Вопрос-Ответ

— Чимин-и, вставай, пора завтракать и в школу, — голос мамы прорывается сквозь сон, вырывая названного из блаженного забытья. — Еще пять минут, — бурчит тот, натягивая одеяло повыше. — Пять минут назад было «еще пять минут», вставай, не хочешь же ты опоздать в первый учебный день? — женщина мягко потрепала сына по голове, направляясь на кухню. Парень, с все еще закрытыми глазами принимает вертикальное положение, стараясь игнорировать желание снова упасть в объятия кровати, что так манит своим теплом. Кое-как справившись с сонливостью, Чимин натягивает на себя форму и умывшись ледяной водой, что хоть немного взбодрила его, идет на кухню. — У меня сегодня пару собеседований, так что, пожелай мне удачи, — Минджи — так зовут мать Чимина, спешно накидывает пиджак и уже в коридоре оглядывается на сына, — ты правда сам сможешь добраться? — Конечно, не переживай. Удачи не желаю, ты и сама справишься, — Чимин натягивает улыбку и показывает пальцы вверх, не желая волновать родительницу.       «Ты справишься. Ты обычный парень. Ты новенький. Улыбайся» как мантру произносит Чимин, приближаясь к учебному зданию. Нужно слиться с толпой, нужно стать обычным школьником, не привлекать внимания. Никто не должен узнать, что он… — Простите, а где класс с математическим уклоном? Я новенький, — прочищает горло парень, обращаясь к мужчине, по видимому учителю. — Фамилия, имя? — тот смотрит без эмоционально, будто робот. — Чимин. Пак Чимин, перевелся из Кванджу, — Чимин тушуется под таким взглядом, что не выражает ни одной эмоции. Не привык.       Оказалось, что безэмоциональный робот является учителем истории. Он провожает Чимина к секретарю, повторяя фамилию и имя учащегося, что будет с ними последний год. Подписав нужные документы и взяв свое расписание, Чимина провожают в его класс, что находится на третьем этаже. Ладони резко повлажнели, крепче впиваясь в лямки рюкзака, стоило им войти в класс. Шум стих мгновенно, стоило секретарю поднять руку. — Познакомьтесь, это Пак Чимин, он будет учиться с вами последний год обучения, — присаживайся за свободный стол, начинай вливаться в учебу, — обращается секретарь уже к Чимину. Кивнув, парень направился к парте, что была у окна. — Не советую, это место Хлюпы, — прошептал одноклассник, заставив Чимина застыть у парты. Хлюпа? Это главарь какой-то? Чимин, увидев на себе выжидающие взгляды, метнул по классу беглый обзор, и увидев еще одну свободную, посередине парту, прошел к ней. До перемены все проходило как обычно, учитель назвал тему, начал опрос, не трогая Чимина, так как он первый день. Ему дали тест, для определения его уровня подготовки. Парень не хвастался, но ум у него был. Задачки щелкал как семечки, геометрию и физику любил, он с цифрами можно сказать на «ты», за что его и любили в прошлой школе. Но эти знания не помогли ему избежать травли. Но, разве он виноват, что такой? — Хей, — отвлек от раздумий чей-то голос, видимо прозвенел звонок на перемену — новенький, расскажи о себе, — не просит, требует один из одноклассников, снисходительно разглядывая парня. А, вот и главарь, проскакивает мысль. Он выглядит как типичный представитель предводителей мелкой группы, что терроризирует учеников, а ему за это ничего не бывает. Рядом с ним стоят его дружки, скалясь на новенького. Конечно, он свежее мясо. — Я Чимин, — прочищает горло, стараясь звучать увереннее, — переехал из Кванджу. — Раз ты в нашем классе, значит башковитый? — все тот же парень с короткой стрижкой. — Видимо, не жалуюсь, — пожимает плечами Чимин, стараясь смотреть тому в глаза. — Я Ким Намджун, — представляется тот наконец, протягивая руку, — вижу, ты вроде нормальный парень, держись нас и будет тебе сказка, а не учеба. — Вас? — руку все же протягивает, не стоит провоцировать, хоть и чувствует себя букашкой под таким взглядом. — Это Ви, Джин и Чонгук, — представляет свою шайку. Чимин кивает, не зная, как реагировать дальше. Он ведь хотел лишь тихо отсидеть год и выпуститься, никого не трогать и себя не показывать. Но также, Чимин понимает, что нужно показать себя. Нужно показать того, кого он все лето пытался сделать, слепить из себя. Он обычный, нормальный парень. Он ученик последнего класса и все.       Со звонком на второй урок в двери входит еще один ученик, которого точно не было на первом уроке. Чимин присматривается. Бледный, как полотно. Тощий на столько, что футболка, застиранная на сколько возможно, свисает, норовя все съехать с плеча. А еще шрам на правом глазу. Длинный такой, от середины лба начало берет и на середине щеки заканчивается. Где можно получить такой шрам? Парень молча поправляет рюкзак, у которого одна лямка оторвана, смотря лишь перед собой. — О, вот и Хлюпа явился, — загоготал один из дружков Намджуна, кажется, Джин, — опять по помойкам лазал? — Сокджин, прекрати, урок начался, — учитель даже не посмотрел на вошедшего ученика, берясь за мел. Названый «Хлюпой» проходит между рядом, стараясь не падать от подставляющих ему подножек от одноклассников и садится за ту самую парту, у окна. Так вот чья это парта.       Учитель начинает новую тему, разнося свой голос по всему кабинету. Чимин же украдкой поглядывает на парня, что смотрит на доску, но взгляд его будто не на нее направлен, а сквозь. Чимин не понаслышке знает, что школа практически всегда делится на три группы: шайка, изгои/й, наблюдатели. Шайка — она главная, она может состоять хоть из двух, хоть из десяти людей, которые отстаивают свое и гнобят других, если они не за них. Их род деятельности известен: стычки, пакости, а может и издевательства. Изгои — те, кому не посчастливилось попасться шайке. Они забиты, зашуганы и не могут дать отпор по той или иной причине. Они груши для битья шайки. Наблюдатели — те, кому действительно посчастливилось не попасться шайке, и не примкнуть к изгоям. Они нейтральны. Они неинтересны для шайки, они не опускаются до изгоев. Везунчики. Чимин не хочет быть в изгоях. Он уже был там. Знает, каково быть тем, кого шпыняют и оскорбляют. Он не вынесет такого и здесь. Изгой Чимин остался в Кванджу. В той школе. Стоит звонку подать сигнал, как тот самый Хлюпа медленно встает с парты, собирая в рюкзак карандаш и тетрадь. Ничего больше на парте Чимин не заметил. Надо ли с ним знакомиться? Наверно. — Привет, я Чимин, новенький, — он улыбается краем глаза, протягивая руку, не замечая, как остальные уставились во все глаза на открывшуюся картину. — Тебе лучше не говорить со мной, — голос звучит низко, безэмоционально, будто все силы отдал на это предложение. Чимин неуверенно руку опускает, оглядывается. Шайка стоит, смотрит выжидающе. Чего ждут? За раздумьями Чимин не замечает, как Хлюпа уже в проходе практически, но выйти ему не дают. Намджун за рюкзак того тянет назад, не видя сопротивления. — Хлюпа, а ты далеко собрался? А как же поздороваться, не вежливо, — театрально цокает Намджун, грубо разворачивая того на Чимина, — скажи «Здравствуй, Чимин», — издевательски челюстью играет, будто куклой. — Здравствуй, Чимин, — тот голову не поднимает, за челкой глаза свои прячет, скорее уйти хочет. Хлюпа стоит, все еще в руках Намджуна, словно кукла безвольная. Руки-ниточки по швам висят, кофта, явная не по размеру, грозится упасть на пол вместе с рюкзаком. — Ты мусор забыл выкинуть, — скалиться, кажется, Ви, берясь за мусорку. Следующее Чимин наблюдает с широко распахнутыми глазами. Ви открывает рюкзак Хлюпы, что все еще стоит, смотря в окно, будто не с ним все это делают, и скидывает все, что успели за день выкинуть в ведро, в этот самый рюкзак. Ободряюще-издевательски хлопает по плечу Хлюпу: — Вот теперь иди, молодец, за чистотой класса следишь, — под общий гогот шайки, Хлюпа волочит свои ноги из аудитории. — Чимин, в столовую идешь? — спрашивает Намджун, будто и не было того издевательства пару минут назад. — А? Д-да, — отмирает Чимин, крепче хватая лямку рюкзака. За что они так с ним? Что он им сделал? Столько вопросов крутится, а ответов страшно просить. Он тут без году пару часов. Он обычный ученик. Как все. Почти. В столовой шумно, все пихаются и кидаются едой. Намджун любезно пригласил Чимина за свой стол, куда мало кому доступ открыт. Почему ему разрешили? Еще один вопрос без ответа. — Тебе наверно интересно, что за Хлюпа и за что он получает, — тычет в бок Ви. Осторожный кивок Чимина вызывает оскалы у сидящих. — Потому что он — отброс. Он в этом классе за свой якобы ум, но возможно и зад. Говорят, он жопу подставляет свою кому-то из преподавательского состава, чтобы его не выгнали, — гогочет Джин, отправляя в рот ложку пюре. — Он гей? — выпаливает раньше, чем успевает подумать Чимин. — Ну, он не подтверждает, но и не отрицает. А у нас тут к гомикам особый подход, ну, ты видел, — ржет Джун. — Чимин, ты сам понимаешь, как работает иерархия, она есть в любом заведении, открытая или скрытая, но все же есть, — глаголит Ви, — и ты выбираешь, на какой ступени быть тебе. — Мне? — Да, сегодня мы с тобой, потому что ты новенький, но завтра ты можешь оказаться рядом с Хлюпой, если не покажешь себя, смекаешь? — подхватывает Джин. Тихое «смекаю» тонет в очередном гоготе Джуна, что вспомнил очередной прикол. Уходя из столовой на следующий урок, Чимин краем глаза заметил Хлюпу, что тенью шмыгнул на кухню столовой. Шайка не заметила его, Чимин не стал ничего говорить. А что тут сказать? Голова кипела от новой информации и дум. Чимин очень не хочет попасть в тот период, который был в Кванджу. Он все лето заставлял себя, кроил, строил по новому. Ему нельзя облажаться. Он не должен быть на той ступени, с которой сбежал. — Чимин, а ты что перевелся-то? — наконец тот вопрос, которого боялся парень, прозвучал. — Мама с отцом развелись, мы с мамой к ее родителям переехали, — отвечает тот, мысленно моля их не расспрашивать дальше. — Отстой, но не унывай, — бросает безразлично Ви, и прощаясь, уходит. Уроки закончены. Нужно добраться до дома, умыться, сделать уроки и лечь спать. Еще поесть. Еще созвон с психологом.       По пути домой Чимин снова погрузился в воспоминания. То, что он пережил в Кванджу, не хочется снова. Чимин не выдержит. Он знает. Он слабый. Теперь он в Сеуле. Он тут никого не знает и главное, его тут никто не знает. Можно сделать себе личность, можно собрать себя нового. Можно. Придя домой, Чимин умывается, ест с мамой, узнавая у той, что ее приняли на хорошую работу, делает уроки, созванивается с психологом и ложиться спать. Но сон не идет. Хлюпа идет. Чем этот парень зацепил, не понятно. Но Чимин думает, о его нереальной худобе, синяках под глазами, застиранной футболке, острых ключицах, что из-под нее выпирают. Думает, действительно ли он гей. Действительно ли подставляет свой… Чимин встряхивает голову, выкидывая ненужные мысли. Нельзя о таком думать. Не Чимину точно. Хлюпа изгой со шрамом. Хлюпа на низшей ступени иерархии. Чимину туда нельзя. Сон тяжело, но все же накрывает ученика. Ему еще раз приснится Хлюпа. Но Чимину не обязательно об этом помнить.       Учебная неделя длится долго. Она дает Чимину полностью увидеть картину происходящего. Дает вкусить результат решения. Пару раз над Чимином пошутили, закидывая того комками бумаги, но стоило Джуну сказать, что Чимин с ними теперь, сразу же отстали. Чимин выдохнул. Он не трус, не подумайте, но лучше с шайкой, чем в изгоях. Уж он то знает. Он сам не задирает никого, только молча наблюдает за Джуном или Чонгуком. Шайка Джуна в большинстве случаев задирает лишь одного. Хлюпу. А точнее Мин Юнги, как его называют учителя, прося выйти к доске. Парень действительно умный, кажется, он даже не записывая условия задачи, может сразу же ее решить. Челка по привычному скрывает часть шрама, взгляд «сквозь» а не «на». С ним никто не общается, как заметил Чимин. Только шайка Джуна, и то чтобы очередной раз поиздеваться. Чимин давно понял: если ты не хочешь быть изгоем, тебе придется быть с шайкой. Можно было бы и наблюдателем, но Джун его заметил еще в первый день.       Дойдя до дома, Чимин быстро заканчивает свои дела, заваливаясь на свою кровать. Мама придет только через пять часов, отец все еще не звонит, дела сделаны. Можно и… Чимин быстро открывает ноутбук и вбивает нужный запрос в поиске, понижая громкость. Достав сразу пару одноразовых платков, нажимает «плэй». Рука медленно опускается по телу вниз, зарываясь в домашние штаны, под белье. Шумно выдохнув, Чимин смотри на экран, где двое мужчин лежат на диване. Звуки поцелуев разносятся по комнате, заставляя парня на кровати срываться на прерывное дыхание. Чимин закусив губу, наблюдает за происходящем. Вот, почему ему нельзя открываться. Вот, почему он не должен быть на низшей ступени. Вот, почему они переехали с мамой в Сеул из Кванджу. Вот, почему его родители развелись. Его отец не принял раскрытую так глупо ориентацию. Чимин как сейчас помнит свой страх, когда Хосок, который, как думал Пак его парень, разнес по школе, что тот гомик, умело скрывая, что он так-то тоже. Когда Хосок процедил ему «Я поспорил, смогу ли трахнуть ботана. Как видишь, я выиграл», Чимин в ту же минуту раскрошился. Он не был крутым или зажатым, он был обычным парнем, что испытывал кризис ориентации. А тут Хосок, что на класс старше, появился, в уши залил, мол давно наблюдаю за тобой, ты мне нравишься и бла-бла-бла. А Чимин поверил, уши свои раскрыл, в которые так безбожно лгали. Верил каждому слову, окрыленный бегал. Конечно, отношения скрывали, все два месяца, что Чимин ластился под руки лжеца. Чимин был обычным учеником старшей школы, строил планы, поступать собирался, думал как бы родителям о своей ориентации рассказать, а там и с Хосоком познакомить. В его голове все так радужно выглядело, что Чимин и не замечал поведения Хосока. А тот больше смеялся над парнем, огрызался на него, а потом и вовсе убил его. Морально раздавил, будто бетонной плитой. Фотки их показал друзьям своим, якобы доказательства. А те быстро по школе разнесли, что Чимин не прочь подставить свою дырку под парня. В тот день, когда он в школу пришел и перешептывания за спиной сначала услышал, а потом и в лицо, Чимин думал, что удавку затянет на себе. Выкрики «гомик, пидарас» звучали чаще, чем приветствие. От него отвернулись все, а потом начали гнобить. Унижать, предлагать отсосать за похвалу. А Чимин — он слабый, он трус, он сразу же к родителям пошел в поисках защиты. Но не нашел. Отец не смог выдержать позора и так избил Чимина, что тому пришлось на пару недель в больницу лечь. Мама, конечно же сразу же подала на развод, но из-за того, что отучиться оставалось месяц, не могла сразу уехать. Чимину пришлось вернуться в школу, чтобы закончить год. И постараться не закончить самому.       Хосока не трогали, он ведь ради выигрыша все делал. Ради выигрыша на машине катал, на реку возил, пледом укрывал и горячие поцелуи дарил. Ради выигрыша к себе привез, на кровать уложил и ради выигрыша ласкал всю ночь. Два месяца терпел, ради того, чтобы размазать Чимина. И у него прекрасно вышло. Ему харкали в еду, оттаскивали за волосы, плевали под ноги, переворачивали его парту. Учителя тоже стали презрительно относиться, не смотря на то, что Чимин обладал умом и сообразительностью. Пару раз бывало его панические атаки настигали, заставляя того задыхаться в школьном коридоре, сквозь вату слыша насмешки и ощущая толчки в плечи. Никто ему не помогал. Никто не хотел с ним быть. Никто не хотел быть им. Никто не хотел его понимать и принимать. Все хотели показать свое превосходство, унижая и кроша его.       У Чимина было красивое лицо, подтянутое тело, хорошие волосы и мозги. Но у него не было мужественности. Чимина настолько загнобили за месяц, что тот, едва сдав все экзамены, со слезами на глазах просить мать уехать. И вот они в Сеуле, начинают новую жизнь. Без отца, сплетен, позора. Все лето Чимин провел на сеансах психолога, приходя в себя. Когда его документы на зачисление были одобрены, Чимин твердо решил, что в этой школе он не покажет себя настоящего. Не даст и намека на то, что он гей. Он будет обычным школьником, ботаником, если нужно. Но планы немного поменялись, так как Намджун заприметил его в свою шайку. Почему? Он дал ответ. Потому что Чимин выглядит нормальным, потому что у него тоже нет отца, как и у остальных, потому что он умный, этого не отнять. И Чимин красивый. Но это Намджун не озвучил парню. — О, Хлюпа, пойди сюда, — Ви махнул рукой. Шайка и Чимин сидели в столовой после уроков, так как Намджуну захотелось «потрындеть» как он сказал, обсудить дальнейшие планы после учебы. Как не кстати пришел и Хлюпа, скорее по своим делам, но какая разница шайке, правда? — Посмотри, что мы делаем с теми, кто не может быть нормальным, — шепнул Джун на ухо Чимину. Названный тем временем семенит с неизменным рюкзаком с порванной лямкой к их столику. — Ты, наверное, есть хочешь, да? — притворно заботиться Ви, подталкивая свой поднос к краю. — Нет, спасибо, — голос такой же безжизненный, низкий. Взгляд под челкой. — Я к тебе по-доброму, а ты в отказ, — качает головой Ви, — не хорошо, на, поешь, — толкает еще поднос к краю, — погоди, сейчас еще соусом полью, — на этих словах он смачно харкает в кашу и с довольной лыбой смотрит на Хлюпу. Чимин смотрит и теперь понимает, что же он задумал. Он украдкой глядит на Хлюпу. Точнее Мин Юнги. Тот стоит, опустив голову, шрам под челкой прячет, лямку рюкзака теребит и на еду смотрит голодно. — Я пойду, мне нужно домой, — тихо так говорит, и так же без эмоций, будто программа. — Ах, ты ж, не благодарный! — вскакивает на ноги Ви, заставляя вздрогнуть Чимина, — сученыш гомосятский! Я. Сказал. Жри. — По слогам произносит последние слова и опрокидывает жидкую рисовую кашу на голову Хлюпы. Чимин неожиданно для самого себя тихо вскрикивает и прижимает ладонь к раскрытому от удивления рту. А Хлюпа все также неподвижно стоит, будто и не с его головы склизкая каша тянется к полу, пачкая потрепанные кроссовки. Гогот Чонгука и Намджуна распространяется по всей столовой. — Все, вали, весь запал на доброту убил, — бросает Ви и плюхается за столик. В столовой тишина, никого нет кроме них и поварих. Но те и не выглядывают даже, стараясь не ввязываться в конфликты. — Да и мы пойдем, я на сегодня навеселился, — поднимается Джун. За ним встают и остальные. Хлюпа так и стоит, не двигаясь. Чимин, смотря на спины удаляющихся…друзей (?), ловко в рюкзак свой руку просовывает, нащупывает пачку салфеток влажных, рывком достает. — Мне жаль, — тихо произносит и салфетки на стол бросает, нагоняя шайку. Зачем он так сказал? Почему проявил…заботу? Потому что Чимин был в его роли, Чимин знает, какого это. Чимин у выхода уже оглядывается назад, замечая, что Юнги держит в руках пачку салфеток и взгляд свой от Чимина не отрывает. Он не смотрит сквозь. Он смотрит именно на Чимина. В его глазах не видны все эмоций, но поджатые губы свидетельствуют о том, что тот силится не заплакать.       Зима наступает медленно, но верно, затягивая учеников в водоворот экзаменов и контрольных. Чимин не сказать, что тяготился учебой, она у него шла хорошо, более чем. Его не трогали, у него были друзья, если можно назвать шайку Джуна, ему даже девочки пишут в какаоталк, и Чимин, конечно, отвечает им, флиртует с ними. Нельзя дать понять, что все их сладостные письма, милые хихиканья и актерские ужимки не дает никакого эффекта. Не ёкает у Чимина, что тут поделать. Но никому в школе нельзя знать этого, нельзя дать им повод снова издеваться над ним. Нельзя.       Чимин с улыбкой прогуливается по торговому центру, разглядывая яркие витрины, что уже выставили праздничные украшения на продажу. Минджи обещала сыну на выходных отправиться за покупками и конечно же, украсить их съемную квартиру. Сейчас он ходил в поисках подарка маме, так как накопил со школьных обедов достаточно, ну и пару рефератов написал на заказ, чего греха таить. Эту сумочку Чимин присмотрел уже давно, все боялся, что ее купят, но нет, вот она, ненаглядная, стоит, поблескивает в свете софитов. Чимин даже не поскупился на подарочную упаковку, если и делать подарок, то как положено. Сердце трепетало в предвкушении. Чимин любит дарить подарки даже больше, чем принимать. Сейчас он придет домой, спрячет подарок в шкаф и будет ждать Нового года, чтобы после салютов красиво его презентовать. Прекрасные планы, которые через пару мгновений будут испорчены. — Пак Чимин, ты ли это? — этот издевательский тон Чимин узнает из тысячи. Неприятные мурашки покрыли напрягшуюся спину. Только не он. Пожалуйста. Не сейчас. — Э, тебе говорю, — тон уже стал намного менее дружелюбный, — язык в жопу засунул, как ты любишь? На ватных ногах Чимин поворачивается, сталкиваясь со своим кошмаром наяву. Чон, мать твою, Хосок, собственной персоной. Стоит и скалится, прищурив взгляд. — Привет? — выходит очень неуверенно, Чимин. В горле резко пересохло. — Вот уж не думал тебя тут встретить, приехал за сеульскими хуями? — Хосок не стесняясь рассматривает похорошевшего Чимина. От осунувшегося, забитого тела не осталось и следа. Перед Хосоком стоит пышущий здоровьем и радостью парень. Но глаза все равно бегают. Помнит, зараза. Чимин стоит и не может и слова выговорить. А что говорить? — Что молчишь, хуй в горле застрял? — выходит даже как-то по доброму у Хосока. — Я ж-живу тут, в Сеуле, — отвечает зачем-то Чимин. — О, о, это я удачно к сестре приехал, ну что, — Хосок в два шага преодолевает расстояние между ними, нагибаясь к Чимину, — порезвимся как в старые добрые? М? — Я п-пойду, Хосок, — Чимин делает шаг назад. — Куда же ты, цыпа, — Хосок вторит шаги, — твоя задница небось скучает по моему члену? Глазки забегали, посмотри-ка, — Хосок толкает язык за щеку, совсем не боясь проходящих мимо посетителей. Ноги невольно подкашиваются, сердце начинает биться с бешеной скоростью, грозясь выбить ребра. Едва забытый липкий страх снова обволакивал щуплое тело, испариной являясь на веках. Только не Хосок. Только не сейчас, когда все так хорошо идет. — А в новой школе знают, что ты любишь подставлять задницу? Знают, что твоя дырка не только на выход работает? — Хосок добивает, наступая словно гиена, — может, мне найти твою школу и поговорить с твоими одноклассниками, а? Рассказать, как ты можешь послушно оттопыривать задницу, скуля как сука? — Хосок, пожалуйста, — вырывается из дрожащих губ. Страшно. Чимин не переживет. Чимин не сможет вынести еще издевательства. Он не Хлюпа, у него нет такой выдержки. — Да, вот так, проси, шлюшка, — Хосок уже прижал Чимина к витрине какого-то магазина, вглядываясь в зрачки, в которых плескается лишь океан страха. — Скольким уже задницу подставил? Сколько хуев в твоем поганом рту побывало? Небось, меня ждал и мечт… — Молодые люди, вам тут не бордель, отойдите от витрины, — охранник как никогда вовремя помешал продолжающемуся гнету. — Начальник, не кипятись, все чинно-благородно, — Хосок поднял руки в сдающемся жесте, улыбаясь во все зубы. Воспользовавшись заминкой, Чимин отступает на шаг, второй, на третий он переходит на бег, петляя прилавками. Выбежав на улицу, Чимин жадно глотнул воздух, заходясь в приступе кашля. Дрожащими руками крепко удерживает подарок, каким-то чудом не упавший. Спина вся мокрая, от бега, от страха, от холода. Поплывшим взглядом Пак не видел куда ведут его ноги. Неважно куда, главное прочь, подальше, не останавливаться. Поворот, светофор, закоулок, тупик. Чимин спиной прижимает к холодной стене, не в силах удержать себя. Слезы градом падают на снег, вынуждая Чимина буквально скатиться, усаживаясь на промозглую землю. — Не может быть, нет, не сейчас, — в бреду шепчет парень, крепко хватаясь за свои волосы. Столько времени прошло. Чимин думал, что прошел это. Перестал бояться. Перестал быть изгоем. Но одно появление Хосока и вот Чимин снова в той школе, снова тот животный страх, то отчаяние. Шаги, раздавшиеся рядом, заставили тело невольно напрячься. Хосок догнал? Чимин резко вскидывает голову, утирая рукавом бесконечный потоп из глаз. Наконец удалось сфокусировать взгляд и увидеть, что это Хлюпа. Точнее Юнги. — Юнги? — удостоверяется плачущий, не убирая взора. Названный вздрагивает, узнавая одноклассника. И что он тут забыл? — Привет? — Чимин не знает, стоит ли с ним здороваться. Стоит ли вообще разговаривать с ним? Но поблизости никого, и Юнги стоит, не двигаясь. Чимин медленно поднимается на ноги, отмечая, как напрягся Хлюпа. Юнги. — Ты помнишь как меня зовут? — хриплый голос и неожиданный вопрос. — Конечно, — заторможено, но все же отвечает, — ты ведь со мной в классе учишься. Хлюпа хмыкает, встряхивая челкой. Он без шапки, а на улице достаточно морозно. Нос красный, руки в карманах держит. Куртка на вид не очень теплая. И почему Чимин все заметил? — Что ты тут делаешь? — задает очевидный вопрос Чимин. — Батю ищу, — пожимает плечами, поддевая грязный снег носком кроссовка. — Он пропал? — Чимину вдруг захотелось, чтобы диалог не заканчивался. Хотелось и дальше слушать этот голос с хрипотцой. — Как обычно в день получки, — хмыкает, взгляд на носки, — опять пропил все небось. Юнги впервые говорит с ним, еще и целыми предложениями. Так странно, но так…правильно? — Понятно, — Чимину нечего на это ответить. Пожалеть? — А, — Юнги неуверенно начинает, не поднимая взора, — ты плакал. — Ага, — теперь очередь Чимина хмыкать. — Люди могут плакать, — дергает плечами, будто пальто скидывает, — еще улыбаться. — Если есть причина. — М? — Улыбаться. Без причины не растягивают рот в гримасе, — Юнги поддевает грязный снег носком, смотря вниз. Чимин удивляется. Удивляется, что Юнги ведет с ним диалог, что отвечает. Не смотрит, но говорит. — Мне жаль, — после последних слов в голове почему-то вспыхнуло воспоминание о Юнги и каше на его голове, — за что они так с тобой? Юнги наконец поднимает голову, не выражая по обыкновению ни одной эмоции: — А тебе не рассказали? Ты вроде в их команде. Юнги говорит так, будто они обсуждают куда пойдут после уроков, а не ежедневные издевательства над ним. Команде. Не в банде, не в друзьях, не в группе. Команде. Команде по чему? Издевательствам? Паника по немного отступала, Чимин даже не заметил, как с искренним интересом поглядывает на неожиданного собеседника. — Видимо, я еще не достаточно в их команде, — выделяет последнее слово с издевкой. — Оказывается, нельзя сдавать экзамены и контрольные лучше них, — признает тихо и…неожиданно, — нельзя быть умнее их, будто я виноват, что котелок варит, — пожимает плечами. — А если у тебя еще и внешность как у Франкенштейна, то стать козлом отпущения не проблема. Снег под подошвой превращается в кашицу, а поднявшийся ветер заставляет поежиться. Чимину и в шапке то, не очень тепло, а Юнги без нее. Но стоит, поддерживает диалог, даже губы не дрожат. Руки так и не вынул с карманов. — Так спокойно говоришь, — произносит быстрее, чем успевает обдумать. — Внешне. Внутри море бушует. Диалог внезапно приобретает статус…личное? Они впервые так долго говорят друг с другом. Вообще впервые говорят, кроме того пресловутого «мне жаль» и брошенной пачки салфеток. Встреться они при других обстоятельствах, Чимин уверен, они бы подружились. Стали бы хорошими друзьями, что за чашкой какао делятся своими планами на будущее. Они бы ночевали друг у друга, проводя бессонные ночи за игрой в приставку, поедая вредные чипсы. Но, они встретились в суровых реалиях школы, в которых Чимину приходится скрываться, показывать себя не настоящего. Каждый день надевать маску, чтобы не попасть в категорию «изгоев», коим является Хлюпа. Юнги. — Ты кажется отца искал, — прочищает горло Чимин, не зная, что еще ему сказать. — Его тут нет, а дальше искать нет желания, — Юнги едва заметно дернул плечами, что показало Чимину — ему холодно, но он терпит? — Я тогда пойду, — неуверенно, тихо, — кажется, тот от кого я бежал, меня не ищет, — вот зачем ты ляпнул это, Чимин? — Бежал? Кто-то преследовал тебя? — Юнги поднял голову, заглядывая в растерянные глаза напротив. — Не то чтобы, просто, — Чимин неопределенно пожал плечами, — небольшая неприятность. — Ладно, — Юнги все еще стоял, впиваясь взглядом. — Ладно, — Чимин медленными шагами обходит Юнги, невольно замечая, что щеки того слишком красные, неужели настолько холодно? — Пока, Юнги, — тихо бормочет Чимин, испытывая неловкость в том, что не знает, как прощаться с одноклассником. Он быстрыми шагами отдаляется от все еще стоявшего на месте Юнги, стараясь не думать о том, почему его глаза, что все время не выражали ни одной эмоции, показали сегодня так…много, вырывая из-под подошвы хруст подмявшего снега, так и не услышав тихое, растерянное «Пока, Чимин».              Следующие несколько дней Чимин плохо спал, плохо ел и постоянно оглядывался, когда шел в школу или из нее. Ощущение, будто Хосок вернется, снова скажет все те гадости, не отпускало его ни на миг. Маме пришлось сказать, что он просто переживает за экзамены. Он все чаще находился в шайке, иногда смеясь с тупых шуток Чонгука, стараясь не замечать, как Ви издевается над Хлюпой. После того странного и неожиданного разговора у Чимина как-то резко появилось желание узнать его поближе, узнать кто он такой, почему он позволяет шайке Джуна измываться на собой. Столько вопросов, и ни одного ответа, так как Чимин не рисковал подходить к Хлюпе в школе, а вне они больше не сталкивались. Оставались считанные дни до нового года, может на следующий год они еще поговорят? Чимин все чаще задерживал свой взгляд на Хлюпе, стоило тому появиться в его поле зрения. И все чаще старается не находиться рядом с шайкой в момент, когда та снова отыгрывается на нем. Ему почему-то стало невыносимо смотреть на этот взгляд сквозь, это шрам, что скрывается челкой. Чимин стал чаще отвешивать себе внутренние пощечины, когда у него чесались руки, чтобы не хватить этого бледного паренька и не увести подальше. Он удивлялся тому, как ему хочется помочь ему, защитить, но в то же время, Чимин просто на-просто боялся. Да, он трус. Да, он не хочет быть на месте Юнги. Да, он моральный урод, раз все еще в шайке Джуна. А последний в свою очередь молча наблюдал за внезапно затихшем Чимином. Сначала он думал, что ему показалось, ну не может Чимин… Ну, нет. Но понаблюдав за ним в столовой, в классе, в коридоре, Джун пришел к неутешительным выводам — Чимин сочувствует Хлюпе. Сопереживает. И может, даже беспокоится за него. И мало того, что Чимин начинает задерживать свой взгляд на Хлюпе, так он ему еще и незаметно старается помочь. Джун не стал комментировать ту ситуацию в столовой, решив, что ему показалось, как смотрел Юнги на Чимина. Но вот в последние дни, Чимин будто с ними, и одновременно нет. Он поджимает губы, когда Ви толкает Хлюпу. Чимин хмурит брови, стоит Чонгуку снова отвесить Хлюпе подзатыльник. Он комкает салфетку в столовой, когда Сокджин «случайно» проливает на Хлюпу стакан чая. Горячего между прочим. Джун все видит, и все подмечает. Джун не так глуп. Джун видел, как Чимин, когда они уже направлялись на выход, кинул Хлюпе салфетки. Снова. Чимин, Чимин, ты разочаровываешь. И тебя стоит наказать. А вот и подходящий момент, Хлюпа как нельзя вовремя.       Шайка Джуна и Чимин снова сидели за своим столиком в столовой, время обеда, именно по этой причине Джун решил, что сейчас самое время дать Чимину последний шанс, ну и наказать за прошлые ошибки, конечно. Столько зрителей падения Чимина. Именно Чимина, ведь он столько времени старается быть и хорошим парнем и состоять в шайке Джуна. Почему вообще Намджун допустил его до своего круга общения? Намджун уже отвечал ему, потому что Чимин выглядит…выглядел нормальным, потому что у него тоже нет отца, как и у остальных из его компании, потому что он умный, этого не отнять. И Чимин красивый. Но Намджун, конечно, этого не озвучил. — Чимин-а, — елейным голосом процедил Джун, наблюдая за тем, как Хлюпа пытается незаметно выйти из столовой, — тебе нравится эта школа? Нравится учеба в ней? — Конечно, — отзывается Чимин, не подозревая, куда приведет данный диалог. Лучше бы он не отвечал, лучше бы не пришел сегодня в школу, лучше бы… — Как тебе наш класс, за полгода обжился? — Джун держит вилку, вкручивая одно из зубьев в стол. — Все хорошо, к чему такие вопросы? — Чимин отложил откушенный кимпаб, поворачиваясь корпусом к Джуну. — Ты когда-нибудь задумывался о том, что можешь оказаться на его месте? — Джун вилкой качает в сторону Хлюпы, что натягивал рукава толстовки, что снова съезжает с плеча. Чимин гулко сглатывает, не следя за своей реакцией. — С чего бы мне там оказываться? — он старается придать своему голосу усмешку. Не вышло, да? — А с того, что я не люблю когда те, кого я принял к себе в приятели, тем, кому я позволил находиться под своей опекой, оказываются теми, кто могут воткнуть нож в спину, — Джун говорил ровно, низким голосом, смотря на Хлюпу но обращаясь к Чимину, замечая как тот напрягся. — Я не люблю, когда мои решения оспаривают, не люблю когда идут против меня, понимаешь? — Я не пон-нимаю, к чему ты ведешь, Намджун, — Чимин старается унять мелкую дрожь в ладонях. Он где-то проколся? Он что-то сделал не так? Забытое чувство нарастающей тревоги вновь посетило его. — И я не люблю, когда из меня пытаются сделать дурака, — цедит Джун, наконец обращаясь свое внимание к Чимину, что сжался практически вдвое. Сокджин, Ви и Чонгук сидели напротив и наблюдали за их диалогом, не понимая, почему Джун разозлился, а то что это именно злость исходит от Джуна они узнавать научились давно. — Скажи, ты хочешь оказаться на месте Хлюпы? Хочешь вместо него находить мусор в своем рюкзаке? Хочешь идти зимой в одной кофте, потому что Ви решил из твоей куртки сделать себе мягкое ложе для ног? — Намджун подвинул свое лицо чуть ближе, вглядываясь в глаза напротив, в которых отчаянно плескался страх. — Скажи, ты хочешь стать им? — Н-нет, — Чимин не может отвести взгляда от Намджуна, он смотрит будто змей, что окружает свою жертву. Медленно, изощренно, со смаком. — Хочешь и дальше наслаждаться последними месяцами учебы, спокойно возвращаться домой, не боясь идти в школьный туалет? Не в силах сказать и слово, Чимин болванчиком кивает. — Так докажи мне, что ты можешь быть моим приятелем, нашим приятелем, — Намджун медленно кивает на Ви, Джина и Гука, — докажи, что тебе можно доверять. Докажи, что ты один из нас, — внезапно голос Джуна понизился, убирая из головы все остальные шумы в столовой, оставляя лишь свой. — Как? — тихий шепот срывается с губ Чимина, вызывая у Ви предвкушающую улыбку. — Покажи Хлюпе, что ты из нашего круга, что ему не стоит смотреть на тебя бараньими глазами, будто я не замечаю. Покажи ему, что ты, так же как и мы, презираешь его за жалкое существование. Убей в нем надежду. Что? Что нужно сделать Чимину? Но зачем? Он же итак с ними. За что так с ним Намджун? Почему? Сердце загнанно забилось о грудную клетку, вырывая из горла тихие хрипы. Навредить ему? Опозорить еще больше? Сделать больно? Убить надежду? О чем он, какая надежда? Последний вопрос был озвучен вслух. — Чимин-а, — Джун оскалился, — я ведь не слепой и не идиот. Я вижу его взгляд на тебе и твой на нем, у вас что-то произошло. Что-то с тобой произошло. Но что? — Н-ничего, Джун, правда, — Чимин мог в данный момент лишь лепетать, молясь всем богам, чтобы этот диалог прекратился и Джун успокоился. Чимин не хочет попасть к нему в немилость. Только не снова проходить через ад. — Пиздишь, — шипит, приближаясь в уху, — если ты сейчас не докажешь, что между вами ничего нет, что бы там не было, то встанешь с ним в одну шеренгу, понимаешь? Чимин понимает. Очень четко. И он не хочет туда. Он не выдержит. — Что мне нужно сделать? — обреченный выдох выходит сам по себе. — Не знаю, придумай, но, — Джун нарочито медленно проводит ладонью по щеке Чимина, — не разочаруй меня, понял? Чимин кивает. Кивает себе. Кивает Джуну. Кивает последней клетке морали, что, кажется, умерла в нем прямо сейчас. Сделать что-то с Юнги, но что? Можно ли обойтись малой кровью? Может просто сказать гадости. Нет, Джун сказал не разочаровать его. Чимин до тошноты боится стать изгоем, он слаб духом и волей. Он только-только начал приспосабливаться к новой жизни, а тут такое. Юнги, Юнги, что же мне делать с тобой? Поймет ли он? Не нужно было ему помогать, не нужно было с ним разговаривать. Чимин, ты дурак. Чимин на ватных ногах поднимается со скамьи, чувствуя всем телом взгляды трех пар глаз. И полсотни других. Уйди Юнги, уходи из столовой, прошу. Сотни мыслей за секунду пролетают в потяжелевшей голове. Почему Юнги стоит у выхода, почему не уходит? Чимин медленными шагами разрезает расстояние столовой, неумолимо приближаясь к Юнги. Что сделать, что сделать, что сделать? — Чимин? — растерянное и такое…обеспокоенное? — Чимин и не заметил, как уже встал напротив Юнги. Что сделать? Что делать? Спина горит от впившегося в него взгляда Джуна, Чимин чувствует — скоро дыра будет, оголяя его черное сердце. Зрачки хаотично бегают по замершему в неверии лицу. Такой худой, такой бледный, такой…потерянный? Почему они не встретились при других обстоятельствах? Почему Чимин такой трус? Почему? Взгляд цепляется за бутылочку молока, что стоит на соседнем столике от них. Решение. Прости, Юнги. Прошу, прости. Рука резко вытягивается, хватая бутылочку и скидывая с нее крышку. Юнги напрягся, но взгляд не убирает. Смотрит, прикрывая шрам челкой. Пальцы внезапно кольнуло в желании провести по нему. Трус Чимин, какое тебе дозволение есть трогать его. Ты трус, Чимин. Да, он трус. Чимин не сможет быть таким сильным изгоем как Юнги. Не сможет сносить все издевательства, все обидные и порой ужасные слова. Не сможет крепко стоять на ногах, пока на твою голову будут выливать помои. — Прости, — бесцветно шепчет, выливая содержимое бутылочки на голову Юнги Чимин. Вся столовая смотри на них с животным интересом. В их глазах буквально можно прочитать «еще». Садисты. Гребаные садисты. А Юнги стоит и смотрит, смотрит, смотрит. Молоко стекает, попадая на длинные ресницы, скатываясь каплями на поджатые губы. Чимин силится не заплакать, убеждая себя, что делает это для блага. Он потом обязательно попросит у Юнги прощения. Объяснит ему всю ситуацию. Чимин даже готов рассказать ему о прошлой жизни, прошлой школе. Он обязательно извинится. Юнги, ты только дождись. — Чимин-а, — спина покрылась липким холодом, стоило услышать змеиный шепот у уха. — Я. Сказал. Не. Разочаруй. Меня. Этого мало. Чимин не смог выполнить с первого раза приказ Джуна. Именно приказ. Но отступать уже поздно. Чимин уже итак на дне морали. Он старается не смотреть на Юнги, что все еще, почему-то, стоит на месте. Он оглядывается вокруг, замечая, что теперь вся столовая точно смотрит только на него. На них. — Мне просто, — горло снова хрипит, будто Чимин стекла поел, хотя может так и есть, — я просто брезгую! — уже более уверенно говорит, смотря на Джуна. — Не хочу находиться слишком долго рядом с таким, — он кидает мимолетный взгляд на Юнги, — отребьем, что подставляет свою з-задницу за оценки, — последние слова получается буквально вырвать из себя. Чимин уверен, его еще долго будет тошнить в школьном толчке. Он хотел было уже развернуться, но увидев, что Джун скептически поджимает губы, обреченно стонет в себя. — Юн… Хлюпа, зачем ты вообще ходишь в школу? Тебе так нравятся унижения? У тебя фетиши такие? — он старается придать своему голосу презрения, но тот дрожит. Не от страха, от жалости…к себе. Громкое «ууу» пробежалось по столовой. Чимин наконец-то посмотрел на Юнги, наказывая самого себя. Он смотрит и пропадает. Хлюпа всегда смотрел сквозь. Куда-то в никуда. Как бы над ним не издевались, он будто был не с ними. Его невозможно было читать. Его холодные карие глаза всегда выдавали лишь одно — безразличие. Но то, что видит сейчас перед собой Чимин, заставляет его умереть. Морально, естественно. Физически для него роскошь. Юнги смотрит на Чимина в упор, не замечая, как волосы липнут ко лбу от молока, а ресницы склеились. Он смотрит вглубь Чимина, будто стараясь молчаливо передать ему «За что? Что я тебе сделал?». А Чимин крошится, стоя перед ним, не в силах оторвать взгляд. Глаза Юнги сейчас выдают такой спектр эмоций, что Чимин уверен, будь взгляд волной, его бы потопило. Джун радостно хлопает в ладоши, крича о том, что Чимин точно с ними. Столовая гудит, не замечая, что два тела не могут пошевелиться. Они смотрят и впитывают эмоции друг друга. Один молящим взглядом кричит «Прости!», другой обреченным «Прощаю» шепчет. Почему Юнги именно сегодня показал себя. Показал свои эмоции. Почему Чимину. В назидание? Чимина этот полный обреченности и боли взгляд будет преследовать всю жизнь, являясь во снах, как наказание за слабость, трусость, низость. Чимину не отмыться, не откупиться от этого. Ему лишь вариться в своих мыслях и кошмарах остается.       Юнги медленно поправляет лямку от рюкзака, поворачивая тело в сторону выхода. Как ни странно, никто не препятствует. Все поглощены Ви, что гогочет на всю столовую о том, что банановое молоко было любимым напитком Чонгука, и размышляет как теперь его пить. Джун удовлетворенно скалиться, наблюдая за напрочь разбитым Хлюпой, который впервые за такой долгий срок показал свои эмоции и кому, Чимину. Забавно. Иронично. Он прошел обратно за свой стол, задевая плечом Чимина, дабы вывести того из состояния транса. Неужели маленькая шалость так на него могла повлиять? Хлюпа и не такое сносил. Чимин стоял, впиваясь взглядом в уходящую сгорбленную спину. Ноги будто в цементе застыли, не давая тому и шагу вступить. Он чувствовал чей-то толчок в плечо, но ничего не мог поделать. Хотелось исчезнуть, испариться, умереть. Он доказал Джуну, что может быть в их шайке, но какой ценой? Юнги ведь ему ничего не сделал, он даже отвечал ему тогда. Они вели диалог и Чимин не заметил за ним ничего плохого. Внезапный порыв сорваться с места и побежать за Юнги, валяться у него в ногах, вымаливая прощения, пришлось молотом вбивать обратно в себя, иначе еще чуть-чуть и он точно сорвется. Он обязательно извиниться, но потом, когда никто не будет видеть. Когда не будет рядом Джуна. И Ви. И Чонгука. И Джина. Мерзкое чувство неправильности начало заполнять вены, растекаясь по всему телу и вызывая тошноту. Что же ты наделал, Чимин?       Последний день учебного семестра. Уроки путем уже не ведут, учителя лишь объясняют, что стоит и чего не стоит делать на каникулах, призывая тех к ответственности. Чимин сидел, подпирая кулаком голову. Он не слушал учителя, его мысли были далеки от планов как потратить дни каникул. Хлюпа, точнее Юнги, вот что, а точнее кто, занимал его голову. Он не приходил в школу с того момента в столовой. Неужели решил уйти? Свербящий комок в груди неприятно жег, вызывая уже такую привычную тошноту. Да, Чимин теперь в шайке Джуна, ура, да? Но почему радости никакой? Юнги ведь столько раз получал от Джуна, Ви, столько раз находил в рюкзаке мусор от Чонгука, а сколько подножек и оскорблений было, не сосчитать. Так почему именно после поступка Чимина Юнги исчез? Еще два урока и можно будет по спокойной (нет) душой прийти домой, взять мороженое и отправиться в комнату для просмотра очередной серии дорамы, что Чимин начал смотреть день назад. «После каникул обязательно извинюсь», сколько раз данная мысль посещала Чимина, не сосчитать. Гадко. Чимин невольно поморщился, стоило кадрам из столовой снова вспыхнуть в голове. От самобичевания отвлек звук открывающейся двери. — Какие люди, — пробасил Ви, увидев в дверях Хлюпу. Чимин резко выпрямил спину, невольно разглядывая вошедшего. Неизменная толстовка, съезжающая с плеча, рюкзак с одной лямкой, челка прикрывающая шрам и отсутствующий взгляд. Да, это тот же Хлюпа. Невольно Чимин расслабленно выдохнул, живой Юнги давай шанс на извинения. Да, Чимина посещали мысли и суициде Юнги после его выходки. — Что, пришел за новой порцией унижений? — хохотнул Джин, поддевая локтем рядом сидящего Ви. — Мин Юнги, вас не было пару дней, есть причина отсутствия? — учитель поправил очки, провожая взглядом Юнги, что направился к своей парте. — Простите, мне не здоровилось, такого больше не повторится, — почему Чимин заметил, как Юнги выделил слово «больше»? — Садитесь, пишите объяснительную и попрошу после уроков остаться, допишите контрольные, которые вы пропустили, — учитель потерял всякий интерес к ученику, пропадая снова к смартфоне. Юнги, коротко кивнув, сел за парту, роясь в рюкзаке. Ви, отпустив еще пару колких обзывательств, разлегся на парте, всем видом показывая, как он сосредоточен на вещание учителя. А Чимин все еще пялился на Юнги, конечно не так откровенно, тихо, чтобы никто не увидел. Тот все еще копошился в рюкзаке, не выдавая ни одной эмоции. Нет, Чимин обязательно извинится перед ним, прямо после уроков. И почему чувство, будто что-то произойдет, скребет ребра? Чимин никогда не считал, что у него есть «шестое чувство, третий глаз, пятая нога», но именно сейчас волосы на затылке слегка поднимались. — Юнги, куда ты пошел? Чимин повернулся к названному, наблюдая, как тот, игнорируя учителя, быстрым шагом подходит к двери класса и запирает ее изнутри. Он запускает руку в широкий карман толстовки и достает…пистолет? — Хлюпа, ты рехнулся? — хмыкнул Джун, слегка раскачиваясь на стуле, — нахрена муляж припер, будешь пугать? — Юнги, что за игры? — учитель встал, намереваясь подойти к Мину, но застыл из-за оглушающего звука выпущенного патрона и вскрика Джуна. Дальнейшие события Чимин будет воспроизводить в своей памяти каждый день, анализируя, детально рассматривая и много раздумывая. Вина за происходящее невидимой вуалью ляжет на Пака на многие годы, заставляя того посещать психотерапевта из-за панических атак, психолога из-за гложущего ощущения, и он еще долгие, долгие годы будет просыпаться от собственного истошного крика. Прямо как сейчас. Он не понял, когда начал кричать. Когда учитель упал в обморок, когда одноклассники начали орать или когда Джун свалился на пол как мешок картошки. Чимин прикрыл рот ладонью, не в силах отвести свой взгляд от Юнги, что стоял на месте, не моргая и не дергая ни одной мышцей лица. — Ты что творишь, ублюдок?! — это Ви заходился истерикой, смотря на своего товарища, что издавал булькающие звуки. — Помогите! — кто-то с задней парты срывал голос. — Заткнитесь, — достаточно громко потребовал Юнги. В классе творился хаос, кто-то прятался под парту, будто это ему действительно поможет, кто-то пытался вразумить Юнги, а Чимин сидел и смотрел на все это немигающим взглядом. Он будто не понимал, что все это реально. Что все это происходит здесь и сейчас. — Заткнитесь! Ему уже не помочь! — Юнги повысил голос, смотря на затихшего Джина, что дрожал и бился головой о парту. Нервы сдали у всех. Колотящее сердце грозилось сломать ребра, но Чимин упорно смотрел на Юнги. Я следующий? Эта мысль пришла так внезапно, заставив ладони крупно задрожать. — Да пошел ты! — Ви побежал в сторону выхода, не замечая наставленного на него пистолета. Послышался второй выстрел. Ви упал на пол, поймав пулю спиной. С той стороны уже барабанили по двери, но Юнги все еще призывал всех заткнуться, но кто бы его слышал. — Если вы не заткнетесь, я убью следующего, — лишь после этих слов Юнги, все начали замолкать, стараясь закрыть себе рты ладошками, чтобы жалкие всхлипы не были услышаны. — Вы, наверно, думаете «Почему мы, за что?» и так далее, но мы ведь не тупые с вами люди, все-таки математический класс, — Юнги стоял, направляя пистолет на Джина, говорил размеренно, с хрипотцой, — столько лет доводить человека, неужели не задумывались, в какой момент у меня сорвет кран? Ах, да, вы ведь не видели во мне человека, лишь грушу для битья, — с той стороны послышались угрозы директора и просьбы вызвать спасателей и полицейских. — Не буду тут как злодей распинаться на полсерии, скажу лишь то, что да, вы повинны в сегодняшнем. Вы довели меня до убийств, вы сделали так, что я не сдержался, — Юнги перевел взгляд на Чимина, не убирая дуло от Джина. — А ведь я думал, что нашел то, за что можно зацепиться. Нашел причину того, почему просыпаюсь по утрам и иду в ненавистную школу. — Тебя посадят, — какой-то смельчак со среднего ряда. — Знаю, на пожизненное, но там всяко лучше, чем с вами, согласитесь. Чимин, — его голос был таким спокойным, будто не он хладнокровно пристрелил двух одноклассников, — подойди, пожалуйста. Глаза Чимина застилала соленая пелена, что не прекращала течь. На ватных ногах тот встал, стараясь не делать резких движений. Вот и конец, Чимин, твоя очередь. Сердце начало пропускать удары, будто готовясь перестать биться. С одной стороны Чимину до смерти было страшно, кажется, он даже обмочил штаны. А с другой стороны, Чимин понимал — заслужил. Но вопреки его ожиданиям, Юнги вытащил из кармана простенький смартфон и протянул его однокласснику. Чимин, будто робот, вытянул руку, не до конца осознавая свои действия. — Зайди в галерею после всего этого, — он качнул головой в сторону сбившихся в одну кучу одноклассников. — Х-хорошо, — горло снова хрипело, — хорошо, Юнги, да, конечно, я посмотрю, — он не знал, что еще ответить, как не разозлить его. В голову снова влетела сцена из столовой, Чимин постарался не смотреть на два валяющихся трупа. Учитель начал медленно приходить в себя, со стоном держась за ушибленную в падении голову. Юнги лишь кратко бросил на того взор, и снова уставился на Чимина. — Юнги, — откуда только у Чимина столько смелости появилось? — Юнги, прости меня, пожалуйста. Тогда в столовой, я поступил мерзко, — и с души будто камень упал. Так правильно. Так легче умирать. Юнги удивленно поднял брови, но лишь на секунду. Видимо, он не ожидал. — Не бойся, я тебя не убью, — Мин хмыкнул, взглянув в заплаканные глаза. — П-прости, пожалуйста. Я трус, я понимаю, но прости, — Чимин лепетал, не слыша ответов одноклассника. В ушах кровь прилила так, что заглушала даже таран двери в класс. Чимин еще долго будет воспроизводить взгляд Юнги, что выражал своими карими глазами так и не озвученное «Прощаю». Он на повторе будет резать свое сердце и душу, наказывая себя за трусость. — Времени мало, господа, Чимин, вернись за свою парту, — Юнги снова вернул свое внимание к Джину, что трясся как осиновый лист. Чимин повернулся спиной, стараясь как можно тише сглотнуть скопившеюся слюну. Смартфон жег руку, но Чимин знал, в нем ответ на его вопрос. В следующее мгновение Чимин присел на пол, когда за его спиной раздался очередной выстрел, вызывая следующую волну истерики и слез. Джин упал головой на парту, за которой сидел все это время. Чонгук, что сидел позади него издал характерные звуки и вывернул обед на свою парту. — Чего ты хочешь, придурок?! — он вытер тыльной стороной ладони остатки рвоты. — Всех перебить решил тут?! — Не всех, только вас, — на этих слова, Чонгук завалился на пол, потому что пуля, выпущенная Юнги, достигла его лба. Дверь начала крениться, что означало, они почти спасены. Но столько он еще успеет убить, пока сюда ворвутся спасатели? Чимин закрыл уши, стараясь не кричать так сильно. Это нереально. Это не с ним. Нет. Сейчас он проснется, встанет, выпьет кофе и пойдет в школу в последний учебный день. Чимин не увидит смерть своих одноклассников, не увидит кровь, не будет брать телефон от Юнги, не будет закрывать уши. Нет. Нет. Нет. Одноклассники, что сбились в кучу, начали захлебываться слезами и соплями, моля о пощаде. Слабые, такие же как Чимин. Только он сидит и молча давиться соленой водой из глаз. Молча, потому что понимает, криками Юнги не взять. И Ви, Чонгука, Джина не спасти. Он уже несколько минут не слышит ни хрипов, ни бульканья. — Я всегда считал себя сильным, — Юнги начал громко, чтобы все слышали, — сильным, стойким, — несколько щепок отлетело от двери, — даже когда стоял по уши в дерьме, слушая ваши насмешки. Даже когда сносил все ваши прозвища и оскорбления, я думал, что я сильный. — Юнги опустил пистолет, пристально следя, чтобы никто не двинулся. — Я привык к трудностям, привык, что матушка судьба не взяла меня под свое крыло, — его хриплый голос разносился по классу в унисон ударам по двери. — Я привык, что вы считаете меня отбросом, пидорасом и все такое. Я все сносил, потому что привык к злости, к презрению, к жестокости. Привык? Чимин слушал Юнги, не смея оторвать от него взгляда. Ему бы забиться под парту и ждать спасения, а не смотреть в рот ему. Но Чимин будто чувствовал, что Юнги говорил правду, когда обещал, что не тронет его. И все те слова, что сейчас вылетали из его рта, наотмашь били Чимина. Без жалости и подготовки, со всей силы. — Я думал, ну ничего, Юнги, потерпи, осталось чуть-чуть, и ты уйдешь из этого ада, где нет и намека на просвет. Ты ведь привык, давай же, стисни кулаки и терпи, никто не проявит к тебе доброту или даже жалость. Но ее ко мне проявили, — Юнги мимолетно выдавил подобие улыбки. Чимин этот момент навсегда в своей голове запомнит, никому не скажет, для себя хранить будет. Эта картина его личное наказание будет. Юнги впервые почти улыбнулся, вспоминая… — Мне дали надежду, что не все потеряно. Мне дали понять, что не все в школе такие конченые. Ведь пришел ты… — …Чимина? Да, Юнги определенно точно смотрел на него. — Ты дал мне надежду и так жестоко отобрал ее. Но я не виню тебя, — Юнги качнул головой, уворачиваясь от очередной щепки, — я понимаю тебя. Понимаю тебя? Не виню тебя? Нет, нет, нет. Чимин заслужил гнев, злость, презрение, жалость, обиду, но только не прощение. — Вы окружены, сдавайтесь! — сломалась первая доска в двери, в которую смотрел полицейский. — Чимин, у тебя, наверное, столько вопросов, — Юнги поднял пистолет, — и все ответы в нем, — он кивнул на сжатый в руках Чимина смартфон. — Ну, пока? Не успел Чимин и слова сказать, как одновременно с отлетевшей дверью, раздался очередной выстрел. — Нет! — Чимин подскочил, в неверии смотря, как Юнги оседает по стенке, как его рука расслабляется и пистолет глухо падает на пол, как его глаза закрываются, а челка съезжает, являя Чимину шрам на глазу. У Чимина тоже появится шрам, но внутри и позже. Полицейский, что ворвался в класс пару секунд назад, громко выругался, смотря на еще не остывшее тело. Юнги не убил Чимина, как и говорил. Юнги убил Юнги. Чимин еще много раз задаст вопрос себе, почему Юнги поступил именно так? Почему он убил себя? Почему Юнги…? Почему? Чимин задает вопрос. И только Юнги может дать ответ.