в этом виноват… Это пережить куда сложнее. Во всяком случае, мне. На этот раз Алва ответил не сразу, и Луиза успела десять раз себя проклясть. В частности, за то, что не согласилась сесть в дурацкое кресло! Дрожь в коленях совершенно не к месту, она пусть и сплоховала, но всё же не школьница. — Не только вам. Иногда остаётся только пережить, как вы совершенно верно заметили. О чём это он? Лучше не задавать таких вопросов… Мерлин, как же у них много страшных секретов, вообще у всех. — Прошу прощения. — За что? — Рокэ отвлёкся от склянок с зельями и посмотрел ей в глаза, впрочем, ответить всё равно не дал. — Вот видите, внимательность — отличное качество для секретарши. Не понимаю, из-за чего вы переживаете. — Почему вы решили, что я… — Для начальника это тоже неплохое качество. Разрешите потревожить вас ещё раз. Проклятье, о чём они говорят? Луиза не успевала понимать, только одно ей было ясно — она сказала что-то не то, и ей даже не дали извиниться. Чуть позже она сообразила, что пора отвечать на новый вопрос. — Благодарю вас, но не стоит. Я лучше сама… Лучше сама, потому что если он возьмётся смазывать её раны, это будет чересчур. Дура — гигантскими буквами Д-У-Р-А! Собственноручно оттолкнуть такой шанс, чтобы о ней позаботились! Очевидно, Рокэ нужны здоровые и желательно целые подчинённые, и он любит делать всё сам, но всё равно… Такое предложение будет покруче банальной вежливости, а она отказалась. По привычке, потому что какую-никакую опеку о себе Луиза принимала только от Сэль. Одного не учла: это было не предложение. Алва посмотрел на неё внимательно, приподнял одну бровь и с усмешкой ответил: — Нет. — Простите? — опешила Луиза. Кто тут из них с ума сошёл, оба? — Прощаю. Вы, видимо, плохо о себе позаботились, поэтому сядьте и молчите, — велел Рокэ тем же тоном, каким он любил журить недовольных подчинённых. Буде таковые находились, чтобы безбоязненно выражать своё мнение… Луиза молча плюхнулась в кресло — она уже вообще не ощущала себя как личность, настолько всё быстро и изумительно менялось. Не переспорила! Она! Мужчину! Зато какого. Ладно, плевать на мотивацию, если он ещё раз коснётся её шеи… Всё прошло быстро и исключительно по-медицински: правильно, так ей и надо. Луиза мужественно стерпела боль, ни разу не скрипнув зубами, хотя дома в ванной она орала не хуже банши, накладывая на рану чудодейственную мазь. Вряд ли Алва это оценил, потому что он-то как раз был занят делом и не отвлекался на всякую ерунду. Или надо было пожаловаться? Как ведут себя нормальные женщины, которые нравятся мужчинам, эти хрупкие и беззащитные? Почему она орёт во всё горло, когда не надо, а когда стоит открыть рот — молчит? Стоп, хватит. Чем больше «если» и «почему», тем хуже, на сегодня Луиза уже всё… — Возвращаясь к вашей неуверенности в себе, — безжалостно добавил Рокэ, как только убрал в ящик свою саламандровую мазь. Положительно, он решил во всех смыслах её добить! — Если вы полагали, что это незаметно, разочарую — заметно, причём издалека. Слово в защиту? — Даже не знаю… Вы говорили, что довольны моей работой, — пробормотала Луиза. Кажется, это не прозвучало обиженно, и хвала Мерлину — она не обижалась, она удивлялась. А «слово в защиту» — это тонко, но вряд ли он намекал на суд. — Одно другому не мешает, но мне бы хотелось, чтобы и вы были ею довольны. Напомните, как вы сюда попали? До своего письма и беседы с Лионелем. Как попала? Умом тронулась, очевидно. Интересный разговорчик, ещё и бальзам щиплет, как в последний раз! Луиза взяла себя в руки: — Герард сказал. Так и было — в один прекрасный вечер сын разболтал за столом, что в управлении ходят слухи… Ну как — слухи, прямо говорят — секретаря бы нам на полную ставку, но это так, только идея. Мало ли, где мальчик такое услышал. Оглядываясь назад, Луиза с удивлением отметила, что Герард как-то особенно напирал на случайность, но он всегда был стеснительным — может, не хотел сознаться, что подслушал? — Хорошо, — одобрил Рокэ. Когда он так улыбается, с ним невозможно разговаривать, невольно подумала Луиза. Снисходительно, немного лукаво и вообще… — А Герарду кто сказал? Не может быть! — Видимо, юноша сдержал слово и изобразил полное неведение. Не удивляйтесь, могли бы уже привыкнуть. Мир магов тесен, все друг друга знают. Вы в своё время проявили, как бы это назвать… стойкость по отношению к пропаганде и прочие гриффиндорские добродетели — а о том, кто кем работает в настоящее время, узнать не так уж трудно. Ах, проклятье, он действительно намекал на суд. Госпожа Арамона невольно вспомнила своё выступление: ничего особенного, она даже не повлияла ни на что… Сразу после этого Рокэ признал свою несуществующую вину, только чтобы спасти фок Варзов — так судачили потом, неизвестно, насколько это правда. И не спросишь: со смерти профессора прошёл только год, незачем лезть в чужие души. Ровно год! Наверняка о нём сейчас думают все, кто был близок… — Признаться, я не ожидала, что вы об этом вспомните, — Луиза осознанно сказала глупость — не хотелось поднимать тему чужих смертей. Как же, забудет он тот день. — Было бы странно. Нашлось не так уж много желающих выступить в защиту, тем более без личного знакомства, — Рокэ задержал на ней нечитаемый взгляд: к счастью, теперь между ними был стол. Ну, такое «к счастью», которое иногда бывает «к сожалению». — Так или иначе, вы здесь не только по своей воле, и во многом — по моей. Это откровение вас несколько утешило? — Не то слово, — брякнула Луиза, не подумав. А и ладно. — Я не хотела, чтобы о моих сомнениях было известно, но от вас трудно что-то скрыть… как и от господина Савиньяка. — Ну, в этом он точно меня опередил, — иронически заметил Алва. — На этой ноте можете идти, а журналистов и впредь гоните в шею. Когда я захочу что-то поведать миру, найду их сам. — Благодарю за помощь, — и за то, что не выперли. Внутренняя банши угомонилась, вместо неё проснулось что-то другое: как пить дать, означенная гриффиндорская добродетель, иначе с чего она так осмелела? — Если я тоже могу что-то сделать для вас, скажите. — Вы уже делаете, — нормальная фраза, очевидно про работу… Луиза очень старалась не думать лишнего, но долгий ответный взгляд ощутимо сбивал с толку. Забавно, если Рокэ просто ждёт, пока она уберётся восвояси, хотя приказы и пожелания из этой области всегда отдавались с предельной прямотой. — Хорошо, — видимо, кровь саламандры дурно на неё влияет. — Но я буду рада сделать что-нибудь ещё. Не дай Мерлин, спросит, что именно! Не спросил. Луиза рассеянно наблюдала за писчим пером, которое Алва вертел в пальцах: ритмичное движение умиротворяло, повторяясь из раза в раз совсем бесшумно. Когда она наконец решилась посмотреть ему в глаза, то столкнулась с привычным уже спокойствием, спокойствием бескрайнего моря, и неожиданной теплотой. — Раз так, можете принести мне кофе. Для начала…